Kitabı oku: «Ключи и замки», sayfa 5

Глава 6. Тёмные времена

…Ещё бы мне было не воззриться, как выразился этот ничтожный садовник. Я, конечно, и подумать не мог, что он посмел говорить обо мне, но он был прав. Сегодня во мне разгорелся неожиданный и острый интерес к девчонке. И не потому, что она вдруг оказалась такой неожиданно взрослой, совсем девушкой, когда налетела на меня на крыльце, и не просто взрослой, а тонкой и гибкой, необычайно приятной наощупь, хотя я держал её в руках не больше секунды, но почувствовал это. Но больше всего потому, что едва я вошёл в обширную переднюю, как на меня точно также налетел и мой племянник Всеслав, который, очевидно, бежал за ней, за Ли. Только столкновение с ним не было таким приятным как с его сестрой, он совсем уже взрослый и высокий, почти как я, мосластый и твёрдый, весь из натянутых жил. Он чуть не сбил меня с ног, несмотря на то, что я мощнее и сильнее, так быстро он нёсся за Ли. Не удостаивая ни меня, ни мою мать, свою тётку, хотя бы приветственным кивком, он побежал дальше.

– Нет, ты посмотри на него, – проговорила моя матушка, как и я, провожая взглядом наглеца Всеслава. – Лоб здоровый, женить пора, а он всё носится, как десятилеток. Всё играют, куда Агнесса смотрит? Безобразие, воспитателей полный дом у каждого, а они носятся как деревенские беспризорники.

– Играют? – усмехнулся я. – Мама, неужели ты и правда думаешь, что они играют в салки?

Мама посмотрела на меня и пожала плечами, снимая перчатки из тончайшей лайки, всегда любила роскошь и ретро, и ответила пренебрежительно:

– Ну не в салки, так в прятки.

Я вздохнул, наблюдая, как рабыня принимает мамину шляпку вместе с перчатками, и говорит, что наши комнаты готовы и госпожа Агнесса ждёт нас к обеду через час.

– Мама… какие там прятки. Посмотри на них. Тут совсем иное.

Мама посмотрела на меня изумлённо.

– Что «иное»? О чём ты, Всеволод?

– Я об инцесте, мама, – сказал я, глядя ей в глаза, потому что рабыня ушла и мама повернулась ко мне.

– Не понимаю.

– Посмотри сама, возможность представится сегодня, и подумай, то, как эти взрослые юноша и девушка «играют в салки» похоже на что-то ещё, кроме того, о чём я сказал? – я пожал плечами.

Пока мы, не торопясь, двигались по обширному коридору к гостиной, за нашими спинами вносили наши вещи, чтобы разложить в наших комнатах, мы занимали одни и те же в северном хозяйском крыле, гостей же располагали обычно в большом восточном крыле, комнаты здесь были меньше и проще, только Вернигоры были достойны царских палат, все прочие, даже правителей Частей Света, что тоже селили здесь, не могли быть равны самим Вернигорам. Гости не представляли, что их комнаты настолько отличаются от хозяйских, об этом они могли только догадываться, если бы посмотрели снаружи на северное крыло, но… оно было расположено так, что к нему можно было подойти только со стороны сада, а в эту часть сада посторонних не пускали, плотные заросли кустов шиповника и жасмина, казавшиеся всем несведущим просто красивыми кущами, служили живой надёжной изгородью, и только обитатели дома знали, как пройти через них и оказаться у тайной калитки северного крыла. К тому же открывалась эта дверь только своим, сканируя лица.

Впрочем, замков по этой самой причине давно нигде не существовало, двери жилищ открывались только своим. Это не значит, что воры перевелись на планете и никто теперь не обносил квартир и богатых домов, прогресс не стоял на месте ни со стороны порядочных граждан, ни со стороны преступников. Как и во все времена. Наказания были суровы, мягкости законов в послевоенное строгое время быть не могло, за двести лет мало что поменяли, смертная казнь не применялась очень давно только потому, что преступления, за которые к ней приговаривали, стали редки. Такое становилось событием на весь мир, который был ныне очень мал, такое количество людей, как теперь на всей планете, некогда обитали всего в одном ком-нибудь мегаполисе.

Не успели мы с моей матерью достичь конца широкого просторного коридора, ведущего к большой гостиной, вдоль стен украшенных зеркалами и картинами так, чтобы при следовании по нему создавался эффект движения стен, они словно вовсе растворялись и казалось, само пространство двигается по сторонам коридора. Я с детства обожал этот коридор, и весь этот дом. Отчасти поэтому я люто ненавидел не столько свою тётку, отказавшуюся рассмотреть возможность лествичного наследования в Вернигоре вопреки древней русской традиции, и, таким образом, лишившей меня прав на свой престол, сколько её драгоценного внука Всеслава, которому этот престол и достается, когда проклятая грымза умрёт.

Именно поэтому я решил разглядеть девчонку Ли получше, и их обоих вдвоём, если я прав, а я прав, я всегда отлично разбирался в людях и умел оценивать их поступки в соотношении мыслей и чувств, то Всеслав получит мести сполна. До сих пор он был неуязвим, он был сопляком, и просто очень замкнутым, холодным и умным мальчишкой, занятым учёбой, а потому взять его было нечем, я почти ничего о нём не знал. А вот теперь… теперь я смогу отыграться на нём. И, если не удастся лишить его прав за то, что он спит с родной сестрой, то во всяком случае жестоко потоптаться на его душе, первая любовь, как говорят, чувство очень сильное и всеобъемлющее, а потому разрушить его самым циничным образом, будет замечательной местью.

Я даже почувствовал некоторое воодушевление, впервые, между прочим, за много лет. Я даже не помню, когда я чувствовал себя так хорошо, когда во мне играл такой азарт, и даже вдохновение. Едва мы с моей матерью расположились в гостиной, и к нам соблаговолила выйти Агнесса, оторвавшись от своих бесконечных дел, как мне позвонила моя жена, которая вообще-то должна была приехать завтра.

– Что такое? – услышал я за спиной, когда поднялся с кресла и направился по длинной анфиладе комнат, чтобы в конце дойти до оранжереи, и не мешать дамам своим разговором.

– Это, вероятно, невестка, – услышал я ответ матери на возмущенный возглас тётки, она не терпела, когда ее перебивали даже неожиданные звонки.

Да, это была моя жена, которая отличалась редкостной неорганизованностью и бестолковостью, хотя в остальном была такой милой, что я её очень любил.

– Дорогой, я тут на площади, встреть меня, я совершенно не понимаю, куда дальше двигаться, чтобы попасть в ваш этот Вернигор.

– У тебя в машине есть автоматический навигатор, просто включи его и он доставит тебя на место, – терпеливо сказал я.

– Он не работает или еще больше меня запутывает…

Я закатил глаза, потому что всегда так делал при разговоре с ней и сказал, что сейчас приеду. Пожалуй, её саму еще придётся искать, хорошо, если догадается не выключать телефон.

Спускаясь с крыльца на плиты двора, я увидел вдали Ли, она неторопливо шла по широкой аллее сада в сопровождении какого-то раба, вероятно, из садовников. Всеслава рядом не было, стало быть, он не догнал её. Что ж, посмотрим, что будет дальше. Я постарался рассмотреть девчонку, удивляясь, какой взрослой она стала и когда? Сколько ей теперь? Всеслав почти с меня ростом, он заканчивает школу, значит, ему скоро восемнадцать, девчонка младше на… на сколько? Черт, я не помнил этого. Надо спросить мать, она помнит все дни рождения, и все подробности генеалогических древ всех правящих династий Земли, именно исходя из этих своих знаний, она и нашла мне жену.

Виталия де Суза была племянницей теперешнего правителя Запада, с которым у Агнессы и всего Вернигора были хорошие, почти дружеские отношения. Она была очень красивая и абсолютно безмозглая, и вначале я её почти ненавидел. За всё. За то, что я был несвободен из-за неё, за то, что она доставала меня своей неумолкаемой пустой болтовнёй, за то, что я вынужден жить с ней под одной крышей, что она до сих пор не родила, хотя я исправно выполнял супружеский долг, опостылевший мне через неделю после свадьбы, когда я окончательно охладел к самой Виталии. Признаюсь, я обрадовался, когда увидел её: очень светлые волосы, светлые глаза, тонкие черты… я подумал: ладно, мне не достался престол, но я буду счастлив в браке. Но едва она открыла рот, называя меня «Сээва», потому что просто неспособна произнести своим языком моё имя полностью, а меня с рождения иначе, как Всеволод никто не звал, как я скис. Еще через несколько минут её болтовни о том, как ей хочется устроить наш дом, я понял, что сойду с ума, если стану слушать то, что она говорит. Поэтому я научился не слушать. Оказалось, это очень полезное умение, я стал пользоваться им и в других случаях, когда приходилось терпеть пустые разговоры вокруг, они перестали меня раздражать.

Вообще, моё отношение к женщинам было довольно… холодным, потребительским. Так было всегда, стоило мне в ранней юности заметить, какими взглядами взрослые дамочки, многочисленные подруги моей матери, одаривают меня, и тем более, когда чуть позднее к взглядам присоединились и вполне определённые авансы и «случайные» прикосновения. Вскоре я получил и материальное подтверждение своей привлекательности, причем сопровождаемое какими-то приниженными возгласами восхищения моей красотой и привлекательностью, и это навсегда закрепило во мне уверенность, что стоит мне только взглянуть, любая женщина будет моей. Так и происходило. Поэтому, вероятно, глядя на Ли, в конце аллеи, я почувствовал прилив воодушевления, я отомщу удачнику Всеславу, нет ничего хуже для влюблённого юноши, чем разочарование…

…К нам приехала тетка Анна, сестра моей бабки, со своим противным сыночком Всеволодом, я всю жизнь терпеть их не мог, и вот, столкнулся с Всеволодом в передней, когда побежал вдогонку за Ли. И вот, мало того, что я не увидел, куда в саду скрылась Ли и так её и не нашёл там, так еще и этих терпеть в доме пару дней.

Но оказалось, что они не на пару дней. Нет, они задержались на неделю. На целую неделю…

Но самое худшее было не это, черт бы с ними этими Вернигорами с западного берега, в конце концов, я мог с ними не встречаться целые дни, а если пропускать совместные семейные трапезы, то и вовсе не видел бы, никто нас с Ли не заставлял, мы следовали традиции по привычке, но могли и отступить от неё. Так вот, эта дурацкая неделя закончилась тем, что бабушка позвала меня к себе, и, не глядя, почему-то мне в лицо, проговорила, бледнея, как будто от гнева:

– Всеслав, драгоценный мой внук, ты… что думаешь о девушках?

Я так удивился, что не сразу даже подобрал слова, чтобы ответить:

– Что?.. О чём?

– Не «о чём», а о ком. Что ты думаешь о девушках? Ты будешь правителем Вернигора, самой сильной страны Света, тебе надо задуматься о женитьбе.

– А что тут думать, не пронимаю? Я женюсь на Ли. Не сейчас, конечно, а когда… ну когда там положено? Через три года?

Моя бабка обомлела, глядя на меня.

– Ты что мелешь? – наконец, произнесла она.

– Бабуля, я не мельник, да и нету их уже лет триста на планете, словом, незачем оскорблять меня такими словами. Я выбрал себе жену, я женюсь на Ли и ни на ком другом.

– Ты в своём уме? Ли – твоя сестра.

– Я знаю, что это не так, – спокойно сказал я, глядя бабушке в глаза.

– Что?! – отсутствующие брови моей бабушки поползли наверх. – Что еще за фантазия?!

– ДНК-тест можно сделать за несколько секунд, – сказал я.

Лицо моей бабушки свело будто судорогой, несколько секунд она смотрела на меня, словно оценивая, а потом откинулась на высокую готическую спинку стула, всё в нашем доме было таким, потому что строил его на древнем фундаменте мой прадед, всю жизнь увлеченный рыцарскими романами, моя прабабка боролась с этим как могла, поэтому дом приобрёл всё же некое светлое изящество от барокко, в которое была влюблена прабабка. Но здесь, в кабинете бабушки Агнессы всё было в духе её отца, потому что это был его кабинет, и она не изменила в нём ничего, только компьютерные системы обновлялись, как положено.

Бабушка сцепила длинные пальцы, унизанные большими тяжёлыми перстнями, которые свободно скользили на сухих пальцах между суставами, она привычно подвигала эти перстни и от камней искорками брякнули цветные солнечные зайчики. Украшений у бабки была целая сокровищница, она любила менять их, мне кажется, это была её единственная слабость, не раз я заставал её, перебирающей драгоценности и любующейся ими.

– Отлично, Всеслав, просто превосходно, – сказала она, наконец. – Ты повзрослел, ты научился хранить секреты. Вот и продолжай хранить их, иначе это придётся сделать мне. Похоронить эту тайну навсегда. Ты понимаешь меня? По-хо-ро-нить.

Она говорила так спокойно и холодно, что мне показалось, этот холод заполз внутрь меня и сдавил горло. Я не мог даже дышать. Я не мог поверить своим ушам.

– Ты всё понял? Ты женишься на той и тогда, когда я скажу, когда это будет нужно для нашей части света или даже для всего мира. Ли выйдет замуж, за того, кто будет нужен мне. И успокой свои эротические фантазии, если ты такой взрослый и разумный. Сумасбродство в нашей семье не приветствуется.

Я по-прежнему молчал, не в силах не только говорить, но даже вдохнуть. Бабушку это, очевидно, всё же взволновало, потому что она продолжила говорить:

– И не надо так смотреть на меня, будто ты увидел Левиафана. Когда ты на вершине, Всеслав, ты лишен свободы намного полнее, чем любой раб. Ты на вершине. Не только Севера. Ты будешь на вершине мира. Это стоит того, чтобы выбросить чувства на помойку. Это ответственность и труд. Привыкай.

Я смотрел на нее и думал, как она может произносить хоть что-то после того, как угрожала похоронить Ли? Ли!.. Господи, я не понимал, ни, где я, ни, что я такое. «Привыкай». Привыкать быть чудовищем?

Я поднялся на ноги и двинулся к двери.

– Да, Всеслав, ты завтра уезжаешь.

– Что?! – изумлённо проговорил я. Оказывается, ещё не всё.

– Ты уезжаешь в высшее училище для офицеров. Ты, Вернигор, должен окончить его, так полагается.

– Полагается? Что за… что-то я не помню, чтобы Всеволод окончил это училище.

– Всеволоду не сидеть во главе мира, как бы ему не мечталось в его честолюбивой голове. Его ограниченной фантазии не хватит даже на то, чтобы руководить курятником на ферме. Нет, Всеслав, тебе ровняться не на кого, кроме великих. Но ты будешь величайшим. Для этого надо приложить совсем немного усилий. Совсем немного.

– Немного усилий? Это каких? – мне хотелось добавить что-нибудь колкое, но я замешкался, подбирая слова в голове.

– Пока, я повторяю, пока слушай меня. Потом сам будешь знать, что тебе нужно делать. Всё, ступай, свободен, не мешай мне, – бабушка успокоено махнула рукой, в нетерпении прогоняя меня. Вспыхнувший экран компьютера осветил ее лицо голубоватым светом, всё, моё время исчерпано. Я должен стать таким же…

Я вышел в коридор как робот, не думая и не чувствуя ничего. Ко мне подошёл кто-то из рабов, я даже не узнал, кто именно, и сказал, что мои вещи упакованы и мобиль меня ждёт у крыльца. То есть, я должен уехать немедленно. Немедленно…

У меня в голове сгустился странный липкий туман, в котором мысли не шевелились и даже не плавали, а слиплись в плотный клубок. Уехать сейчас. А Ли нет дома, я знаю, потому что она с утра говорила, что поедет с Кики выбирать школьную форму на будущий год. Я ещё спорил, что рано, что ещё полтора месяца лета…

– Госпожа Ли вернулась? – спросил я.

– Нет ещё, господин, – ответил раб.

Конечно, нет, пока они доехали, пока будут болтаться, Ли, как все девчонки, обожает наряжаться, вечером только возвратятся. Когда я буду уже… господи, где? Нет, это невозможно, этого просто не может быть, чтобы я уехал сейчас Бог знает куда. Невозможно. Невозможно!..

…Но оказалось, что возможно. Возможно. Возможно остаться без Всеслава, я осталась. Я тоже не предполагала, что такое возможно, что это вообще может быть. Он оставил записку мне, её тайно отдал мне один из рабов.

«Ли, я не смог даже дождаться твоего возвращения, бабушка настаивала, чтобы я уехал немедленно. Меня отправили в училище в Оссенхоф, почему и зачем именно сейчас ни днём, ни даже часом позже, я не понимаю, но я вынужден подчиниться. Если бы ты смогла приехать в этот проклятый Оссенхоф тайно от бабушки, мы бы встретились. Пожалуйста, Ли, приезжай, я просто не выдержу там без тебя. Я нигде не выдержу без тебя».

Вот такая записка. Он не выдержит… Будто я выдержу…

Мне хотелось плакать, и я плакала. Я плакала несколько дней, прячась в своих комнатах, или в саду. Там меня снова находил и успокаивал Серафим, сидел со мной подолгу.

– Серафим, как мне поехать в Оссенхоф? – спросила я его, наконец.

– Это триста километров, неблизко.

– Я знаю, посмотрела уже, – сказала я.

– Погоди с этим, Ли. Сейчас тебя никуда не отпустят, а Всеслава могут заслать еще дальше, по крайней мере, такой разговор я сам слышал, ваша бабка разговаривала с директором этого училища, Всеслав артачится там и порывается бежать, его вот-вот лишат свободы передвижения, там и так достаточно строго, всё же военное училище. Если он не перестанет показывать там свой норов, его отправят на Запад или Юг, а это другой конец планеты, а уж если ты предпримешь это безрассудное путешествие, то этой высылки не избежать, тогда вы и, правда, увидитесь нескоро.

– Что же делать, Серафим? – я посмотрела на него, вытирая слёзы, которые лились и лились мне на щёки, а мои глаза уже не помнили, когда не плакали.

– Проявить немного ума, в настоящее время ум – это терпение.

Терпение… Всеслав писал мне письма, которые привозил Серафим, а ему отвозил мои, мы не доверяли виртуальным средствам связи, как не доверила наша бабка, и все те, с кем она переписывалась, поэтому и мы пользовались древнейшим способом связи: посыльным. Нашим посыльным стал Серафим, он единственный, кому я полностью доверяла, и ему стал доверять Всеслав. Но на это уходило время, и часто отправлять Серафима из дома было тоже опасно, если бы хоть кто-то заметил его отлучки, это прервало последнюю связь с Всеславом. Так что приходилось ждать.

Эти конец лета и осень стали самыми страшными в моей жизни, до сих пор я не знала горя, кроме потери матери, но то горе мы пережили вместе с Всеславом, а теперь мы были разлучены. Отвлекалась я только учёбой, постоянными занятиями, от которых не отвлекалась ни на час, потому что иначе я сразу впадала в тоску.

Осень в наших высоких широтах тёмная и ветреная, всегда навевала на меня грусть, но в этом году это была не просто грусть, это настоящая невыносимая тоска, только с первым снегом стало немного светлее, но не в моей душе.

Глава 7. Стакан воды

Не только разлука с Всеславом стала испытанием этих месяцев. К нам в Вернигор стал часто приезжать Всеволод, который считался нашим дядей. И, если раньше он не замечал моего существования, то теперь стал проявлять интерес ко мне. Я не сразу поняла это, настолько это было необычно и странно, настолько не совпадало с тем, что я знала и думала о Всеволоде, что я ужасно растерялась, когда он впервые обратился ко мне с речью. Я вдруг поняла, что всегда чувствовала себя неодушевлённым предметом при нём. И вдруг вот этот взрослый уверенный и самодовольный красавец, глядя на которого всё женское население Вернигора оборачивалось со вздохами и увлажнившимися восторгом глазами, пришёл в библиотеку, где я сидела, обложившись книгами, и готовила доклад к завтрашнему уроку истории.

– Ли, вот ты где! А я ищу тебя по всему дворцу, – сказал он своим низким раскатистым голосом, бархатистым и жирным, который звучал мягче под сводами библиотеки с пола до потолка заставленной многочисленными стеллажами с книгами, не так как в залах и коридорах.

– Вы искали меня? – изумилась я, вот уж небывалое дело. – Зачем? Меня бабушка зовёт?

Всеволод, одетый как всегда безупречно, собственно говоря, на нём сидел идеально любой костюм, не только потому, что он был хорошо сложен, но видимо, элегантность просто была в его природе. Он не спеша подошёл ко мне. Вернее к столу и нескольким каталкам с книгами, на которые я водрузила большие тома, что выискала по каталогу о династии Меровингов в нашей бесценной библиотеке.

– Не-ет, – усмехнулся Всеволод, взяв в руку один из томов, и посмотрел на корешок. Удивительно, он легко держал в одной руке большущий том, который я не могла удержать и обеими. – Никто тебя не зовёт. «История средних веков»… интересно. Ты изучаешь? Я мог бы помочь тебе. У меня ученая степень по истории и языкам.

И посмотрел на меня. Глаза у него, оказывается удивительно яркого синего цвета и такие огромные, что мне показалось, что они похожи на озёра вроде того, что было у подножия скалы Вернигор, на плоской вершине которой расположилось поместье с дворцом и обширным парком. Одноименный город внизу, как раз на берегу этого озера. Всеволод усмехнулся немного вбок красиво очерченными розовыми губами.

У него, конечно, какая-то совершенная внешность, впрочем, от этого он казался только еще более холодным и высокомерным, поэтому, наверное, я и молчала, не в силах соединить в своей голове какой он и что он говорит со мной. Да ещё таким ласковым голосом и глядя такими светящимся взглядом, если бы это был мой одноклассник, я решила бы, что он влюблен в меня. Но это был не мой одноклассник, и даже не приятель Славы, которые смешно торопели при виде меня, а сам Славка со смехом рассказывал, как они оборачивался мне вслед, это был Всеволод. Дядюшка Всеволод, для которого я была всегда пустое место.

– Так что ты молчишь? Помогу тебе? – улыбнулся Всеволод, возвращая «Историю Средних веков» на место.

– Зачем? – спросила я, не понимая, чем он может мне помочь. А еще больше удивляясь, что он вообще говорит со мной.

– Быстрее дело пойдёт.

– Мне не надо быстрее, я не спешу, – ответила я.

Всеволод рассмеялся…

…Признаться, я не ожидал, что она окажется такой смелой в разговоре со мной. И еще красивой. Правда, это оказалось неожиданно. Ни разу до сих пор я не рассматривал её. Да и что было рассматривать эту девчонку. А сейчас вот и увидел. Наверное, не придумай я козней против Всеслава, никогда и не подумал бы разглядывать Ли. А теперь вот смотрел и удивлялся, как это раньше я не замечал, какое тонкое у неё лицо, нежные черты, брови длинными дугами, тёмные глаза под длинными тяжёлыми веками, черные ресницы отбрасывают длинные тени на щёки, кажется, до самого выпуклого подбородка, блестят как шёлк, когда она опускает глаза. Волосы… ни у кого из Вернигоров не было такого тёмного цвета волос, и у их с Всеславом отца, мужа Евы, не было, он был таким же белокурым как и Ева, а в волосах Ли пряталась южная ночь, но совсем не было никакой смуглоты, кожа вообще очень белая, будто молочная, и мне показалось, она не такая по своей структуре как у всех, какая-то светящаяся, как светятся зажженные свечи, может быть, так казалось из-за контраста между почти черными волосами, бровями и ресницами и кожей. И вся фигура Ли какая-то хрупко-тонкая, может быть, потому что она очень юна, или потому что похожа на бабку. Но Агнесса худощава с крупным и мощным крупным костяком, она не хрупкая, и, полагаю, очень сильная, потому что жилистая, как атлет. Ли совсем иная, словно текучая, глядя на неё сейчас, я впервые произнес про себя это слово: «женственность», я столько раз его слышал, но впервые подумал его о конкретном человеке, да что «человеке», о девчонке. И её движения, и голос, вся она, словно сплетена из всего самого изящного и притягательного, мне показалось, я даже чувствую аромат, который исходит от неё, и он тонкий и нежный, как у самых нежных цветов, которые расцветают в наших краях во время короткого лета. Когда Ли, наконец, заговорила, обнаружив высокий и нежный голос, я уже не мог не смотреть на её губы…

Что же это такое? Это со мной было впервые, чтобы я почувствовал вожделение такой силы. Притом абсолютно неожиданно. Я шёл сюда к Ли, чтобы разузнать у неё, как там Всеслав, мне хотелось насладиться злорадством оттого, как мой ненавистный племянник страдает в разлуке с ней. А вот заговорил с Ли, и думать забыл о Всеславе.

– Ну, хорошо, не ради спешки, а потому что мои знания больше твоих и уже систематизированы. Зачем отказываться от помощи? – сказал я, продолжая смотреть на ее губы, они какие-то блестящие, словно атласные… Ну вообразите, меня на эпитеты потянуло. Меня, кто прилагательные вообще не употреблял, а глядя на эту девчонку, я не то, что говорю с оттенками, я стал думать, как какой-нибудь поэт из старинных книг.

Ли долго смотрела на меня, потом положила карандаш и сказала:

– Просто… Просто я даже не могу представить, как и что вы станете делать.

Она называла меня на «вы»… правильно, я ведь её дядя. Однако мне это не понравилось.

– Ты скажи, какая тема и я буду знать, что сделать.

– Филипп Красивый король Франции, – сказала Ли не сразу и, будто нехотя.

Я рассмеялся.

– Не поверишь, но я сам когда-то делал проект именно по этому французскому королю! – радостно объявил я, хотя это было полное враньё, я даже не слишком хорошо помнил годы его жизни.

Ли только улыбнулась, впрочем, довольно холодно, опуская голову, я хотел бы думать, что она улыбается смущённо, но нет, именно холодно, смущение скорее от раздражения, которое она вынуждена скрывать от меня и притворяться вежливой и радушной. Думаю, ей хотелось избавиться от меня, но я не собирался ей этого позволить. Сам не знаю, зачем, но я захотел быть сейчас к ней поближе. Зачем? Что мне эта девчонка? Я не мог ответить на эти вопросы, я только чувствовал притяжение и не мог ему противостоять. И не хотел. Свои желания я привык удовлетворять.

– Вот что я скажу тебе, Ли, не называй меня на «вы». То есть при других можешь так делать, но когда мы наедине, зови на «ты» и по имени. Мы же команда. Больше того, ты руководитель.

Я настаивал на чем-то почти неслыханном. Но я знал, что делал, ничто так не сближает, как обращение на «ты». Мне хотелось этого, пока я сам не знал для чего, я сейчас едва ли не впервые в жизни действовал интуитивно.

Но Ли не заметила, не смутилась, она засмеялась. И смех-то какой-то оказался… чудесный, хотя и не слишком смешно ей. Удивительно, она совсем не была смущена, и держала себя со мной свободно. Я видел, что она тяготится моим присутствием, и прогнать нельзя, вот и говорила и даже смеялась отчасти смущенно, отчасти нетерпеливо, опуская голову так, что чёлка скрывала её глаза.

– Так берёшь в подчинённые? – захотел утвердиться я.

– Ну… если вам… то есть… тебе, Всеволод… – она посмотрела на меня после этих слов, и от взгляда ее тёмных глаз, как от огня в глубине сапфиров, меня дернуло будто электричеством. – Если тебе нечем заняться, то конечно. Почему бы и нет.

– У меня полно дел, – снова соврал я.

Никаких дел здесь, в Вернигоре в ближайшие дни, кроме просиживания на заседаниях советов у моей тётки у меня не было. И там я мог бы не показываться, этого никто не требовал, но я хотел там быть, потому что пока не утратил надежду занять место наследника. Так что я должен был быть в курсе всех происходящих событий и мог позволить себе присутствовать реально, а не по голографической связи, как мой племянник Всеслав. А он теперь присутствовал именно таким, и нарочито демонстрировал скуку и пренебрежение. Последнее заседание, вчера, вообще пропустил и это очень не нравилось тетке Агнессе, она ерзала на месте, и была рассеяна, вопреки обыкновению, когда она восседала подобная ледяной статуе из древнего мультфильма о Снежной Королеве. И это её беспокойство мне было приятно, потому что она явно была не в своей тарелке, и я наслаждался этим.

Но сегодня ночью я, засыпая, думал о Ли. О том, что её внешность очень необычна не только для нашей семьи, но и вообще для Севера. Наши девушки словно разведены прохладой: бледная кожа, прохладный румянец, светлые волосы, водянистые глаза, суховатые и плосковатые черты или же рыжеватые краснолицые, которые от солнца делались пунцовыми. Ли совсем другая. Яркая, притягивающая взгляд красота, никакой размытости, ни прохладного тумана, который, мне, впрочем, в наших красавицах нравился, но Ли не похожа на них, да и на всех, кого я видел в разных частях света. Это странно, почему такая внешность?

Я поймал себя на этой мысли. Весь остаток дня я думал о Ли. Остаток дня и вот, уже часть ночи. Ни один предмет на свете еще не занимал мои мысли столько времени. Это мне не понравилось. И даже не то, что я думал о Ли так много, но то, что эти мысли слишком взволновали меня, а видит Бог, я не привык волноваться, для меня это неприятно и противоестественно.

Поэтому очень рано утром на следующий день я уехал домой, в наше поместье за семьдесят километров от Вернигора, но и там не задержался, а отправился на Юг, после на Восток и на Запад, служа на пользу Северу и миру.

Притом и наш Север не был однороден и здесь необходимы были переговоры и поддержание крепких союзных связей. На западе Северного края в Исландии был вечно колеблющийся клан, с которым Агнесса старалась поддерживать самые дружеские отношения, потому что, перейди они на сторону Запада, это очень ослабило бы Север. Да, на всей планете никто не воевал сейчас и, разделив доходы, как считалось, по справедливости, все стороны света сотрудничали и обменивались товарами и знаниями. Так считали все. Кроме тех, кто руководил Светом. Наверху плелись интриги, устраивались заговоры, чтобы перетянуть себе доходы, влияние и попытать властвовать не только четвертой частью планеты, но всею.

С юных лет я был в гуще всех событий и переговоров, в курсе и понимании истинного положения вещей, и с тех самых пор, когда я впервые осознал, что мир совсем не изменился, что люди не сделали никаких выводов из прошлого, которое почти уничтожило человечество, я не переставал удивляться насколько мало меняется природа человека со времен первобытных войн, когда применяли бронзовые мечи или даже луки со стрелами с каменными наконечниками, ничего не поменялось. Человек всегда не мог довольствоваться тем, что имел. Алчность во все времена двигала миром.

Алчность к власти, влиянию, богатству, знаниям, ко всему ценному, что есть в мире, что может быть у других, по-прежнему, руководила миром, всеми людьми и каждым в отдельности. Я это осознал впервые, когда понял, до какой степени я хочу быть во главе Севера, самого сильного клана и самой сильной стороны света. И всю жизнь я, оставаясь в тени, готовил себя к этому, впитывал в себя всё, что видел, что слышал.

Поэтому, когда пребывая по поручению тётки Агнессы у Ольгерда Исландского, я почувствовал некоторый холодок со стороны хозяина этих земель, очень важных, потому что стоят они как раз на пути от Севера на Запад. Ольгерд отлично это знал, и, как и все его предки умело пользовался таким удобным расположением, чтобы извлекать максимальные выгоды от обеих сторон. И, хотя Исландия была частью Севера, все Исландские правители постоянно тяготели к Западу, и, полагаю, тайно мечтали стать центром Севера, свергнуть Вернигоров. До сих пор они вели себя покорно и ничем не выказывали своих замыслов, которые вынашивали поколениями, о чем отлично знали все Вернигоры, потому и держали их как можно ближе. Когда я рассказал Агнессе о настроениях Ольгерда Исландца, она нахмурилась, собрав в неизменно исчезающие морщины свой огромный лоб, потом взглянула на меня.