Kitabı oku: «Любовь по правилам и без», sayfa 3

Глава 7

– Кать…

Молчит.

– Котька, давай фильм посмотрим?

Кивок, и… тишина в ответ.

– Или погуляем? – не отстаю я.

Дочка пожала плечами, а я кулаки сжала под столом. Достало! Дерьмовая я мамаша, но терпение моё истончается. Иногда… черт, иногда, особенно сегодня, мне дочку встряхнуть охота!

– Кать, почему опять молчим, а? Вчера вон как бодро болтала, прям фонтан красноречия. Ка-а-ать, ну что опять не так?

Дочка вздохнула, но не ответила.

Психолог говорила, что дочка не издевалась надо мной, когда молчала. Она правда не могла говорить из-за стресса. Но еще дело в том, что хоть Катька меня и не винит в крахе семьи, подсознательно она винит меня в том, что я её не защитила.

Потому и не готова была говорить.

Но заговорила же! Причем не пару фраз она выдала, а трындела целый день.

Сейчас-то почему молчит? Манипулирует? Издевается?

Боже, дай мне сил не отвесить оплеуху своей дочурке…

– Кать, что не так? Ты обиделась на меня? Или… я не понимаю, – всплеснула я руками. – Почему с чужим человеком ты готова говорить, а со мной нет? Ты можешь хоть слово мне ответить, а? Или напиши, если я недостойна того, чтобы твой голос услышать, – невольно повысила я голос.

Катькины губы задрожали, она бросила кухонное полотенце на стол, и выбежала из комнаты. И ответил мне топот её ног по деревянной лестнице, ведущей на первый этаж.

– Катька, извини, – выкрикнула я, встала, хотела пойти за ней, но с выдохом плюхнулась обратно на стул. – Уф, когда это всё закончится? Я же думала, что всё наладилось… дьявол!

Нет, не могу я идти сейчас к дочери и извиняться за окрик, нервы на пределе.

А вчера… вчера всё было классно, мне впервые за этот месяц было по-настоящему весело. Мы слепили снеговика, пообедали, затем вернулись к нашим зимним инсталляциям, и доделали снеговику бабу и ребенка. Продвинули семейные ценности, так сказать, а то нефиг снеговику быть вольным одиночкой! Затем мы снова перекусили, и даже посмотрели с Катькой мульт.

Егор всё это время был с нами, и я нарадоваться не могла – Катя была оживленной. Буквально успокоиться не могла: болтала, моталась с первого этажа на второй, и обратно, притаскивая Егору свои награды, хвастаясь ими, и треща без умолку.

А я-то губу раскатала, угу. Думала: ну всё, намолчалость моё дитятко, больше не будет меланхолии и тишины.

И наступило утро. А с ним и тишина от Котьки.

Вот у меня и сдали нервишки.

– Дыши, – скомандовала я себе, хотя завизжать готова от оглушающей тишины в доме. Такая тишина, что аж в ушах звенит. – Дыши, Настя, скоро всё наладится, просто дыши!

Может, аутотренинг бы и помог, но подействовать он не успел. Мой телефон завибрировал.

– Ох, мать твою, что тебе надо, – пробормотала я, и приняла вызов: – Да.

– Привет, милая, – несколько удивленно поздоровался муж. – Ты… вы там как?

– Волки пока нас не сожрали, – рявкнула я. – Слушай, вот что ты не отстанешь, а?

– В смысле?

– В коромысле! Я тебе говорила, как на Катю действуют твои звонки? А я? Я, как думаешь, хочу с тобой беседы вести? – прошипела я в трубку, а внутри всё клокочет от ярости. – Как тебе идея отстать от нас?

– То есть, я должен забыть что у меня жена есть и ребенок, так, да? – муж тоже зашипел гадюкой. – Ты же сама мне говорила, что презираешь таких мужиков, которые детей своих кидают. Говорила? Говорила. Я что мразь по-твоему, которая может про дочь забыть, и забить на неё?

– А разве ты не это сделал? – хмыкнула я.

– Я ОШИБСЯ, ТВОЮ МАТЬ! – заорал он дурниной. – Ошибся! Меня что теперь на костре нужно сжечь? Камнями закидать? Я. Просто. Ошибся. И я имею право звонить своей дочери, и напоминать, что у нее есть папа, который её любит, поняла?

– Катю сейчас в покое нужно оставить, хренов ты эгоист. Звонками своими и сообщениями совесть пытаешься облегчить? А о Кате ты подумал, любящий папочка, а? Подумал ты о ребенке? Она после твоих сообщений сама не своя, напоминальщик фигов. Неужели сложно дать ей время? Или мне отобрать у дочери телефон, чтобы ты ее не доставал?

– Как ты меня … – рыкнул муж. – Так и знал, что ты Катю против меня настраиваешь!

– Ты как со мной разговариваешь? Иди, и Натали матом крой, – холодно осадила я Виктора.

Никогда он себе такого не позволял. Ссоры были, особенно в самом начале, когда мы притирались друг к другу, но я сумела себя поставить так, что мат и оскорбления – это табу для нашей пары.

Табу, да. В прошлом, как я понимаю.

– Извини, – сдулся Виктор, помолчав. – Я… блин, я просто из себя вышел. Ты трубку раз в год берешь, Катя вообще не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. А ты как ответишь, так сразу скандал. Я тоже человек, знаешь ли.

– Знаешь ли, – повторила я, – и я человек! Нет у меня желания с Иудой беседы вести. Фотографии дочки я тебе скидываю, описываю как наш день прошел. Мне легко это, как думаешь? И Катьке я тебя рекламирую, мёдом твой образ поливаю. Вить, мне это легко по-твоему? Представь, что это я тебе изменила, и тебе приходится ребёнка на ноги ставить, да еще и говорить дочери, какая мать хорошая. Представил? Вот и постарайся не свою совесть облегчить своими звонками и сообщениями никчемными, а нам помочь. Катю в покое оставь, как готова будет – вернете общение, я препятствовать не стану. И мне не названивай, итак тошно. А лучше… Вить, завтра я Катю везу в город на прием, буду договариваться насчет онлайн сессий с психологом. В общем, я в городе буду. Давай-ка на развод подадим.

– Развода не будет.

– Будет, – разозлилась я. – И либо мы это сделаем быстро и не конфликтуя, либо я обращусь в суд. Но развод, Витя, будет.

– Это мы еще посмотрим, – выпалил он. – Я тебя люблю, у нас ребенок, развод – это бред. Я ошибся один раз, и мы можем все наладить. Семейная терапия, совместный отдых… Насть, не глупи.

– Это не глупость, это решение.

– Это тупое решение. Тебе тридцатник, кому ты нужна-то будешь, да еще и с прицепом? А я тебя люблю, между прочим, – выдал Витя.

Я как рыба открыла рот, закрыла, снова открыла, чтобы ответить ему на эту мерзость. Обычно отсутствием красноречия я не страдаю, да и словарный запас у меня неплохой, но тут… тут мне сказать нечего. И я просто нажала на отбой.

Тридцатник… кому нужна… прицеп…

Это Катя – прицеп?

А с чего Витя вообще решил, что для счастья мне нужны мужские подштанники, лежащие на полке шкафа? С чего он вообще решил, что я еще раз рискну? С чего взял, что буду искать кого-то, если я уже наелась отношений, и прогорела?

Идиот, Господи прости!

И Катьку прицепом назвал… да она золото у меня!

Руки дрожат от гнева, сердце бахает. Может, у меня инфаркт?

Я бросила телефон на кушетку, и поднялась к Кате.

– Коть, ты извини меня. Я просто очень хочу разговаривать с тобой, вот и не сдержалась, – дрожащим от отголосков ярости голосом начала я. – Кать, ну чего ты тут сидишь одна как бука? Фильм будем смотреть? Или прогуляемся? Или…

– Пойдем в гости к дяде Егору, – тихо произнесла Катя.

И это прозвучало не как вопрос. И даже не как просьба. А как констатация факта.

Манипуляция это или нет – мне уже плевать.

– К Егору, так к Егору, – кивнула я, и Катька, улыбаясь, соскочила с кровати. – Одевайся, котик, только у Егора могут быть свои дела. Учти это. И если я увижу, что мы не ко двору, надоедать соседу мы не станем. Извинимся, и уйдем, а потом можешь обижаться на меня.

– Он обрадуется нам, мам. Честно. Вчера так хорошо было, да? И сегодня тоже будет. Я сейчас, я быстренько оденусь, и мы пойдем. И ты бы, мам, подкрасилась, что ли, – Катя окинула меня придирчивым взглядом, достойным моей пятидесятилетней тётушки, но никак не восьмилетней девчушки. – Прическу сделай, губы накрась. Платье бы еще…

– Так, – оборвала я эту фэшн-гуру хлопком в ладоши, – Егор переживет, если я приду в гости страшненькой. Он мужик взрослый, видел вещи и похуже, чем женщина без макияжа.

Катя прыснула от смеха, и продолжила натягивать шерстяное платье. Задом-наперед, торопыга.

– Горе луковое, дай помогу, – я подошла к Кате, и потянула за платье, возвращая вырез на место. – Колготки не забудь, жду тебя внизу.

– Пирог возьми для дяди Егора. Тогда точно не прогонит нас, – дала мне напутствие дочка.

Я, качая головой и посмеиваясь, спустилась вниз, и послушно подошла к холодильнику… да, за пирогом.

А то прогонит еще нас.

– И от кого Катя нахваталась этих советов? – хихикнула я, оборачивая вишневый пирог фольгой.

Глава 8

КАТЯ

Я оделась. Покрутилась у зеркала, которое встроено в оборотную дверцу старого шкафа. Мама сказала, что шкаф этот Чехословацкий, и бабуля за ним гонялась. Шикарная мебель для своего времени.

Маме не нравится такая мебель. Мама вообще не понимает, почему мы не полетели на отдых.

А мне здесь понравилось! Да, не как дома, где светлый пол, дорогая обивка у мебели, и бельё с монограммами. Здесь даже лучше! Пол деревянный, поскрипывает при каждом шаге. И шкаф скрипит, и двери.

Я встала на носочки, опустилась на пятки, и снова на носочки встала, прислушиваясь к скрипу дерева под ногами.

Нра-вит-ся! Мне вообще нравится в последнее время слушать – птиц, звук шагов, скрип мебели. Я слушаю, и не вспоминаю о папе.

Уютно здесь! И в доме, и за его пределами.

Ой, мама!

Вспомнила, взглянула еще раз в зеркало, и вышла из комнаты. Хм, мама наверное так и не накрасилась, а это не дело. Раньше она всегда с макияжем ходила. Я даже с ней у стилиста была, мама разрешила побыть с ней. И я знаю про дневной, вечерний, домашний, офисный макияж. Знаю и про парфюм: на лето и на зиму они по этикету должны быть разными.

Мама всё это соблюдала, а сейчас позволяет себе ходить без косметики, да еще и скрутив волосы в неаккуратную шишечку. Мама и так самая красивая, даже без прически, косметики и парфюма, но я-то знаю, почему она перестала всем этим пользоваться.

Потому что маме плохо.

Вниз я спустилась с маминой косметичкой и духами, и помахала этим добром перед ней.

– Коть, – покачала она головой.

А я кивнула. Так надо, мама!

– Снова жестами общаемся? – в глазах мамы грусть.

Нужно собраться. Маме важно, чтобы я говорила. Но я боюсь! Начинала говорить, и задыхалась, сразу плакать хотелось. А когда молчу – слёз нет, я не расплачусь, и маме не будет больно.

– Котька…

– Давай накрасимся, – выдавила я через силу.

И мама в очередной раз обрадовалась что я говорю! Я не могу объяснить ей свое молчание, она огорчится еще сильнее. Нужно постараться разговаривать с ней… и не плакать!

– Ладно, но только губы. И не помадой, а блеском. Накрасишь? – мама села на стул, подставляя лицо под макияж.

Я кивнула, и мама обхватила мое запястье, останавливая.

– Кать, раз начала говорить, то не кивай, пожалуйста, а отвечай словами. С Егором же ты говоришь! Я тоже хочу твой голос слышать!

– Хорошо, – ответила я.

– И все же, почему с Егором ты болтаешь, а со мной, с психологом – нет? Почему, Котька?

Я пожала плечами, и открутила крышечку от персикового блеска для губ.

Психолог напоминает про папу. Мама напоминает про папу. Даже когда они говорят не о нем, а обо мне – напоминают, и мне хочется плакать. А дядя Егор – не напоминает. И при нём мне легко говорить. При нём я не могу молчать.

Но это тоже маме не объяснить. Она расстроится. Может, даже, плакать будет ночью. Мама думает, что я не слышу, но я не ребёнок уже. Слышу. И понимаю.

– Ну как? – мама улыбнулась мне.

Я достала тушь, и протянула ей.

– Мы на блеск договаривались. Сейчас еще контурирование меня заставишь делать, да, Катенок? Думаешь, дядя Егор, если меня без макияжа увидит, перекрестится, и пожелает сгинуть нечистой силе?

– Хи, – прыснула я от смеха.

Мама ущипнула меня за нос, встала, и подошла к маленькому зеркальцу рядом со шкафом. И начала красить глаза.

– Можешь моим блеском воспользоваться. Ты же любишь. Только немного, – разрешила она.

Я достала палетку маминых теней, там зеркальце есть, и принялась красить губы.

Мама начала шутить. Наконец-то! Вообще, она у меня крутая! На радио работает ведущей, и хвасталась рейтингами – сейчас же все в интернете, радио в основном пожилые слушают, но мамины программы и подкасты любят все. Из-за красивого голоса и из-за юмора. Ей даже отпуск с трудом дали, я слышала как она его выбивала, и грозилась вообще уволиться. Только поэтому и отпустили – знают, что маму давно зовут снимать ролики с интервью.

Может, уговорить маму уволиться, и быть блогером? Её и так знают, а так вообще звездой станет. И папа поймёт, как ошибался! Увидит маму на красной дорожке или в рекламе, и обязательно рядом с красивым мужчиной. С дядей Егором, например. И пожалеет!

– Теперь твоя душенька довольна, модница ты моя? – мама обернулась ко мне, и смешно захлопала ресницами, надув при этом губы.

Я покачала головой, и подошла к маме. Потянула ее за майку, но мама не поддалась.

– Попроси словами, Кать.

Не могу сейчас говорить! Вспомнила! Расплачусь же, и никуда мы тогда не пойдем. Я буду плакать, мама будет меня утешать, и тоже плакать. И никакого дяди Егора…

Я дернула за мамину одежду еще раз, и еще. Мама не поддается. А я ей волосы хочу распустить, но для этого нужно чтобы мама наклонилась.

– Словами, Екатерина! – повторила мама.

Я ногой топнула от злости. Но плакать, вроде, передумала.

– Наклонись, мам. У тебя на голове какашка.

– Это дулька.

– Это ужас, – скривилась я, но мама присела, и позволила мне снять резинку, и распушить её волосы. – Вот так! Теперь берем пирог, и идем к дяде Егору.

– Идем. При нем хоть мне не приходится выбивать из тебя слова, – со вздохом заметила мама, и пошла в коридор.

Оделась, взяла пирог с кухонного стола, и снова пошла в коридор, махнув мне рукой:

– Идём, Котька! Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, – пропела она. – Хотя, я бы утренних непрошенных гостей прогнала или сделала вид, что никого нет дома.

– Дядя Егор будет нам рад!

– Уверена? – спросила мама, обуваясь.

– Да!

А как иначе-то? Это же мы! Как нам можно не радоваться?!

Глава 9

ЕГОР

– Мы точно не помешаем? – спросила Настя, разуваясь.

А девчушка такими вопросами не заморачивается. Скинула обувь, и уже вовсю изучает дом.

– Точно. Я рад, что вы пришли в гости.

Я и правда рад. Сидел, гадал как поступить: подкараулить Настю якобы случайно, или нагло прийти к ней? Навязываться не хотелось, и я пришел к выводу, что придется как подростку сидеть у окна, и ждать, когда она покажется на улице, чтобы выйти к ней. Случайная встреча, да-да.

И тут она сама пришла ко мне.

С Катей и с пирогом. Вишневым, м-м-м!

Еще и смущается, что не ко двору, глупая. Ох и нравится мне Настя! Вот только… черт, лет мне уже немало, но за годы своего бессилия я разучился с женщинами себя вести. С медсестрами, врачами, женами братьев – умею, с детьми – тоже, благо племянницы у меня есть, натренировался.

А вот как флиртовать? Как понравиться шикарной женщине? Позорище, конечно, но я разучился.

Сходу её цветы подарить? Украшение? Или это пока слишком?

Ей Богу, хоть на курсы пикапа записывайся! Помню, во время реабилитации слушал я радио, и в одном подкасте, на который я подсел, ведущая смеялась – к ней на заправке прыщавый паренёк прилип, отрабатывая навыки пикапа, и соблазнял пожухлой розой «сравнимой с её щечками», и предлагал купить шоколадку и кофе, чтобы познакомиться поближе. А за этим парнем стоял его куратор, делающий вид, что он просто мимо проходящий, и вообще незнаком с этим парнем. А затем отчитал за ошибки. Ведущая беззлобно обсмеяла их, и попросила звонить, и делиться своими историями такого вот горе-пикапа.

– Чем занимались, пока мы с Катей не приперлись?

– Вроде, мы на ты перешли, – напомнил я.

– Точно. Так чем занимался? – смущенно улыбнулась Настя.

Вообще, разрабатывал план пикапа, и параллельно с этим делал гимнастику. Десять неполных приседаний – и здравствуй, одышка. Нет, в таком признаваться нельзя!

Впрочем, Настя повела носом, явно унюхав что я слегка вспотел. Черт, да я – великий соблазнитель! Хромой, шрамированный, вонючий. Мечта, а не мужик, а!

– С ногами проблемы, продолжаю реабилитацию, – пояснил я. – Пахнет, да? Вспотел немного. Вы пока располагайтесь с Катей в гостиной, а я ополоснусь.

– Нет-нет, запах приятный, не нужно, – выпалила Настя, и… покраснела.

Боже, женщины еще не разучились краснеть, оказывается! И… я приятно пахну?

– Кхм, спасибо, – я и сам смутился, нет, ну точно мне нужны курсы пикапа.

– А как проходит реабилитация? Чем приходится заниматься?

– О-о-о, это почти бодибилдинг! Тяжелая атлетика во всей красе! – хохотнул я, проходя за Настей в гостиную. – Я дошел до восьми приседаний без особого напряжения, дальше – тяжело, но сегодня «выжал» десять. До приседаний делал упражнение: лежал на коврике, и поднимал ноги под углом девяносто градусов. Аж пятнадцать раз!

– Вау, – поддержала меня Настя, и даже подмигнула: – Спортивные парни – это круто!

– Скоро я стану еще круче. Знаешь про скандинавскую ходьбу?

– Это та, которой старички занимаются? Ходят по парку с лыжными палками, да?

– Да. И скоро в их рядах ожидается подкрепление.

– В твоем лице? – улыбнулась Настя, и я развел руками, мол, виноват.

– Мой реабилитолог настаивает.

– Идемте есть пирог! – позвала нас деловая Катя, и я с удивлением отметил, что девочка его нарезала, разложила по тарелкам, и даже чай успела налить.

Хозяйственная девчушка.

Любопытство не красит, я уже лет пятнадцать не страдаю эти недостатком. Но сейчас вдруг взыграло. Почему девочка, имея отца, ищет матери нового мужа. Настя явно пока не в разводе. Кольцо сняла, конечно, но совсем недавно – полоска незагорелой кожи еще выделяется на безымянном пальце.

И вообще, что у них за муж и отец такой?! Даже если ссора, даже если развод, какого черта он допустил, чтобы слабая женщина и маленькая девочка уехали в глушь? Это небезопасно! Помню я родительскую дачу, куда мы только летом ездили. А зимой туда вечно кто-то забирался, разбив окно. И в первый приезд летом мы занимались уборкой.

Я бы точно не отпустил жену с ребенком чёрте куда. Мало ли какой псих в дом вломится, что они смогут сделать?

– А вы надолго сюда? – спросила Катя, и добавила на мою тарелку еще кусок пирога. – Мы с мамой на три месяца.

Хм, на три? Я не планировал так долго оставаться здесь, но раз уж Настя здесь, то…

– Я примерно также – месяца на три.

– Круто! Мам, ты рада?

– Я… да, конечно, – вежливо улыбнулась Настя.

– Дядя Егор, а завтра вы чем будете заниматься? Может, все вместе день проведем? – еще больше оживилась Катя.

Я хотел согласиться, но Настя покачала головой.

– Завтра мы едем в город. Кать, у тебя прием, да и у меня дела.

– Какие?

– Важные, – осадила Настя дочку.

– На развод подаешь, да?

– Катя!

– А что я такого спросила? – вскинулась девочка. – Давно надо! Я слышала твой разговор с этим…

– С твоим папой, а не с этим. Хватит об этом! И вообще, если тебе так интересно, то завтра у меня такие дела: нужно заглянуть на работу, и записать рекламу. Отпуск в моем случае – весьма условное понятие.

Катя надулась. Настя смутилась, поглядывает на меня виновато – явно неудобно ей, что дочка взялась поучать её на тему развода. И все же, что такого могло случиться в их семье? Обычно дети истерят, если между родителями разлад. Да и девочки больше к отцам привязаны. Странно…

– Хм, реклама? – спросил я, чтобы мои гостьи перестали делать вид, что незнакомы друг с другом.

– Ой, мама же у меня супер-крутая. Она ведущая на радио. На «Серебро-ФМ», слышали про такое? – залопотала Катя. – Давно уже! Мам, ты же еще студенткой там начала вести какую-то ночную программу, да? Точно, да. А потом маме добавили эфирного времени, когда поняли, какая она, и…

Я смотрел, как Катя говорит, кивал. И понял, наконец, почему Настин голос мне так знаком. Я её слушал несколько лет!

Помню, как отходил после операции, которая вернула мне возможность ходить. В Штатах делали. По родной речи скучал дико, лежал в палате, и ни фильм не хотел смотреть, ни музыку слушать. Хотелось услышать родной язык «в процессе». Начал искать в интернете новостной канал, но по ошибке зашел на сайт радиостанции.

Серебро-ФМ, да. И наткнулся на Настину программу. Первое, что услышал – её смех. Потому и залип, наверное.

И в Штатах, и в Германии, и когда на Родину вернулся – заслушивался программами, которые Настя вела. Иногда она целый день была в эфире, иногда были другие ведущие, и я скучал.

Так это странно и дико: мои родственники думают, что это они помогли мне пережить период реабилитации. Но это Настя мне помогла. Её голос, её юмор, её смех, её разговоры с радиослушателями. Песни, которые она объявляла, я добавлял в свой плей-лист.

Одно время планировал встать на ноги, и найти её. Но встал, оценил хромоту, шрамы, и передумал.

И вот – она здесь.

Я чертов фанат, да!

– … вот такая у меня мама! – закончила свою речь Катя, и напыжилась от гордости.

А Настя рассмеялась:

– Вот хвастушка. Прости, Егор. Но, дьявол, я рада что мой ребенок гордится мной!

– Есть чем гордиться. Насть, так вы завтра в город, да? – спросил, и она кивнула. – Помнишь, я говорил тебе про скандинавскую ходьбу? Мне тоже нужно в город, чтобы снарягу купить. Предлагаю выехать вместе, я вас отвезу.

– Спасибо, но я ведь тоже на машине.

– Твоя машина… Насть, прости, но она не очень надежная. Ехать долго, зима, холодно. А если заглохнете? Если связи не будет? Места-то дикие, а ты с ребенком, – начал я вкрадчиво. – Мою же машину ты видела – надежнее не придумаешь! Я еду в город, ты едешь… почему бы нам не объединиться?

– Давайте, дядя Егор! – обрадовалась Катя.

Настя же прикусила губу, и потянулась ко мне.

– Катя говорила про развод. Егор, у меня завтра и правда много дел, не будете же вы меня как извозчик катать целый день: мне нужно к юристу, обсудить вероятность развода через суд, затем на работу, у Кати приём у психолога, – прошептала она.

– Мне нравится твоя компания, – сказал ей, сбросив с лица маску вежливости, и приоткрыв то, что… да, думаю о ней, как мужчина о женщине.

И Настя это увидела.

Ну же, соглашайся! Если откажет – это не конец света, но если согласится – это аванс с её стороны.

– М-м-м, хорошо, Егор. Если тебя не затруднит, то мы с Катей поедем с тобой, – чуть испуганно согласилась Настя.

Но главное – согласилась после того, как поняла, что она интересует меня не как друг, а как женщина. И на эту поездку у меня большие планы!