12:14
Здравствуй. Надеюсь, у тебя и Макса все хорошо. Я дома, но это не особо радует.
Утром приехал Василий, помог собрать самые необходимые вещи на первое время. Валентина отказалась завтракать и все утро молчала. Единственное, что она делала – это рассматривала родную обитель в последний раз, будто вспоминала историю каждого предмета, вполне осознавая, что происходит. Думаю, ее молчание не что иное, как бунт.
Василий заказал грузовое такси, чтобы перевезти вещи и инвалидную коляску. Мы вдвоем с трудом помогли ей расположиться на заднем сидении.
– С Богом, Валентина Петровна, – сказала я на прощание.
– Дитё, – старушка словно пришла в сознание и схватила меня за руку, – береги семью, не отпускай от себя самых близких! Не совершай моих ошибок!
Поздно, подумала я про себя.
– Обещаю.
Василий закрыл дверь с ее стороны и сел вперед. Через стекло Валентина с тоской посмотрела на отчий дом, осенила меня крестным знамением и отправилась в другую жизнь.
21:26
Как тут не выпить. Бедная женщина.
Бедный Макс.
Хотелось бы впасть в анабиоз до тех пор, пока Макс не вернется домой. Или уснуть и не проснуться…
Уже голова кружится, мажу по клавишам… Почему ты меня бросил? Где мой сын? Сил нет больше.
Входящие
Письмо от Дмитрий Кожевников:
«Мама, привет, это Максим. Не поверишь, мы с папой сейчас вместе. Не переживай, все в порядке. Несмертельные ранения у обоих, лежим в московском госпитале. У меня осколочное в правую ногу, ходить буду. У папы осколок влетел плечо. Привет тебе передает, сам писать пока не может, да и слабость жуткая.
Как так получилось? Мы поддерживали общение. Отец нашел меня в соцсетях пару лет назад, а когда я сообщил, что иду в добровольческий отряд – он пошел вместе со мной.
И да. Я все-все прочитал, точнее, читал папе вслух, пока он не в форме. Я не держу не тебя зла. Теперь нет. И, конечно, прощаю. Не вини себя, я должен был через это пройти, чтобы многое осознать. И ты тоже. И папа.
Будешь нас ждать?»