Kitabı oku: «Божий дар», sayfa 3

– Нет… – протянул он печально. – Вы точно не Василь Васильич…

– Я имела в виду, что я теперь выполняю обязанности Василь Васильича, – сжалилась Лена над лейтенантом, который окончательно и бесповоротно сделался несчастным. – Сам он уже вторую неделю как перешел на другую работу, в областной суд. А я пришла на его место.

Лена протянула руку:

– Кузнецова. Елена Владимировна.

Потом все же не удержалась и добавила:

– Впрочем, если вам так удобнее, можете первое время называть меня Василием Васильевичем.

Не стоило, конечно. Работа – не место для шуток. Но уж больно смешно этот лейтенант морщил лоб и тряс здоровенной башкой, пытаясь отыскать своего драгоценного Василь Васильича в пустом кабинете. Спасибо еще, под стол не полез…

– Младший лейтенант Таганцев, – отрапортовал он и пожал Ленину руку так, что кости хрустнули, – Константин Сергеевич. Значит, Василь Васильич тут больше не работает? А я думал, чаю попьем…

Таганцев выглядел озадаченным. Кажется, он все еще не смирился с тем, что осиротел и Василь Васильича больше в его жизни не будет.

– Знаете, – сообщил Таганцев, – Василь Васильич очень был хороший мужик. И судья понимающий. А вы?

– Что – я? – удивилась Лена.

– Ну, вы как? Понимающий судья?

– Во всяком случае, очень на это надеюсь, – ответила Лена. Ну и странный же этот Таганцев. – Кстати, у вас красивое имя – Константин Сергеевич. Замечательное имя, театральное.

– Почему это вдруг театральное? – удивился Таганцев.

– Ну, как же! Был такой режиссер, очень знаменитый – Станиславский Константин Сергеевич.

Лоб Таганцева снова пошел складками.

– Станиславский… Станиславский, – забормотал он. – Нет, не знаю такого. Рязанова знаю, Михалкова знаю, Станиславского не знаю.

– Ну, не беда, Константин Сергеевич, – снова успокоила его Лена. – Какие ваши годы? Еще узнаете. Между прочим, у вас не только имя замечательное, но и фамилия. Историческая фамилия!

– Что, тоже такой режиссер? – удивился Таганцев. Похоже, режиссеров на свете было несколько больше, чем он привык считать.

– Лучше! – заявила Лена. – Эту фамилию носил основоположник уголовного права, профессор Санкт-Петербургского университета! Вы должны гордиться!

– Есть гордиться, – ответил Таганцев. Лицо у него при этом было самое что ни на есть серьезное.

Лена покосилась на него. Он и впрямь собирался гордиться, вот молодец какой!.. Решив больше не терзать младшего лейтенанта ни режиссерами, ни профессорами, она положила руки на стол, пальцы сложила замочком и сделала вопросительное лицо. Младший лейтенант моментально уставился на ее руки.

– А что за труп на коммунальной кухне? Вы про какой-то свежий труп говорили?

– А, это… – застеснялся Таганцев. – Это у нас с Василь Васильичем шутка такая была… Нет никакого трупа, я просто так зашел, проведать. Был тут по делу, дай, думаю, заскочу… Вам, наверное, работать надо?

Лена пожала плечами – мол, ничего не попишешь, надо.

– Ну, я пойду тогда? – спросил Таганцев. Он стоял у стола, переминаясь с ноги на ногу, – ни дать ни взять пятиклашка, которому надо отпроситься с урока в уборную.

Лена пожелала лейтенанту всего наилучшего. Таганцев попятился к двери, смешно приложился задом, смешно повернулся, потом сунулся обратно и пробормотал: «До свидания».

Лена выждала несколько минут, дочитала две страницы и решила, что, пожалуй, пора обедать.

В столовой стоял ровный гул голосов и пахло общепитом – сложный коктейль из ароматов квашеной капусты, маргарина и средства для мытья посуды. В меню значилась солянка, рыба красная, котлета домашняя говяжья и пюре картофельное. На прилавке сиротливо стояли две тарелки с серенькими котлетами, притулившимися сбоку голубоватой кучки того, что, по всей видимости, позиционировалось как пюре картофельное.

Лена тоскливо посмотрела на голубые кучки пюре и взяла солянку. Она, по крайней мере, была веселого красного цвета и, в отличие от котлет, горячая. На вкус, правда, солянка оказалась так себе, но это все же лучше, чем сидеть голодной до вечера.

Лена была всецело поглощена едой, когда стол вздрогнул и трубный глас у нее над головой вопросил:

– Хотите компоту?

Лена подняла голову.

Над ней стоял высокий мужик. Подруга Машка его определила бы как «интересного брюнета». Непроницаемое выражение лица в сочетании с черным костюмом делало интересного брюнета похожим на гробовщика.

Мужик кивнул и сообщил:

– Райский.

Лена недоверчиво посмотрела на него. Как-то слабо верилось, что компот у них тут райский.

Мужик глядел на нее пару секунд, склонив голову набок, и уточнил:

– Не компот райский. Я.

Ленины брови поползли вверх. Вот это самомнение.

– Такая фамилия, – объяснил мужик. – Можете звать меня Валерой. А вы наш новый судья?

Лена кивнула.

– Наслышан, наслышан. Вы, говорят, виртуозно разрулили дело о наезде транспортного средства на урну. Так что, компоту хотите?

Лена пожала плечами. Не хотела она никакого компоту. И с мужиком этим райским разговаривать тоже не хотела.

– Я бы кофе выпила.

– Кофе у нас тут дерьмовый. Впрочем, здесь все дерьмовое – и кофе, и суп, и второе… А вот компот – ничего. С клубникой. Ну, признайтесь, вы же любите клубнику? Ну? Любите же?

– Люблю, – призналась Лена. – А вы откуда знаете?

– Элементарно, Ватсон. Все люди любят клубнику. Я тоже люблю.

Рассказав Лене о своих гастрономических пристрастиях, Райский исчез. Через пару минут он появился снова – на сей раз с подносом, на котором стояло четыре стакана компота. В компоте действительно плавала клубника.

– Значит, вы – новый судья, – снова сказал он, обращаясь не столько к Лене, сколько к стакану. Сообщив эту не самую свежую новость, Райский залпом выпил компот и потянулся за вторым стаканом.

– Помощник у вас – Дима, – сообщил он, глядя на второй стакан, и опорожнил его. Лена с интересом смотрела на то, как Райский берет третий стакан. Неужели и этот выпьет?

Райский выпил. С сожалением глянул на пустой стакан и сказал, на сей раз обращаясь непосредственно к Лене:

– Вы с ним поосторожнее. Он парень такой… Очень непростой. Я имею в виду Диму вашего. Я понимаю, помощники – как родители, их не выбирают, они нам достаются в наследство. И тем не менее.

– Меня мой помощник вполне устраивает, – сказала Лена. – Он аккуратный, исполнительный и не дурак.

– В том и дело, что совсем не дурак, – задумчиво протянул Райский. – Да ладно, вы потом сами все поймете.

Лена разозлилась. И что он навязался на ее голову? Сидела она, ела солянку, никого не трогала, думала про предстоящее слушание, и тут ей этот Райский свалился как снег на голову со своим компотом, клубникой и туманными намеками на непростой Димин склад ума и характер. Ему-то что за дело? Что он вообще пристал?

Райский между тем все не унимался:

– А вы Плевакина знаете? Анатолия Эммануиловича?

– Знаю, – кивнула Лена. – Я с ним познакомилась, когда открылась вакансия на должность судьи. По-моему, он прекрасный человек, мировой мужик и классный специалист.

– Прекрасный, – согласился Райский – Просто замечательный человек, не человек даже, а чистое золото. Но знаете что? Ему нельзя доверять.

– Господи! – взорвалась Лена. – А ему-то почему нельзя доверять? Тоже сложный характер?

– Потом все поймете, – пообещал Райский, сделав загадочное лицо. И потянулся за последним стаканом компота. Но Лена его опередила. Подняла стакан в приветственном жесте (Ваше здоровье!) и выпила компот весь до донышка большими глотками. Знай наших!

Райский внимательно смотрел, как она пьет, потом дернул уголком рта, изображая улыбку, и откланялся, оставив Лену в полном недоумении перед четырьмя пустыми стаканами.

* * *

Нельзя сказать, чтобы Сэм и Джейн полностью проигнорировали советы посольского юриста. Мистер Абрахэм сказал, что наиболее разумно искать суррогатную мать через клинику, специализирующуюся на лечении бесплодия. Джонсоны так и поступили. Профессор, занимавшийся Джейн, с удовольствием рекомендовал им фирму, в порядочности и добросовестности которой был уверен.

– Все не так плохо, – сказал он Джейн и Сэму. – Ваш юрист, полагаю, несколько сгустил краски. Насколько мне известно, сейчас в России в области экстракорпорального оплодотворения успешно работают порядка пятидесяти клиник, репродуктивных центров и лабораторий. Несколько – очень хороших, их я рекомендовал бы собственной дочери, столкнись она с подобной проблемой. Да, точной статистики нет. Но только у нас в клинике за десять лет применения этого метода родилось больше двух тысяч детей. Вот телефон агентства, скажете, что вы мои пациенты, и вам подберут суррогатную мамочку, которая вас устроит. Как найдете – приходите, будем работать.

Сэм позвонил, и в назначенное время они с Джейн пришли в офис агентства.

Директором агентства оказалась приятной наружности дама лет сорока – ухоженная, улыбчивая, с приветливым открытым лицом.

Она представилась Анной Сергеевной, предложила Джонсонам кофе, заулыбалась, когда Джейн передала ей большой привет от профессора: «Он дивный человек и очень талантливый врач, поверьте!»

– Не волнуйтесь, – сказала Анна Сергеевна. – У нас большой опыт по части суррогатного материнства. Я не имею права называть имена клиентов, но поверьте, мы оказывали услуги очень и очень известным людям. В России экстракорпоральное оплодотворение приобретает все большую популярность. И не только среди пар, которые физически не способны завести ребенка.

– Простите, но если они могут, то почему обращаются к вам?

– Не хотят рожать сами, – пожала плечами Анна Сергеевна. – Многие женщины – модели, светские красавицы – считают свою красоту главным капиталом. И не хотят портить ее беременностью, родами и кормлением. А некоторые мужья против родов категорически возражают. Но детей при этом хотят. Недавно к нам обратилась супруга очень известного бизнесмена, я не могу называть имен, но, поверьте на слово, это большой человек. Так вот: она чуть не плакала. Муж хочет наследника, но запрещает ей рожать. Говорит, она испортит фигуру. В итоге мы подобрали ей сурмаму – так мы между собой называем суррогатных мамочек. А в прошлом году обратилась знаменитая балерина. Ей тоже никак нельзя рожать – карьеру загубит. А ребенка хочется. В итоге мальчика для нее выносила учительница из Ярославля.

Джейн истории о женщинах, которые могут и не хотят рожать, ввергли в состояние, близкое к шоковому. А Сэм подумал, что одной из этих женщин вполне могла бы быть Маргарет, его первая жена. Для нее покупка готового ребенка за разумную сумму (родите мне мальчика, заверните, получите по чеку) была бы оптимальным решением вопроса. Анна Сергеевна не стала разливать перед Джонсонами сироп.

– Не буду утверждать, что основная задача суррогатных мамочек – подарить нашим клиентам счастье материнства и отцовства, – сказала она. – Это было бы нечестно. Основной их резон – коммерческий. Это рынок, и, как на всяком рынке, у нас есть, скажем так, недобросовестные продавцы услуг. Кандидатки, как правило, провинциалки, сумма в пять-десять тысяч долларов, которую предлагают за услуги сурмамы, кажется им почти астрономической. За десять тысяч где-нибудь во Владимирской области можно купить вполне приличную квартиру. Часто у дамы, которая предлагает свою кандидатуру, дома семеро по лавкам, муж спился или сбежал. И это большая проблема. Я имею в виду психологическую нестабильность женщины, которая решила стать суррогатной матерью. Если у нее не жизнь, а сплошная драма, то сам факт наступления беременности будет для нее дополнительным стрессом. Вдобавок к тем, что уже есть. Такая женщина может психологически сломаться. Она рожает, природа берет свое, она понимает, что любит ребенка, и отказывается его отдать. Поэтому мы первым делом проводим психологическое тестирование кандидаток. Этим занимаются наши психологи по специально разработанной оригинальной методике. По части физического здоровья у нас отсеивается три четверти кандидаток. Иногда диву даешься: девушка в двадцать пять лет насквозь больная, ей не сурмамой быть, а самой впору к нам обращаться, еще год – и она не сможет родить вообще. Многие подделывают результаты анализов… Но таких мы отбраковываем еще в регионах.

Оказалось, что в агентстве, которым руководила Анна Сергеевна, работа была поставлена всерьез и с размахом. Женщины, желающие стать суррогатными матерями, прежде всего проходят собеседование с региональными кураторами. Второй этап – тщательное медицинское обследование (по месту жительства, в какой-либо московской или петербургской клинике и, конечно, в выбранном самими клиентами центре репродукции). Полный семейный анамнез (наследственные заболевания, физическое и психическое здоровье родственников и так далее).

– Я считаю, что мы обязаны предоставить клиентам исчерпывающую информацию о состоянии здоровья детей, братьев и сестер потенциальных суррогатных матерей, их родителей, дедушек и бабушек по отцовской и материнской линиям, – объяснила Анна Сергеевна. – Разумеется, их наследственность напрямую влияния на ребенка не оказывает и оказать не может. Но все же сурмама – это несколько больше, чем просто няня, которой родители доверили малыша. Значит, мы должны исключить даже минимальный риск. Лишь после этого кандидаток включают в программу. Правда, некоторые еще могут не пройти проверку юристов. В итоге из ста кандидаток до финиша доходят хорошо если восемь. Из этих восьми клиенты выбирают подходящую женщину. После чего юрист агентства составляет договор о вынашивании ребенка, в котором прописаны права и обязанности обеих сторон.

Подобный документ относится к договорам возмездного оказания услуг, – сообщила Анна Сергеевна. – По тому же принципу составляются договоры на услуги няни или кормилицы. Если хотите, вы можете оформить на наше агентство доверенность на подбор кандидатки и ведение всех дел, связанных с суррогатным материнством. Многие так поступают. Законодательство в этой области, увы, несовершенно, потенциальным родителям сложно сохранить в тайне информацию, особенно если они работают с суррогатной матерью напрямую. Мы разработали механизм, который позволяет свести к минимуму подобные риски и сохранить анонимность наших клиентов. В принципе, вы можете вообще не встречаться с сурмамочкой. Мы это берем на себя. А вы просто заберете ребенка из роддома, когда придет время.

– Нет, этого мы не хотим, – твердо заявил Сэм.

Он хорошо запомнил слова юрисконсульта в посольстве о том, что иногда родителям вместо собственного, родного ребенка норовят всучить чужого, отказного.

– Мы хотим лично знать эту женщину, мы будем общаться с ней, присутствовать при родах. – Джейн сжала пальцы мужа. Она ни за что не согласилась бы пропустить момент, когда их ребенок появится на свет. Пусть его родит другая женщина, неважно. Это все равно будет их ребенок.

– Что ж, – улыбнулась Анна Сергеевна. – Мне тоже всегда казалось, что так намного лучше. Хотите еще кофе?

Спустя два месяца они снова встретились с Анной Сергеевной. Она разложила на столе три анкеты с фотографиями.

– Прошу любить и жаловать, мы подобрали для вас кандидаток.

Сэм и Джейн выбрали девушку по имени Людмила – курносую, белокурую, статную. Первая встреча состоялась там же, в агентстве.

Людмила понравилась им сразу. Уроженка крошечного городка Сердобска в Пензенской области (такого маленького, что Сэм даже не сразу нашел его на карте), Людмила производила впечатление девушки очень здравомыслящей и целеустремленной.

Джонсоны выплатили Людмиле аванс, который она немедленно отправила матери, сняли ей квартиру в соседнем переулке и оформили договор на обслуживание в клинике, услугами которой пользовалась Джейн.

* * *

Я откинулась на спинку стула. Глаза болели адски. И шея. И голова. И вообще больше всего мне хотелось завалиться спать минимум на двенадцать часов. Но, как говаривала бабушка, на том свете отоспимся. Для меня лечь спать в десять вечера – непозволительная роскошь. Это у нормальных людей в десять – вечер. А у меня – разгар трудового дня.

На столе передо мной лежала Сашкина тетрадь с домашней работой по алгебре. Восемь страниц квадратных уравнений. Три страницы я уже проверила. Осталось пять. Господи, кто бы знал, как я ненавижу алгебру, квадратные уравнения, домашние работы… Ну вот почему после десяти часов в суде я должна сидеть и проверять эти уравнения, а? Смешно. Я сижу с уравнениями, а Сашка, которой, вообще-то, за алгебру следовало бы беспокоиться больше, чем мне, второй час по телефону болтает. И плевать ей, что у меня голова раскалывается, и на работе ворох нечитаных дел, и с каждым днем их все больше, да плюс надо писать статью для «Вестника РГГУ». За статью обещали хороший гонорар. На этот гонорар можно будет Сашке прикупить новую куртку, а то у старой уже рукава коротки. Дочка в ней как сирота какая-то. Новая куртка нужна позарез.

Но чтобы ее купить, сперва статью надо написать. А чтобы сесть за нее с чистой совестью, нужно разобраться с этими квадратными уравнениями, будь они неладны. Просто замкнутый круг какой-то…

Я перевернула страницу.

За окном по-прежнему лило. Злой, холодный осенний дождь. Вот тебе и «очей очарованье»… Как зарядил неделю назад, так и не остановится. Я поплотнее завернулась в свитер. Холодно, неуютно. Серая беспросветная жизнь какая-то. Крошечная кухонька, штукатурка на потолке в углу осыпается, на плите отколота эмаль. Почему-то эта отколотая эмаль окончательно меня расстроила. Чаю выпить, что ли? Когда чаю выпьешь – сразу веселее становится. Заодно и согреюсь.

К чаю у нас ничего не было. Я после работы не успела зайти в магазин возле дома, а в дальний круглосуточный тащиться уже сил не было. В итоге мы с Сашкой поужинали лапшой быстрого приготовления. Хорошо, что бабушка не дожила. Она бы в обморок упала, если бы увидела, что я ем лапшу из пакета. Бабушка была родом с Украины и считала хорошее питание залогом счастливой и долгой жизни. Бог мой, какие она пекла пироги, а котлеты, а борщи…

Я помешала сахар и отщипнула кусок вчерашнего хлеба (свежего в доме не было, не сходили мы за хлебом). Хлеб припахивал плесенью и на вкус напоминал вату. А как бы сейчас хорошо было поесть борща. Что может быть приятнее, когда приходишь с работы – а тебя дома ждет кастрюля борща. Сварить, что ли? Все равно еще минимум четыре часа сидеть – с уравнениями, со статьей, с делом…

За это время борщ три раза свариться успеет.

Я сунулась в ящик с овощами. Кажется, где-то завалялась свекла.

Повезло. И впрямь завалялась. И картошек три штуки нашлось, и даже полкочана капусты в холодильнике.

Минуточку! А кастрюля-то! Я ведь наверняка уже упаковала большую кастрюлю для переезда!

Но кастрюля оказалась на месте, в шкафчике над плитой. Слава богу!

Мяса, правда, не было, ну это ничего. Поедим постного борща. Главное – несколько дней можно будет не морочиться насчет еды. Красота!

Я резала свеклу и думала, когда закончится дождь. Ну до чего же унылая, до чего сиротская в этом году осень, хоть вешайся. А вот год назад все было по-другому. Кажется, тоже шел дождь, но это было совершенно неважно.

На меня вдруг накатило – резко, до ломоты в висках. Я вспомнила, как год назад, примерно в это же самое время, мы с Кириллом возвращались в Москву из Завидова. По стеклам его «Лексуса» барабанил дождь, а внутри было тепло, чуть пахло лимоном – у него в машине всегда чуть-чуть пахло лимоном, мне это нравилось дико. И запах лимона, и дождь за окном, и его руки на руле.

Мы познакомились в Загорянке, на даче, которую снимал для моей беспутной сестры ее тогдашний кавалер. Поначалу я вообще не обратила на Кирилла внимания. Я приехала с работы голодная, как волчица, и думала только о том, скоро ли будет готов шашлык.

Натка тогда, как водится, устраивала личную жизнь. Личная жизнь моей сестры давно стала притчей во языцех, и устраивала она ее перманентно с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. Устройство личной жизни происходило с переменным успехом. Очередной этап заканчивался очередным замужеством. Результатом одного из них, не самого счастливого, но самого, пожалуй, продолжительного (аж три года), стало рождение Сеньки. За замужествами с завидной регулярностью следовали разводы, после которых сестра снова бралась за обустройство жизни.

Прошлой осенью она пыталась устроить жизнь с неким Борюсей. Борюся был женат, обещал развестись, а покамест снял дачу в Загорянке, где Натка с Сенькой жили все лето, а Борюся наезжал на выходные.

Я не любила Борюсю, не понимала их высоких отношений, но приехала, потому что давно не видела сестру, да и шашлыка хотелось. К тому же Сашка на каникулы уехала с классом в Ригу, и дома сразу сделалось как-то очень уж пусто.

Собственно, я не собиралась особенно энергично общаться с Борюсей, а тем более – с его друзьями. Я хотела шашлыку и отоспаться в шезлонге под пледом.

Шашлыка мне дали, а вот отоспаться не получилось. Мне пришлось играть с племянником Сенькой, разливать чай и вести светскую беседу с Борюсиными друзьями, пока они с Наткой сперва ссорились на кухне, а потом мирились в спальне (просто какие-то итальянские страсти, в самом деле).

В перерыве между руганью и примирением с Борюсей Натка представила меня Кириллу (в своей неповторимой манере, разумеется).

– Кир! – заорала она. – Не стой столбом! Поухаживай за моей сестрой!

И подтащила меня к этому самому Киру. Мужик как мужик – высокий, спортивный, загорелый и, кажется, идиот. Ну кто, кроме полного идиота, притащится на дачные шашлыки в пиджаке от Армани?

– Умница, красавица, мать своему и моему ребенку, к тому же – помощник прокурора, – отрекомендовала меня Натка.

И убежала на кухню доругиваться с Борюсей, который вовсю громыхал там тарелками, требуя, по всей видимости, продолжения банкета.

И что мне прикажете делать с этим пиджачным Кириллом? Впрочем, вроде бы меня как раз ничего делать не просили. Это ему велели за мной ухаживать.

– На всякий случай меня зовут Кирилл, – сообщил он.

Наверное, неплохо было бы и мне представиться.

– Лена, – сказала я.

– Вам шашлыку принести, Лена?

– Несите. Только я бы на вашем месте пиджак сняла, прежде чем к мангалу подходить. Жаль будет, если заляпаете жиром.

Кирилл засмеялся.

– Выгляжу идиотом, да? Приперся в пиджаке на дачу…

Оказалось, что он не идиот. Просто приехал прямо с работы. Не во что было переодеться.

Я отловила сестру и выпросила у нее старый Борюсин свитер для Кирилла. В свитере он помолодел и стал выглядеть намного симпатичнее.

Мы немного поболтали о капризах московской погоды. Кирилл добросовестно подкладывал мне шашлыка и все порывался налить вина, несмотря на то, что я за рулем.

Пару раз он пытался рассказывать бородатые анекдоты, но, во-первых, я эти анекдоты знала, а во-вторых – мне вся эта дача надоела хуже горькой редьки, и я хотела поскорее доехать до дому. На том и распрощались. Я думала – навсегда. Но на другой же день Кирилл позвонил мне на работу. Телефон ему, конечно же, дала Натка.

Кирилл сказал, что ему нужна консультация юриста, а сестра рекомендовала меня как очень толкового специалиста в этой области.

Я удивилась – у Кирилла вроде бы своя строительная компания. Что у них там, юриста нет, что ли?

Оказалось, юрист есть, и не один. Но ему нужно мнение независимого специалиста по весьма деликатному вопросу. За консультацию он предлагал триста долларов.

– Мы с вами можем встретиться где-нибудь на нейтральной территории?

– Можем, – сказала я, прикидывая, что на триста долларов, пожалуй, смогу наконец купить стиральную машинку.

– Давайте поужинаем и поговорим заодно, – предложил он.

Ужинать он повез меня в какой-то дико пафосный ресторан. В обтруханном пиджаке с залоснившимися рукавами я чувствовала себя дояркой на придворном балу. Выходя из машины, я к тому же порвала чулок. И весь вечер сидела, как полная дура, в рваном чулке. А вокруг порхали нимфы в вечерних туалетах.

Я так и не поняла, зачем ему понадобилось консультироваться. Вопрос был пустяковый и не стоил выеденного яйца. Взять гонорар за такой пустяк мне не позволяла совесть. Я отказалась от гонорара. Сказала, что не заработала эти деньги, поэтому не возьму.

Он удивился: как это не возьму?

Я сказала, что он накормил меня ужином. Пусть это будет как бы гонорар. И уехала.

Потом, дома, глядя на кучу грязного белья, которое снова придется стирать вручную, я, разумеется, пожалела, что не взяла деньги. В конце концов, от него не убудет, он мужик богатый. А мы с Сашкой из-за моего глупого чистоплюйства теперь останемся без машинки. Но я не привыкла брать деньги у малознакомых мужчин просто так, за красивые глаза. Да и не было у меня никаких красивых глаз, если честно. У нас в семье разделение труда. Натка – красивая, а я – умная. Умная, выносливая, хороший специалист, порядочный человек, верный товарищ, рабочая лошадь, вот за это меня и цените.

Но, видимо, Кирилл считал иначе. На следующий день мне на работу доставили с курьером пакет. В пакете была коробка, в коробке – шелковый мешочек, в мешочке – черная сумочка из крокодиловой кожи.

Машка, коллега и лучшая моя подруга (мы как раз обсуждали дело, когда приехал курьер), повертела сумочку в руках.

– Однако, «Прада», – сообщила она. – Кажется, подруга, у тебя завелся богатый поклонник.

– Бог с тобой, какой поклонник, – отмахнулась я. – Просто клиент. Я его проконсультировала, а гонорар не взяла. Вот он и шлет борзыми щенками.

– Не думаю, что это борзые щенки. Во-первых, дороговато за консультацию. Такая авоська потянет на тысячу баксов, не меньше. А во-вторых – на, читай.

Машка вытащила из сумки записку и протянула мне. На плотной кремовой бумаге каллиграфическим почерком было выведено: «И золотое содержанье книг нуждается в застежках золотых».

Вильям наш, граждане, Шекспир. Ромео, не побоюсь этого слова, и Джульетта.

Конечно, это была невероятная пошлость – посылать мне сумку с цитатой из Шекспира. Но я растаяла. Оказалось неожиданно приятно почувствовать себя женщиной, особенно если учесть, что никто мне сто лет не дарил подарков, не ухаживал за мной, а никаких таких золотых застежек у меня вообще сроду не было, равно как и сумок за тысячу долларов. Было когда-то золотое кольцо, бабушка подарила на окончание школы. Но кольцо пришлось продать лет десять назад. Сашка тогда, помнится, долго болела, лекарства стоили немерено, и у меня не осталось денег даже на молоко.

– Кузнецова, не будь занудой, – подзуживала Машка. – Расслабься ты хоть раз в жизни. Позвони ему, скажи спасибо, а там – по ситуации. В любом случае ты ничего не теряешь. Дома тебя никто не ждет, Сашка вернется только в конце недели.

Я позвонила. А потом прогуляла работу, потому что мы поехали в Завидово и остались там ночевать.

Это тоже было что-то новенькое. Похлеще сумки «Прада». Я сроду ничего не прогуливала – ни школу, ни институт, ни работу.

Оказалось, быть прогульщицей – замечательно. Был будний день, и в Завидове почти не было народу. Кирилл снял крайний коттедж. С балкона открывался вид на осенний лес и на берег реки. Такой красивый, что ныло сердце.

Вечером мы до одурения парились в бане, потом пили каберне, сидя в шезлонгах перед коттеджем, и молчали. Кирилл кому-то позвонил, и часа через два приехал молодой человек в офисном костюме. Он вручил Кириллу объемистую сумку, пожелал мне приятного отдыха и уехал.

В сумке оказалась пижама почти моего размера, зубная щетка, шлепанцы и черная водолазка, очень похожая на ту, в которой я приехала.

– Ты специально пригнал человека из города, чтобы мне было во что переодеться? – спросила я Кирилла.

Он кивнул. Он выглядел смущенным. Потом признался: боялся не угадать с размером.

Я никогда в жизни не чувствовала себя королевой. А тут почувствовала.

По дороге обратно в город я все нюхала пальцы. Пальцы пахли эвкалиптом. Это от эвкалиптовых веников в завидовской бане.

Мы ехали, дождь стучал в стекла, Кирилл снял руку с руля и положил мне на ладонь. И мне стало так хорошо, так надежно… Хотелось ехать и ехать без конца, всю жизнь, и чтобы его рука лежала на моей.

На заправке мы купили кофе в бумажных стаканчиках и какие-то плюшки. И они были горячими, и кофе пах замечательно, а потом мы остановились в лесу, и я нашла красный подосиновик, и привезла его домой, и он долго еще лежал на куске мха на подоконнике, и каждый раз, когда я на него смотрела, – чувствовала запах леса и вспоминала, как мы шли по промокшей жухлой листве и как из-под листьев выскочила лягушка, почему-то не впавшая еще в спячку.

Потом было много поездок – мы постоянно куда-то ездили, летали, плавали: в Париж на выходные, в Лапландию на Рождество, в Киев среди недели просто потому, что захотелось зайти в Лавру… Почему я вспоминаю именно эту дурацкую лягушку?

Я одним глотком допила чай и сердито шваркнула чашку в раковину. Не будь дурой, Лена. Все в прошлом. Дело закрыто. Решение окончательное, обжалованию не подлежит.

Я поставила в этой истории точку. Даже ушла со старой работы. Ладно, чего уж там, не ушла я вовсе, а сбежала. Вынуждена была сбежать. И казенная квартира не имеет к этому никакого отношения. Если бы Кирилл не подставил меня, прекрасно по сей день сидела бы в прокуратуре.

Я налила еще чаю. Хватит, Лена. Ты хотела оставить все это в прошлом, начать жизнь с чистого листа? Хотела. Вот и начинай. Благо у тебя для этого есть все возможности.

Новая работа, новая квартира, в которую мы должны переехать на днях… Как сказала бы бабушка – осталось сменить прическу и мужчину… Насчет прически, между прочим, стоит подумать. Вот возьму и перекрашусь в блондинку. А мужчины… Нет. Никаких больше мужчин. Не хочу. Вот не хочу, и все. У меня и без мужчин есть все, что надо человеку для счастья: два десятка томов нечитаных дел, ненаписанная статья, недоваренный борщ, непроверенные Сашкины уравнения… Господи, да ведь у нас же еще английский!

– Сашка! – крикнула я. – Имей совесть! Хватит болтать! Я не хочу всю ночь сидеть над твоими уравнениями в одиночестве, пока ты там обсуждаешь мальчиков со своей Дашей! Клади трубку и иди сюда!

Недовольная Сашка появилась на пороге через две минуты. Она явно на меня дулась.

– Нечего дуться, – сказала я. – Домашнее задание, в конце концов, твое. Не понимаю, почему я с ним сижу, а тебе плевать.

– Потому что мне все равно, что поставят в четверти по алгебре, – честно сказала Сашка. – А тебе нет.

Честность – это наш конек.

– Ладно, – согласилась я. – Считай, что это мои личные заморочки. Я не стану ничего мотивировать, просто будь любезна пойти и переделать алгебру, и чтобы мы больше к этому разговору не возвращались. Решишь задание – можешь сколько угодно беседовать с Дашей, хотя лично я не думаю, что эти беседы тебя сильно обогатят интеллектуально.