Kitabı oku: «Привидение на просеке. Ведьма 0.5», sayfa 3
9. Сплетницы
Сегодня на повестке дня: 1. Семейные ценности. 2. Вступление обитателей колдовского болота в колхоз. 3. Стихи о весне.
Между прочим, в колхоз мы давно вступили. Отшельница в артели кружевниц единственная мастерица. Старый кузнец в бригаде плотников запевалой числится. А почему Белолицу в коровник пригласили, мне неведомо. Тёмная это магия.
Ты улыбнёшься, Север? Когда-нибудь. Может быть.
Петьке представлялось, что после страшной находки всё Лукогорье переполошится и забурлит догадками о том, чьи же останки обнаружились в овраге. Но никого этот вопрос не заинтересовал. Рина проводила Тихона к костям, Тихон проводил к костям приехавших ментов, менты поглазели на кости и заявили, что кости слишком старые и не относятся к их юрисдикции. Тихон сообщил о костях «куда надо», и на этом всё затихло. Слухи, конечно, разошлись, но желающих тащить кости на сувениры не нашлось.
Петька бесцельно слонялся по деревне, мысленно ругая приятелей, занятых собственными делами. Сашок возился с больной бабкой, Толян мучился с задачником. Уговаривать их Петьке было лениво, но и одному искать себе приключений не хотелось.
Петька проверил заросли малины, они предсказуемо оказались ещё зелёными. Петька поглазел на карасей в прудике Клавки, прикинул, что их можно ловить детским сачком для бабочек. Петька вышел и постоял на дороге, но так и не переступил волшебный круг притяжения Лукогорья. Идти было некуда.
Потом Петька заметил, что Валька и Рина остановились поболтать под забором Мотьки. Разработки специальной операции по проникновению в чужой огород не требовалось, но Петька вообразил себя спецназовцем, выполняющим ответственное задание на территории потенциального противника. Добраться до зарослей шиповника, поддерживающих забор Мотьки в условно вертикальном состоянии, удалось минуты за две.
Единственной заминкой стала жирная гусеница, свалившаяся на Петьку с погибающей яблони. Тело гусеницы оказалось усыпано тёмными точками. Присмотревшись, Петька понял, что точки – это крохотные отверстия, потенциальную бабочку сожрали личинки осы. Брезгливо стряхнув с себя агонизирующее существо, Петька прислушался к заботливому голосу Вальки:
– Ты одна везде бегаешь. А у нас всякое случается.
– А в столице всякого не случается? Там каждый день девчонки пропадают.
– Там людей много, кто-нибудь да поможет.
– Как раз такая наивность многих и губит. Скажи, а, может, Ларка на заработки подалась? А не предупредила, потому что… да мало ли почему, сто причин может быть. Автобус увидела, села, да и думать забыла про родную деревню. Опомнится через месяц-другой, даст о себе знать. Может, и вернётся.
Валька шумно и тяжело вздохнула:
– У Ларки всё было. У неё родители в разводе, и мать снова замуж вышла. А отец нефтяник, деньги хорошие зарабатывает, и на алименты никогда не скупился.
После небольшой заминки Рина выдвинула следующую версию:
– Сейчас ведь экзамены всякие вступительные. Вдруг она поступать уехала, а говорить не хотела, чтобы не заклевали, если провалится? Кончится страда абитуриентская, и Ларка вернётся, студенческим билетом хвастаясь.
– Ларка? Студентка? Не смеши мои уши. Она и школу еле вытянула.
– А кавалеры у неё были?
Сломав ветку черёмухи, Валька отмахнулась от налетевших комаров и чуть назидательно ответила:
– Да какие тут кавалеры…
– А парень такой высокий, с веснушками – разве не твой кавалер? Я сначала подумала, что с такой физиономией он наверняка местный заводила. Но я ему пару раз улыбнулась, так он даже не заметил. Только ты не ревнуй, если у вас серьёзно. Я ничего такого, просто улыбнулась.
– Жорка хороший.
– Ой, а порозовела-то как. Он тебе нравится!
– Тсс, не болтай попусту.
– Не буду. Может, у Ларки тайный воздыхатель был?
– Что тут тайного. Венька пытался за ней приударить. Но Венька у нас вроде лампочки сигнальной. Если он за девицей пытается приударить, значит, выросла девица, в пору на выданье вышла. Он и мне всякие цветочки-платочки дарить пытался. Я его на смех подняла, да он тот смех за знак внимания принял.
Рина весело заметила:
– Ой, спасибо, что предупредила. А то я на платочек уж было повелась.
Девушки захихикали, и Валька дополнила:
– Мотька в Ларку был влюблён. Подарки несуразные приносил. Таскался за ней повсюду. Даже петь под гитару пытался. Но неуверенный он, Мотька, хотя и симпатичный. Ну и бедный, конечно. Так и заглохло всё.
– Я ещё не всех выучила. Мотька – это который комбайнёр у Семёна?
– Да, тот самый. Было дело, и Лёшка огородным рабом у Ларки целое лето трудился. Только обманула его Ларка, в тёплых объятиях не согрела. Он на зиму в Подолье уехал, а как вернулся – всё, отрезало всю любовь. Клавка его потом окрутила, в прошлом году свадьбу сыграли.
Хлопнув в ладоши, Рина воскликнула:
– Так мало кавалеров, что пачками обманывать можно!
Валька иронично-назидательно ответила:
– Кавалеров не счесть, да пуда соли с ними не съесть.
– Может, у самой Ларки любовь какая несчастная приключилась?
– Да нет. Ларка о богатом муже мечтала. Чтобы он ей дорогие подарки притаскивал да по заграницам возил. И чтобы пройти с ним по какой-нибудь красной дорожке. Ну, знаешь, машина красивая медленно притормаживает, останавливается, мужчина распахивает дверцу, а из машины нога в туфельке на шпильке высовывается. А потом разодетая дива, сверкая бриллиантами, улыбается сотне фотокамер.
Фыркнув и хлопнув ладонью по ноге, Рина придумала:
– Прикинь, лет через десять сидим мы у телека, а там вдруг Ларка на красной дорожке. Вся в бриллиантах и улыбках. С богатым мужем. И мы давай диванные подушечки жевать с досады и зависти.
– Нет. Мы давай смеяться, потому что бриллианты на Ларке мелкие да фальшивые, не чета нашим первоклассным.
Звонкий смех разбежался вдоль деревенской улицы. Девушки пошушукались ещё немного, потом Рина заторопилась восвояси, а Валька ушла в свою сторону.
Петька принялся было выполнять спецоперацию по незаметному возвращению героического разведчика к своим, но передумал и неторопливо побрёл прочь, взметая дорожную пыль и пугая куриц.
10. Ведьма в церкви
Скатерти, салфетки, рюмки, вилки, плошки… Надоел этот бесконечный и никчёмный учёт. Неужели можно всерьёз думать, что если бы у меня было сокровище, я бы сидела в родном болоте?
Отдала Акулинке кружевной капор старой княгини, и она напялила его задом наперёд. Умора. Но приезжий комиссар рассердился. Совсем нет чувства юмора у строителя новой жизни.
Ольге приспичило отправиться в соседнее Сидаково, в церковь Святой Троицы. И волей-неволей Петьке пришлось тащиться вместе с тёткой. Сидаковская развалюха была последним местом на планете, где Петька хотел бы оказаться. Однако проигнорировать строгое указание Семёна было невозможно. Порыв Петьки промямлить что-то вроде «не-не-не» Семён счёл выражением радости и безусловным согласием с мнением старшего в доме.
Ольга вспоминала о православии три-четыре раза в год. Приодевшись и придав своим мыслям благостное направление, Ольга приходила в храм, выстаивала службу, кидала немного денег в ящик с прорезью, общалась со знакомыми, после чего с лёгким чувством выполнения обязательной программы отправлялась домой.
Петька не понимал, зачем тётка ходит в церковь. Ольга брезговала целовать иконы, никогда не просила никаких благословений, не причащалась, не ставила свечей, да и крестилась торопливо-неумело. Но всё же в её внутреннем плане жизни был пункт «сходить в церковь», и она ходила, нисколько не задумываясь о логических несуразностях.
Сидаково встретило Ольгу и Петьку без всякой помпезности. Унылая Троицкая церковь казалась покосившейся сразу на все стороны. Новый купол ухитрился за пару лет перенять геометрию стен, и теперь будто стекал с барабана. Мозаика в нише над входом осыпалась больше, чем наполовину, во время ремонта пустые дырки замазали штукатуркой, отчего образ стал лоскутным и чем-то смахивающим на арлекина из балаганного театра. Но никто из местных этого не замечал, а приезжие тактично помалкивали.
На пыльном дворе храма собралось с десяток старух. До службы оставалось ещё немного времени, и Ольга начала ленивый переброс словами со старой Глебовной.
Огурцы, картошка, трактор, завтра не сегодня, дети разгильдяи, хороший хлопок, крыльцо, столбы, спина болит, и ничему-то не учат в этой школе, старая капуста, новый матрас, кефир полезен, конфеты подорожали…
Петька и не надеялся понять что-либо в этом женском словесном вареве. Ему представлялось, что медленная и тягучая беседа – лишь одна из голов бессмертного чудовища, которое с древнейших времён беспрерывно росло и умножало свои головы. Из каждого слова этих бесконечных женских говорилен вырастала новая многоголовая гидра, и все они немедленно начинали говорить.
Задумавшись, Петька не сразу заметил, что гидры приумолкли.
Между покосившихся столбов ворот храма стояла Рина. Сиделка пришла в церковь. В длинной тёмной юбке до щиколоток, ситцевой рубашечке с длинными рукавами и в простом белом платочке, завязанном по-деревенски под подбородком. Через её плечо была перекинута холщовая сумка на длинной лямке. Если бы кто-то из передвижников увидел это явление, Русский музей пополнился бы шедевром «Тревога перед исповедью».
Немного поколебавшись, Рина направилась прямо к Глебовне, и на мгновение у Петьки возникло ощущение, что явно растерявшаяся Глебовна спрячется за Ольгу.
Рина остановилась в метре от старухи и неуверенно пролепетала:
– Вы простите, Ульяна Глебовна, я совсем не разбираюсь в этих церковных премудростях. Вы не могли бы мне помочь?
Девушка смотрела на Глебовну с выражением уставшего ребёнка, просящего попить водички. Припухшие веки и тени под глазами портили лицо, делая Рину похожей скорее на Ольгу, чем на розовощёких деревенских девчонок. Пронзительная глубина серых глаз лишала сиделку ауры юной беззаботности и легкомыслия. И тонкая, хрупкая, воздушная Рина, чуть расставив ноги, попирала церковный двор так твёрдо, как не смог бы и какой-нибудь сказочный исполин. Местный дурачок Поруня, рубаху которого можно было спутать с двуспальным пододеяльником, занимал меньше места и оказывал меньшее давление на почву.
– Чего тебе надо? – Ответ Глебовны прозвучал очевидно резче, чем сама старуха хотела. И сразу за вопросом Глебовна широко улыбнулась.
Петька знал, что приоткрывшийся старческий рот с торчащими снизу клыками – улыбка, но Рине потребовалось время, чтобы осознать это. Видимо, уговорив себя, что вряд ли её слопают прямо у дверей церкви, Рина начала путаные объяснения:
– Вы, наверное, знаете, как молиться за мёртвых? Я всё хожу и думаю, что кто-то должен помолиться за ту несчастную из леса. Ведь тогда, давно, никто не узнал о том, что её убили. Никто не попросил спасения её души. А на ней крестик был. Нам надо позаботиться о ней.
Что-то особенное было в этих простых словах. И лукогорские, и сидаковский женщины вдруг стали выше ростом и шире плечами. Даже Поруня важно приосанился, будто понял, о чём речь.
– Что надо сделать, чтобы всё правильно было? Заупокойную службу заказать? Я совсем ничего об этом не знаю, может, вы сами объясните ситуацию батюшке Иоанну?
Глебовна подросла сантиметров на двадцать и обвела остальных старух взглядом победившей орлицы. Ну, и кто теперь будет спорить, что она, Глебовна – главный авторитет в вопросах веры?
Было уже абсолютно неважно, что дальше скажет Рина, но она ещё и сказала нечто поразительное:
– Если деньги нужны, так я принесла немного. Пётр Борисович мне дал, чтобы я всё решила.
Рина достала из сумки чистый, но немного помятый конверт и вложила его в тёмные, подрагивающие руки старухи.
Глебовна спокойно кивнула:
– Идём, я тебе объясню.
Если старуха и жалела о своём приглашении, то ничем этого не выдавала. Рина носилась по церкви, будто маленький ребёнок, наполняя тесное пространство звонкими вопросами:
– А это кто? А это? Это Иисус? Почему он в клеточку? А-а, не Иисус. А этот бог почему с ложкой? Опять не бог? Ага, лекарь. Хороший, значит, святой. Грустная какая Богородица, красивая. А вот той зачем жемчуга к лицу приклеили? Оклад? А ящик, значит, киот. Забавное слово. А вон та штука для чего? А вот эта?..
Батюшка Иоанн наблюдал за любопытной девицей с удивлением и явной опаской, замешкавшись начать службу. Приходские женщины взирали на экскурсию с откровенным неодобрением. Но Глебовна невозмутимо объясняла и то, и это, не обращая внимания на лёгкий шепоток, проносящийся сзади.
Наконец, она сделала Рине знак замолчать и встать чуть сзади. Рина простояла минут пять, а потом мелкими шажочками спиной вперёд двинулась к выходу, чтобы легко выскочить на крыльцо. Чуть поколебавшись, Петька последовал за ней.
На пяточке двора перед храмом Петьке предстала весёлая картинка. Прямо перед Риной громоздилось монументальное тело Поруни. И Рина в растерянности переминалась и топталась на месте, явно не зная, что делать.
Бросившись вперёд, Петька сердито замахал руками на Поруню:
– Вон! Вон! Пошёл вон!
Поруня тут же засеменил прочь, но остановился у стойки ворот и улыбнулся, растащив в разные стороны огромные губы. Слюна сползла с уголка рта, капнув на рубашку.
Петька принялся объяснять:
– Не бойся, Ринка. Ты Веньку-тракториста знаешь? Это Поруня, племянник его. Он с рождения такой. И он тихий, не обидит. Если хочешь его прогнать, громко кричи «вон!», он и уйдёт.
– Зачем он ко мне подошёл?
– Не знаю. Наверное, ты ему понравилась.
– Сомнительная радость.
Поруня отвернулся, засмотревшись на неторопливо шествующего через двор кота. Правильнее было бы сказать, что кот волочился, нарушая все законы физики.
Однако если и было что-то, что могло вывести батюшку Иоанна из равновесия, так это упоминание о неестественных объёмах и формах церковного котейки, поэтому добрые прихожане удивлялись пропорциям любимца батюшки молча.
– Кс-кс, – выдохнулось из недр массивного тела Поруни. Кот попытался ускориться. Физика напряглась и дополнительно искривилась.
– Почему ему позволяют вот так одному бродить?
– А надо его на цепь посадить? На дуб зелёный? Рискованное дело. Для дуба, разумеется. Не каждый ствол этот вес выдержит.
Рита улыбнулась и чуть поморщилась, Петька сообразил, что вопрос касался не кота, а дурака.
– Так Венька где-нибудь здесь неподалёку. Он обычно Поруню оставляет и приказывает ему стоять. Всё спокойнее, чем дома его держать.
– Почему? Он может дом разгромить?
– Нет, что ты. Он волнуется, если один долго остаётся. К окну изнутри прижимается и плачет, будто малыш трёхлетний. Старушки наши конфеты ему в форточку кидают, он ими объедается, потом животом мается. Опять плачет.
– Можно было бы кота завести. Чтобы ему не скучно было. Вон, гляди, он с этой меховой колбасы глаз не сводит. Нравится ему котофеич.
– Веньке и с племяшом забот хватает, не то, чтобы ещё и о коте думать.
Порывшись в сумке, Рина вытащила оттуда конфету и с явной опаской спросила у Поруни:
– Конфету хочешь?
Посмотрев на протянутую сладость, Поруня перевёл бессмысленный взгляд куда-то вдаль и замер истуканом.
– Ну что же ты? Держи.
Поруня скосил глаза и тяжело, мучительно вздохнул.
– Ты боишься? Тебе нельзя?
Быстро сграбастав и спрятав конфету в руке, Поруня отбежал мелкими шажочками в сторону и, сопя от нетерпения, начал рвать обёртку. Мясистые неловкие пальцы едва справлялись с этой трудной работой, и прошло несколько томительных минут, прежде чем сладкий кусочек освободился. Физиономия Поруни украсилась шоколадно-слюнявой улыбкой, и он снова замер.
– Смешной. Почему я его раньше не видела?
– Может, не замечала просто. Он может часами на одном месте стоять.
– Ясно. Ты домой идёшь?
– Нет. Тётку подожду.
– Тогда пока.
Рина улыбнулась и вприпрыжку поскакала обратно в Лукогорье.
Как Петька был бы счастлив, если бы можно было броситься за ней следом! Но сквозь открытые двери просачивались дрожащие напевы нестройного хора, служба продолжалась, и Петьке предстояло ещё маяться и маяться на церковном дворе.
Наконец, из церкви начали выходить женщины. Гидры не видели выходки Поруни, да и Поруня был для них давно пережёванным материалом. Гидры торопились обсудить поведение Рины.
– Ведьма-то какова. Везде свой нос любопытный засунула.
– Да уж, только что в алтарь не залезла.
– А потом ускакала, будто птичка непоседливая.
Глебовна резко остановилась, поджала губы и презрительно-свысока оговорила сплетниц:
– Всё злословите, трещотки. Ведьма, ведьма… Хватит дразнить девчонку. Лучше бы пожалели сироту. Не от хорошей жизни к старым козлам в услужение идут. Не от безделья так к жизни относятся. Сама ребёнок, а о душе подумала и про деньги не забыла. Ты, Манька, небось, про душу первый раз вспомнила, когда артрит прижал. А тебе, Фимка, что деньги, что фантики – до седины дожила, ума не нажила.
Манька и Фимка чуть смутились, готовясь дать отпор наглой Ульянке, но та не собиралась вступать в пререкания, резко подведя итог:
– Добрая девочка. Улыбчивая. И никакая не ведьма.
Поколебать это мнение теперь не смог бы даже полёт голой Рины на метле. Но сказки сказками, шепотки шепотками, а именно ведьма громко и во всеуслышание сказала о том, что женщина в лесу была убита. Знание о том, что это было именно убийство, просочилось в головы лукогорцев и закрепилось как нечто само собой разумеющееся.
11. Шутки-прибаутки
Запасы тают. Выменяла у Полтушки немного льняного семени и гречки. Конечно, это слишком грубая еда для белолицых девиц. Но потомственной крестьянке не пристало тосковать по десяти сортам сыра.
Скромная трапеза очень даже понравилась бдительному комиссару. Обещал зайти ещё.
Сашок, впечатлённый криками матери по телефону, засел любоваться страницами учебников. Толян добровольно пыхтел над простыми задачами с пропорциями, никак не улавливая принципа их применения к конкретным физическим процессам. Петька опять остался без компании.
Послонявшись по деревне, он завис недалеко от пятачка у ларька Тоньки. Ларёк неоднократно закрывали, поскольку Тонька была не в ладах с официальной бухгалтерией, но после короткого периода уныния Тонька отдирала листы фанеры от маленькой витрины и прицепляла сбоку список имеющихся сигарет и ценники на водку.
Сегодня ларёк привлёк компанию женщин и девушек, которые собирались на посиделки и решали вопрос закупки всего необходимого для успеха мероприятия.
В ларьке регулярно отоваривалась и Рина, поскольку дворник Кащея Ибрагим изъяснялся на замысловатом языке, которого Тонька не понимала. Завернув из магазина к Тоньке, Рина наткнулась на представительное сообщество лукогорских девиц, которые встретили сиделку недружелюбно.
Ксанка протяжно и громко, с выражением, проговорила куда-то вверх:
– Сиделка – на заборе свистелка.
Алина подхватила эстафету и с издёвкой припечатала:
– Сиделка – вертлявая белка.
Вставила свой рифмованный перл и Динка:
– Сиделка – грязная тарелка.
Рина остановилась и заинтересованно уставилась на толпу.
И понеслось.
– Сиделка – рваная грелка.
– Сиделка – дешёвая опохмелка.
– Сиделка – старая сопелка.
– Сиделка – ржавая горелка.
– Сиделка – гороховая…
Короткая пауза подсказала, что народное творчество исчерпало запас грубых, но приличных рифм. Рина рассмеялась, а потом неожиданно поблагодарила:
– Классно. День такой смурной был. Спасибо, что развеселили.
Не ожидавшие такого поворота девушки затихли, и сиделка продолжила:
– Я всё равно, что на машине времени скаталась. Из вас такой отличный набор ведьм получится. Глебовна, Ильинична и Эмма – ну вылитые вы. Лет через пятьдесят. А из меня, значит, старая ведьма Шершовка выйдет. – Рита передразнила шамкающий говор старухи. – Ни штытта ни шовешти. Гороттшкие прошманттовки.
Валька расхохоталась. А за ней засмеялись остальные девушки. Только Женька демонстративно поджала губы.
Ксанка миролюбиво сообщила:
– Ты новость слышала? Ларка открытку из столицы прислала. Будет в театральный поступать.
– А кино с девчонкой на роликах она что, не смотрела?
Кивнув на покрасневшую Динку, Ксанка объяснила:
– Чужую идею утащила. Это ж Динка у нас мечтает под софитами потеть да с мужиками чужими обниматься.
Рина осторожно приземлила сумку, но не отпустила её ручек, и из такого склонённого положения неожиданно спросила:
– Вы видели привидение, что на просеке появляется?
– Ты про женщину?
– Нет. Про облако. Оно похоже на мутное пятно.
– Если встретишь, не бойся. Оно зла не причиняет. Повисит и само рассеется.
– Да я не боюсь. Но оно убегает, если подходишь.
Женька покрутила пальцем у виска. Динка придала себе мечтательности, задрала подбородок вверх и пояснила:
– Иногда граница между мирами истончается, и сама Матушка Берёзушка показывается. Если в светлом обличии, то девушкой нарядной, в кокошнике жемчужном, а если в плохом настроении, то в кольчуге тяжёлой.
Ксанка хмыкнула и посоветовала:
– В ясную ночь в лесу у озера встань под берёзу и попроси Матушку о благословении. Вскорости приснится тебе сон, в котором она придёт и что-то важное о тебе расскажет. Кому-то она совет даёт, кого-то от беды остерегает, а кому-то и просто счастья желает.
– И мне пожелает?
– Это уж как ты ей понравишься.
Несмотря на явный скепсис, Рина согласилась:
– Надо будет попробовать.
Валька приветливо пригласила:
– Ты приходи завтра на танцы. Мы и привидение позовём. Развлечёмся от души.
В действительности это было равносильно мощнейшему ритуальному посвящению в масоны. Лукогорские девушки признали Рину своей и объявили об этом пусть и без мельтешения мечей над головой, зато со всей присущей событию торжественностью.
Но Рина погрустнела и, мотнув головой, объяснила:
– Я не могу. Пётр Борисович температурит. А я ж сиделка – за все беды стрелка.
Подхватив с земли тяжёлую сумку, ведьма ушла быстрым шагом. И лукогорские бездельницы ощутили лёгкое неудобство.
