Kitabı oku: «Боги и души», sayfa 2

Невозмутимость Тка в пространстве, выжженном, опустошенном золотистым светом, где то и дело снуют силуэты Смотрителей, Строителей, богов и бог весть кого еще, ввело меня в предотчаянное состояние, будто все, что мне сейчас рассказывают, уже говорили, но я, в силу неясных мне причин, ничего не запомнила.

– Экзамен? – я прямо почувствовала, как стены из золотого свечения уплотнились вокруг меня и давят. Я ведь больше всего боюсь не оправдать себя и ту роль, на которую меня позвали. А получается, мне могут даже не дать шанс.

Я села. Прямо на воздух под собой. И удивилась, что это первый раз за все время пребывания здесь, когда я решилась сесть (хотя даже примерно не представляла, сколько же времени я в этом пространстве нахожусь). Воздух оказался мягким, теплым и… колючим. Присев, я почувствовала, как устала от всего здесь, и накопившиеся эмоции вот-вот заставят меня лечь, окунуться в покалывающее золото, и пусть оно окутает меня, такое тягучее, как…

– Не засиживайся. – Тка присела на корточки возле меня и внимательно, если не сказать – строго, посмотрела мне прямо в глаза. Глубина ее серых глаз резко вернула меня в реальность. – Новичков сбивает с толку. Здесь гравитация не просто так создана. По бокам – продолжение Центра, пространство, по которому можно передвигаться. Путь вверх – на аудиенцию к Нему для тех, кто в ней нуждается, ну и для тех, у кого пришло время. Вниз – путь на планеты. Души отказавшихся, не прошедших экзамен или выполнивших свои роли без повторного приглашения утекают вниз и сливаются с потоками других душ, направляемых в разные стороны. Утекая, ты сполна ощущаешь предвкушение жизни. А поскольку душа человека создана, чтобы жить в гармонии и счастье, предвкушение жизни есть предвкушение гармонии и счастья. К нашему сожалению, пока что это счастье часто на предвкушении и заканчивается, оборачиваясь иллюзией. Гармония и благодать пока не найдены. При переходе через нижний порог, – продолжала она, – у души очищается сознание. Другими словами, вы всё забываете. Меня это, слава Ему, не касается. И когда вы вот так вылетаете, вас сначала еще поймать надо на пути к планетам, а потом заново все объяснить и рассказать. В общем, не садись. Хотя, если ты передумала, то садись; главное, скажи мне, чтобы я тебя не ловила.

Нет, вниз мне не хотелось. Нужно сперва сделать все, что в моих силах, для обретения гармонии и счастья. Чтобы потом не падать в иллюзию. Однако…

– Тка, ты не сказала об экзамене, какой он?

Она задумчиво посмотрела куда-то вдаль, за мою спину.

– Да? Я уж и не помню. – Затем посмотрела на меня, вскинула брови и приподняла уголки губ. – Может быть такое, что ты просто забыла? Каждый проект – это очень большая ответственность. И позволить контролировать развитие проекта, тонко вмешиваясь в массивный процесс эволюции всего, что происходит на планете, не проверив перед этим волевые пороги души, мы не можем. Экзамен покажет, исполнишь ты ту роль, для которой тебя призвали, или у тебя пока не получится.

Тка посмотрела на меня прищурившись, и в этот момент я представила, сколько вот таких кандидатов, как я, на одну и ту же роль в одном и том же мире сейчас будут проходить некий экзамен, зная друг о друге лишь то, что мы все сейчас здесь, в Центре.

– Экзамен достаточно прост. При всех Строителях, при всех богах на планетах находятся помощники. Люди называют их по-разному, мы называем их Свитой. Особенность в том, что богам запрещено спускаться к людям, иначе их поступки могут перестать быть объективны. Разумеется, в библиотеке ты узнаешь, а возможно, и вспомнишь легенды из прошлых жизней о детях богов и людей, но в любом случае это – нарушение, и наказание за это – изгнание и, по возможности, замена. Бог получается один, но исполнители разные. Если в каком-либо мире Смотрителю покажется необходимым ввести выдающуюся личность, которая кардинально повлияет на ход истории, то Он либо выберет сам, либо поручит это мне. Каждая душа в определенных условиях готова проявить себя во благо общей цели. Ты войдешь в один из миров как часть Свиты, будешь общаться с людьми, не раскрывая своей сущности, а затем передавать их настроение тем, кто до тебя этот экзамен прошел. И, разумеется, выполнять их указания. Строители делают большую работу, удерживая и направляя в рамках определенного проекта целые поколения и эры. На тебе будут мелочи, но готовиться к ним все-таки нужно.

Тка положила руку мне на плечо. Ее рука не была ни холодной, ни горячей, и я вдруг вспомнила ее образ там, в моей последней жизни, когда она пришла за мной. Она так резко выделялась, будто не принадлежала к тому миру (как оно потом и оказалось), – так выделяется киногерой, внезапно оказавшийся в другом фильме. И вроде смотрится нормально, но понимаешь: что-то не так. Так вот. Тка и здесь, в этом светящемся прозрачным золотом Центре, смотрелась так, будто ее выдернули из другого фильма. Возможно, тот фильм решили прокрутить без нее, или же она не играет роли, она их раздает.

– Закрой глаза и делай шаг.

Я закрыла глаза и шагнула.

Глава третья

Открывать глаза сразу я не решилась, поскольку в прошлый раз обнаружила себя одиноко стоящей в незнакомом месте. Если Тка не шагнула за мной опять, долго ли мне ждать кого-нибудь вроде Килаира…

– Открывай уже…

Открыв глаза, я увидела отходящие от меня огромные коридоры, сооруженные из полупрозрачных серых невесомых полок, на которых громоздились, какие аккуратно, а какие просто были навалены грудой, книги. Я обернулась на Тка. Она смотрела на коридоры то ли озадаченно, то ли сочувствующе.

– Так, по-твоему, выглядят знания. Весь опыт прошлых миров, ошибки и достижения Строителей, Смотрителей, все проекты собраны в той форме, которая была удобна тебе. Попробуй сконцентрироваться на том, что именно хочешь узнать, и библиотека выдаст тебе все, что есть по твоему запросу. Будущему Строителю необходимо познать ошибки и достижения прошлых миров, чтобы не повторять их в новых проектах.

Тка надавила рукой на воздух, и в нем тут же появилась, как я сразу поняла, схема библиотеки. Судя по тому, что я увидела, идеальный мир пытаются построить уже очень и очень давно, и опыта Строителей и Смотрителей накопилось столько, что прочитать это все не представлялось возможным. На схеме были видны разветвляющиеся коридоры, уходившие в глубину. Тка перематывала схему вверх-вниз, слева направо, по кругу, а схема все выстраивалась и выстраивалась.

– Теперь ты можешь попасть сюда в любой момент, просто представив себе это место. Первое время будешь закрывать глаза, потом привыкнешь. И попробуй представить знания в другом виде – может, тебе удобнее будет. Охватить нужно как можно больше, никто не знает, когда именно тебя призовут на испытание.

Пока я пыталась оценить объем библиотеки по схеме, Тка сжала руку в кулак, и схема исчезла.

– А как для тебя выглядят знания? – спросила я и тут же почувствовала себя неловко, ведь я фактически попросилась к ней в голову, увидеть вещи так, как видит их Тка.

– Ну если тебе интересно…

Она подошла вплотную так, что по телу пробежали мурашки, и посмотрела прямо в глаза. Одной секунды было достаточно, чтобы я сама моргнула и отстранилась. Обернувшись к своим коридорам, я не увидела ничего. Бесконечное серое пространство, и ничего в нем. Непонимающе я обернулась к Тка.

– Я все храню в своей голове, но заглянуть в нее ты не можешь.

– Ты… Ты все это прочитала? Ты знаешь все, что есть в книгах, которые видела я?

– Это неизбежно. Знания же в голове, а значит, их можно раскрыть в любой момент. Если книгу закрыть, слова из нее никуда не исчезнут. Книги знают, что в них написано, а я знаю, что хранится в моей голове.

Только сейчас я начала понимать, насколько же я, Килаир да и Теор, скорее всего, далеки от Тка.

– Я постараюсь узнать как можно больше, я постараюсь!

Тут Тка, внезапно что-то вспомнив, задумчиво посмотрела на меня и сказала:

– Лаленсия.

– Что?

– Твое имя – Лаленсия.

После этого она снова бросила критический взгляд за мою спину, вздохнула, пожелала удачи, сложив ладони, и ушла сквозь серую стену библиотеки. Обернувшись, я увидела, что все мои коридоры были на месте.

Не помню, любила ли я читать книги при жизнях, но то, что я видела перед собой, вселяло лишь неуверенность в том, что я вообще притронусь к истории. Где среди этих обложек те, что мне действительно нужны?

Я прислонилась спиной к одному из стеллажей и провела рукой по книгам, находящимся на уровне плеч. Все книги казались новыми, и для меня это, разумеется, так и было. Сколько же времени понадобится, чтобы вот этот стеллаж переместился в мою голову? Среди прочих пронеслась невероятная мысль, что Тка не читала это все, а лично наблюдала за тем, что теперь покоится в виде записей для таких, как я. Хотя этот вариант показался мне безумным, ибо, насколько я поняла, одновременно существует незримое множество миров, и в каждом из них вершится своя история. Неудавшаяся история. Ведь если бы успешный исход был неизбежен, я бы здесь сейчас не оказалась. То есть все эти миры сейчас работают над ошибками и на ошибки. Смотрители этих миров изучают погрешности, которые происходят при изменении установочных данных, значительных и не очень, по сравнению с предшествующими проектами. Масштабы, временные и душевные затраты, терпение, преданность цели… Это немыслимо. Это невозможно. Для меня, разумеется. Это невозможно и немыслимо для меня.

Тут только я начала думать о мире, из которого выхватила меня Тка. Он ведь тоже погибнет. Как же хотелось в эту минуту вспомнить, кем я была, вспомнить тех, кто был мне дорог там, в последней жизни. И в эту же минуту стало ясно, что стирание из памяти личных аспектов жизней – это милость. Это оправдание бездействия, отрезание попыток вмешаться и оправдать знакомый мир. Мы – Строители. И мы будем строить дом для душ. И пусть эти души сами покажут, в каком мире у них получится жить. И тогда хорошо будет всем – и чужим, и родным. А сейчас, наверное, не до них.

И все же нужно с чего-то начинать. Нужно охватить как можно больше истории. Я прошла немного вдоль ближайшего ко мне стеллажа и наугад взяла книгу. Раскрыв ее, я увидела изображение планеты, пестрящей редкими небольшими синими пятнами. Сразу было понятно: планета, состоящая в основном из суши. Воды тоже было достаточно, но она была представлена сетью рек и озер, не собиравшихся в моря и тем более океаны. Как же, наверное, удобно и просто было людям того мира путешествовать пешком. Богам воды, скорее всего, делать там было нечего. Пролистав немного вперед, я узнала, что люди почти сразу начали устанавливать границы по воде. У них не было больших государств, ибо держать контроль над огромными территориями в этом мире не получалось. Пролистав еще, я поняла, что это был необычный мир. Там была возможна телепортация. Человек свободно мог путешествовать из одной точки в другую, просто захотев этого. И это, как оказалось, приносило людям больше несчастий, нежели радости. Конечно же, были преступники, выследить которых в подобных условиях было крайне трудно (хотя этот мир открыл биоволны, и можно было найти местоположение человека по следам его личных биоволн). Но по мере угасания преступности на первый план вышли бытовые побеги. Люди бежали. От надоевшей семьи, от нелюбимых людей, от рутинной работы. Их никто не находил. В ряде случаев – никто не искал. Биоволны использовались только в криминалистике, и в планетарном масштабе находить ежедневно сотни тысяч людей не могли. «Какой интересный выход из ситуации взамен суицида», – подумалось мне тогда. Есть проблема – убеги. Только суициды там были не таким уж и редким явлением. Дело в том, что убежавшие редко возвращались или возвращались, когда было уже поздно. Любящие люди, понимая, что произошло, не могли с этим жить. Человек не возвращается домой не потому, что с ним что-то случилось, а потому, что ему все надоело. И с ним не поговорить. Решение принимает один, а тяжело в это время другим. Да уж. В конце книги – ссылка на несколько подобных миров. И заключение: проект с телепортацией закрыт.

Книга вернулась на полку. В мыслях родился логичный для меня вопрос: почему все настолько сложно? Зачем вообще нужны Строители? Почему Он сам не может сразу явиться и все объяснить, спросить, каким видим рай мы, описать, каким видит рай Он? А затем время от времени являться людям с напоминанием о Себе. Тогда Он перестал бы быть просто легендой, перестал бы казаться вымыслом. Молитвы с обратной связью – это же здорово. Люди, быстро получающие то, о чем молятся, живущие в уверенности Его надежного покровительства, без сомнений на вымысел, – это звучало как часть рая. Вспомнились слова Тка о том, что запредельное не понять так просто. Мне вот до сих пор сложно представить, кто я и где нахожусь. О чем тут еще думать.

Стеллажи вокруг меня переместились самостоятельно, и передо мной оказались полки с книгами в довольно потертых переплетах. Видимо, в моем сознании так выглядели старые, давно написанные книги. Я просмотрела глазами весь первый стеллаж, но переплеты оказались одинаковыми, с ничем не примечательными для меня номерами. По всей видимости, это был номер мира, о котором повествовала книга. Каждая книга – мир-неудачник. В каждой – люди жили в надежде на лучшую жизнь и умирали в надежде на лучшую жизнь для своих детей. Я осторожно взяла первую попавшуюся книгу и села на пол возле стеллажей. Пол был серый и холодный, но это не имело значения. Строчки врезались в память, и я с удивлением заметила: то, что уже прочитано, забыть невозможно. Я читала книгу за книгой, перенеся себя во времена описываемых событий.

Это было давно. Очень давно. Изначально создавались миры с единой, первой и последней, верой в Него. Он сам спускался к людям. Он сам беседовал с ними. Он откликался на молитвы и пожелания, слушал упреки и благодарности, и совместно с людьми строился рай. Разумеется, в разных мирах были свои отличия, в некоторых случаях – совсем незаметные, такие, что человек, попавший в другой мир, не сразу бы это понял. Были и серьезные различия в климате, ресурсах, поведении и правилах. В общем, каждый проект запускался в нескольких мирах с различными вариациями исходных данных. В этом мире исходными данными стала периодичность, с которой Он появлялся в нем. Итог проекта во всех его вариациях – народ, получающий все через молитвы, привыкший к опеке настолько, что стал не в состоянии созидать что-либо, кроме храмов и жертвенников. Казалось бы, что в этом плохого? У людей не было споров, кого Он любит больше, кого Он чаще слышит. У них не было войн, гордыни, корысти, зато были вера и надежда на Него и непритворная любовь к ближним. Несложно любить идеальных ближних, без болезней, голода, финансовых и социальных различий. Люди превратились в подобие растений. Красивых растений, которые все время нужно правильно поливать и кормить, иначе они увянут или загниют. Вот такое абсолютное добро. Отчего-то вспомнился Теор…

Закрыв очередную книгу, почувствовала, как холодным стал не только пол, но и пространство вокруг меня. Невеселое место – нужно прибавить ему жизни. Интересно, как выглядит библиотека у Килаира? Внезапно появилось сильное желание оказаться в золотистых коридорах Центра, за пределами этих знаний, одолеть которые лично мне казалось возможным. Я представила себе коридор, зажмурила глаза и шагнула. И, еще не открыв глаза, сразу почувствовала тепло и свет, окутавшие меня в коридоре, в который я влилась, как те тени, которые я видела, проходя по нему с Тка. Открыв глаза, я увидела те силуэты, одни – серые, другие – золотистые, третьи – полупрозрачные. Они сновали рядом, но лиц не было видно. Позже я поняла, скорее даже почувствовала, что для того, чтобы поговорить с душой, нужно обратиться именно к ней, только к ней. Чтобы приблизиться и увидеть душу, нужно почувствовать ее вне толпы, выделить, позвать. И для этого не обязательно знать их имена. Души умеют чувствовать и слышать. Особенно тех, кто обращается непосредственно к ним.

– Боги зла. Подумать только! Кто мог выдумать того, кто сеет хаос там, где нужно строить рай? – Услышала я за спиной знакомый голос и резко обернулась. Теор сперва буквально подлетел вплотную ко мне, а затем отступил на шаг. – Я слежу за горем, и когда оно зашкаливает, докладываю об этом туда. – Он поднял вверх указательный палец.

Теор выглядел возбужденным, воодушевленным и напрашивался на непринужденную беседу, при этом в голосе, в мимике были едва уловимые нотки снисходительности, присущие тому, кто знает много больше, чем готов рассказать.

– Вы Теор? Меня зовут…

– Лаленсия. – Он улыбнулся, слегка наклонив голову. – Тка успела прогудеть мое имя? Пойми меня правильно. Строителей приводят достаточно, и каждый спрашивает про богов зла одно и то же. Отвечать нет то времени, то желания. А вот о вреде таких, как я, можешь говорить спокойно – это настолько заезжено, что уже неинтересно, – при этом Теор смотрел прямо в глаза, и голос его был низким, уверенным, подавляющим любое желание спорить.

В отличие от Тка его лицо было очень запоминающимся. У него были темно-карие, глубоко посаженные глаза, густые брови, нос с небольшой горбинкой, слегка впалые щеки и красные, как будто сжатые в легкой усмешке, губы. Волосы были густые и черные. Его образ с первого взгляда врезался в память и преследует меня до сих пор. Я встречала его в книгах, среди изображений религиозных персонажей различных культур различных времен в различных мирах. В одних ему приносили жертвы, в других – закалывали копьями, в третьих он выступал в роли мучителя. Узнавание в подобных изображениях того, с кем видишься даже чаще, чем хотелось бы, было довольно пугающе. И у меня не получалось к этому привыкнуть. Сначала казалось, что эта душа просто сеет ужас с Его великого дозволения или недосмотра. Лишь потом я поняла, что ужас – человеческое семя, и сеет его – человек. А Теор? Он его направляет. Туда, куда считает нужным. С Его великого дозволения. Или недосмотра.

Я стояла и рассматривала его. В тот момент он не был похож на того, кто мог бы, по моим представлениям, быть Богом зла. На нем были серые брюки, такого же цвета пиджак без пуговиц и черная футболка. «Как здесь любят черное и серое», – подумала я, вспомнив Тка. На вид ему было около сорока лет, может, чуть больше.

– Вас тоже Тка позвала сюда? Вы давно уже здесь, в Центре? – я поняла, что раз эту душу сделали Богом, значит, он прошел обучение в роли помощника. Сатир, Фавн, Черт… Этот человек мог бы рассказать многое из того, что может мне пригодиться. И опять мне стало не по себе, когда я вспомнила слова Килаира о том, что мы получаем те роли, которые Он видит внутри нас.

Мы стояли прямо в золотистом коридоре, и по мере того, как я концентрировала внимание на Теоре, звезды темнели, а окружающее пространство окутывало нас и становилось все более плотным, пока не образовалась своего рода комната, светлая, мягкая, теплая, но тесная.

После вопроса о Тка лицо Теора стало серьезней.

– Да, Тка. Но это было давно, намного раньше, чем ты можешь представить. Твое сознание не очистилось еще от планетарных исчислений. Оно мало у кого успевает очиститься. Чтобы начать мыслить в масштабах процессов, протекающих в Центре, думать о миллиардах миров, населении каждого из них, о времени, измеряющемся тысячелетиями, нужно долго пробыть здесь. Новичкам-строителям такой роскоши не дают. Время – понятие, дорогое для всех (он сделал ударение на последнем слове), даже если оно измеряется эпохами.

– То есть ты Бог зла уже давно?

– Да. – Теор посмотрел на меня и улыбнулся очень доброй и непринужденной улыбкой. – Подобрать душу на эту роль не так просто, как кажется. Гораздо сложнее, чем ты сейчас пытаешься представить.

Я сидела, прижав к себе ноги, в золотом пространстве, которое не скрашивал свет ни одной звезды. Он стоял рядом, облокотившись на мягкую стену. В этом было что-то фантастическое. Я знала, что звезды – снаружи, стоит протянуть руку, лечь на пол – и меня затянет к ним, и Теор не успеет меня поймать. Но меня поймает Тка. Через жизнь, через две – найдет и приведет обратно.

– И тебе правда нравится делать так, чтобы люди страдали? – Я смотрела на него, хотя лицо мое было слегка отвернуто от него. Теор же сидел расслабленно и общался так, будто даже не думал, что его собеседнику может быть даже немного жутко.

– А я, в общем-то, почти ничего и не делаю для этого. Люди строят проблемы сами. И мы до сих пор не понимаем, откуда это идет. Уже создавались миры с абсолютным равенством, миры, в которых результат был пропорционален приложенному труду во всем, что делал человек. Просто в какой-то момент появлялась зависть, мысль о некоем превосходстве. Не было ее – и вот она, появляется. Как росток сорняка. Как дефект, поразивший каждую созданную душу.

На слове «дефект» я вздрогнула. Человек рядом со мной размышлял о браке, который таился в каждой из миллиардов душ, созданных Им. Я посмотрела на него с испугом, и Теор понял, о чем я подумала.

– Я уже излагал эту мысль Ему. Этот дефект – непрямой результат такой неотъемлемой части живой души, как творчество. А творчество порождает различия. А различия неизбежно приводят к зависти. А миры без творчества не создаются принципиально, поскольку это противоречит Его идее о живой душе. И здесь я с Ним согласен.

Задумавшись, я запустила пальцы в волосы. Получалось, что людям дали возможности реализовывать лучшее в себе, зная, что это станет источником разрушений, а теперь ждут вариантов, при которых они не станут реализовывать данные возможности. Без возможностей будет равенство. Серое, довольно скучное. Но, по всей видимости – я посмотрела на свою тунику, – этот цвет в Центре даже предпочтителен. Теор сел рядом со мной, подобрав ноги под себя. Он был в простой футболке и узких черных штанах. Все же его возраст описать очень трудно: морщины на лице выдавали в нем человека средних лет, но в волосах, в отличие от моих собственных, не проглядывало ни единого седого волоса. Мне тут же вспомнилась Тка, будто сотворенная из оттенков серого, и Килаир, чей образ так сильно отличался от всей здешней атмосферы.

Я подумала о том, сколько еще предстоит прочесть; возможно, Теор даст совет, с чего начать. Нельзя было упускать возможность – вот так запросто пообщаться с душой, имеющей опыт в том, на пороге чего стою я. Но как только я открыла рот, чтобы что-то спросить, Теор резко встал. Он не оттолкнулся от поверхности, на которой сидел, а просто выпрямился, расширив пространство вокруг себя, бросил быстрый взгляд на стены вокруг меня и едва заметно улыбнулся: «Начни с чего-нибудь более… настоящего». После этих слов он исчез за пеленой стен моего сознания.