Kitabı oku: «Красота без смысла», sayfa 4
7
– Знаете, что мне не понравилось на предыдущем занятии? – спросил нас преподаватель «Лавки на практике». – То, что вы не систематизировали свои идеи про пинателей. Я задал вам вопрос – пусть и на шутливую тему, но вполне серьезный, – и поначалу вы блестяще справлялись с ним. Дать мыслям волю, позволить им нести вас вскачь – это зачастую самый эффективный способ генерации новых идей, особенно если это делает не один, а сразу много людей. Но вот потом нужно мысли систематизировать. «Товар, место, цена, продвижение» – вы ответили мне хором, но почему не разложили свои идеи по этим четырем полочкам? Почему не вспомнили об анализе внутренних сильных и слабых сторон, внешних возможностей и угроз? Тенденции, конкуренция, предприятие, клиенты – тоже знакомые слова, правда? Вот этим сегодня и займемся.
Слушая лекцию, вспомнил слова декана: «Здравого смысла часто вполне достаточно». Рассказанное на этом уроке преподавателем было логично и во многом самоочевидно, но сама классификация, «раскладывание по полочкам» действительно давали какую-то точку опоры, помогали не упустить важное.
8
Прошло два дня – и я слушал уже другого преподавателя, господина Крегуса:
– Если первая наша лекция носила вводный характер: мы говорили о науке в целом, – то сегодня мы, наконец, подбираемся к непосредственной теме нашего предмета. Итак, суть математики. На мой взгляд, у нее есть две составляющих: красота и смысл. Если попытаться вывести некую формулу, то суть – это не сумма красоты и смысла, а скорее, их произведение. Без смысла красота бесполезна: какие бы красивые логические рассуждения вы ни составляли, в случае их бессмысленности они не представляют пользы, не заслуживают внимания. Произведение красоты на нулевой смысл дает нулевую суть. Если же говорить о смысле без красоты, то он столь непригляден, что никого попросту не заинтересует. Но все же первичен, пожалуй, именно смысл, а не красота. И мы начнем с чего?
– Со смысла, – уверенно ответил Каверин.
– С красоты, – улыбнулся господин Крегус. – Просто потому, что так проще.
Преподаватель сделал паузу и продолжил:
– Красота, если говорить о ней в разрезе математики, – это логические рассуждения, конструкция аксиом и теорем. Построение минимальной аксиоматической базы, а затем выведение из нее сначала простых и, на первый взгляд, совершенно очевидных утверждений, а затем все более сложных вплоть до удивляющих и в чем-то парадоксальных теорем – это и есть, на мой взгляд, вершина красоты. Но без примеров понять и оценить красоту математики сложно. Поэтому следующие два месяца мы посвятим именно примерам. Сначала – геометрия плоскости, затем – геометрия трехмерного пространства, потом – аксиоматика действительных чисел. Я знаю, что геометрию многие из вас уже хотя бы частично проходили, но преподают ее, к моему сожалению, нередко так, что понимают красоту математики лишь немногие. Очень надеюсь, что уже через два-три занятия вы ощутите всю притягательность логических рассуждений. Я уверен: это поможет вам в жизни. Благодаря этому впоследствии, изучая ту или иную науку, вы увидите в ней не груду разрозненных фактов, а цельную логичную структуру. Изучая языки, вы будете находить закономерности и легко освоите грамматику. Встретившись с теми или иными данными, будете искать их основу, проверять их верность. Вы увидите ошибки в рассуждениях окружающих людей, включая журналистов, писателей и даже ученых. Но… начнем с геометрии плоскости – самого простого, на мой взгляд, примера, с которого тысячи людей до вас открывали для себя понимание красоты математики…
9
Удивительно, как быстро я привык к быту студента. Еще недавно я скакал на коне, был готов в любой момент рискнуть жизнью, а теперь все это кажется потускневшим миражом, небылицей, которой со мной и быть не могло. Реальностью же было то, что я сидел в аудитории и слушал преподавателя экономической теории:
– На прошлой лекции мы ознакомились с графиком кривой производственных возможностей, демонстрирующим выбор между товарами будущего и товарами настоящего. А теперь вопрос: почему график был выпуклым? Почему не вогнутым, не прямым, а именно выпуклым?
Никто лектору не ответил, но тот терпеливо продолжал ждать, и я в итоге решился:
– Вторая производная меньше нуля.
Все, включая преподавателя, уставились на меня.
– Э-э-э, вы, господин Лерв, проходили университетский курс математики?
– Да нет. Просто ну в детстве нравились всякие расчеты, – смущенно ответил я.
Лектор потряс головой, словно прогоняя наваждение:
– Ладно, я разъясню в несколько более… экономическом ключе. Дело в том, что каждая следующая единица товара требует отказа от все большего количества другого товара. Давайте еще раз взглянем на график и обратим внимание: первые три единицы товара будущего обходятся нам всего в одну единицу товара настоящего, далее мы уже получаем лишь две единицы за ту же самую единицу товара настоящего, затем – одну, потом нам приходится отказаться от двух единиц товара настоящего ради одной единицы товара будущего, а за последнюю единицу товара будущего мы уже расплачиваемся тремя единицами товара настоящего, то есть платим в девять – девять! – раз больше, чем в начале. А теперь вопрос: можно ли сделать так, чтобы получить больше единиц нужного товара, но не платить столь высокую цену? Можно ли выйти вообще за пределы начерченной кривой?
После некоторого молчания один из студентов несмело ответил:
– Нет.
– В какой-то степени вы правы. В рамках данной кривой нельзя. Но… господин Воронин, помогите аудитории.
Владислав, похоже, совсем не был уверен в ответе, но после паузы все же сказал:
– Ну можно обменяться с другими странами.
– Верно! – подтвердил преподаватель. – Сейчас мы покажем и, можно сказать даже, докажем, что все обстоит именно так. Но прежде заострю ваше внимание на том, что эта кривая может быть начерчена для каждого отдельного человека, предприятия, графства и империи в целом. И на каждом уровне обмен ведет к выходу за пределы кривой, значительному улучшению благосостояния. Уже на третьей неделе учебы вы увидите этот факт доказанным. А что делают наши чиновники и бюрократы? Таможенные запреты, завышенные тарифы, глупые лозунги «покупай отечественное», «будь патриотом» и прочая чушь! Этим идиотам нужно было поучиться всего три – три! – недели предмету экономической теории – и они бы поняли очевидное. Но увы и ах, на это их скудного ума не хватает. Люди – удивительно глупые существа.
– Не удивительно, а бесконе-ечно, – послышался голос Джона Голда.
Я не выдержал и рассмеялся вместе с остальными. Преподаватель тоже улыбался:
– В самую точку, господин Голд. Рад, что вы помните мои лекции дословно.
10
«Экономическая теория» – «Лавка на практике» – «Суть математики». Ритм учебы полностью захватил меня. «Экономическая теория»…
– Господа, представьте: я вам предложу купить новенький учебник, скажем, за половину золотого. Кто готов приобрести его у меня?
Все студенты один за другим подняли руку.
– Хорошо, а представьте, цена будет, скажем, пять золотых. Кто готов купить учебник теперь?
В этот раз свою готовность выказали лишь несколько студентов.
– А если цена будет двадцать золотых?
Руку со значительным сомнением поднял лишь один студент.
– Именно так! – подвел итог преподаватель. – Спрос – это готовность покупателей приобрести определенное количество товара за определенную цену. Чем выше цена, тем меньше эта готовность. Таков, господа, закон спроса: с увеличением цены падает спрос.
– А у нас однажды ювелир колье продавал, – подал голос Джон. – Полгода не мог продать. И тут ему сынишка нолик приписал в конце цены – на следующий день колье купили.
После этих слов аудитория на несколько секунд погрузилась в молчание, которое в итоге прервал лектор:
– Весьма познавательный пример, господин Голд. Есть у кого соображения, почему такое могло произойти?
– Высокая цена для некоторых людей сама по себе является товаром, – отважился на ответ я.
– Интересная точка зрения. И очень может быть, что в ней есть зерно истины. Но если позволите, приведу вам стандартный ответ специалистов: цена несет в себе определенную информацию о качестве товара. В итоге человек, желавший купить не заурядное, а уникальное колье, не обращал внимание на товар, когда цена его была обычной. Однако, увидев уникальную цену, подумал, что поступил уникальный товар, который он так желал купить. Информация – очень интересный фактор. При полной ее прозрачности фокус с ценой колье вряд ли сработает. Но когда у клиента нет всех данных, он начинает принимать решения, которые в итоге могут выглядеть абсолютно нерациональными.
Преподаватель далее рассказал о предложении, точке пересечения спроса и предложения, о том, как вредно вмешиваться в этот уравновешивающий механизм, напоследок основательно поругав чиновников, бюрократов и даже императора. Аудитория в какой-то момент замерла – и лектор, поняв, что со словами в адрес государя явно переборщил, быстренько завершил лекцию.
После урока я разговорился с Владиславом, моим соседом по парте. Мы и раньше иногда перебрасывались словами, из которых я узнал, что он студент четвертого курса, а его присутствие на уроках первого курса объясняется интересом к новому предмету «Суть математики» и новому преподавателю экономической теории. Ради этого преподавателя он, собственно, и решил хотя бы полгода снова поучиться данному предмету. Теперь, похоже, от его интереса не осталось и следа. Критика императора, чиновников и людей в целом настораживали Владислава.
– Возможно, человеколюбие не самая сильная его черта, – аккуратно сформулировал я ответ.
– Человеколюбие? Да он ненавидит людей. Уже на первом уроке меня обжорой обозвал, Люси – болтливой дурой, тебя – тупым воякой, императора – жадюгой. При том, что вообще не знал нас. Мол, я полноват, значит обжора, Люси – девушка, значит болтушка.
– Все же таких слов он не использовал, – попытался защитить я преподавателя. – Может, не совсем корректно, но в моем случае он попал в точку.
Воронин удивленно посмотрел на меня.
– Просто, – стал пояснять я, – я ведь действительно воспитывался как воин и думал, что в этом деле достиг каких-то высот. Но потом выяснил, что жизнь солдата не так уж зависит от его умений: нападут толпой разбойники – и никакой мастер меча не выживет. Успех войска, как оказалось, вовсе состоит в избегании стычек. А напоследок еще и понял, что даже просто как воин ничего не стою: есть люди на абсолютно недостижимой для меня высоте. В общем, есть у каждого потолок, ограничения. Господин Тронус прав.
– Ну знаешь, если так думать, то и в купеческом деле тоже всего не достигнешь.
– Тут другое: воином я считал себя ого-го каким, а потом – такое. А в качестве торговца я изначально рассчитываю на средний или даже низкий уровень… Но все это не о том. Я о другом: преподаватель прав в своих словах.
– Что ж, если прав, тогда… – тут Владислав скопировал позу преподавателя и, стараясь подражать его тону, произнес:
– А, господин Тронус! Говорящая, кстати, фамилия – не в том смысле, что на троне себя восседающим видите, хотя и это тоже, а в том, что умом маленько тронулись. Вы, конечно, знаете, что потребности безграничны: хочется ненавидеть всех и каждого. Но вот беда: этот ректору пожалуется – с места вылетите, этот мечом махнет – и головушка заболит. Приходится себя ограничивать. Беда вот такая, господин Тронус. Ограниченность ресурсов называется: голова ровно одна, вторая не вырастет.
Воронин рассмеялся, и мне пришлось из вежливости улыбнуться, хотя такая мелочная клоунада, признаться, покоробила. Я уже хотел уходить, когда Владислав пригласил к себе через день в гости. Приглашение я принял: в конце концов товарищ же, фактически единственный студент, которого знаю.
11
Сравнивая подход преподавания математики и экономической теории, я поражался их полному несоответствию. Экономике учили не в математическом ключе, а в виде «полубессмысленного набора разрозненных фактов», как выразился бы господин Крегус. Мне захотелось попробовать выразить принципы экономики в более «красивом» варианте с аксиомами и теоремами.
Результат получился, на мой взгляд, интересным. Но хотелось бы узнать мнение настоящего ученого. Поэтому на следующий день я нашел господина Тронуса в университете и показал ему свои выкладки.
Преподаватель бегло просмотрел мои заметки, затем уже внимательнее прочел каждую строчку и задумался.
– Из факта убывания предельной полезности вывели форму кривых производственных возможностей, спроса и предложения. Интересно.
– Не только из первой производной полезности, – поправил я преподавателя, – но и из рационального мышления, доступности информации.
Господин Тронус кивнул:
– Само собой. Скорость и прозрачность информации, экономическое мышление людей… Можно еще добавить отсутствие нерыночного вмешательства. Это понятно. Что ж, очень красиво. Интересно, как вы объясните потом эффект масштаба… впрочем, кажется, догадываюсь. Отлично, что сказать. Не скажу, что это некое новое слово в экономике – все-таки ученые понимают описанное вами как само собой разумеющееся… впрочем, боюсь, что далеко не все. Вы кем собираетесь стать по окончании университета?
– Я только на год обучения записался. Потом торговлей займусь.
– Печально. Может, продлим ваше обучение? Если проблема в деньгах, дам вам место ассистента, поговорю с ректором о снижении платы… в общем, все решаемо. Потом станете здесь преподавателем. Как вы?
Я опешил. Явно не этого я добивался, когда пришел со своими расчетами.
– Почему я? – только и осталось вымолвить мне.
– Может, потому что за все время моей работы вы первый, кто в первый же год обучения приходит с такими выкладками? Это ведь практически готовая научная статья. Или если желаете другого объяснения, то, возможно, вы знаете выражение: талантливый человек талантлив во всем. Знаете, что такое талант?
Я вопросительно посмотрел на преподавателя, и он ответил:
– Талант, на мой взгляд, – это любовь к красоте. Десятки, а может и сотни студентов до вас просто прослушивали лекции – и все. Вы же в том предмете, который не является для вас основным, попытались разглядеть красоту. Увидели несовершенство подачи мною материала и попытались исправить это, используя при этом только что полученные знания из «Сути математики». Это и есть любовь к красоте. Если вы продолжите в том же духе, быть вам великим человеком. И для меня будет честью, если своего величия вы достигнете именно в экономической теории, если когда-нибудь скажете, что вашим наставником был я.
12
Дом Ворониных впечатлял. В городе, конечно, были особняки и побольше, но для меня, сына стражника, и это владение казалось огромным. Слуга провел в сад, где Владислав и встретил меня.
– Хотел показать тебе, чем собираюсь заниматься, – сказал он мне после приветствий и начал показывать разные кофейные приспособления.
Первым этапом была жарка кофе: в металлический барабан закладывали зерна, далее барабан устанавливали на костер и крутили его за ручку.
– К печи бы это как-нибудь все приделать, тогда б проще было, – прокомментировал Владислав. – Но пока и так сойдет. К тому же это я тебе маленький барабан показываю, а так мы с отцом с большим управляемся. Все думают, что главное – уметь сварить кофе, а на самом деле варка – дело третье, жарка куда важнее. К тому же после жарки хорошо б, если б зерна кофе отстоялись дня три – это оптимальный срок. Можно и неделю, но никак не больше полумесяца, а то кофе выдохнется. Пить можно, но уже не то.
Объяснения Воронина были немножко сумбурными. Похоже, он немного волновался, но было видно, что дело кофейное знал и любил.
– А, еще забыл сказать: у кофе сорта разные есть. Хотя на самом деле вся эта классификация – фикция, различить-то их можно, но не понимаю, зачем и кому это нужно. Реальных же видов кофе всего два: тот, что кофе, и тот, что лишь по названию кофе, – Владислав улыбнулся. – Второй – робустой зовется – понятно, дешевле, поэтому его очень любят под видом кофе продавать. Формально вроде так и есть, но вкус – мрак какой-то. В кофейне можно подмешивать робусту, будет экономия, и на вкусе особо не отразится. Говорить, что вроде так кофе крепче становится. Это не ложь, действительно так. Ну а сорта можно клиентам и разные предлагать, нужно же как-то меню расширять. Люди, вообще, странные: иногда видят различия там, где их вовсе нет. Так что пусть будет. Все для клиентов, как говорит Норин.
– Ты кофейню собираешься открыть? – спросил я.
– Скорее, сеть кофеен. Папа – монополист в графстве на рынке кофейных зерен. Это отличная возможность, чтобы взять и рынок кофеен, тем более ни одной пока в графстве нет. А там, может, и на всю империю замахнуться.
– А Домов чем собирается заняться? – вспомнил я слова преподавателя «Лавки на практике».
– Отец Антона – оптовый торговец продуктами. Вот Антон и хочет открыть сеть бакалей. Наши схемы в этом плане схожи. У него, конечно, размах побольше. Ну и семья у него побогаче.
– А Грановски?
– Катерина парфюмерией собирается торговать.
От неожиданности я на несколько секунд замер. О том же самом говорил преподаватель, но тогда я пропустил его слова мимо ушей.
– Что такое? – удивился Владислав.
– Моя идея тоже связана с парфюмерией.
– Конкурентка?
Я задумался, а потом ответил:
– Не думаю. Моя идея все же слишком нетривиальна.
– А, ну да, конечно, куда там какой-то Грановски до великого Сержа Лерва.
Я улыбнулся:
– Ну просто моя идея слишком необычна. Я же верю в здравомыслие этой девушки.
– Ладно, давай я тебе лучше о кофе дальше расскажу. Ты, вообще, его раньше пил?
– Один раз только.
– Ясно. Тогда с сахаром и сливками тебе сделаю.
Он засыпал зерна в небольшой цилиндр и стал крутить его за ручку:
– Вот, кстати, еще один этап – молка кофе. Ничего особенного вроде бы, но тоже есть свои тонкости. Кофемолка может неровно или недостаточно мелко смолоть кофе. В кофейне будет настольная молка с качественными жерновами.
Владислав высыпал молотый кофе в какую-то посудину, залил водой и погрузил ее в песок близ костра:
– А это варка кофе. В кофейне печка будет, а дома мне как-то у костра приятнее. Сейчас еще агрегат какой-то для варки появился. Может, стоит попробовать его, но пока и так нормально.
Когда пена стала подниматься, Владислав аккуратно вытащил посудину и разлил содержимое по чашкам. Затем добавил сливок, а мне еще и сахара, и поставил чашки на стол.
– Умники всякие считают, что нужно без сахара и молока пить, – продолжал просвещать меня Владислав. – Мол, иначе вы пьете сахар с кофе, а не сам кофе. Я их, лопух, пару лет назад послушал, стал без сахара пить. Кое-как привык, но теперь мне с сахаром кофе перестал нравиться, да и без сахара тоже удовольствия прежнего нет. В общем, слушать нужно поменьше всяких умников, делать как нравится.
Я попробовал напиток и… мне понравилось. Даже очень.
– Очень вкусно, – честно признался я.
Владислав просиял:
– Спасибо. Собственно, вот, предлагаю тебе стать младшим партнером в этом бизнесе. Тридцать процентов – твои.
Я, конечно, ожидал, что Владислав предложит поучаствовать в своем начинании, раз уж он столь подробно начал рассказывать о своем деле, но… тридцать процентов?
– Почему такой большой процент? – удивился я. – Это же полностью твоя идея плюс связи твоего отца, твои знания.
Воронин кивнул:
– Все так. Но причины есть. Одному страшно как-то, хотелось, чтобы был партнер, на которого можно опереться. Потом: все как-то складывается, что судьба словно выводит меня на тебя.
Я нахмурился, вот уж мистики я от Владислава никак не ожидал. Он, увидев мою реакцию, улыбнулся:
– Да я тоже в потустороннее всякое не верю, но знаешь, папа – а уж он сверхпрагматичен – и то задумывается, когда вдруг раз за разом встречается с чем-то странным. И мне советовал задумываться. А тут я с тобой сразу на трех предметах встретился. И это на четвертом курсе! Такое вообще нереально. Так просто не бывает. К тому же как-то так вышло, что еще за одну парту вместе сели. В общем, подумал, к чему это может быть, и тут понял: мне же очень нужен младший партнер. Отчасти поэтому и предлагаю максимальный процент.
Воронин сделал паузу и продолжил:
– Ну и еще пара причин. Во-первых, я с людьми не очень лажу. В теории-то все знаю, но на практике как-то теряюсь. А там ведь работники, клиенты, поставщики. Не очень хочется папу каждый раз дергать. А ты не теряешься, сможешь поговорить со всеми, если что.
Я удивленно посмотрел на него:
– Как ты это определил? Я же толком ни с кем не разговаривал при тебе.
– Папа говорит, что я разбираюсь в людях, – ответил Владислав с улыбкой. – Общаться не умею, но разбираюсь. Папа говорит: есть всего четыре исключения, с которыми я могу дать маха. Но ты к ним не относишься.
– А что за исключения? – заинтересовался я.
– Первое: люди совершенно иной культуры, то есть другой народ, другие традиции. Второе: те, кто значительно старше меня. Из-за опыта, выдержки и всего такого. Третье: кто совсем маленький. Потому что смотришь на них своими глазами, но для тебя-то они неопасны, зато могут быть теми еще хулиганами на самом деле. Ну и четвертое: противоположный пол.
– С девушками-то что не так?
– Инстинкт к воспроизводству. Ну это так папа выражается. Говорит: мозги отключаются. Я, собственно, чуть не женился так. Папа мне тогда посоветовал: прибавь, говорит, в уме своей невесте лет двадцать и килограмм тридцать сверху и посмотри на нее свежим взглядом.
Владислав сконфузился и замолчал. Я же еле удержался от смеха:
– Ну и как она свежим взглядом?
– Пустышка. Дура высокомерная.
Столько горечи было в его словах, что я рассмеялся:
– А может, ну их, все эти методы? Взять да жениться? До сих пор же тоскуешь.
– Да нет, не тоскую я, – махнул рукой Владислав. – Просто до сих пор не по себе как-то от такого несоответствия. Смотришь глазами: чудесная красавица с изысканными манерами. Смотришь умом: другой результат. Так-то я через пару месяцев женюсь. На другой, понятное дело.
– И как твоя новая избранница, если помножить ее вес на полтора, а возраст на два?
Владислав встретился со мной взглядом и серьезно ответил:
– Приятная леди с добрым сердцем.
Мы некоторое время молчали, попивая кофе, а потом я дал свой ответ:
– К сожалению, нет, Владислав. Твое предложение очень заманчиво. Спасибо тебе. Но я все же хочу попробовать собственную идею. Но если что, всегда рассчитывай на меня. Просто по-дружески. Если я в какой-то момент понадоблюсь, просто позови.
Владислав погрустнел и после паузы произнес:
– Спасибо. Приглашу тебя к открытию.
