Kitabı oku: «Два дня на даче», sayfa 5
– А звонила она когда?
– Да, звонила она сразу, как мы поняли, что уехали от них, но это как в бреду уже было, я только помню, как Кристинка кричала, что нас убивают, по нам стреляют, и как в ответ кричала: "Что все на выезде, и все заняты? Мы что, бл.., никому нах… не нужны?" – и потом как бросила телефон в стекло лобовое.
Все сидели и молчали. Серёга, наконец, встал и спросил: “Кому выпить налить?” Никто не ответил. Тогда он налил себе и пошел на улицу. Володя опять уткнулся в смартфон, что-то быстро набирая.
Серёга сел в кресло и пригубил вино. Мысли его были, как ни странно, совсем не об инциденте с Доктором. Несмотря на чудовищность и экстраординарность того, что с ними произошло, его сейчас занимало больше всего сегодняшнее поведение жены.
"Я не понимаю, что надо Наташке? Чего ей не хватает? Всё у неё есть: дом, муж, дети. Ведь все для неё, а она ведёт себя как шлюха последняя. Все эти представления устраивает. А все приезжают, как на спектакль к нам, типа вот Наташка опять будет с кем-нибудь любовь крутить. Ха-ха, а Серёга будет смотреть на это и молчать. Нет, не буду, я лучше напьюсь, а завтра подам на развод". Это говорил "первый Серёга", тот, который был одним из заводил в школе, который самостоятельно поступил в институт на понравившуюся ему специальность и который, как ему казалось, выбрал себе хорошую, красивую подругу, наплевав на желания родителей женить его на подходящей невесте из ближнего круга их друзей. "Слушай, хоть сам себя не обманывай – ни на какой развод ты не подашь", – сказал "второй Серёга". Этот "второй" появился лет десять тому назад, когда пошли первые жесткие наезды на него со стороны Наташки, и она стала зримо навязывать свою волю, которая оказалась у этой симпатичной и с виду простоватой девушки вполне непреклонной. Второй был утешителем и успокоителем, когда в очередной раз он "первый" восставал, "второй" объяснял поведение Наташки вполне рационально и призывал поискать причины такого её поведения в собственных поступках и неправильных взглядах. Оценить свои поступки и обязательно найти некрасивые, которые и привели его Наташку к необходимости совершения некрасивых, иногда предательских шагов. Когда всё было логически объяснено, он приходил к неутешительному выводу о своей несостоятельности, как мужа и отца. У Серёги сформировался комплекс вины перед Наташкой. "Каждый раз одно и тоже себе говоришь, убеждаешь, а на следующий день даже поговорить с ней боишься. Опять истерику закатит, посуду начнет бить – не хочу! Перебесится и все наладится, надо только немного подождать. Терпение и труд – всё перетрут". Серёга отхлебнул вина за этот тост. "Шизофрения какая-то", – сказал первый. "Сколько можно терпеть? Есть у меня гордость или нет, в конце концов? Вот ради чего все это надо терпеть, ради детей? А какими они вырастут, если видят такое отношение матери к их отцу? Даже подумать страшно. Моя жизнь проходит непонятно как, так еще и дети получат неправильный посыл на всю жизнь. Нет, завтра пойду разводиться". Второй тут же ответил: "Завтра суббота, ЗАГСы заявления не принимают, поэтому завтра ты точно не разведешься, а там посмотрим. Ты про раздел имущества вообще подумал? Про родителей, которые сначала тебе припомнят твою самостоятельность, повозят мордой по столу, а потом скажут, что вы так долго уже живете вместе, что желание развестись при таких сроках совместной жизни бывает периодически у всех, но потом проходит, и у тебя пройдет. Не будешь же ты рассказывать родителям, что Наташка тут вытворяет, это же страшный стыд. А сколько сразу разговоров вылезет, сплетен, Наташка будет все отрицать и рассказывать, как она тебя любит, холит и лелеет. И в самом деле: рубашки и брюки наглажены, дети учатся хорошо, в кружках занимаются, дома чисто. По всему выйдет, что она хорошая, а ты плохой, она жертва, а ты гад". Первый сказал: "Нет, что я за мужик, если моя баба налево гуляет, а я на это глаза закрываю? Хочет гулять, пусть гуляет, но без меня. Не хочу быть посмешищем для всех. Хва-тит". Это были последние слова его внутреннего диалога: Серёга заснул, сидя в кресле. Рука с бокалом упала на ноги, остатки вина вылились, залив красным его красивые белые брюки. Наташке придется их отстирывать, или нести в химчистку, или выбросить.
Эта их взаимная маята продолжалась уже чуть больше пяти лет, начавшись после того, как всплыла история непродолжительного Серёгиного увлечения своей секретаршей. Наташка не стала предавать огласке тот случай, но сделала его хорошим оружием в своих руках. Серёга уволил секретаршу и впал в депрессию. Соблазн снять стресс в конце дня рюмкой хорошего коньяка незаметно перерос в сто-пятьдесят-каждый-вечер, и эта постоянная практика сделала из него тихого безобидного алкоголика, который, не осознавая своей болезни, признавал за собой только некую слабость в этом отношении, не более того. Наташка, естественно, страдала. Она не ожидала, что взращенное ею чувство вины, вместо прекрасного инструмента манипуляции, превратит её мужа в безвольного алкоголика. Поначалу она пыталась разжечь его ревность и самолюбие, заигрывая то с одним, то с другим знакомым, но старания оказались тщетными, и со временем Наташка перестала надеяться на то, что она вытащит мужа из ямы ничтожности, в которую он падал всё глубже. Прикрывая зудящую совесть заботой о муже, она по-прежнему флиртовала, стараясь не переходить черту, хотя иногда ей и не удавалось удержаться в рамках. Вот недавно нашёлся очередной подходящий объект в виде Дениса, и Наташка всерьёз увлеклась им, справедливо считая, что даже если в очередной раз не удастся расшевелить мужа и заставить его трезвыми глазами посмотреть на мир, то удовольствие за свои труды она в итоге всё-таки получит. Пока ни первое не второе, к её сожалению не получалось.
– Как же вы попали, блин, – Кирилл с удивлением и сожалением констатировал факт нападения.
– Чего ты причитаешь, Киря? – прошипела на него Ленка. – Звони, беги, стреляй, наконец, но не причитай.
– Он не причитает, – заступилась за него Света. – Просто он сожалеет, что такое случилось с Доктором и Кристиной. С каждым из нас могло такое случиться, мы все ехали мимо этого проклятого магазина.
– Это могло случиться с нами где угодно, – отозвался Вова, оторвавшись от смартфона. – В ФБ говорят, что похожие нападения уже случались в этих краях, но никого не поймали. Этническая преступность, тем более замешанная на религиозной основе, вещь серьезная и труднопобедимая.
Наташка с каким-то страданием и великим сожалением посмотрела на Дениса и произнесла: "Господи, да где же они берутся на нашу голову?"
– Где, откуда? Известно где, в Средней Азии и на Кавказе, – Денис тоже посмотрел на неё с некоторым сожалением.
– Все это хорошо, но кто мне машину отремонтирует?
– Доктор, а ты найди их и попроси отремонтировать, – ответил ему Денис.
– Дурак ты, Денис. Как был дурак, так им и остался. – Ленка встала и налила себе вина. – Ты вообще понял, что произошло? Произошел разрыв шаблона, и не только. Лично я сегодня поняла, что никто из нас не защищён по-настоящему, что все мы лишь статисты в этой стране.
– Это ты сейчас чего сказала: “Надавалить?” – Володя, не отрываясь от смартфона, улыбнулся.
– Вова, тебе-то как раз валить некуда. Твой бизнес без постоянной подпитки деньгами тестя сдохнет через три дня. Сидел бы и молчал в тряпочку, бизнесмен хренов.
– Зачем ты так, Лена? У Вовы свой успешный бизнес. Правда сейчас есть некоторые временные трудности, но…
Маша не успела договорить, её перебил Володя, который всё-таки оторвался от гаджета.
– Лен, но у тебя и этого нет, поэтому ты и стремишься за границу, хотя что ты там будешь делать, я ума не приложу. У тебя денег больших нет, профессии нет, для панели ты уже, извини, старовата. Что ты там будешь делать?
– Ничего, что меня никто тут не спрашивает, хочу я уезжать или нет? – Денис встал на середину зала и посмотрел на Ленку, потом на Володю.
– Тебя не спрашивают, потому что не нуждаются в твоем мнении. Ты останешься здесь, во всяком случае, со мной ты никуда не поедешь. Я заберу детей и отвалю из этой страны, куда глаза глядят. Я могу эмигрировать в Израиль.
– Кому ты нужна в этом Израиле? Седьмая вода на киселе.
– И что? Этого достаточно. Я хотя бы не буду бояться выходить на улицу и выпускать детей гулять.
– Лен, там ведь тоже взрывают всякие террористы, – с сомнением сказала Наташка.
– Взрывают время от времени, но их вычисляют и безжалостно уничтожают. Понятно? Там есть полиция, армия, Моссад, и они все реально работают, а не в жопе ковыряют как наши многочисленные полиционеры. Понятно?! – Ленка завелась не на шутку, она встала и подошла к Денису и уже практически кричала ему в лицо. – Чего ты вылупился, валенок? Чё те в этой жизни надо, а? Выпить и баб чужих потрахать и всё? Кто, бл..ть, детей растить будет, а? Ты даже воровать без меня не можешь…
– Лен, всё, хватит, пойдём, пройдёмся на свежем воздухе.
Кирилл держал в левой руке пачку сигарет, а правой попытался взять Ленку под локоть, но она вырвалась и, повернувшись к Денису, крикнула: "Инфантил, бл..дь, беспомощный!" Потом вернулась, взяла Кирилла под руку и произнесла: "Пойдем, Киря, кирнём, покурим. Вина мне захвати". И они вышли в сумерки летней северной ночи.
– Пиз..ц, я вообще не понимаю, что с ней происходит, – произнёс Денис в пространство перед собой.
– Ничего особенного, обычная физическая и моральная неудовлетворённость жизнью. Это я тебе как доктор говорю.
От выпитого, осознания спасения и наличия серьёзных проблем не только у себя, Доктору явно полегчало, и к нему вернулось его всегдашнее добродушное расположение духа.
– Доктор, иди нахер, ладно? Без тебя разберусь.
– Тогда зачем спрашивал?
– Вопрос был чисто риторический. Надеюсь это ты понимаешь?
– Мальчики, не ссорьтесь, пожалуйста. – Маша подошла к Доктору и погладила его по плечу. – Вы разве забыли, что сегодня произошло с Доктором? Как вам не стыдно ругаться. На улице непонятно что происходит, а вы ругаетесь.
– Маша права. Ты, Денис, резко себя ведешь. Ваши с Ленкой разборки, честно говоря, нас не касаются, поэтому выясняйте отношения на улице, а на нас это не вываливайте, – Володя с лёгкой неприязнью посмотрел на Дениса.
– Слушай, но началось всё не с наших с ней отношений, а с тебя, вообще-то.
– Вот я и не хочу, чтобы мне указывали, где мне жить и где работать, – ответил Володя.
Вернулся Кирилл, все вопросительно взглянули на него, и он, отвечая на общий немой вопрос, произнёс, – уснула на шезлонге. На улице тепло, я накрыл её пледом.
– А в чем, собственно, Ленка не права? – вернулся к разговору Денис. – В стране невозможно стало жить, сегодняшний пример с Доктором яркое тому подтверждение. Полиция так и не приехала – у них и без нас вызовов много, все на выезде. Доктора с Кристиной чуть реально не убили, а мы будем говорить, что, как там песня советская была? – И он бодро запел, – «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Точно, очень вольно, чего хочу, то и делаю. Хочу – ворую, хочу – убиваю, хочу – насилую. А вот я хочу честно работать, а не могу. Почему спрашивается, если у нас такая свобода? Да потому, что у нас не свобода, а вольница, потому у нас бардак и анархия. И с каждым годом это всё нарастает и нарастает. В конце концов, это всё развалится с треском и кровью, и нас погребёт под этими обломками. А на обломках построят русский халифат по законам шариата, который погрязнет в невежестве и мракобесии, зато за воровство будут казнить, и за разврат и пьянство, кстати говоря, тоже.
– Мрачную картину ты нарисовал, – Володя встал и подошёл к открытой двери на улицу, выглянул, как бы удостоверяясь, что Ленка спит, потом посмотрел на небо, и, прислонившись к косяку, сказал, – всё не совсем так. Я с тобой соглашусь в том, что бизнес наш построен на воровстве, и сейчас ничего нельзя заработать, не преступая закон. Но… – он немного помедлил, – жить всё-таки здесь можно, и зарабатывать здесь можно именно в силу того, что есть возможность воровать, которой практически нет на условном Западе. Там ворует только самая верхушка и то очень осторожно.
– А зачем им воровать, у них и так всё есть, – проговорила Наташка.
– Наташ, денег не бывает много, пример нашей страны тебе в помощь. У нас период дикого капитализма 90-х плавно перешёл в феодализм. Теперь не надо быть успешным коммерсантом, придумывать какие-то схемы для сравнительно честного отъема денег у государства и населения, надо просто находиться при должности и хотеть её монетизировать. Вот и вся наука, – Володя развел руками.
– И что нас ждёт тогда? Чем отличается будущее, которое нарисовал я, и твоё? Как ни крути, а ждёт нас развал и кровь.
– Нет, я думаю, что ждёт нас, да, развал, но на маленькие удельные княжества, которые премило так будут жить. Сначала бедненько, пока не нащупают свою экономическую нишу в глобальном мире, а затем всё лучше так и лучше. Пятьсот лет непрерывной государственности, это тебе не кот наплакал, это, брат, великая традиция, которую можно только изменить таким вот образом. Вот Казахстану с Украиной и Белоруссией действительно пришлось хреново после развала СССР, никакого понимания что такое своё государство, а тем более традиции в госстроительстве, у них не было. Но они выкарабкиваются как-то. Все по-разному, но выбираются. С кровью, но учатся. А у нас, русских, эта традиция с молоком матери впитана. Мы же тут все свои, да, великороссы? – Володя довольно улыбнулся и продолжил. – Поэтому считаю, что всё идёт своим чередом и правильно. Надо только чуть-чуть подождать, и всё развалится, а потом наладится.
– А я считаю, что ничего само собой не наладится. Всё надо делать от тебя зависящее, пусть от тебя не много зависит, и в масштабах страны это капля в море, но сдаваться нельзя, и надо делать всё для того, чтобы у нас в стране стало хорошо жить, и никому не хотелось бы уезжать за границу, – Кирилл говорил, и в подтверждение своих слов, убеждённо рубил ладонью воздух.
– Кирилл, а ты, как я погляжу, сторонник малых дел, – Володя отошёл от двери и присел на стул возле стола. Он налил полбокала белого вина и с иронией произнёс: “Такое мнение тоже достойно существования”.
– Не слишком ли ты высокомерен сейчас, Володя? – Света произнесла это с лёгким, едва заметным чувством отторжения, которое он, тем не менее, почувствовал. – Ты как-то приватизировал правильное мнение, как тебе кажется, и с этой высоты бьешь по другим точкам зрения. Ты считаешь, что лучшее решение – это сидеть на берегу реки и ждать, когда мимо тебя проплывет труп твоего врага, как в китайской поговорке? Но хочу заметить, что ты можешь этого и не дождаться, просто потому, что тебя гораздо быстрее прибьют всякие таджики с пестиками или простые русские бандиты, неважно. Что, думаешь, твой бизнес не отберут, если захотят?
– Да кому он сейчас нужен, мой бизнес. Денег нет, заказов нет.
– А если появятся?
– Дык, в этих условиях и не появятся. Я вам о чём и говорю. Не будет больше денег. Это как огромный пустеющий старый-престарый деревянный дом. Он ветшает, у него сгнили балки, рамы вываливаются, и он уже на такой стадии, что не только переклейкой обоев, перекраской, как предлагает Кирилл, но и капитальный ремонт, как предрекает нам Денис, уже не поможет удержать его от развала. Надо просто дождаться, когда он развалится и на его месте построить несколько маленьких, но комфортных каменных домиков. Они начнут торговать между собой и с остальными домами и домиками, станут богатеть.
– Да, но когда он будет разваливаться, то многих жильцов раздавит, – заметила Света.
– Да, наверное, но если не хочешь, чтобы тебя раздавило, то переезжай в другой дом, как предлагает Лена. Только помни, что там ты, скорее всего, будешь мести там полы и убирать места общего пользования, а не как здесь, условно говоря, сидеть и считать квартплату, но это лучше, конечно, чем погибнуть под завалами. Надо уезжать с капитальцем.
– А как же те, кто не может уехать отсюда никуда? Что им делать, ждать когда все рухнет и молиться, чтобы их придавило? Это фашизм какой-то получается.
– Света, это не фашизм, а социал-дарвинизм. Выживает сильнейший и наиболее приспособленный.
– А если большинство не приспособлено воровать, им умереть предлагаешь?
– Я никому не предлагаю умереть, я просто предлагаю дождаться естественного конца этого несчастного государства под названием Россия и под шумок немного оторвать себе наследства. Вот и все, – Володя улыбнулся. – Только не говорите, что вы со мной не согласны.
– Я тебе могу сказать, что ты долго будешь дожидаться конца, хотя бы по той простой причине, что мы, например, со Светой как раз из числа тех людей, которые не могут никуда уехать и просто из чувства самосохранения будут до конца стоять за этот дом, как ты образно и хорошо, между прочим, назвал Россию.
– Это не я придумал, это, если помните, в конце 90-х была такая партия "Наш дом – Россия". Хорошо, а что ты будешь делать, чтобы сохранить этот дом, эту страну? Опять теория малых дел? Будешь наводить порядок на вашем заводе? Бороться с обналом, откатами? Так без них вы не получите заказов, рабочие останутся без работы, они же тебя первого на вилы и поставят. Понял?
– Слушайте, но в России всегда воровали. Всегда, и помногу об этом нам на уроках литературы в школе рассказывали, Салтыков-Щедрин, например, но она же развивалась и такая крутая империя была. И сейчас отстроится и разовьется. Просто еще не наворовались. И главное, нельзя дать себя захватить американцам, а то они из нас колонию сделают и все выкачают отсюда, а мы в рабство к ним попадем. Правильно Кирилл сказал, надо держаться за нашего Главного, он нас никому в обиду не даст, – Наташка смотрела то на Володю, то на Дениса, ища у них одобрения своим словам.
– Наташенька, золотце, никакие американцы нас захватывать не хотят, не смотри телевизор. Не засоряй свою головку.
– Ой, только давай вот без этого твоего высокомерия, ладно? А то такой умный выискался, прям куда деваться. – Наташка встала, бросив презрительный взгляд на Володю, и демонстративно налив себе вина, вернулась на место. Закинув нога на ногу, она с видом английской королевы спросила: “Так что ты там умничал?”
Володя снова слегка улыбнулся и продолжил: “Захватить такую страну как Россия, невозможно. Нет, конечно, можно захватить, но удерживать будет очень сложно и дорого, а западники очень прагматичные люди, у них кроме денег никакой идеи нет, поэтому ничего себе в убыток они делать не будут, тем более отправлять сюда большие массы людской силы с риском их потерять. Их до недавнего времени совершенно устраивал наш режим, который как раз и есть колониальный. Это к вопросу о том, почему при царе воровали, но Россия развивалась, а сейчас воруют, а она не развивается. Я думаю, что здесь всё на самом деле просто. Раньше воровали здесь и вкладывали здесь же, таким образом деньги никуда из страны не уходили. ВВП рос, и страна развивалась, пусть и через такой кривой механизм перераспределения добавленной стоимости.
– То есть она была суверенной при царе, а сейчас колония?
– Да, Кирилл, ты все правильно понял. Хотя, конечно, такой механизм перераспределения не стимулировал настолько хорошо предпринимательские способности народонаселения, как свободные рыночные отношения в Америке и Европе, но при хорошо растущей численности населения давал значительный экономический эффект. Как в Китае с 70-х годов прошлого столетия.
– Ничего я не поняла, честно тебе скажу, поэтому пойду спать. Серёгу вот дотащу до кровати и всё. – Наташка поднялась, взяла сигарету из пачки и посмотрела на девчонок, – кто со мной?
– Пошли, – отозвалась Маша, – постою с тобой, а то мой муж что-то сегодня философствует не понятно с чего.
– Смотри, увижу, что куришь, по губам надаю, – Володя погрозил ей пальцем.
– Сиди уже, философствуй. Что я, маленькая что ли? Сказала же, что бросила.
Света осталась. Доктор налил себе ещё виски, сидел, слушал. Ему явно хотелось сейчас забыть о произошедшем, и хотя бы до завтра не думать о всех тех проблемах, которые предстоит решать в ближайшее время.
– Короче, сейчас ситуация другая: все как всегда воруют, но наворованное вывозят из страны кто куда. Россия тупо разворовывается, беднеет и чахнет. И сделать с этим уже ничего нельзя. Только ждать.
– Ждать, когда страна развалится, и нас растолкают по отдельным маленьким уютным домикам, в которых шаром покати? И опять же, как я и говорю, без крови не обойдется, не обойдется без войны с мусульманами. Не вижу в этом ничего хорошего.
– Я тоже ничего хорошего в этом не вижу, Денис, но это единственный выход.
