Kitabı oku: «Баллада о неудачниках», sayfa 3
Глава 6, в которой Марк едет на охоту
Я выехал затемно. Вечером доложился шерифу, причем и врать-то не пришлось. Сказал, что с утра собираюсь убийцу искать – и слово в слово выполнил.
Доехав до первого же овражка, я спустился туда и спешился. Небо на востоке едва начало сереть, воздух был сырым и зябким. Я ослабил Ворону подпругу и пустил его в мокрую от росы траву. Конь тихонько фыркнул, взмахнул хвостом и приступил к завтраку. Я решил последовать его примеру. Достал кусок лепешки, флягу с вином и пристроился на поваленном дереве. Ждать предстояло не меньше часа, так почему бы не провести его с пользой?
Де Бов появилась, когда восход уже вовсю полыхал, а птицы верещали свои безумные утренние песни. В нежно-голубом блио вместо привычных штанов она смотрелась странно. Еще удивительнее было, что у ведьмы внезапно обнаружились сиськи. Они отчетливо проступали под плотно прилегающим лифом. А я ведь готов был поклясться, что де Бов плоская, как гробовая доска.
– Давно ждешь?
– Нет. Как вы проехали ворота? Стража задавала вопросы?
– Какие вопросы, ты что. Просто крестились молча.
Я хмыкнул. Вполне в духе этих тупиц. Мимо нашей городской стражи отряд сарацинов промаршировать может, а они будут волноваться лишь о том, что от лихого глаза бородавки на заднице вскочат. Или на роже. Хотят тут разницы-то особой и нет.
Мы выехали из оврага и двинулись к Мидлтону. Чертово солнце взбиралась на небо медленно, как баба на сносях. Рубаха у меня отсырела, плащ, мокрый от росы, мерзко лип к ногам. Я его постоянно отпихивал, а он сползал и снова лип. В лесу вдобавок ко всему у меня начала чесаться спина. То самое место между лопатками, в которое обычно целит лучник. Я просто-таки чувствовал направленное мне в позвоночник острие. Идея оставить дома кольчугу и меч, чтобы не вонять на весь лес железом, еще вчера такая удачная, теперь казалась чудовищно глупой. Без доспехов я чувствовал себя голым, как выковырянная из раковины улитка. Очень хотелось верить, что если вдруг случится заваруха, ведьма успеет всех проклясть, испепелить и превратить в жаб. А потом все равно испепелить. На всякий случай.
– Чего ты дергаешься?
Усилием воли я перестал коситься на кусты.
– Холодно. И рубашка промокла.
– Это намек? Извини, я пас.
– Ты кто?
– Я вне игры. Пропускаю ход. Пропустить ход значит спасовать.
– Так говорят в Лондоне?
Глупое какое-то слово. Спасовать. Будто отлить захотелось.
– Да. И в Лондоне тоже. Я имела в виду, что сейчас ничего высушить не смогу. На мне экран, – ведьма потрясла рукой с плетеным кожаным браслетом. – Никакой магии, пока не сниму. Полная тишина в эфире.
Экран. Пас. Тишина в эфире. Ощущение было такое, будто я пытаюсь проглотить орех – а он застрял в глотке и не пролезает. Я сделал почти физическое усилие, продираясь через этот частокол слов к смыслу.
– Ты не можешь колдовать?
Сам иногда поражаюсь своей сообразительности.
– Ну да же.
– С ума сойти.
То есть мы сейчас в лесу, где оборотни разбойниками погоняют, без доспехов, без оружия и без магии. Зато с верой во все лучшее. Твою ж мать.
– Ты говоришь так, как будто удивлен.
– Конечно, я удивлен!
– Но я же тебе говорила, что оборотень может нас почуять.
– Ты говорила, что он может почуять железо. Железо!
– Но это же оборотень! Конечно, он может почуять магию!
– Но я-то этого не знаю!
– Извини, – виновато развела руками ведьма. – Но ты зря кипятишься. Разницы-то на практике никакой. Даже если бы я сообразила тебя предупредить, мы бы все равно сюда поехали – без железа и без магии.
Вообще-то да. Наверное. Поехали бы. Но если на меня надвигается полная жопа, я предпочитаю знать об этом заранее! Это не значит, что я боюсь. Я просто хочу знать!
Ну и рубаху мне не высушат. Еще пять минут назад я об этом даже не задумывался, но теперь был разочарован. Ведь можно было бы! Можно!
Лошадей мы оставили у старосты. Сначала я объяснил крестьянам боевую задачу – за пределы деревни не выходить и носа в лес не совать. А самым прытким, кому дома никак не сидится, пообещал лично выдернуть ноги. Кажется, мне поверили.
Я оттащил ведьму в сторону.
– Слушай меня. Если что – сразу ори. Ясно?
– Мне нужно убедиться, что это оборотень, а не случайный придурок, – по физиономии де Бов было очевидно, что звать на помощь она не собирается. – Без советов разберусь.
– Я и не советую. Я приказываю. Не лезь на рожон. Если какой-то урод тебе под юбку сунется – ори.
– Значит, богопротивное колдовство тебя не волнует? Только моя девичья честь?
– Я не отец-исповедник, чтобы твои грехи считать. Мы дело делаем, а не в игрушки играемся.
– Вот именно. Куда вдруг делось твое беспокойство о несчастных крестьянках?
– Тебя я знаю. А крестьянок – нет.
Это была правда. Какой бы занозой ведьма ни была, но мы сидели с ней за одним столом. Я был у нее в доме. Мы вместе ходили на дракона. Никак я не мог позволить, чтобы ей юбку на голову завернули. А крестьянкам, получается, мог. Причем запросто.
Де Бов щурилась на меня снизу вверх, скривив широкий рот.
Да. Вот такой вот я двуличный и несправедливый.
Ну и нахрен.
Ведьма улыбнулась и ткнула меня кулаком в плечо.
– Принято. Если что – буду орать. Спасай же меня, о мой рыцарь.
Женщины. Они не могут без шпилек. Ладно, у этой хотя бы есть мозги. Все-таки она со мной согласилась.
Глава 7, в которой Марк вступает в битву
Де Бов, вооружившись грязной вонючей мешковиной, гордо заковыляла к лесу. По уверениям милдтонцев, эта тряпка служила для перевязывания вязанки хвороста. Как по мне, так овечьи хвосты они этой дрянью вытирали. Но тут уж ничего не поделаешь. Хочешь быть похожим на сакса – придется немного повонять. Я дождался, когда де Бов скрылась между деревьями, и двинулся в том же направлении. Найти ведьму было несложно. Шумела она так, что и с закрытыми глазами не ошибешься. Пела, с треском ломала сухостой и громко ругалась. Вот уж не ожидал, что леди знают такие слова. Думал, они молитвы запоминают и любовные баллады.
Я отошел за кусты и прислонился к дереву. Хотелось сесть, но я не решался. Солнце пригревало, и вторая бессонная ночь подряд давала себя знать – глаза у меня слипались. Я мотал головой, как хворая лошадь, щипал себя за бедро и слушал ведьмины песни. Всего их оказалось три: грустная – о девице, ждущей возлюбленного с войны, веселая – о девице, не теряющей времени, пока возлюбленный на войне, и жизненная – о возлюбленном на войне и на бабах. Де Бов повторяла их одну за одной, даже не пытаясь менять последовательность. Уже на пятом повторе я был готов тоскующую девицу удавить лично. Впрочем, как и жизнерадостную, и блудливого рыцаря. Когда он вообще воевать успевал?
А вот ругалась де Бов занятно. «Нужен ты мне, как в козьей жопе роза» я даже несколько раз повторил, чтобы запомнить получше. Всегда завидовал людям, которые могут завернуть что-то эдакое. У меня не получается. Нет у меня поэтического мышления.
Де Бов забиралась все глубже в лес, а я шел за ней, пытаясь расслышать хоть что-нибудь, кроме проклятых песен. И уже почти разочаровался в нашей затее, когда очередная баллада на полуслове оборвалась. Послышались голоса: высокий, – это де Бов, и низкий, глуховатый. Мужчина. Кажется, немолодой. Я застыл, стискивая рукоять кинжала.
Разведчик из меня, как из полковой шлюхи монашка. Чертов лес полон листьев, которые шелестят, веток, которые шуршат, и сучков, которые хрустят под ногами. Поэтому я тихий, только когда не двигаюсь. Совсем. Вообще. И теперь мне нужно было выбирать: спугнуть ублюдка до того, как он проявит свою богомерзкую сущность, или ждать – и рисковать, что он свернет ведьме шею. Вероятно. Хотя бы попытается. Все же между явлением сущности и сворачиванием шеи время, конечно, должно было быть. Минуты две-три – самое малое. Быстрее девства никак не лишить, будь ты хоть трижды волшебный оборотень.
И я за эти две минуты могу не добежать. Надо подойти ближе.
Черт с ним, ничего этот оборотень не услышит! Перед ним молодая женщина в голубом блио и с сиськами. Да не слушает он сейчас ничего, кроме того, что между ног висит!
Тихо-тихо, медленно-медленно я переставил одну ногу. Потом вторую. Опять. И опять.
Среди ветвей мелькнуло голубое – платье де Бов. Я перебросил кинжал в левую руку и вытер вспотевшую ладонь.
– …мощи святого Амвросия. Идем, дочь моя, я тебе покажу.
Какого дьявола?! Она не пойдет! Де Бов, твою мать!
Если бы передо мной были не чахлые кустики, а нормальное дерево, я бы побился об него головой. Эта идиотка согласилась! Прощебетала что-то умильное и заковыляла прочь, голубое платье просвечивало сквозь заросли. Хотя бы за оборотнем, а не перед ним. Может, отпрыгнет, если сукин сын вырубить ее попытается. Хотя кто там отпрыгнет. Хромая де Бов? А свиньи летают.
Ну куда ж ты, чтоб тебе пусто было, прешься, дурында?!
Я нырнул в высокую траву и на карачках переполз поляну. Разбойники немытые могут – и я смогу.
Дальше пошло легче. Я скакал от дерева к дереву, как легконогая, мать ее, лань. Не приближаясь к ведьме и не удаляясь. Держал дистанцию. И даже не успел толком запыхаться, когда де Бов завопила: «Марк!», – и я ломанулся через кусты, не разбирая дороги. По поляне катался рычащий и визжащий клубок. Я примерился, ухватил за голубое, выдернул из клубка де Бов, оскаленную и расхристанную, и отбросил в сторону.
Говорил же!
Оборотень зыркнул на меня мутными, налитыми кровью глазами, заурчал и прыгнул. Сукин сын был чертовски быстрым. Увернуться я не успел. Он врезался в меня, как пущенный из требушета камень. Оборотень рычал и лязгал зубами, хрипел и давил так, будто уже меня собирался девства лишить. Кинжал вылетел из рук, я вцепился в проклятую тварь и держал ее, не давая вгрызться мне в лицо. Изо рта у оборотня несло падалью.
– Отбрось его! Я не могу попасть! Отбрось!
Я уперся ногами в твердый живот, напрягся и брыкнул, как кобылица необъезженная. Оборотень взлетел в воздух, кувыркнулся и тяжело шлепнулся в траву, лицо у него вытянулось, из-под вздернувшихся губ встопорщились желтые неровные клыки.
– Арргха! – рванул он когтями дерн. – Рррры!
Да кто бы спорил.
Надо мной что-то пронеслось, пыхнув в лицо горячим воздухом, оборотень взвизгнул, метнулся в сторону и полыхнул зеленым огнем – вместе с приличным куском поляны. Я как был, на заднице, резво пополз назад, не сводя взгляда с пламени, в котором метался и визжал получеловек-полуволк.
– Какого хрена ты его сразу не подожгла?!
– Узел на браслете затянулся. Быстро снять не получилось.
Вот так я и думал. Этого я и ждал. Ладно. Хоть позвала – и то неплохо.
– Ты лес не спалишь?
– Нормально. Дальше не пойдет.
Оборотень свалился, загребая лапами землю, вой перешел в хрип.
Я ткнулся спиной в ноги де Бов.
– Тебе помочь встать?
– Нет, спасибо. Я посижу.
Меня потряхивало. Де Бов неловко опустилась рядом, вытянув левую ногу.
– Ты зачем полполяны подожгла?
– Боялась промазать, била по площадям.
– Он от тебя в пяти шагах был.
Ведьма смущенно хмыкнула, дернула жесткий колосок, но не сорвала, а только обтрепала.
– У меня с рукой тоже не особо. Замаха совсем нет. Перестраховываюсь.
– С левой?
– Ну да.
– С коня упала, что ли? – почему-то ничего другого в голову не пришло.
– Вроде того.
– Хорошо, что не с правой. Когда рабочая отказывает, вообще п… лохо.
– Я просто счастлива, – де Бов дернула колосок так, что выдрала весь кустик, с белых корней посыпалась земля. Не очень у меня получается сочувствие выражать. Особенно дамам.
Зеленый огонь умирал. Тонкие язычки еще плясали на траве, разбрызгивая яркие искры, но уже таяли, словно втягиваясь в землю. Обгорелая туша в центре не шевелилась.
И тут меня осенило.
– Он же отшельником нарядился! Поэтому за ним крестьянки шли! Этот сукин сын был в сутане!
– Конечно, – пожала плечами де Бов. Похоже, для нее это открытием не было.
Я растерялся. А потом расстроился. Вот дернул же меня черт за язык. Сразу не понял, что к чему, так хоть молчал бы. Глядишь, никто бы и не догадался, что я медленно соображаю. Хотя вообще, какого дьявола? Мне не до размышлений было, пока я за ведьму переживал. Это она с оборотнем по лесу гуляла, разглядывала его и рассуждала. Философ, мать ее, хромоногий.
Кстати, была у меня еще одна мысль. Я ее давно думал – и она мне не нравилась. Очень не нравилась.
Откуда это все? Все это вот дерьмо? Раньше здесь были только разбойники вонючие и воры, а теперь на тебе. Драконы, оборотни. Маги. Из какого мешка вся эта дрянь на Нортгемптон сыплется? И при чем тут король? Но это был точно не тот вопрос, который нужно задавать.
Де Бов с трудом поднялась, отряхнула юбку. Блио сбилось набок, шнуровка разошлась, и из ворота торчало тонкое белое плечо. Де Бов раздраженно поддернула ткань. Плечо исчезло.
– Пошли отсюда. Воняет.
Вставать не хотелось. Накатила усталость, мышцы были мягкими, как студень, в висках жужжал рой пчел.
– Ты идешь?
– Да.
Стараясь не кряхтеть, я встал. Даже нашарил в траве серебряный кинжал. Дорогая все же вещь, жалко. Де Бов медленно направилась в сторону деревни, припадая на ногу сильнее обычного. Я догнал ее, подхватил под локоть.
– Держись, упадешь же.
– Я не понимаю, что это значит! Вы читали письмо принца! И гарантировали мне содействие!
– Но послушайте… – шериф пытался держаться, и у него даже неплохо получалось. Только глаза пучил, как сова с запором.
Я стоял в сторонке и наслаждался бесплатным представлением.
– Нет, это вы послушайте! Я вынуждена написать об этом принцу. Это возмутительно! У вас была вся информация! И вместо того, чтобы передать ее мне, ваш помощник сам рыщет по деревне. И я должна спорить с ним, доказывая, что поиски оборотня действительно необходимы. Как это понимать?
– Кстати, а откуда вы знаете, куда поехал Денфорд?
– Оттуда! Я дипломированный маг, а не деревенская ведьма, которая только и может, что вертячку у овец лечить! И я вполне способна сама узнать все, что мне нужно!
Паттишалл затравленно покосился на меня. Я был серьезен, как гранитное надгробие.
– Послушайте, это просто недоразумение. Денфорд должен был вам доложить. Я говорил ему.
Ах ты ж гнида.
– Значит, в следующий раз выражайтесь яснее! Это ваш подчиненный, ищите нужные слова. Я не стану писать принцу Джону, что какой-то Денфорд неправильно понял шерифа Нортгемптоншира. Такие детали его высочество не интересуют. А вот невыполнение королевского указа наверняка покажется любопытным.
– Послушайте, но зачем вообще об этом писать? Произошло досадное недоразумение. Я уверен: теперь Денфорд понял, что с подобными вопросами нужно сразу же идти к вам. Ты же понял?! Если видишь что-то странное – немедленно к леди де Бов!
– Да, милорд! – гаркнул я, преданно выкатив глаза.
– Вот видите. Мы во всем разобрались. Признаю, я действительно недооценил ситуацию. Оборотень – ну кто бы мог подумать! Но вы отлично справились с этой тварью. Я рад, что теперь в Нортгемптоне есть могущественный маг, который противостоит силам зла.
Рад ты, как же. Да ты бы лучше на гвоздь голой задницей сел и три раза повернулся.
– Благодарю. Но это не полностью моя заслуга. Сэр Марк проявил отвагу в бою с чудовищем и оказал мне неоценимую помощь.
Де Бов смущенно улыбнулась. Шериф воспрял.
– Великолепно! Я уверен, Денфорд и в дальнейшем будет вам помогать. Он очень исполнителен. В любое время обращайтесь к нему. Денфорд! По первому зову явишься к леди де Бов и выполнишь все указания!
Фу-ты ну-ты.
– Да, милорд!
– Ну вот! Замечательно! Мы решили этот вопрос.
– Да. Прошу прощения, я погорячилась. Я так переволновалась. Оборотень был ужасен, – де Бов томно и неубедительно закатила глаза.
– Да-да, конечно, я понимаю. Для хрупкой женщины встреча с чудовищем ужасна, – шериф был сама любезность.
– Прошу прощения, милорд, но я пойду. Я неважно себя чувствую.
– Само собой разумеется, само собой разумеется! – Паттишалл вскочил из-за стола, подхватил ведьму под локоток и лично провел к двери. – Вам просто необходимо отдохнуть!
Дождавшись, когда неровные шаги затихнут, шериф повернулся ко мне.
– Какого дьявола, Денфорд? Что она плела насчет магии? Тебя выследила какая-то девка! А может, ты сам ей проболтался? Ты разговаривал вчера с де Бов?
– Нет.
– Стража на воротах говорит, что она выехала вскоре после тебя.
– После этого – не значит вследствие этого.
– Что?!
– После этого – не значит вследствие этого. Если одно событие следует за другим, не обязательно первое – причина, а второе – следствие.
Шериф подавился воздухом. До чего день-то хороший!
– Я знаю, что это значит, Денфорд! И не нуждаюсь в твоих объяснениях! Как тебя выследила эта выскочка?
– Не знаю, милорд. Я не разбираюсь в магии.
– А в чем ты разбираешься? В том, как простейшее задание запороть? Есть хоть что-то, что можно тебе поручить и получить не никчемные оправдания, а нормальный результат?
Дальше я уже особо не слушал. Дальше я и так все знаю.
Де Бов ждала меня во дворе, на лавочке для стражи. Я подошел, сел рядом, подставил свежему ветерку пылающее лицо.
– Как прошло?
– Как обычно.
– Догадался?
– Нет. Поверил. Ты была очень убедительна.
По двору прошла задумчивая квочка с выводком пестрых цыплят.
– Слушай, я хотел одну вещь спросить.
– Ну?
– Ты действительно не ведьма?
– Нет.
– Почему?
– Во-первых, я окончила университет и умею так, – де Бов махнула рукой, и сноп зеленых искр хлестнул воздух. Квочка распушилась и заквохтала, цыплята заметались по двору. Из караулки высунулся сонный испуганный стражник, увидел меня, испугался еще больше и шарахнулся обратно.
– А во-вторых?
– А во-вторых, я не умею лечить овечью вертячку.
Глава 8, в которой Марк выполняет служебный долг
Я с трудом разлепил глаза и уставился в белесую муть за окном. Солнца не было видно, только мутный рыхлый кисель, цветом больше всего похожий на нестираное исподнее.
Хотелось пить.
Я встал и в чем мать родила прошлепал к тазику со стоявшим в нем кувшином. Хрен с ним, с умыванием, жизнь дороже. Холодная вода смыла мерзкий привкус перегара во рту. Я постоял, глядя на кувшин, наклонился над тазом и вывернул остаток себе на голову. Стало получше.
Который час вообще? Что это? Утро или день?
Успокоив себя мыслью, что был бы день, Тобиас давно бы меня поднял, я решил, что торопиться некуда. Это утро, раннее утро. Чертово похмелье подняло меня ни свет ни заря. Вон и Лиззи… или не Лиззи… или Эльза… черт, не важно, главное, что еще спит. Я торопливо обтерся и плюхнулся обратно в кровать. Вероятно-Лиззи заворочалась, что-то недовольно забормотала.
– Спи. Рано еще.
Ну что за привычка-то дурацкая – девок в дом тащить? Их же утром девать куда-то нужно. Я приподнялся на локте и перегнулся на другую сторону кровати. Вероятно-Лиззи вчера была весьма миленькой белокурой девицей со вздернутым носиком и круглой звонкой задницей. Но как свидетельствовал опыт, утро таит в себе разочарования. Я осторожно отвернул край одеяла. Лиззи не подвела. Действительно миленько и действительно кругленько. Надо бы как-то половчее спросить, как же все-таки девицу зовут. И где ее можно найти. Потому что где я ее вчера нашел – убейте, не вспомню.
В дверь забарабанили.
– Милорд! Эй, милорд, вставать пора!
– Да! Встаю!
Вероятно-Лиззи пискнула и села в кровати, прикрывая ладошками грудь. Ладошек было мало, груди – много, и получалось так себе. Пейзаж открывался вдохновляющий.
– Милорд!
– Да встаю я!
Ну чтоб тебе…
Я вылез из кровати и потянулся к груде шмотья на полу. Первой мне в руки попала длинная и не слишком чистая рубашка с заплаткой на локте. Так. Не мое.
Лиззи сзади что-то смущенно пискнула. Я не глядя швырнул рубашку за спину. Ну вот что за тупость – теперь-то смущаться? Не пойму. Чего я там не видел?
К тому времени, как я закончил одеваться, Лиззи еще шнуровала платье. По-моему, она вообще не слишком торопилась. Возилась с завязками так, будто в первый раз их видела. Кажется, Лиззи оказалась из тех, кто хотел бы остаться. Жаль. Не повезло. А я-то хотел ее еще в гости позвать. Но если девица в первый же день не торопится уходить, то уже через месяц окажется, что она в тягости. Это мы проходили. Так что я выгреб из кошеля не две, а четыре монеты.
– Мне нечего тебе подарить в благодарность за несравненную ночь. Но возьми хотя бы это. Купи себе ожерелье.
Лиззи зажала деньги в кулачке и присела, изображая подобие реверанса.
– Благодарю, сэр Марк. Вы заглянете сегодня вечером в «Боярышник и омелу»?
Да ни за что. Месяц не покажусь. Терпеть не могу, когда на меня тоскливыми глазами смотрят, будто я последний кусок хлеба украл.
А пару раз даже приворожить пытались. Хорошо, что все это колдовское дерьмо поверху плавало, я его повылавливал и выбросил. А то неделю бы животом маялся.
– Не знаю, милая. У меня много дел.
Я открыл дверь, и Лиззи, алея ушами, торопливо прошмыгнула мимо Тобиаса. Тот посторонился и одобрительно хмыкнул, проводив взглядом носик, волосы и округлости. Главным образом округлости.
– Заходи. Поможешь застегнуться.
Я не Лиззи, сам себе шнурки не затяну.
И денег за ночь телесной любви мне никто не дает. Нет, меня трахают в мозг. Тем и живу.
В приемной уже было людно. Две тетки с корзиной, из которой торчала куриная задница в пышном рыжем пуху. Парень с подбитым глазом и обрезанными тесемками от кошеля на поясе. Зареванная девица в новеньком, но уже обтрепанном платье. И группа мужчин – строгих и серьезных, с той особой значительностью в лицах, которая появляется у людей, осознающих всю глубину постигшей их беды. Словно есть какие-то правила, по которым горе дарует особые права и привилегии. Вот и сейчас я прошел к столу, а мужчины встали и обошли безмолвную очередь. Даже курица перестала квохтать и возиться под тряпкой.
– Добрый день, милорд, – заговорил самый старший, с пушистой бородой, в которой инеем пробивались пряди седины.
Я кивнул. Что-то мне подсказывало, что добрым день только что быть перестал.
– Мы тут собрались и решили к вам идти, в город. Сами мы люди темные, слабые, ничего поделать не можем. А вы о законе печетесь. Вот мы вам и вверяемся. Защитите нас, коль ваша тут сила.
Ты гляди, целую речь подготовил. Что ж у них там стряслось? Явно не пастух корову пропил. Я сделал самое серьезное лицо, какое мог.
– Что случилось?
– Дети пропадают.
Чтоб тебе. Господи, ну почему не корова?!
– Где именно?
– Везде. И в нашей деревне, и в соседских. Шестой вот вчера домой не вернулся.
– Как пропадают? Когда?
– Да уж месяца два тому, как началось. Уходят, кто зачем, и не возвращаются. Томми за земляникой пошел, Джок и Салли гусей к пруду гнали, Сэмми в прятки играл.
– Сам? – я попытался представить себе, как один ребенок играет в прятки.
– Зачем сам? С детьми. Только остальные вернулись, а он нет. Детвора его сначала покликала, потом взрослых позвали. Мужики собрались, топоры-вилы взяли и лес прочесали с факелами. Нигде никого. Как растворился.
Да, было такое, помню. Я тогда стражников давал, чтобы лес прошерстили. Нашли волчью лежку недалеко от деревни, щенную суку убили, волк ушел. Потом еще круг расширили, обнаружили пещеру с разбойничками. Хорошо, в общем, погуляли, с пользой. Вроде как помогло. Народ успокоился, больше на пропажи не жаловались. Хотя, конечно, лес – это вам не церковный зал. Там и волки, и браконьеры, да и заблудиться можно, в конце концов. В лесу детворе не место. Но даже при всем при этом шестеро за два месяца – это много, очень много. Но я был твердо уверен, что все закончилось.
Так я и сказал.
– Я был уверен, что теперь Рокингем для детей безопасен – насколько вообще может быть безопасен для детей лес.
– Мы тоже, милорд. Но вчера Мэгги пошла полоскать белье – и не вернулась. Только корзина на берегу осталась валяться, и рубашки на кустах развешаны.
И рубашки, значит, развешаны.
Доброе, мать твою, утро.
И кстати, вопрос без ответа – что вообще за дерьмо творится в Нортгемптоне?
Остальных я уже не слушал, хотя служебное рвение и проявил. Парню пообещал найти вора, девице – коварного соблазнителя. А вот теток с курицей попросту выгнал – потрава в виде перерытой грядки с морковкой не показалась мне заслуживающей внимания. При всем моем искреннем служебном рвении. В задницу морковку. Не в прямом смысле, я имею в виду.
