Kitabı oku: «Метресса фаворита (сборник)», sayfa 2
– Мог бы и выкупить дитё из приюта, нешто Настасья Федоровна от лишней тыщенки отказалась бы?
– Так в том-то и дело, что самодурка. Баба злющая, если ей в башку втемяшится подлость какую сделать, лучше на хлебе и воде сидеть будет, но задуманное осуществит. Впрочем, на каком хлебе, на четыреста рублей, прожить можно, да и Аракчеев разве содержанку свою оставит? Так что… – Он махнул рукой. – А ты нарочно поезжай в наш приют, к отцу Иоанну, он все про всех знает. Покажет он тебе этого ребеночка, и бумаги о пожертвовании у него в отдельной папочке хранятся. Он мне списки с них делал, но Жеребцов все отобрал.
– А ты сам ребенка Дарьи видел? – снова встряла в разговор Машенька. – Каков он?
– Как не видеть? Видел. Золотая головка, ясные голубые глазки. Митрошкой назвали. Дмитрием Семеновичем. Хорошенький, здоровенький. Содержится прилично. Я, не уведомив, заявился, так что они бы не успели помыть да в чистенькую рубашонку приодеть. А вот тебе совсем свежий случай. У купца Сазонова, как ты знаешь, во дворе сплошняком калмыки, еще прадедом его завезенные. Поколения три уже сменилось, все, понятное дело, уже обрусели совершенно и веру приняли христианскую. Живут все честь по чести. Сазонов как человек просвещенный время от времени зовет к себе на обеды с музыкой в восточном вкусе, и крепостные его надевают шаровары, чалмы, туфли с носами такими вверх, ну, ты знаешь, как у звездочетов. Сам Сазонов обряжается шахом, жена его – шахиней. Изображают, так сказать, персидскую жизнь. Все гости сидят на шелковых подушках, кушают сладости и рассказывают сказки. У кого лучшая, тому и приз. Мы с Машенькой как-то ездили. Она еще крохой была. Помнишь, Машутка?
– Помню! – обрадовалась девушка. – Только мы давно у них не бывали. Ты все занят. А поедем, так, чур, я себе не платье, а совсем другое, архалук17, как у горцев, закажу. Вот смеху-то будет!
– Съездим еще. Сазонов хороший человек, любезнейший, милейший. У него свои три дочки, так что Машеньке там раздолье о своем, девичьем, поболтать. Непременно съездим, и ты бы, душа, поехал, что ли. С полгода назад у дворовой калмычки, что у Сазонова поварихой служила, пропал детенок мужеского пола восьми месяцев отроду. Люди Сазонова с неделю в полях, лесах искали, не нашли. Заподозрили, не мать ли извела сыночка, ибо родился он одна ножка значительно короче другой, но купец за своих калмыков стеной встал. Сам в управу приехал и честное купеческое слово дал, что-де повариха его – женщина почтенная, целую ораву детворы невесть от кого прижившая и воспитавшая, не могла такого злодейства сотворить. И знаешь, я ему поверил. Потому как хорошо людишки живут у Сазонова, а где уже орава, как-нибудь хромой мальчонка и прижился бы. К тому же сам Сазонов увечных завсегда жалеет. В общем, не с руки им было от недужного детенка избавляться, не та ситуация, не те люди. Другое дело – Минкина, я пока эти дела распутывал, уж столько о ней наслушался… она, шельма такая, мне сниться стала!
– Оттого и стала, что ведьма! – обрадовалась Маша. – А как ты объяснишь, отчего Настасья Федоровна всегда знала, что крепостные делали?
– Так это самое простое! Я не сказал, что ли? – Петр Петрович прихлебнул чай. – Кухмистер Иван Аникеев18 по прозвищу Глазок-смотрок следил за дворней по заданию Минкиной и обо всем ей докладывал. У него дочь Татьяна19 в горничных у барыни. В общем, что она ему откровенно, из дочерней любви, скажет, то он без замедления госпоже на белой, так сказать, тарелочке с голубой каемочкой. М-да… А уж она опосля чудеса телепатии являла. Мысли читала о поступках, которые только планировались, наперед догадывалась. Знаем мы такую магию. Не первый день на свете живем.
А ты сам разве не помнишь Минкиной?
Глава 3. Грузино
Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель
А Царю он – друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он? Преданный без лести,
Бл<–> и грошевой солдат.
A. C. Пушкин (1817–1820)
Разумеется, живя в Новгородской губернии, Александр Иванович не мог ни разу не столкнуться с аракчеевской наложницей. Впрочем, метресса не жена, с ней на всяком приеме не покажешься. Что же до законной супруги, вот с этим у Алексея Андреевича не сложилось. Собственно, законная супруга у Аракчеева была, точнее, числилась. Но на высоком посту жены ближайшего сподвижника императора сия особа продержалась без малого год, после чего была спешно отправлена к матери, где и оставалась по сей день.
Венчание состоялось 4 февраля 1806 года в Сергиевском артиллерийском соборе, Псковитинов запомнил дату, потому что в этот день у него самого родилась дочь Оленька, и от свадебного стола его призвали к постели роженицы. Варвара Никитична разрешилась от бремени на две недели раньше, задумай его сиятельство жениться ближе к реальному сроку, Александр Иванович и не подумал бы оставлять ради такого дела супругу. А тут он успел даже поднять пару бокалов за прекрасную Наталью Федоровну20, которой в ту пору исполнилось двадцать три года, и за новобрачных. В общем, третий по счету за этот день бокал он уже поднимал у себя дома за здоровье жены и первеницы. Вот почему Псковитинов запомнил дату венчания Аракчеева.
Наталья Федоровна, хорошенькая блондиночка, с голубыми глазками и неизменно восторженным выражением лица, казалось, совсем не подходила высокому и мрачному, словно грозовая туча, Алексею Андреевичу. Ко всему прочему за спиной у странной пары шептались обо всем известной связи жениха с его дворовой девкой Минкиной, которая, несмотря на измененный статус ее хозяина, до сих пор не покинула, как шутили остряки, «Аракчеевскую столицу» – Грузино, где числилась экономкой.
Обычно господа, имеющие склонность к крестьянкам, свершают сие неблаговидные деяния в тайне, встречаясь со своими зазнобами в какой-нибудь березовой рощице или… А впрочем, помещики – тоже люди, ничто человеческое им не чуждо, но и приличиями пренебрегать не следует. Что уж говорить о здоровых, ладных крестьянках, которые даром что опускают взоры и чуть что – закрывают лицо рукавами, а на самом деле только и ждут, как бы заполучить себе в покровители барина. Говорили, что Алексею Андреевичу придется порвать всяческие отношения с Настькой ради семейного счастья. Но, разумеется, нашлись и такие, кто бился об заклад, что пронырливая цыганка найдет способ выжить из дома дочку генерала Хомутова21.
В день свадьбы Наталья Федоровна получила фрейлинский шифр и Екатерининский орден 2-й степени. Год Аракчеев казался вполне себе счастливым человеком, вывозил супругу в общество, а потом произошел скандал. Кто-то доложил Аракчееву, будто обер-полицмейстер города Санкт-Петербурга, получивший 100 000 рублей на секретные расходы, тратит означенные средства совсем на другие надобности. Он тут же сообщил о доносе государю и занялся расследованием служебного преступления. Для этого Аракчеев должен был произвести тщательную ревизию. Все документы подозреваемого были арестованы и доставлены в дом к Аракчееву. И что же, буквально на первой странице значилось имя его дражайшей супруги! Оказалось, что она, Наталья, два раза получала по 5000 рублей от обер-полицмейстера. Что это могло означать? Наталья Федоровна шпионила за мужем по заданию тайной полиции, получая за это оговоренное жалованье? Аракчеев и раньше подозревал, что за ним следят, но то, что тайная полиция исхитрился вербовать для этого подлого дела его законную супругу, было сверх меры!
– Я говорю, что вы получили от обер-полицмейстера два раза по 5000 рублей! – орал Аракчеев.
– Да, получила, но я взяла их по просьбе маменьки, ей были деньги очень нужны… – едва сдерживая слезы, с достоинством ответствовала Наталья Федоровна.
– Женщина, состоящая на содержании тайной полиции, не может более оставаться у меня в доме. Извольте убираться куда хотите! Даю вам час на сборы, и чтобы духу вашего у меня не пахло!
Вот и вся история брака. С тех пор Наталья Федоровна Аракчеева проживала в своем поместье Липные Горки в Тихвинском уезде Новгородской губернии. Впрочем, проживала ли? Последнее следовало проверить. Конечно, Наталья Федоровна запомнилась Псковитинову голубоглазым ангелом, но, что, если Аракчеев был прав и эта с виду невинная женщина находилась при нем в качестве тайного агента? Впрочем, кто сказал, что в свете причина разрыва была названа верно? Аракчеев не так глуп, чтобы признаваться, что жена покинула его, скажем, застав в постели с Минкиной, или, еще хуже, ради какого-нибудь смазливого унтера. А саму Наталью Федоровну, как известно, никто о причинах ухода от мужа не спрашивал. Так что совершенно не исключено, что графом спешно был измыслен весь этот шпионский роман. История в наших местах редкостная, необычная, и, естественно, слух моментально пошел в народ, день ото дня обрастая новыми шокирующими подробностями.
Тем не менее в качестве подозреваемой в смерти Минкиной Наталья Федоровна должна была занимать одну из первых строчек. Ведь если отбросить шпионские бредни и посмотреть на ситуацию с другой стороны, Наталья Федоровна – не робкая уездная барышня, а дочь генерала. Судя по рассказу Аракчеева, имеет знакомых в высших полицейских кругах столицы и бог знает, где еще. Несмотря на венчание, Алексей Андреевич не уволил Минкину, а стало быть, рано или поздно молодая супруга была вынуждена встретиться с соперницей. Потому что одно дело, когда за мужем числятся грехи в прошлом, и совсем другое, если его бывшая возлюбленная продолжает находиться с ним чуть ли не под одной крышей. Наталья Федоровна должна была возненавидеть наглую цыганку и всячески желать ей смерти. Конечно, прошло восемнадцать лет, и, скорее всего, Аракчеева живет себе в уединении, давно позабыв о своем неудачном замужестве. Но, с другой стороны, что, если в завещании Алексея Андреевича она все еще вписана как основная наследница? Что, если после смерти Аракчеева экс-супруга наследует все его имущество? В этом случае ей было бы выгодно, уничтожив Минкину, подвигнуть бывшего муженька к краю пропасти, чтобы потом…
Нет, не стоит забегать так далеко вперед. Тем более что одно дело, если бы она наняла убийцу сразу же после того, как муж выставил ее из дома, в сердцах чего ни совершают. Но реально поверить, что воспитанная, богобоязненная женщина способна ждать возмездия восемнадцать лет… Нет. Хотя проверить все же придется. Как минимум посмотреть завещание.
Александр Иванович записал имя аракчеевской жены в блокнот и принялся думать. Вот уже час как он сидел в своей коляске и ехал в сторону Грузино. На самом деле следовало, конечно, вернуться в Новгород, расспросить содержателя сиротского приюта относительно обстоятельств поступления к ним ребенка Дарьи Константиновой, но это уже в другой раз. Жеребцов и так, наверное, уже места себе не находит. А и вправду, на какое такое место в расследовании может претендовать новгородский гражданский губернатор? Что ему там делать? Чем конкретным он, с его, с позволения сказать, познаниями, может помочь следствию?
За окном тянулись, словно раскрашенные ради не пойми какого-то праздника, луга: розовые островки иван-чая, соседствовали с синими люпинами и желтой куриной слепотой. Картину как бы подчеркивали торчащие из придорожной канавы коричневые головки камышей.
На подъезде к Грузино их встречала небольшая группа всадников, среди которых Псковитинов тот час узнал Фёдора Карловича фон Фрикена22, с которым в последние годы то и дело пересекался по служебной надобности и раза три даже играл в карты. Тот спешился, поспешив в сторону коляски Александра Ивановича.
– Что же вы так запаздываете, душа моя?! – заговорил он, с чувством пожимая руку следователю. – Час уже как за вами выслали.
– Час полковник?! – нахмурился Псковитинов.
– Да я и сам с величайшей радостью из этого дома умалишенных давно бы сбежал. – Аракчеев вешается, Жеребцов на всех кидается, бабы орут, труп «благоухает», хорошо хоть подозреваемых успел в местном карцере запереть, не то мертвецов бы теперь прибавилось.
– Все так плохо? – Псковитинов неприязненно повел плечами. – Может, сядете в мою карету, по дороге и расскажете?
– С превеликим удовольствием. – Фор Фрикен отдал поводья подоспевшему молодому офицеру и устроился рядом со следователем.
– Когда Алексей Андреевич узнал о смерти своей домоправительницы?
Они проезжали мимо хорошеньких чистеньких домиков построенных на манер немецких коттеджей с ухоженными садиками в цветах и добротными хозяйственными пристройками. Желтое здание местной почты выглядело только вчера покрашенным, дороги в Грузино оказались на удивление ровными и ухоженными. Основная дорога, по которой ездили экипажи, обрамлялась аккуратным каменным бортиком, дорожки, ведущие к домам, по краям были выложены одинаковыми по размеру камешками. И, что удивительно для деревни, нигде не наблюдалось привычных глазу куч навоза.
Рассказывали, будто крестьянам вменяется в обязанность следить за порядком, во дворах этим занимались обычно маленькие и не способные к иному труду дети, что же до общих дорог, то тут каждому хозяину отводился небольшой участок, за которым тот должен был следить. Чистить придорожные канавы, если таковые имелись, подметать и, если нужно, выравнивать дорогу. Прогуливающийся в свободное время по любимому Грузино граф мог одарить хозяйку или метущего дорожки ребятенка пятачком, а мог и приказать высечь неряху за небрежение приказом. К слову, нередко, его сиятельство бродил по любимой вотчине, переодевшись и загримировавшись, так что его было сложно узнать. В таком виде он мог зайти в трактир, где пил чай, слушал разговоры, иногда подтрунивая над любимым делом Аракчеева – посадкой вдоль дорог березовых аллей, или его страстью к чистоте и порядку. Но если местные отлично знали, что шутить на такие опасные темы не следует, пришлые да заезжие нет-нет, да и попадались на удочку хитрого графа.
– Рассказываю все по порядку. – Полковник задумался. – В общем, так. На десятое сентября была запланирована инспекционная поездка по поселениям нашего военного округа. Алексей Андреевич запланировал на все про все неделю. Сам выехал, естественно, еще девятого, вы знаете его пунктуальность.
Псковитинов кивнул, автоматически отмечая широкое в боках здание ресторана с двумя похожими на слоновые ноги колоннами и вывеской с пирующим толстяком.
– Ровно в десять утра мы встречали его в первом обозначенном в распоряжении пункте, в трехстах верстах от Грузино. Ну а там сами знаете, как это у нас бывает: туда цемент не довезли, сюда кирпич не тот поставили… там плотник запил, там… Ну, в общем, ясно. Всем строителям строгий выговор, а инженерного капитана Симкова23, отвечающего за строительство, и всю его команду плотников, каменщиков, землекопов – на гауптвахту. Шагом марш!
Они как были в рабочей одежде, так и потопали в указанном направлении, но Алексей Андреевич их через минуты полторы догнал и, ругая всю дорогу последними словами, лично проводил на гауптвахту, сам запустил в камеру, сам запер замок, а ключи с собой же и прихватил. Представляете, они и теперь там сидят, и никто в камеру войти не смеет. Потому как нарушить приказ – значит, самому под суд пойти.
– А зачем он ключи-то с собой забрал? – остановил полковника Псковитинов.
– Знамое дело зачем… – фыркнул тот в усы. – Стало быть, собирался по окончании проверки вернуться и еще раз личное внушение произвесть. Большой ревнитель Алексей Андреевич в плане всевозможных административных порицаний. Мало ему произвести следственное разбирательство и вынести справедливый приговор. Он все лично должен проверить, коли сидят штрафники на гауптвахте – то как сидят? И не режутся ли в карты, «опаснейшие» преступники? Если приказал пороть, лично стоит и за работой экзекуторов доглядывает. Вот и с Симкова так или иначе собирался если не семь шкур содрать, то по крайней мере душу говорильней своей вытрясти.
– Вижу, не шибко-то вы любите своего непосредственного начальника, – невольно съязвил Александр Иванович.
– Не люблю. Уже и рапорт, по всей форме составленный, в столе лежит, по окончании проверки собирался подать, да вот как все обернулось, не до пустяков нынче.
– Я понимаю, но что же дальше? Когда Алексей Андреевич узнал печальную новость?
– Да, почитай, сразу же, как довел бедоносцев наших до гауптвахты. Еще внушение не окончил, как прискакивает Иван Шишкин24 – общинный, стало быть, голова села Грузино. Лошадь в пене, сам в поту и дорожной пыли, в общем, понятно, что-то приключилось.
Но подъехал не прямо к природному своему господину, как бы это любой другой честный человек сделал, бухнулся бы в ноги и заголосил на всю ивановскую «караул, зарезали!». Так нет же, подъехать подъехал, но не по дороге, а как бы сызбоку, за недостроенным зданием почты лошаденку привязал – и тихой сапой к нашей честной компании, адъютанта моего подозвал и попросил встречи со мной, но так, чтобы Аракчеев, не дай бог, ничего не заподозрил. У Алексея Андреевича нрав-то, кипяток. Если что, и собственноручно прибить может, даром что его превосходительство. Думал, шельма, что коли я полковничьего чину, то генерала не испужаюсь. Но я тоже ничего такого Алексею Андреевичу говорить не стал, а то время жаркое, из-за происшествия со строителями он и так уже только что не закипает, сообщи я ему об убийстве, у него, еще чего доброго, удар бы приключился. Так что я подошел к Алексею Андреевичу и, соблюдая наружное спокойствие, сказал ему, мол, Настасья Федоровна нездорова. Соврал, каюсь, но да вы бы как на моем месте поступили?
– Понятно, продолжайте.
– В общем, я ему только о болезни сказал, не заикнулся даже, что недуг серьезен, а он из красного вдруг сделался белым, точно покойник, как затрясется всем телом, точно его холод могильный прошибает, а потом и того хуже, рыдать в голос начал!
– Действительно, странно. – Псковитинов внезапно вспомнил, как лично ему сообщили о болезни дочери, да обеспокоился, волновался, лошадь чуть до смерти не загнал, пока домой летел, но чтобы так!
– Потом сели в карету и велели гнать. Ну и мы все, разумеется, тоже с ним, куда денешься-то? Доктор с нами был, Миллер25, вы скоро его увидите, он первым труп осмотрел, только дворовые Аракчеева к нашему приезду уже, почитай, все следы уничтожили, в порядок дом приводя.
– Канальство! – Псковитинов был вне себя от ярости. – Что дальше?
– На подъезде к селу, ну почти там, где я вас встретил, попался нам капитан пионерного26 отряда Путятин, что как раз из села выезжал. Аракчеев его узнал, велел остановиться и вприпрыжку к нему: «Как Настасья Федоровна?! Что слышно?! Чем больна?! Какая помощь может понадобиться?!» А тот ему с удивлением: «Не нужно никакой помощи, ваше сиятельство, голова осталась на одной только кожице».
Аракчеев как стоял, так на землю и грохнулся. Упал и биться начал, пена изо рта, глаза выпучены, лицо черное. Орет: «И меня убейте, с ней во гроб положите, жизни без нее нет!»
Насилу доктор его откачал. Какие-то капли в рот влил, а после мы его уже в карету на руках перенесли и дальше поехали.
Экипаж Псковитинова на секунду остановился у ограды господского дома, и тут же дежурный будочник отворил ворота, дабы гости могли въехать. Документы не досматривали, скорее всего, дежурный прекрасно знал, за кем поехал фон Фрикен.
Никогда прежде не бывавший у Аракчеева, Александр Иванович с любопытством оглядывал двухэтажный каменный особняк с высокими окнами. Дому было лет десять или около того, но, судя по газете, выпускавшейся в типографии губернского правления, здесь много раз бывал государь27, часто гостили министры и иностранные послы. Карета остановилась у высокого каменного крыльца, по обеим сторонам которого игрались с каменными шарами два черных льва. Пристроившись возле правого царя зверей, согбенный старец в темной, потертой на локтях ливрее торопливо кланялся гостям, знаками приглашая их пройти в дом. Должно быть, старые ноги плохо слушались аракчеевского дворецкого, во всяком случае, тот не поспешил встретить гостей у нижней ступеньки, дабы со всем почетом препроводить их к своему господину.
– Ну, как барин? – Фон Фрикен дружелюбно потрепал старинушку по плечу, и тот услужливо затряс головой с неопрятными бакенбардами.
– Держится, но плохо… как бы он того, не дай бог, уж вы бы его надолго не оставляли, Федор Карлович. – Так убивается. Сил нет смотреть.
– Ничего, Агафон, вот следователь из самого Новгорода по приказанию его сиятельства пожаловал, он во всем разберется.
– Пущай следователь разбирается, но и ты, батюшка, уж не отходи от Лексея Андреевича. Он ведь ужас какой сильный. А что губернатор этот надутый или докторишка плюгавенький? Случись что, ведь не удержат.
– Докторишка только что дал Алексею Андреевичу капли и уложил его спать. Так что какое-то время можешь отдохнуть, любезный. – Вышедший из дома вслед за дворецким седовласый приятный господин в мундире военного врача, с чувством пожал руку Псковитинову. – Разрешите рекомендоваться, Миллер Карл Павлович, ближайший сосед Алексея Андреевича и ваш всепокорнейший слуга. Особым распоряжением приписан к ревизионной комиссии по военным поселениям.
– Как я понимаю, вы первым осмотрели труп? – перешел к делу Александр Иванович, когда за спиной его неожиданно возник, должно быть, выйдя из-под тени посаженных еще при Александре Меншикове дубов губернатор Дмитрий Сергеевич Жеребцов. Переселившись в эти места и разбив на свой вкус парк, Аракчеев оставил дубы, которые архитектор умудрился вписать в общий ансамбль таким образом, что они стали чуть ли не главной изюминкой всего садово-паркового комплекса.
– И где это вы, господин следователь, гулять изволите?! – враждебно начал Жеребцов, багровея лицом. Сильно выгоревшие волосы Дмитрия Сергеевича растрепались на ветру и теперь стояли наподобие хохолка экзотической птицы какаду. Сходство добавляли огромный с горбинкой нос и непривычные в этих краях, да и вообще где бы то ни было, синие круглые солнцезащитные очки.
– Прибыв из служебной командировки, был тотчас откомандирован по вашему личному приказу в Грузино, – спокойно выговорил Псковитинов, буравя ненавистные стекляшки злобным взглядом. – По дороге заехал к Петру Петровичу Корытникову, дабы получить от него разъяснения относительно дел, связанных с особой госпожи Шумской. Вы знаете, о чем я. – Последняя фраза была произнесена с вызовом.
– А кто уполномочивал вас заниматься делами давно мной закрытыми? Да еще и обсуждать их с человеком, не состоящим ныне на государственной службе?! Да я вас самого под суд за такое самовольство!
В этот момент Агафон охнул и на трясущихся ногах кинулся к дверям поддержать стоявшего там и, как казалось, готового грохнуться в обморок, пересчитав при этом все ступеньки, Аракчеева. На Алексее Андреевиче был красный длинный халат, накинутый на манер плаща поверх батистовой, не первой свежести, сорочки. Судя по глазам, снотворное уже начало действовать, но Аракчеев все-таки нашел в себе силы подняться и выйти навстречу следователю.
– Здравствуйте, ваше сиятельство. Примите самые искренние соболезнования по поводу кончины вашей домоправительницы. – Псковитинов низко, но с достоинством поклонился Аракчееву. – Разрешите рекомендоваться, Александр Иванович Псковитинов, старший следователь Уголовной палаты Новгорода. – После чего обернулся к Жеребцову и, как ни в чем не бывало, продолжил начатый разговор:
– Я был вынужден, теряя время, ехать к Корытникову, потому как вы, закрыв дела об утоплении Синицина и о похищении ребенка Дарьи Константиновой, должно быть, позабыли отправить документы в архив. Мне же эти дела были необходимы для того, чтобы выяснить, а не имел ли кто зуб на покойницу.
– Настасью Федоровну убили мои дворовые люди. Их и следует судить, – выдавил из себя Аракчеев, вцепившись в плечо Агафона, доктор Миллер поддерживал его с другой стороны.
– Вот именно! – взвизгнул Жеребцов, подобострастно уставившись на Аракчеева.
– Разумеется, – кивнул Псковитинов. – Но что, если имел место сговор? Что, если эти люди действовали по чьему-нибудь наущению? Если в ходе следствия выяснится, что руку убийцы направлял некто со стороны, вы и тогда будете утверждать, что судить и казнить следует одних только исполнителей, оставив в стороне заказчика, а значит, главного виновника в смерти госпожи Шумской?
– Пусть делает как знает. Я заранее даю свое согласие. – Аракчеев сделал над собой усилие и выпрямился, держась за косяк двери. – И деньги, и вообще все, что вам нужно для расследования этого подлого дела. Что я могу для вас еще сделать? Пожалуйста, конкретизируйте.
– Для начала мне бы хотелось выслушать показания всех, кто был в доме, и всех кто приехал с вами, – быстро уразумев, каким тоном следует разговаривать со здешним хозяином, начал перечислять Псковитинов. – Мне нужно лично осмотреть тело и получить отчет от господина Миллера. Далее, если сей отчет меня не удовлетворит или останутся вопросы, мне понадобится вызвать судебного медика из Уголовной палаты Новгорода. Кроме того, я желал бы работать с помощником. Петр Петрович Корытников как раз занимался упомянутыми делами и быстрее кого бы то ни было войдет в курс дела. Кроме того, у меня всегда должен быть экипаж, готовый отправиться по моему поручению, и… человека три адъютантов.
– Вы получите все, да я еще и денег дам, сколько понадобится. – Аракчеев поманил Псковитинова к себе и, взяв его под руку, провел в дом.
– Но это невозможно, следователь Корытников уволился! – забегая перед ними, защебетал Жеребцов.
– Петр Петрович Корытников достиг неимоверных высот в сыскном деле и мог бы послужить еще долгие годы для общей пользы, но вы, Дмитрий Сергеевич, изволили оскорбить его, нарушив все предписания, касаемые судопроизводства в нашей губернии и в империи в целом. Поэтому сделайте милость, езжайте к Петру Петровичу и принесите ему свои извинения, после чего попросите его незамедлительно приехать в Грузино.
– Но как же?! – От губернаторской рожи можно было прикуривать, такой красной она сделалась, круглые синие стекла казались мертвыми птичьими глазами.
– Делайте, как вам приказано! – рявкнул Аракчеев. И тут же обратился уже другим, более миролюбивым, тоном к явно произведшему на него благоприятное впечатление Псковитинову. – Я пойду к себе, отдохну, переоденусь и навещу вас. Агафон покажет ваши комнаты. – После чего Аракчеев действительно покинул компанию, оставив Псковитинова наедине с ненавидящим его Жеребцовым, доктором Миллером, фон Фрикеном и дворецким Агафоном.
