Kitabı oku: «Дневник призывателя», sayfa 16
Интересно все же, почему, будучи маленькими, им нельзя трогать людей? Мы опасны для них? Или наоборот?
– И где мы встретим Ларса? – отвлек меня Тоша, потянув за руку.
– По дороге. Ну, или уже там, – вздохнул я. Вот и все – Тени исчезли. Они все же скорее ночные существа, которые не особо любят день. Хотя я и не замечал, чтобы он причинял им боль. Впрочем, есть и люди, которые больше предпочитают жить по ночам, а днем отсыпаться.
– Главное, чтобы он не опоздал, – пробурчал Тоша.
– Не нам об этом говорить, – заметил я.
– Ой, да ладно тебе, – он поднял руку, но не успел махнуть. Замер с горящим взглядом, в который словно вкрутили две мощные лампочки. – Верочка? – тут же насторожился он, заметив девичий белокурый силуэт. Ойкнул и спрятался за меня. Вот и что прикажите с ним делать? Только смириться. Ничего другое здесь не поможет.
Я закатил глаза и пошел вперед.
– Да ну тебя, – обиделся мой друг и замолчал, продолжая идти в такт моему шагу, чтобы его не заметили. Правда, хочу его разочаровать – за мной его все равно видно.
Жаль, что он никогда не скажет Верочке то, что думает. Ему проще вздыхать, представляя себя рядом с ней. Иногда у меня такое чувство, что он сыт одними мечтами.
Посмотрел на друга сквозь ресницы и печально вздохнул. Его грудь и голову покрывали серые миазмы. Он страдал и никак не мог прийти к согласию между разумом и сердцем. Но и розовые очки еще не до конца разбились, а потому он улыбается, не смотря ни на что. Просто, чтобы чувствовать себя живым.
Тоша… глупый, упертый, наивный, но все же очень сильный. Не каждый человек сможет пережить то, что выпало на его долю, и продолжать радоваться.
Он задорно улыбнулся и поспешил вперед, когда Верочка скрылась за поворотом. Он шел в своем темпе, не замечая никого вокруг. А мне в каждом человеке виделась звериная маска.
***
– И стоила ли того любовь? Если все пришлось забыть? Если ничего не осталось.
– Осталось. Самое ценное.
– Кто?
– Сын. У нас остался сын.
– А он…?
– Молчи. Глупенький ты еще. Когда придет время, тогда и узнаешь.
***
С Ларсом мы пересеклись уже на подходе к больнице. Он был похож на облезшего кота, урвавшего себе что-то после жестокой драки. Весь помятый и крайне злой.
– Они не затыкаются. Никто, – прокомментировал он, неожиданно эмоционально всплеснув руками. Наш гордый сохатый превратился в изголодавшегося волка с сердитым взглядом.
– Ты о ком? – нахмурился я, оглядев его.
– Обо всех, – отрезал Ларс. – Покой мне только снится.
В этом я его понимаю. Хочется уже простого и человеческого – отдохнуть без всяких происшествий и непонятных гостей.
– Ашраи? – Тоша подался вперед.
Соха тут же скривился, окончательно скинув всю свою непоколебимость. Последние дни выдались для этого любителя уединения крайне напряженными.
– Она самая. Поет, не пойми о чем, а я вижу то, что думал, уже забыл. Неприятно, – поднял взгляд к небу и потянулся всем телом, точно кот. Какой он тут Сохатый? Волосы отросли до плеч, на щеках проступили веснушки. Совсем скоро лето.
– Поскорее бы разобрать, что она говорит, – Тоша тоже посмотрел наверх. Небо сегодня ясное. Облачка плывут вдалеке, почти касаясь горизонта. Идиллия, как на картинке.
– Было бы хорошо, – согласился я. – Как там успехи у девочек?
Может, они уже что-то узнали и у нас есть нечто большее, чем надежда на сумасшедшего? Кристал же вроде учила кельтский. Вопрос только в том, действительно ли Ашраи поет на нем, или мы опять в тупике.
А вообще… Не доверяю я этой девушке, если честно. Слишком мутная история получается. С множеством нестыковок. И ее глаза. Фиолетовые. Ведьма, да?
– Они крайне обижены, – пожал плечами Соха. – Но пытаются хоть что-то перевести. Пока поняли только что-то о луне, влюбленной девушке и цветах.
Ну, и на том спасибо. Хоть что-то делают, а не просто дуются, как дети, которых не позвали на взрослый праздник.
– Полагаю это не то, что расскажет нам о ее мучителе, – покачал я головой. – Луна… Это же то, о чем говорила Кристал, – осенило меня. – О том, что они поют для Луны, которая влюбилась в человека.
Романтичная легенда с грустным финалом. Но она и не могла быть другой. Русалочка и принц, да? Она обращается морской пеной, он женится на другой. Таков удел созданий, принадлежащим разным мирам.
И это только подтверждает то, что видел я, когда играла фейри. Был другим, тем, кто носит цветы. Обреченный на несчастную любовь.
– Да и я о том же, – махнул Соха. – А вы что? Нашли хоть что-то новое?
– По дневникам ничего, – поморщился Тоша. – Но вот…
Он рассказал о фотографиях и странном поведении деда. О том, «о ком лучше не знать». Я же дополнил про старика с неподходящим его облику взглядом.
Он вздымает руки вверх и смеется.
– Непонятно, – кивнул в такт каким-то своим мыслям Ларс. – Совершенно непонятно. Никогда не встречал подобного. Может демон? Подселение? Одержимость? Замещение?
– Не похоже. К тому же для подобного нужно приглашение, – покачал головой я и замер перед входом в лечебницу. Здание довольно старое. Вроде построено на месте бывшей усадьбы, если я точно помню.
Друзья тоже остановились, обдумывая сказанное. По крайне мере я на это надеюсь.
Оглядел кирпичное двухэтажное здание, к которому примыкала церковь. Интересно. Поверь и избавься от всех бед. Так вроде, да? Если бы только это всегда работало. Хотя может все дело в убеждении. В том, что человек вкладывает в свои слова и действия. Эффект Пигмалиона с его ожившей Галатеей. Он настолько сильно верил, что она живая, что камень стал плотью.
– Старое, – приложил палец к губам Соха. – Века девятнадцатого. Но я почему-то ничего не чувствую, точно оно стерильно от всех сущностей.
Я согласно кивнул. Мне тоже было совершенно спокойно. Намного спокойнее, чем дома.
– Ну, значит, не настолько и старое, – хмыкнул Тоша.
– Это как посмотреть…
Я не стал ничего говорить и направился внутрь, чтобы столкнуться нос к носу с сухопарым мужчиной в белом халате. Он был на две головы выше меня, но сутулился, от чего казался меньше, чем есть. На его тонком носу сидели круглые очки с цепочкой, ведущей к нагрудному карману. Под чуть раскосыми глазами залегли настолько черные тени, что они кажутся подведенными. В каштановых волосах проглядывала седина, блестящая серебром на солнце.
Мужчина взглянул на меня так, что я вздрогнул. Глаза… янтарные с красным обручем.
Мое отражение…
Бах.
Он моргнул и отрешенно посмотрел куда-то сквозь меня. Туда, где небо заворачивало за горизонт, растворяясь в кромке леса. Его глаза постепенно стали самыми обычными, бледно-голубыми, как стекляшки.
Мужчина кашлянул и, наконец, сфокусировался на нас, мимоходом поправив прическу, из которой выбились несколько прядей. Тонкие ладони с длинными пальцами были обтянуты плотными медицинскими перчатками. Хотя, будь они черными, ему бы больше пошло. Было бы эстетично.
– Александр, – утвердительно сказал он и выдохнул. Тот самый коньячный голос, разбавленный водой. – Я вас уже ждал, – добавил с нотками упрека, словно мы опоздали на пару часов. В самом же деле мы приехали даже чуть раньше.
– Доброе утро, Игорь Алексеевич, – приветственно кивнул я, не став протягивать руки. Все же свои он почти сразу спрятал за спину, явно намекая, что против подобного контакта. Никаких прикосновений и теплых разговоров. Даже не стоит рассчитывать.
Впрочем, я и не ожидал радушного приема, чай не в гости пришли. Да и он нас не особо хотел здесь видеть, просто решил вернуть должок.
– Пойдемте, – неопределенно махнул он и скрылся внутри. Мы нерешительно переглянулись и последовали за ним.
Странный он, этот Игорь Константинович, в чем-то даже неприятный. Напоминающий мне египетского Анубиса. Точно такой, какие нравятся моей тете. Она всегда водила знакомства с теми, кто во мне вызывал если не чувство дискомфорта, то неприязнь.
В голове кольнуло.
Тот незнакомец… Он говорил, что встречался с ней, как человек.
Она ничего не чувствовала даже тогда, когда он был рядом. Касался ее и спал подле нее точно верный пес.
Ей бы пошла изящная маска. Он же дал ей больше, а она отказалась. Он был с ней, как человек, а она все забыла. Люди всегда забывают.
Дед тоже считал, что тетя не может спокойно жить. «Наша Агата любит сложности. Без них ей становится скучно. Ей жизненно необходимо лечить, перевоспитывать и быть если не серьезным врачом, то доброй учительницей или заботливой матерью для уже взрослых людей», – вздыхал он.
Она же рано ушла из дома. По словам деда в молодости была еще той оторвой. Жаль, что изменилась. Я застал ее уже той самой классической тётушкой, которая не способна на бездумные выходки. Хотя…
Я снова с сомнением покосился на врача. Отношения с таким типом стали бы самым безрассудным действом. Конечно, может оказаться, что я слишком предвзят, но мне кажется, что подобные люди не умеют делиться теплом, только принимать.
Все же если человек не любит, то, как ты не старайся ничего ты от него не добьешься. Равнодушия, если только. А, как известно, хуже него ничего нет. Даже ненависть приятнее.
Впрочем, если предположить, что она была с тем незнакомцем, то этот сухопарый врач не так уж и плох. Даже очень хороший выбор, если не отличный.
Игорь Алексеевич повел плечом, точно почувствовал мой взгляд, и полуобернулся, вскинув бровь.
Мы молчали, точно рыбы об лед. Он поджал губы и продолжил путь.
Антон тут же пихнул меня в бок, состроив растерянный вид. Кивнул на врача, будто спрашивая, что тот от нас хочет. Будто я знаю.
Непонимающе развел руками. Мой жест повторил и Соха, не дожидаясь пока и ему прилетит локоть под ребра.
Тоша вздохнул и уперся взглядом в ковер, лежащий у нас под ногами. Застиранный и уже потерявший презентабельный вид.
Прошли через прихожую, где устало облокотился о стену охранник. Он мазнул по нам взглядом и потерял всякий интерес. Раз врач ведет нас за собой, то значит, так надо. Остальное не его дело.
После мы попали в обширный вестибюль, откуда и направились к мужскому корпусу, где Игорь Алексеевич на миг задержался, кинув взгляд в сторону женского, словно в надежде там кого-то увидеть. Пусто.
Он еще больше ссутулился и ускорил шаг так, что мне стало немного тяжело за ним поспевать. Его шаги были гораздо шире и чаще моих. С таким человеком явно неудобно прогуливаться – если ему что-то не понравится, то он очень быстро свалит в закат, и поминай, как звали.
– Там выше церковь, – невпопад обронил врач, ткнув пальцем в потолок. – С иконостасом. Дубовым. Лаборатория и библиотека. Абсурдно. Наука и религия… Словно мы не врачи, а какие-то жрецы, – удрученно покачал головой. Он пытается завязать разговор? Похоже на то.
– А что плохого в вере? – отважился спросить Тоша.
– Она не поддается вычислениям, – чуть притормозил врач. – У нее нет объяснений. Это попросту не логично. Вместо того чтобы заниматься делом, лечиться или работать, просить помощи у кого-то.
– Бессмысленно, – согласился Ларс.
– И я о том же. Выдумывают все новое, на что можно свалить свои неудачи и любые поступки, а потом удивляются, что у них проблемы. Я верю лишь в то, что могу понять, объяснить и при желании потрогать.
Интересный человек. Прагматичный материалист. Такому точно не расскажешь о существовании того, что не разъяснено наукой. Такой даже если увидит, не поверит. Предпочтет думать, что сошел с ума и станет лечиться.
Я хмыкнул, посмотрев на Ларса. Тот лишь поморщился, точно проглотил целый лимон. Антон же заулыбался. Его явно подмывало рассказать что-то необычное для врача.
Нельзя.
Я цыкнул, скорчив злобный вид, на что друг показал мне язык. Вот же…
– Но ведь вера помогает людям справиться с трудностями, – задумчиво заметил я, чтобы не позволить Тоше начать нести то, что врач посчитает бредом и признаком расстройства личности. Я не верующий человек, но так же не отрицаю и того, что действительно есть.
– Вера ли… – протянул Игорь Алексеевич. – Тут уже более сложный вопрос. Все же будь вера человека всесильна, тогда она бы возвращала мертвых и исцеляла безнадежных больных. Вот как, например, наших голубков-неразлучников, – вновь кинул на нас взгляд врач. – Поступила к нам сначала девушка. Чуть старше вас, – глядит так, оценивающе. – Ее забрали после того, как она чуть не выпрыгнула из окна. Как оказалась, не в первый раз пытается свести счеты с жизнью после того, как попала в аварию вместе с братом. Она выжила, а он нет, – пояснил он. – Вот у нее и повернулось что-то в мозгах. Стала буйной и истеричной. Сейчас же ходит, как тень с совершенно пустыми глазами. Держит в руках страшную маску и плачет, стоит нам только забрать эту уродливую вещицу.
Маска… Мы насторожились. Что это за девушка? Почему он о ней вообще рассказывает?
Хотя… Девушка же живая. Мало ли, что там с ней и ее маской. Может, ей просто дорога эта вещь.
– Позже к нам попал и ее парень – тот, который заботился о ней и пытался вернуть ее прежнюю, ту, которая была до аварии. В итоге довел себя до истощения. У него анорексия и депрессия, но, даже не смотря на это, он все время думает лишь о ней. Дышит лишь ей одной. Если бы вера могла помочь, то они бы вновь зажили нормальной жизнью, но как бы не молились все эти служители, девушка не возвращается. Она словно мертвая при жизни, – Игорь Алексеевич пожевал губы. – А девка красивая. Глаза такие необычные, синие-синие. Жаль, что совершенно пустые.
Синие? Маска?
Меня прошиб холодный пот. Кролик… Та, которая могла оборвать мою жизнь. Точно ангел, расправивший крылья. Последнее видение перед тем, как исчезнуть.
– О, а вот и то, что нам нужно, – врач застыл перед дверью, достав из кармана ключи. – Коленька опять буянил, – доверительно сообщил он нам, поворачивая ключ в замке. – И его пришлось изолировать от остальных. Надеюсь, что сейчас он успокоился.
Толкнул дверь и вошел внутрь. Огляделся и только тогда запустил нас.
В маленькой комнатушке на кровати сидел человек и рисовал, закусив язык. Он усердно водил карандашом по тонкой бумаге и не обращал на нас никакого внимания. В его глазах цвета спелой листвы полыхали искорки возбуждения, а на высоком лбу выступил пот. Если не обращать внимания на отросшие неухоженные волосы и болезненную худобу, он был гораздо привлекательнее врача. Правильные черты лица и некая актерская харизма не давали разглядеть в нем больного или безумца. Он выглядел так, словно может в любую минуту встать и уйти, но пока у него не возникает подобного желания.
– Коленька, я привел к тебе посетителей, – мягко начал Игорь Алексеевич, точно говорил с ребенком.
– Я никого не жду, – Коля чуть отстранился от рисунка и прищурился, любуясь результатом. Провел пальцами по изображению, нежно, почти ласково. Что же там нарисовано черным цветом?
– Но… – растеряно смотрел Игорь Алексеевич. Он казался школьником, вызванным к директору из-за поступка, которого он не совершал.
Это еще больше подтвердило мое первое впечатление. Николай в этих стенах по своей воле. И он вертит всеми так, как ему вздумается. Наверное, именно поэтому он не обрит, как остальные.
– Никого. Если это от брата, то пусть уходят. Я ему все сказал. Мне надоело искать ответы на вопросы, которые он даже не может понять. До тошноты надоело пытаться устроить свою жизнь. Молить, просить помочь и бесконечно ждать, словно я бессмертен. Касаться и не чувствовать отклика, признаваться и знать, что никогда не получу ответа. Понимаете, доктор? Это невыносимо. Я устал плакать. Дни проходят, слезы высыхают, но… Все, у кого я просил любви, никогда больше не полюбят меня. Я могу только приходить к ним на могилу, – в голосе бескрайний океан отчаяния и боли. – Я больше ничего не хочу. Ничего, понимаете, доктор?
Зря мы пришли. Не стоит тревожить его раны. Он не болен, он просто слишком устал. Перед нами сидел старик в обличье молодого мужчины. Тот, кто видел рождение и смерть. Он как Дедал, ставший свидетелем гибели своего глупого сына и творения. Он тот, кто своими руками толкнул самое важное в пропасть. Навстречу солнцу. Или он и есть это пресловутое солнце, чьи объятия невозможно пережить? Черное солнце.
– Они не от вашего брата, – тихо заметил Игорь Алексеевич.
– Да? И что им тогда от меня надо? – Николай скорчил гримасу, вскинув бровь, и посмотрел на нас. – Что вам надобно, дети? – насмешливо передразнил сказочных персонажей. – Я не баба-яга. Клубочка нет, и забор из ваших костей не хочу начинать строить. Тогда потребуются еще, а ко мне не так часто приходят, чтобы хватило на полноценную ограду.
– Мы хотели поговорить о… – начал я.
– Я купил вашу квартиру, – перебил меня Ларс.
– И что? Есть жалобы? – засмеялся тот. – Мой братец наверняка все вылизал. А если что идите к нему. А от меня отстаньте. Ничего не хочу знать о том месте. Я просто ищу покоя.
– Нет, – нахмурился Ларс. – Остались ваши записи на стенах, и мы…
– Мм? – тот повертел карандаш в руках. – Продолжайте. Слушаю, – точно это он здесь психиатр, к которому мы все пришли на прием. Сейчас узнает, что нас беспокоит и назначит лечение. – А если что я буйный. Могу начать драться, – широко улыбнулся он. – Ну, или кидаться карандашами. Просто чтобы меня оставили одного и не надоедали всякими глупостями.
– Не врет, – вздохнул врач, потерев бок. – Вколоть бы успокоительного…
– Так почему не делаете? – постучал ногтями по картинке Николай.
– Не могу, – завороженно проговорил Игорь Алексеевич, точно находился под гипнозом. А может, так оно и было.
Пациент, который не болен. Тот, кто пришел сюда по своей воле, чтобы отдохнуть от всего и ото всех. Он явно что-то должен знать. Ниточка зацепки стала плотнее и крепче. За нее теперь не страшно тянуть.
– Так что там с квартирой? Мм?
– Мы тоже можем видеть их, – Соха склонил голову и теперь смотрел исподлобья. Ждал.
– Это мои проблемы? – вновь вскинул бровь Николай.
– Нет, – опешил Тоша. – Просто мы думали…
Так мы точно каши не сварим. Этот человек не прост. Ох, как не прост.
– Тот, о ком лучше не знать объявился, – коротко обронил я. – Маски… Кто-то вновь надевает их вместо лиц.
Смотрю, как изменилось выражение лица пациента. Как он побледнел и выронил карандаш.
– Что? – вздрогнул Николай и воззрился на меня во все глаза, точно только что увидел. – Нет. Нет, этого не может быть. Он не мог. Он…
Его затрясло, и он обнял себя за плечи, чтобы хоть как-то унять дрожь.
– Так не должно быть…
– Коленька, тебе плохо? – всполошился врач, точно его пробудили ото сна. Он выпрямился и засуетился.
– Нет, Игорь Алексеевич, – Николай помотал головой, выставив перед собой руки. – Все отлично. Просто прекрасно. Оставьте нас наедине, – уперся в глаза доктора и щелкнул пальцами. Тот как-то весь обмяк и вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.
Что это только что было? Мы переглянулись, но так и не нашли ответа. Никто из нас ничего подобного до этого не видел. Он же, по сути, может творить все, что душе угодно.
– Полезное умение, – заметил Николай. – Он не побеспокоит нас некоторое время. Потом поймет, что не должен был так делать и станет злиться.
– И что вы с ним сделали? – заинтересовался Ларс.
– Приказал, – пожал плечами Николай. – Ничего особенного. Легкое воздействие через астрал. Человек может не верить в чудовищ, нечисть, сам астрал, но все это вполне способно влиять на него.
– Так люди не осознанно подхватывают остаточные следы, чужие эмоции и чувства, – подхватил я.
Вспомнил свою квартиру и подъезд. Мох, грибы, желтые бубоны и цветы.
– А так же болезни, – согласно кивнул пациент. – Мы можем что-то отрицать, но от этого ничего не перестанет существовать. Это так же глупо, как не верить в луну, потому что мы не можем ее потрогать. Но вы ведь пришли поговорить не об этом. Ведь не ради простой болтовни вы отвлекли меня от столь чудесного занятия, как рисование? Не просто так сказали о… Нем.
Я подошел чуть ближе и взглянул на бумаги, лежавшие перед ним. Что то интересное? С альбомного листа на меня смотрела девушка в кроличьей маске. Я чертыхнулся и невольно потянулся к ней, но тут же отдёрнул руку, точно обжегся.
Перед глазами темная бурлящая река вспыхнула синим пламенем.
– Вот ты, – Николай указал на меня. – Явно знаешь больше остальных.
Он говорил что-то еще, но я его не слушал. Смотрел на рисунок и не мог успокоить дыхание. Сердце билось чаще, будто собиралось вырваться из груди.
– Кто это? Кого вы нарисовали? – с усилием воли выдавил я.
– Саш…? – Соха положил ладонь мне на плечо и обеспокоено заглянул в лицо. Тоша тоже смотрел на меня с тревогой. В их глазах я видел свое отражение. А потом человека в маске. Миг и из их глаз на меня взирает лисица, облитая чем-то вязким.
– А, это? – вновь глянул на работу Николай так, словно впервые ее увидел. – Положили сюда не так давно девчонку – самоубийцу. Ходит, как призрак, носится со своей маской, как с писаной торбой. Вот только она уже давно не в своем теле. Она в свите того самого…– он понизил голос. – Того, о ком лучше не знать.
Кто он? И как это в свите? Она живая или нет?
Подумал немного и добавил уже нормальным голосом:
– А ты собственно чего всполошился?
– Я видел ее… В теневом метро. И у себя дома, – мой голос дрогнул.
– Ничего не понимаю, – встряхнулся Николай. – Давайте выкладывайте по порядку, а то мы так долго это все будем мусолить. А мы тут не книгу пишем, чтобы витиевато разглагольствовать и разливаться мыслями по древу. По короче описывайте свой «дуб».
Я вздохнул. Как рассказать так, чтобы никоим образом не упомянуть Верочку?
Так, надо собраться с мыслями. Зажмурился на миг и выпустил воздух сквозь сжатые зубы. А тем временем рассказ начал Ларс. Все же так действительно правильно, ведь именно он поймал бескрылую Ашраи. Далее подхватил Тоша, пересказывая то, что с ним случилось, когда он жил в старом доме, и то, что он увидел из-за музыки фейри. Постепенно очередь дошла и до меня.
Как говориться начали за здравие, а закончили за упокой.
Когда же все началось? С чего? С Ашраи? С Тошиной подруги? Или раньше? Тетя Агата, бабушка, мужчина с фотографии. Все же началось гораздо раньше, да?
Я говорил, а перед глазами у меня вновь всплывал облик Верочки.
Она такая прекрасно-нежная, словно маленькая птичка, и в то же время пугающая, как старая забытая ребенком кукла. Раскуроченная грудная клетка, заляпанное кровью светлое платье и пересохшие губы, шепчущие мое имя. Может она звала кого-то другого? Все же имя не уникально. Но внутренне я понимал, что она обращалась ко мне.
– Сашенька… Я никому не скажу. Почему ты пожертвовал мной?
– Как нехорошо… – проговорил Николай и замолчал, сжав виски руками.
Мы нерешительно смотрели на него и ждали, что же он скажет. А он встряхнулся, тут же схватил карандаш и что-то накидал. Фейри без крыльев, кошачью маску и глаза. Глаза того человека. Скомкал лист и запустил его в угол комнатушки.
– Я писал истории… – медленно проговорил Николай, словно шлифовал каждое слово перед тем, как позволить ему сорваться. – О том, что видел. О том, что знал. Рисовал, чтобы не забыть. Все тут, – он похлопал по кровати. – Под ней. Все, что я считал прошлым. А сейчас я узнаю, что он снова… – он поник и затрясся, точно его бил озноб. – Тут! Черт. Он вернулся… Я так надеялся, что он исчез навсегда! Что же ему надо?
Я непонимающе хмурился, Тоша зашел мне за спину, его пугал наш новый знакомый. Но мы сами напросились.
– О ком вы? – не выдержал Ларс. Его явно раздражало то, что он ничего не понимает.
– О продавце кошмаров, – Николай резко вскинул голову, заставив нас отпрянуть. Его глаза были дикими. Нечеловеческими. – О монстре в человеческой шкуре. О том, о ком лучше вовсе не знать.
– Нам кажется уже поздно играть в неведенье, – заметил я.
– Есть такое, – вновь рассмеялся Николай. – Вам уже от него не скрыться. Он никогда не отпускает свою добычу. Особенно призывателя, – в меня вновь тыкнули.
– И что он собой представляет? – напрягся Соха. Все же он один истинный охотник, собранный и заинтересованный во всем этом.
– Кто такой призыватель? – насторожился я. Так меня еще не называли. – И зачем он ему?
– Игра. Призыватель – это тот, кто совершает призыв. Точнее тот, кто на это способен. Вот ты, как раз один из них, – пациент серьезно оглядел меня. – Я это чувствую, как и он. А вот что он такое… Этого никто не знает, – растянул губы в ухмылке Николай. – Он меняет тела, как ему вздумается. Подселяется, примеряет чужую жизнь и уничтожает ее.
Призыватель… Знать бы еще, что это значит для меня. Чем обернется. Хотя может это просто пустые слова. Но внутренне я знаю, что это не так.
И что за игра?
– Тогда он демон, – нахмурился Тоша.
– Ох, если бы, – помрачнел Николай. – С демоном можно договориться. В крайнем случае, изгнать. Он не приходит просто так, ему нужно, чтобы его позвали. Продавец кошмаров другой. Он не подчиняется никому. И действует только потому, что ему бесконечно скучно.
– Так пусть бы умер, – холодно заметил Ларс.
– Для этого нужно, чтобы смерть явилась по его душу. Но даже она не приходит к нему на встречу. А потому он живет вечно, лишь меняет обличья. Он веселится в извращенной манере. Оживляет чудовищ и меняет людей. Он пробуждает в каждой душе ее тьму. Он сам грех во плоти.
– И для чего это ему? – не понял Тоша.
– Кто знает? – вздохнул наш новый знакомый. – Явно не я. Ему просто скучно.
– И чем его остановить? – продолжил допытываться Соха.
– Ничем, – вновь заглянул нам в глаза Николай. – Он не боится ничего. Спокойно заходит в церкви, читает молитвы. Может провести проповедь. А остальное… Впрочем, вы и сами понимаете, какая это глупость. Даже чеснок разжижает кровь, чтобы упырям было проще пить, а не защищает от них.
– Даже так? – Ларс этого явно не знал.
– Именно так. А продавец способен изуродовать все, до чего дотронется. Впрочем, как и его слуги. Особенно Зверь.
– Зверь? – вздрогнул Тоша.
– Он самый. Огромная тварь, покрытая густой черной шерстью. Ей так нравится срывать с людей лица… Он вообще любит смертных. Продавца это тоже забавляет. Ему стоит надеть на мертвого маску, чтобы получить нового слугу. Того, кто исполнит любое его желание. Продавцу нравятся души, Зверю тела. Но не стоит обольщаться. Они оба стоят друг друга и могут играть так, как им вздумается.
– А вы откуда все это знаете? – задал я вопрос, который все не давал мне покоя. Почему он столько говорит о продавце? Как разузнал всю эту информацию?
Николай помрачнел и сжался, точно ожидая удара, которого не последовало. У него заходили желваки и он выдавил сквозь зубы:
– Я делил с ним одно тело. Был его сосудом долгие годы…
– Что? – хором опешили мы.
– Когда мне было четырнадцать, мы с братом встретили странного человека в парке. Он был одет так старомодно: во фрак и цилиндр. В руках у него были черные шарики с грустными рожицами или одинокими глазами. Он улыбался и раздавал понравившимся ему людям билеты на некую ярмарку, которая должна была состояться в ночь через несколько дней. Ярмарка душ. Билеты достались и нам. Человек наклонился и прошептал, как пройти. Нужно всего лишь обменять билет на маску у того, кто ходит ночью по городам. Это существо легко узнать. У него длинные конечности и много рук. Он явится, когда часы пробьют двенадцать. Тогда же можно будет пройти по мосту. Мы его обязательно увидим, когда придет время. Конечно, мы ничего не поняли. Подумали, что все это забавная шутка. Часть некоего представления, – обреченно вздохнул Николай и облокотился о стену. – Но загорелись самой идей. Это же настоящее приключение. Как в книжке, да…
– И как? Сработало? – спросил я, хотя уже понимал, что они попали туда. И это очень плохо кончилось. – То существо пришло?
– Выполнили все инструкции, – продолжил он, отстраненно посмотрев на меня. – Создание, и правда, было. Как человек, только странный. Очень высокий. Его руки говорили больше, чем голос. Хотя говорить-то он вряд ли мог – рот был закрыт чем-то. То ли печатью, то ли клеймом. Не могу сказать точнее. Он веером распускал сотни рук, раскрывая ладони, обнажая вживленные в них глаза. Кожа его была белесой, а руки с черными с огоньками на длинных ногтях. И одет тоже непонятно. Рубашки нет, фрак расстегнут, на голове шутовской колпак с бубенчиками, а на шее ошейник с оборванной цепью. Он бережно взял у нас по одному билету, сжал их в ладонях, а когда их раскрыл, в его руках оказались маски. Тонкие такие, изящные, точно стеклянные, но очень легкие. Когда мы их надели, то увидели мост, оберегаемый такими же странными многорукими созданиями с глазами, открывающимися на ладонях, как и тот, что дал нам маски. Их рты были залиты золотыми печатями, а в глазах застыл крик. Меня они пугали, но мой брат их даже не замечал. Он мчал вперед, туда, где начиналась ярмарка. Он тянул меня за собой, и я поддавался. Признаю, там и правда, было весело. Ровно до тех пор, пока я не встретился с ним. Продавцом кошмаров. У него была добрая улыбка отца и взгляд конвоира. Палача. И мне стало так страшно, что я кинулся домой, совсем позабыв о брате. Это и было моей главной ошибкой. Брат не вернулся. А страх сковал меня настолько, что я никому ничего не сказал. Именно это позволило продавцу завладеть мной. Он разделил со мной тело и уничтожил мою жизнь. Теперь же когда его не стало, я больше не хочу жить. Просто жажду покоя. А тут это, – он нервно захихикал. – Я словно и правда, схожу с ума. Но я знаю, что он не пойдет сюда. Он не любит уже сломанные игрушки. Ему нравится выдергивать крылья самолично, если вы понимаете, о чем я. А от остальных сущностей я избавился сам. Потому здесь очень спокойно и чисто. Все же человек не способен по нормальному сосуществовать с другими созданиями, обладающими разумом равным ему, с теми, кто не будет подчиняться. Не поэтому ли некоторые виды вымерли или попали в красную книгу?
Ашраи… Значит это он лишил ее крыльев?
– Сейчас он, скорее всего, тоже начнет ярмарку. Он ее единоличный хозяин. Но там же есть и те, кто знает гораздо больше, чем я. Может у них и есть ответы.
Он печально вздохнул и полез под кровать, откуда выудил книжку. Дневник с закладками из осенних листьев. Посмотрел на нас и прищурился.
– И как нам туда попасть? – я слегка наклонился. Мне это нужно. Я хочу избавиться от своих кошмаров.
Я хочу спасти и спастись. Не стать убийцей. Меня можно ждать, даже если я вовремя не вернусь.
– По билетам, – повел он плечом. – По этим, – раскрыл дневник, явив нам узкую ленту мерцающих синевой пластинок с выгравированными на них символами. – Возьмите и убирайтесь, – выпалил он. Его глаза стали холодными, как две льдинки. – Твой взгляд слишком похож на его, – подался он ко мне на встречу. Заглянул в лицо безумным взором – Он уже идет за тобой! Он совсем близко! Продавец любит призывателей. И тебя он хочет заполучить больше всего на свете.
