Kitabı oku: «Академия мрака», sayfa 4
Запои начались, когда Калебу было пятнадцать, но вот уже как два года в его горле не было ни капли спирта – ну или так казалось. Парень не мог вспомнить, чтобы делал хоть глоточек, но дыхание с тех пор постоянно пахло ромом.
Отчаяние вновь приняло в свои шелковистые объятия, приветствуя радостным смехом. Прежде его заслоняли гротескные родительские фигуры – и вот оно вновь на коне или, если точнее, на двухголовом теленке. Чтобы добраться до калифорнийских пляжей, у Калеба ушла неделя, и к тому моменту он проспиртовался до такой степени, что пот стал вонять как выпивка. Когда слабость или боль обгоревшей кожи не доканывали слишком сильно, Калеб открывал ноутбук и пробовал писать. Зеркало периодически сообщало, что волосы у парня на голове выгорели до тусклого песочного оттенка.
Калеб пришел в себя в середине января с вывихнутыми коленями и осколками от разбитой бутылки рома Bacardi 151, застрявшими в руках после падения кувырком с насыпи у Спаркса, штат Невада. Три дня прошли как в бреду, а потом парня подобрали и спровадили в бесплатный травмпункт. Медсестры там Калеба игнорировали, а врачи относились с нескрываемым пренебрежением. Почти никто не удосужился сказать ни слова, о чем бы Калеб ни спрашивал. Что с ним было до этого, он толком вспомнить не мог, а то, что всплывало в памяти, хотелось поскорее забыть.
Веселое зимнее приключение закончилось тем, что Калеб на костылях, забинтованный с головы до пят и прихрамывающий, добрался до полуразваленного крыльца Джоди. Ее брат Рассел листал черно-белые фотографии, посмеиваясь про себя. Джонни ошивался на поляне неподалеку – красил свои новые четыре «Тойоты» в лимонно-желтый цвет, вооружившись ведерком эмали и малярной кистью. Умственно отсталые малыши ползали и мяукали во дворе. Воинственный отец и пьяная мать трясли перед лицом Калеба дробовиками. Такое внимание к его скромной персоне даже льстило. В конце концов парню разрешили разбить лагерь на заднем дворе, где Калеб каждый день нянчился с ребенком, страдающим гидроцефалией. Джо лишних вопросов не задавала. По-своему это было как лучшей, так и худшей частью происходящего.
Почти исцеленный – по части ног – Калеб вернулся в универ и обнаружил, что стены комнаты недавно покрасили в персиковый цвет, который едва скрывал факт, что недавно здесь кого-то жестоко убили. Тяжелый затхлый дух стоял в помещении, даром что все окна были раскрыты настежь, да и холодно было – как в мясной лавке.
Пока Калеб разглядывал пятна, вошел Вилли, чтобы спросить, как прошла поездка в Новую Англию. Калеб промолчал – знай себе таращился на стену.
В некотором смысле он не мог отвести от нее взгляд до сих пор.
Калеб подставил лицо пронизывающему ветру, когда выходил с поля.
Девять сорок три.
Порванные клочья подкладки карманов налипли на вспотевшие ладони.
Джоди была прямо-таки раздавлена, когда узнала, что ярмарку в тот вечер закроют из-за сильной метели. О ярмарке девушка трещала всю минувшую неделю, исполненная той легкомысленной блажи, какую Калеб редко за ней замечал. Это почти пугало – возможно, в Джоди Калеба привлекала как раз чрезмерно серьезная сторона, уравновешивающая хаос в его душе.
Было настоящим облегчением обнаружить, что их нежное взаимопонимание никуда не исчезло и нет-нет да и давало о себе знать и что Калебу не всегда приходилось любить Джоди вопреки неизбежному, точно прилив, расставанию.
– Выиграешь мне мягкую игрушку? – спросила она вчера.
– Конечно, не вопрос, – ответил Калеб, а что еще оставалось? Он никогда прежде не выигрывал мягкую игрушку для девушки, и его беспокоила мысль, что он забыл учудить нечто подобное в принципе. Ведь каждый парень должен хоть раз в жизни выиграть симпатичной девчонке игрушку на ярмарке. Метко выстрелить, лихим броском набросить обруч на палку, сбить бейл с крикетной калитки – и вот он, приз, огромный розовый слон.
«Интересно, – подумалось Калебу тогда, – а моих-то предков не такая вот оказия вместе свела? Надеюсь, что нет».
Калеб трусцой сбежал вниз по крутому склону, который переходил в овраг, и вышел на крошащуюся мощеную дорожку с северной стороны библиотеки. Ухватившись за сетку забора, окружавшего заднюю часть здания, парень подтянулся. Холодный металл обжег ладони.
Если идти через парадную дверь с другой стороны библиотеки, придется миновать турникет на пути к книжным полкам, столам с микрофильмами и справочной службе. Двери в подвал, три штуки, держались запертыми.
Поскольку библиотека и культурно-спортивный комплекс соединялись «мостом» – поперечным крытым переходом, встроенным в склон крутого холма, – Калеб уже сошел ниже уровня земли. Несколько общежитий были возведены таким же образом, да и в целом кампус заполняли выступы и уклоны, перелески и луга, порой – довольно дикие на вид. Цветущая пасторальная местность была здешним предметом гордости и упоминалась чуть ли не в каждой брошюре учебного заведения.
Вскарабкиваясь, Калеб наблюдал за студентами, проходящими перед окнами над ним. На вершине забора он перекинул ноги, готовый спрыгнуть вниз, но в середине прыжка пальто зацепилось за колючку, и Калеб брякнулся оземь. Он на мгновение задумался, не пил ли снова, сам того не сознавая. Попытавшись встать, Калеб припал на травмированное колено, придушенно вскрикнул и рухнул лицом на холмик влажной земли.
– Эй! – окрикнул его кто-то.
Сердце Калеба ушло в пятки. Он сразу же пожалел о том, что его физическая форма оставляет желать лучшего – ни тренированных мышц, ни ловкости, ни скорости. Господи Иисусе, упитанный Лягуха Фред забрался по стене на высоту третьего этажа, будучи целиком перемазанным скользкой жижей, и умудрился ни разу не потерять опору. Стоило взять у этого пройдохи пару уроков. Пусть покажет, как правильно распределять вес, куда ставить ноги.
– Эй!
Черт возьми, что происходит? Калеб снова почувствовал вкрадчивый интерес мертвых к нему. Сердито, по-лошажьи, фыркнул и чуть не прикусил язык. Воображение последние полчаса рисовало самые мрачные картины: ЦРУ, Моссад, семерка ангелов из Откровения Иоанна Богослова, кто еще у него на хвосте? Чей голос взывает к нему сейчас?..
– Эй.
Повернувшись, Калеб увидел девушку, подмигнувшую ему сегодня утром на уроке этики. Она стояла, небрежно привалившись к забору.
– Привет, – сказала она и состроила насмешливую гримасу. – Ты в порядке? Головой не стукнулся?
– Ага, – сказал Калеб ей. – Ну, то есть… Я в порядке. Мне не больно.
Девушка продела пальцы одной руки в проволочные клеточки забора, другой помахала Калебу.
Темные волосы, подстриженные «под кувшин», идеально обрамляли ее луноподобное личико. Вполне себе милая брюнетка, миниатюрная, с мелкими губами и карими глазами, на диво выразительными. Над уголком левой брови была родинка, еще сильнее подчеркивающая пристальность взгляда; хоть куда смотри – все равно «магнитит» назад, к зрачкам. Девушка моргнула, и Калебу показалось, будто он слышал щелчок хлыста от ударивших по воздуху длинных ресниц. Голос у нее звучал чуть грубовато, с щепоткой кремня – когда к тебе таким обращаются, не проигнорируешь.
– Что ты там делаешь? – спросила девчонка.
– А…
– Крутое ты сальто выписал, – сказала она и тихонечко усмехнулась.
– Научился всему, что знаю, у летучей семейки Валленда6, – пояснил Калеб, надеясь, что на лице не проступает адский напряг. Парень приподнял брови, убедившись, что не щурится, и добавил: – Но не у тех ее членов, что расшиблись в лепешку.
– О как. Ну славно.
Калеб не мог уловить, что незнакомка о нем думает.
– Только не говори мне, что с пары сегодня отпустили пораньше. Она закончилась всего десять минут назад. Ты бы не успела сюда добежать из другого корпуса. Да и потом, Йоквер любит тянуть свое шоу до последней минуты.
Девушка пожала плечами. Края волос коснулись ее подбородка.
– Я его шоу больше не смотрю. Бесит неимоверно. Я ушла из класса сразу после тебя.
– Не шутишь? – Калеб искренне удивился. – Я думал, мне одному Йок не по душе.
– Да все остальные – просто терпилы. От его занятий никакого прока. – Она поджала губы и рассеянно облизала их, видимо, пытаясь подобрать слова. Их влажный блеск точно понравился бы Йоку – столь же чувственный, как отблескивающий лак на розовых ногтях Кандиды Селесты, теребящей передок блузки. – Сам по себе курс слишком уж, как бы это сказать… детсадовский. Для тех, кто не хочет напрягать мозги до обеда. Можешь считать меня предвзятой…
– Я и сам предвзят, – сказал Калеб абсолютно искренне.
– Думаю, на занятиях я все время чувствовала то же, что и ты, просто никак не могла решиться. Йоку если что и нужно, так только чтобы в классе находились какие-то тела. Если им нечего спросить у него, нечего обсудить или добавить – ему по барабану. Пустая трата времени – эти его занятия. Просто перейти с курса на курс – всегда морока, а если на тебя уже накатила апатия, просто думаешь: ладно уж, досижу, чем-нибудь себя займу. – С губ девушки срывались маленькие белые облачка пара – по форме точь-в-точь «пузыри» для выражения мыслей собачки Снупи из комикса. – Повезло тебе все-таки, что не свернул шею. Зачем ты туда полез, не скажешь?
– Подумал, что срежу дорогу до студсовета, – ответил Калеб, глядя на ее родинку.
– Это ты зря. Тут же тупик. Обойди корпус с другой стороны, через холм.
– Я не знал, что здесь тупик.
– Теперь знаешь.
Калеб одернул полы пальто, убедился, что записи на месте, и перелез через забор во второй раз. Не торопясь, осторожно – не хотелось снова выставить себя неуклюжим олухом, да и как-то боязно было за ушибленные коленки. Девушка подняла большой палец, когда Калебу удалось аккуратно спрыгнуть наземь:
– Вот это я понимаю – грация.
Калеб поклонился, она одарила его шутливыми аплодисментами. На ее улыбку ну никак нельзя было не ответить – и плевать на дурное настроение. У людей вроде нее самый банальный позитив превращался в реальную силу – поди воспротивься такой.
Калеб протянул незнакомке руку:
– Я Калеб Прентисс.
Без предупреждения девушка ухватила его за запястье и притянула слишком близко, подавшись вперед, пока их носы не соприкоснулись. «Ну дела», – подумал Калеб, приоткрывая губы для поцелуя и гадая, как так вышло, что они с незнакомкой миновали все условности и сразу запрыгнули на столь высокую ступеньку межличностного общения. Язык парня свесился изо рта, когда ожидаемого соприкосновения не последовало.
– Кальвин! – выпалила девушка. – Мистер Пр-р-рентис-с! Теперь я вижу, из какого теста вы слеплены. Куда-то торопитесь, хм-м? Хм-м! ХМ-М-М?!
Калеб разразился смехом, больше похожим на рев слона, прозвучавшим странно и по-идиотски, но, по крайней мере, это было забавно. Озорница, тоже посмеиваясь с ним на пару, прислонилась спиной к забору, сжала руку парня в своей и произнесла:
– Меня зовут Мелисса Ли.
– Прекрасная имперсонация. Ты, часом, не дочка Йока?
– Она самая, – выдала девушка серьезно, убирая краешек черного локона от рта.
Калеб застыл соляным столбом, чувствуя, как краснеет. «Она не шутит, что ли?»
– Только не хватайся за сердце. Шучу я, шучу. Моя фамилия – Макгоуэн. Да что с тобой? Расслабься немного.
Да уж, стоило хоть попытаться.
– Подленькая шуточка, – пробурчал Калеб, потирая шею.
– Я смотрю, профессор Йоквер тебя порядочно запугал, – заметила Мелисса Ли.
Почему до сегодняшнего дня она не попадалась ему на глаза? Почему он не познакомился с ней раньше? Неужто Йок и впрямь так тяжко оттоптался на душевном равновесии?
«Я что, до такой степени уязвимый?..»
– Не припомню, чтобы ты много говорила на занятиях, Мелисса.
– А что, хоть кто-то у Йока трещал без умолку?
Она была права. Никто никогда много не говорил – даже тот одержимый писаниной новичок, которому занятия по этике были будто бы взаправду небезразличны.
– Хотя от других студентов в сторону Йока я не слышала ничего, кроме лести, – тем временем продолжила Мелисса Ли. – Мол, оценку получаешь с феноменальной легкостью, за здорово живешь. Стоило уже тогда понять, что дело – пшик. Мне говорили, что его признали самым популярным преподавателем за последние шесть-семь лет, но уже после первых пар поняла, что захватывающий курс философии утащит мой и без того паршивый средний балл в канаву.
– Пошла бы сразу к декану…
– Вот этого точно не хотелось. Сама не знаю почему. Этот тип меня бесит больше, чем Йоквер. Есть в нем что-то… в том, как он смотрит на людей. Будто у него всегда что-то еще на уме, понимаешь?
– О да.
– Не слушает тебя – и ты хоть раз слышал, чтобы он говорил? Жуть как раздражает.
Калеб тоже чувствовал это всякий раз, когда приходилось иметь дело с деканом. Они с девушкой двинулись назад к корпусам и плацу. Ее улыбка, как он подметил, уже не была наполнена лишь мимолетной иронией. Кажется, эта подруга к нему чуть оттаяла.