«Таинственное пламя царицы Лоаны» kitabının incelemeleri, sayfa 2

В 1976 году Ж. Делез и Ф. Гваттари ввели значимое для культуры постмодерна понятие - ризома, т.е. отсутствие структуры, множественность, распадение смысла. В то время как я читала "Таинственное пламя царицы Лоаны", один из образцов ведущего литературного направления конца XX – начала XXI века, мне хотелось поспорить с тем, что данное произведение ризоматично, т.к. я могла проследить какую-никакую структуру. Однако, обратившись непосредственно к труду французских философов, я пришла к выводу, что гипотеза моя несостоятельна (точнее я исходила из неверных посылок), и выделила несколько важных тезисов для установления связей между концепцией и анализируемым произведением, поскольку роман У. Эко все же детище XXI века и полностью соответствует идеям, высказанным в «Ризоме».

«Построение» «Таинственного пламени…» соответствует всем принципам, выделяемым Ж. Делезом и Ф. Гваттари. Как они пишут, культура нового времени семиотична и отсылает к самым разнообразным кодам: биологическим, политическим… Так и у У. Эко: в произведении сочетается литература, история, искусство, психология.

Роман отвечает также принципу множественности. С помощью чего обычно создается целостность произведения? Во-первых, образа автора, но поскольку текст строится в том числе на цитатах и аллюзиях, авторов несколько (к тому же сам реальный автор отчасти усматривается в герое, но на этом я остановлюсь позднее). Во-вторых, названия, но и оно оказывается неоднозначным. С одной стороны, «Таинственное пламя царицы Лоаны» - это отсылка к роману Г. Р. Хаггарда и комиксу по его мотивам, также выражение «таинственное пламя» используется в переносном смысле – в качестве названия чувства, ощущения «узнавания» (видимо, нечто родственное вдохновению, озарению, но возникающее в душе не того, кто хочет сотворить, а того, что желает вспомнить). И, наконец, я бы соотнесла царицу Лоану с Лилой Сабой, а под таинственным пламенем возможно тогда разглядеть любовь. Но ни одна из этих интерпретаций не может точно раскрыть смысл романа. С тем же успехом можно было бы использовать и другую цитату или образ, кстати, туман был бы даже более закономерен. В-третьих, единство произведения может обеспечиваться с помощью образа героя, но и он здесь – фикция: мы так и не увидим перед собой живого человека, которому можно было сопереживать, все его мысли и чувства сводятся или к саморефлексии, или к рефлексии, к попытке пережить, «вернуть утраченное время».

Ну, и последнее: книга-ризома состоит из линий, каждая из которых «перетекает» в другую, т.е. можно говорить о том, что каждый мотив, образ, стилистическая черта отражается в другом/й. Я выделила следующие (кое-что будет повторяться с предыдущими мыслями и положениями, но это лишний раз доказывает нечеткость структуры, произведения):

1. Пародия – Самостоятельное произведение. С одной стороны, «Таинственное пламя царицы Лоаны» соткано из разнообразных цитат, аллюзий, реминисценций, упоминаний Данте, Дж. Джойса, Э. По, Т. С. Элиота, А. Рембо, Г. Гессе, отсылок к собственным произведениям автора: «не лучше ли оставаться здесь, ждать, любоваться холмами, они очень красивые, этой фразой кончается роман, но какой?» - так завершается роман У. Эко «Маятник Фуко». Но при этом история оригинальна. Как говорится, новый «Дон Кихот» - не копия старого, ибо написан другим, вторым автором.

2. Смех – Серьезность. Вот здесь интеллектуал У. Эко поразил так поразил! В произведении поднимаются столь сложные вопросы и проблемы, как вера и неверие, затрагиваются темы войны и фашизма, писательского и читательского мастерства, но при этом текст пестрит комичными или ироничными замечаниями, сценами, от которых в прямом смысле сводит скулы. Пойти за розами и купить собачьи яйца – это дорогого стоит, запомню на всю жизнь! Или вот еще (пусть будут цитаты, так как пересказывать подобные шутки – кощунство):

О, Ямбо, это, конечно, любовь, это такая любовь, что… но я не могу смотреть в глаза твоей жене. Она замечательная. И у тебя две дочери. И у тебя внуки… Мерси за напоминание, что от меня воняет падалью.

Сообщение, которое несет Романо, вообще-то можно было бы передать по радио, не такой уж там был большой секрет — просто слова «Выстоять и победить!» (можно подумать, герцог Аоста без этого указания не знал бы чем заняться).

3. Дух – Тело. Перед нами предстает Ямбо, утративший после инсульта личную память (то есть чисто биографические воспоминания о детстве, родителях, возлюбленных, друзьях, жене, детях), но сохранившем энциклопедические знания. Память – это одна из составляющих внутренней жизни человека, но при этом с завидным постоянством в повествование вторгаются рассуждения об онанизме, плотской любви, упоминания фаллосов или тех же собачьих яиц. Не уверена, что это можно назвать культом телесного, скорее это все та же литературная игра, и доказательством тому служит отсылка к соответствующей, посвященной физиологическим подробностям сцене из «Улисса» Дж. Джойса. Почему данный пункт следует за противопоставлением глубины и комизма? Да все по той же причине, что столь интимные подробности вызывают не отвращение, а смех (по крайней мере, тот контекст, в котором они употребляются).

- Оклемался, но в голове у него была жуткая каша, он даже не умел уяснить положение собственного тела в пространстве. Иногда ему казалось, что части тела меняются местами, что голова у него разрослась, что туловище стало крошечным, что ноги переселились на голову. — Ну, кажется, это не мой случай. Я не утверждаю, что ноги у меня на голове. Или фаллос на носу.

4. Искусство, художественность – Наука, доказательность, документальность. На первой части останавливаться уже смысла нет: я указала, что в тексте полно отсылок к произведениям классиков.. «Таинственное пламя царицы Лоаны» напоминает учебник истории: вторая его часть представляет собой мини-энциклопедию итальянской жизни 1930-40х, достаточно отвлеченное описание быта (поскольку герой пока смотрит на себя со стороны), событий Второй мировой войны + элементы искусствоведческого анализа существовавших тогда кино, журналов, литературы, листовок и прочего. А третья часть представляется в данном случае иллюстрацией, изображающей уже реальные чувства и настроения людей, живших в то время, в окружении подобной (фашистской) культуры. На документальность может указывать и то, что роман автобиографичен. Ямбо теряет память в 1991, когда ему исполнилось 59 лет, то есть родился он в 1932 году, как и автор. Причем родился герой во время рождественских каникул; 5 января – ничего не напоминает? Оба они: и Ямбо и Умберто разносторонние личности, разбираются в старинных рукописях, бережно хранят и собирают личную библиотеку. То есть У. Эко, пусть это и прозвучит несколько пафосно, описывал свое детство, отчасти свою жизнь.

5. Классика – Массовая культура. Как известно, У. Эко не только талантливый семиотик, писатель, но и исследователь, реабилитирующий массовую культуру. Вот почему произведение столь неоднородно: здесь сталкиваются (или лучше – встречаются) госпожа Бовари и корова Кралабелла из комиксов Диснея, «Бесплодная земля» и «Черный корсар», Г. Мелвилл и М. Декобра, автор бульварных романов.

Скарлетт Томас, которая теперь совсем мой кумир, потому что уже второй день не могу отклеить себя от ее романа-википедии ‘PopCo’, написала однажды, что ей бы не хотелось называть себя постмодернистским писателем, но она всегда хотела понять, каково это – формироваться как личность в эпоху, где тебя во многом формулирует поп-культура. Эко же несколько расширяет границы исследования, пытаясь определить, какую часть личности – и памяти – эта самая поп-культура занимает.

Герой отменного толстого романа Эко, пожилой антиквар Ямбо Бодони, просыпается на больничной койке после инсульта и обнаруживает, что он помнит всё и не помнит ничего. Он помнит события наполеоновских войн, по-прежнему может перечислить все отличительные особенности первого фолио 1623 года, может с любого места воспроизвести перекати-поле всевозможных цитат, летающее у него в голове – но про себя он не помнит ровным счетом ничего. Имя, детство, родители, хоть какой-нибудь секс, свадьба, жена, дети, внуки, что бывает, когда чистишь зубы – вся личная память обезличена и обналичена инсультом. Прустовские печеньки тут, увы, не срабатывают – ни вкус, ни цвет, ни липовый чай, ни даже прекрасное брунелло узнавания не воскрешают. Все вкусы – новые, вся реальность – романная, жанровая, клишированная.

Поэтому бедняге Ямбо остаются только цитаты – и поп-культура тридцатых-сороковых годов, по которой он пытается воспроизвести свое детство, заставить себя вспомнить того мальчика, который листал наспех переделанные под итальянскую реальность американские комиксы, писал пламенные шаблонные сочинения о юных балиллах и слушал модные шансонетки вперемешку с пропагандистскими песнями о войне.

Далее, конечно, происходит оплодотворение читателя мудростьюпо принципу Эко – текст становится широким полем цитат, картинок и разговоров, из которых Ямбо пытается реконструировать свою память, а Эко – промазать еще одним толстым слоем учености свой многоярусный романный торт. Для поклонников предыдущих текстов в «Таинственном пламени…» разбросаны пасхальные цитатные яйца из «Острова накануне», «Маятника Фуко» и в принципе всего. Вот это «в принципе всё» в текстах Эко, оно как-то ужасно восторгает. Потому что существование таких людей как он заставляет поверить в Шекспира. Читать Эко – это как сидеть в крупнейшей библиотеке во время бомбежки: всеобщая премудрость так и бьет в голову. По-моему, он знает вообще всё – наверное, даже номер мобильника Джонни Деппа. И этим всем (кроме номера, к сожалению) он как-то совершенно радостно делится – вот такие были книжки, вот такие картинки, вот такой вот сандокан и двести семьдесят цитаций о тумане. Это радостная книга, это печальная книга – как и все, пускай и насквозь цитатные воспоминания о детстве с расстояния пятидесяти лет – и, несмотря на уже почти традиционный срыв финала, всё же отличный читательский опыт.

Я понимаю, почему Эко написал этот роман. И почему он написал его именно так. Он чувствует, как уходит время. Исчезают комиксы его детства, и любовь детей к Сабатини уменьшается, потому что сейчас есть дискавери, интернет и Нил Гейман. Эко хотел остановить время. И сохранить память. Ведь память - она так туманна и, между прочим, имеет тенденцию ухудшаться. Эко забрался на чердак воспоминаний и из-под невозможного количества цитат, авторов, книг выудил на свет самое трогательное и наивное время - детство. То время. когда неокрепший разум создавал странные параллели и необъяснимые впечатления. И уж они самые стойкие. Это базис что ли для дальнейшего формирования восприятия. Это чудесная и такая личная книга. Я прочла ее за 2 вечера. А потом достала коробку с сохранившимися детскими книжками и журналами "Трамвай", открытками и рисунками... Все-таки детство должно быть счастливым.

Специалисты по рекламе и продажам уклончиво называют этот роман самым необычным у Эко. Полагаю, он оказался слишком простым на первый взгляд, чтобы заметить всю его прелесть.

Кратко о сюжете: пожилой букинист переживает инсульт и полностью теряет память о своей жизни и о себе. Но воспоминания приобретенные им из книг, СМИ или кино сохраняются, за исключением тех, что имели для него какое-то особенное значение. Ямбо (главный герой) хочет разузнать, что же он из себя на самом деле представлял, он не удовлетворен рассказами окружающих о себе, поэтому едет в деревенскую усадьбу, где жил будучи ребенком и начинает по крупицам, по дневникам, книгам, письмам, и прочим свидетельствам существования воссоздавать свое прошлое.

И тут начинается самое интересное. Ямбо - персонаж, обладающий незаурядной эрудицией и интеллектом. Он не просто раскапывает свое прошлое - он воссоздает на основе своего прошлого историю нации. Что, казалось бы, нового могут сказать комиксы? Сочинения о любви к итальянскому дуче, ради которого мы все готовы на смерть? Вырезки из газет, где говорится, что "итальянская армия решительно сопротивляется попыткам англичан захватить власть на участке N"? Комиксы заявляют нам, что ради идеологически верного смысла американские герои от Микки Мауса до бравых ковбоев станут итальянцами и получат новые имена, сочинения говорят о том, что я лицемер (или хуже? может, и вправду во все это верил?), и понимал, что надо писать, если не хочешь проблем с учебой, а газеты, при правильном прочтении и синхронном прослушивании ВВС расскажут, что англичане уже полгода как укрепились на участке N., наголову разбив сопротивление итальянских отрядов.

Эко продолжает темы, затрагивавшиеся и в "Маятнике Фуко", и в "Баудолино", и в "Имени Розы". Мы не являемся тем, что мы о себе думаем сами. Мы проводим нашу жизнь в полубессознательном состоянии, мысли, которые мы считаем своими, нам в той или иной форме даются "свыше". Нашу правду уже кто-то придумал. В детстве Ямбо пищал от восторга, читая о путешествии капитана Немо, созданного Жюлем Верном, и искал пиратские клады вместе с героями "Острова сокровищ", которых породил англичанин Стивенсон, а в газетах, радиопередачах, карикатурах ему настойчиво рассказывалось о том, что англичане и французы суть дикари, варвары, и вообще вредоносные элементы. И все эти мысли спокойно укладывались вместе, существуя абсолютно дружелюбно в одной голове и не вызывая никакого противоречия, все казалось абсолютно естественным. И не только ему - всем.

Роман очень психологичен. Можно увидеть сатиру на феномен "мозаичной культуры": знания, полученные человеком 20ого века не системны, они отрывочны, не равноценны, они сцеплены друг с другом, потому что вместе были получены, или потому, что были созвучны друг другу, но они не создают настоящей последовательной логической цепочки, это знания без мышления. И вот, на своем примере, Ямбо показывает всю абсурдность такого знания, когда ты много знаешь, и ничего не понимаешь. Интересный момент из той же оперы: ЗНАНИЯ Ямбо получал на протяжении всей жизни, он их помнит, потому как они не затронули его личность, он эрудит, прочел тысячи книг, но ЛИЧНОСТЬ его сформировалась масс-культурой: комиксами, радиопередачами, поп-песенками, журналами и фильмами. Так увлекательно - пробовать вместе с Ямбо понять, что из всего того, что было у тебя в жизни, является твоим, собственным, а не навязанным кем-то.

Отдельный интерес представляет то, в какой форме подается все это литературное блюдо. Умберто Эко не употребляет психологические термины, никакой научности, абсолютно художественное произведение. Читатель должен сделать все эти умозаключения сам, все выразить своими словами, не обладая никаким научно-терминологическим костылем. Схема такая: он все описал, разжевал, а теперь, читатель, почувствуй себя умным, ибо ты все сам понял =)). Один раз не выдержал автор, выдал в конце термин "вытеснение", вот сразу бросилось в глаза, как он неуместно и пошло выглядел.

Очень необычная и увлекательная книга.

прочитала эту книгу в очень удачное время - в период очередных размышлений о смысле ведения бумажных "лытдыбр"-записей. не факт, что меня обязательно постигнет та же участь, что и главного героя романа, но память-то с годами лучше не становится.

а у Ямбо с памятью совсем плохо, вот он и ищет подсказки-напоминания на чердаке старой усадьбы. собственно, вот и все действия в этой книге. никакого "экшена". зато сколько ностальгии по молодости, по временам зеленой травы и мокрой воды...

несмотря на очень сильную разницу в культурной среде, было очень и очень увлекательно вместе с ним пытаться вспомнить то, что я никогда не знала. хотя, конечно, роман в первую очередь написан для тех, кто понимает - людей одного поколения с Эко.

Но если мы только заспиртованные мозги, способны ли мы осознавать, что мы заспиртованные мозги, или наш удел — думать, будто мы являем собой нечто инакое?

До чего же разная у всех память, и ещё более различны о ней мнения… вот доктор героя заявляет, что маленький ребёнок, понимая, что видит собаку, не в состоянии построить логическую цепочку «это собака, потому что собаку я уже видел — в прошлом году в саду у бабушки». Но мои самые ранние воспоминания как раз-таки связаны с конкретными образами, людьми и предметами: лимон и мама, лежащая на кровати ниже моего «насеста», причём именно со стороны я себя видел, отчётливо помню, что высота, на которой я лежал, ощущалась снизу — и там было много белого, и была это больница, и было мне полтора года. Ещё оттуда же помню, как мама уходит, и мне становится так одиноко, что начинаю вопить — и она возвращается. Мама, правда, немного иначе помнит этот (или другой, похожий?) момент, говорит, что она шла по коридору, и я завопил вдруг, и она пришла. Но я-то помню, как всё было на самом деле. И ещё двухлетние воспоминания есть, о бежево-розоватой коляске, которая стоит рядом с диваном, и т. д., и т. п. Это не что-то интересное, просто запечатлелось. А вы говорите, ребёнок, а вы рассуждаете о памяти. Странные какие-то примеры у этого доктора, не доверял бы я ему, будь у меня такой. Может, он просто с малым количеством детей дело имел. Из моих детсадовских воспоминаний можно составить толстовский четырёхтомник, вплоть до реплик. Ну да бог с ним, с этим дохтуром.

«Везёт же треугольникам, блуждают себе в тумане и всё понимают: вот он шестиугольник, вот он параллелепипед».

Вот герой как-то поминает Мартина Идена, и почему-то (как же так, такой последовательный рефлекторный педант, любитель находить аллюзии, параллели и ассоциации, особливо сравнинвая поступки книжных героев со своими!) не поминает его в самом конце книги, хотя развязка (и даже её начало и течение на то указывают), чуть ли не идентичная. Познавая истину в последней инстанции перестаёшь знать что-либо, «погружаешься во тьму». Герой…

Кстати, почему «герой»? Ямбо же он, а вовсе не Джамбатиста Бодони, его однофамилец. А я-то наивный, клюнул на имя! Неужто и за типографа Эко взялся… ну нет так нет, в конце концов, бодони — самая поганая гарнитура для чтения из всех, которые когда-либо мне приходилось читать в бумажных изданиях. Было у меня жуткое издание даррелловского «Зоопарка в его багаже» лет этак 90-ых… все глаза сломал, бррр. Ну, не очень-то и хотели, иди, Джамбатиста, лесом.

Но и этот Бодони оказался не лучшим Бодони! Он постоянно в своих изысканиях пытается найти единственно верное решение. Ну так же не бывает, взрослый вы человек! Должны понимать, что не бывает. А вот ни фига этот взрослый книгочей не понимает, и всё ищет. Главного идола детства ищет. Кто он, спрашивает, Холмс или капитан Какой-то там. Простите, но оба этих джентлемена, обладая различными достоинствами, могут нравиться за разные вещи. Их возможно только поставить на одну полку, но не определять первенство. Сейчас ближе один, через час другой, потом кто-то ещё, за многими хочется следовать, и многие вдохновляют, и вообще все, про кого мы читаем и с кем сталкиваемся, — но вот абсолютно ВСЕ — влияют на нашу жизнь и на мировоззрение, так что тоже не надо тут. А этот олух… пытается определить любовь всей его жизни. Господи. Что он может сказать в своё оправдание? «Они уехали, — говорит он, — я повёл себя хорошо и лёг спать с курами». Нда… Амалии, кстати, надобно отдать должное: вот кто истинно понимает суть жизни в этой книге, всё-то при ней, даже и «курёнок собственный, рощеный, не из магазина…». И дед его, похоже, тоже не лыком шит, раз отозвался о «походе на Рим» как об «ораве курокрадов, безоружных». Это вообще крайне полезная книга: не может быть неполезной та книга, в которой упоминаются Чип и курица! Я не шучу, упоминаются. Не верите — проверьте сами. Ну и раз уж я тут начал про кур, хочу сказать, что моя телефонная читалка удивила и порадовала меня заменой буквы (лучше бы я не смотрел второй раз и не узнал бы, что это опечатка): герой там глаголит про «странную, неповторимую морскую птицу с длинными, топкими ногами». Топкие ноги, да у морской птицы, — это, знаете ли, фатализм какой-то, но красивый фатализм. А вот у Эко фатализма нет: оказалось, в сноске, что птица эта Эдгара Аллана, и ноги у неё никакие не топкие, а просто тонкие. Будет теперь, о чём мечтать. Какой поэтичный образ сложился в моей голове...

Потрясает и его несуразность в поисках: пытаясь разобрать своим школьные тетради, он ставит Шопена, только потому что выяснил, что Шопен ему тогда нравился. Но помилуйте, не писал же он сочинения под Шопена, чтобы их под Шопена читать! Шопена надо слушать. И желательно, отключившись от всего внешнего.

Что в книге порадовало — так это условно серьёзное исследование итальянской журналистики времён второй мировой. Рассуждать длинно, и лучше, конечно, читать, но —

Короче говоря, неправды газета не сообщала.

Ещё — толкования заповедей Граньолой. Они, конечно, сильно подвержены его политическим убеждениям, но и доля правды в них велика. Граньола вообще граньлиозен:

— Если бог зол, попробуем быть добрыми хотя бы мы, прощать друг друга, не сотворять зла, заботиться о больных и не мстить за обиды. Поможем друг другу, учитывая, что бог нам не помогает. Это ведь грандиозная идея? Насчет Иисуса? Правда же? До чего, поди, обозлился бог. Это его главный враг был — Иисус. Куда там дьяволу. Иисус главный друг таких бедолаг, как мы. — Уж не еретик ли ты вроде тех, кого жгли… — Я единственный, кто сумел угадать истину.

А ещё мне понравилась сноска-объяснение аллюзии на Данте, которая в оригинале аллюзия на какое-то нечто итальянского происхождения книжное, но неизвестное русскому да и вообще зарубежному читателю. Переводчик молодец, сам себя объяснил. Я серьёзно, про понравилось. Да, я бы и аллюзию на Данте не распознал (хотя растолковке, откуда «жизнь есть сон» подивился, для меня это относится к очевидностям) — но хорошо сработано же!

Кстати, главная интрига в конце книги таки раскрывается: спойлерить не буду, но те, кто осилят, узнают, чего же "Пиппо знать не знал". И последняя фраза романа тоже очень и очень вкатила, коронная просто-таки.

Ну и ещё про воспоминания. Вот когда в третьей непонятно-чём части герою видится лестница, по которой проходит парад всех его знакомых, реальных и кино-комиксных героев — здесь уже меня память подводит. Видел я некогда старый советский фильм, где была лестница из ста (или 10?..) красных ступенек, по которым надо было пройти, на каждой рассказав шутку или анекдот, герой идёт мимо, его привлекают на сей аттракцион, но с третьей ступеньки он сваливается. Название не помню. А вы — не смотрели? А вдруг это любимый фильм моего детства!!!!!!

Говорят, что кошки, выпадая из окна, если стукаются носом, перестают чувствовать запахи, а поскольку у котов главное - обоняние, перестают понимать мир. Так вот, я кот, стукнувшийся носом. Я вижу вещи, я знаю их названия, вот это магазины, это едет велосипед, а там деревья, - но я не чувствую предметы... будто надел чужой пиджак. - Безносый кот в чужом пиджаке.

Книга о памяти. Книга о личной памяти конкретного человека. Его память складывалась по кирпичику год за годом, день за днём. Кирпичики были разными по форме и размеру, по цвету и даже по запаху. Но в один совсем не прекрасный день эта стена рухнула, кирпичики разлетелись во все стороны. Некоторые откатились недалеко, некоторые даже остались на месте, связанные неведомым раствором. Но большая часть разлетелась и даже рассыпалась в прах. На месте остались те кирпичики, которые были сложены из прочитанных книг, увиденных фильмов, рекламок, картинок на пачках сигарет, рисунков из комиксов. Автор называет это «бумажной памятью». Рассыпалась же и разлетелась «органическая», эмоциональная память. Кто все эти люди вокруг? Вот эта милая женщина называет себя его женой, а эти две - дочерьми, вбегают три озорных мальчишки и кричат: «Деда!». А вот и любимый (?) незнакомый пиджак, фотография родителей, дом, в котором прожито много лет… И ничего, никакого отголоска внутри, только густой туман. Туман – отдельный персонаж этой книги. Ему посвящено множество страниц и множество цитат из «бумажной памяти». Постепенно, небольшими урывками, туман ненадолго рассеивается, отпуская понемногу то одно, то другое воспоминание. Но как же мало! И вот путешествие за бесценным сокровищем, утерянной памятью. Дом деда, в котором прошли годы детства. А в нем, на чердаке множество замечательных книг, зачитанных до дыр, старых пластинок, коллекция марок, стопки журналов и комиксов… Если честно, я даже немного завидовала главному герою. Хотелось бы, чтобы у меня тоже вдруг нашёлся такой старый дедовский дом с огромным чердаком. А на нем, вдруг, все те книги, которые я читала в детстве, те стопки журналов, из которых вырезались картинки и целые рассказы, те любимые и не очень пластинки, диафильмы, альбомы с марками, коллекции открыток и календариков. Книга очень «атмосферная» и очень на любителя. Быстрого действия, движения, крутых сюжетных поворотов (кроме 2-3) практически нет. Я очень долго на неё собиралась, но в процессе чтения ни разу не пожалела о своём выборе.

Читати Еко це знов і знов переконуватись в тому що за горизонтом твоїх знань цілий всесвіт. І в якийсь момент починаєш відчувати що для того щоб просто побачити всі пласти його книги потрібно перечитати зо дві гори літератури. До Еко я, як і до головного героя лікар:

— К вам без энциклопедии не подходи.

і

— На это у меня культуры не хватает, но я понимаю, вы что-то цитируете.

Та попри відчуття інтелектуального безсилля, часом продираючись, часом із захватом проривається "таке справді було?". В якийсь момент перестаєш шукати межу між реальність і вигадкою і просто кайфуєш від того що хтось міг ТАК писати. І все ти вже в книзі з головою, читаєш її зараз чи робиш буденні справи, ти все одно частково занурений думками в те що там заховане за чорнилами і сторінками.

С творчеством Эко я хотела познакомиться уже давно, но никак не получалось: почему-то в нашем списке обязательной лит-ры его не было. Книга "Имя розы" стоит на полке уже года 3 и ждет, пока я уже, наконец, ее прочитаю, поэтому увидев в списке Эко я очень и очень обрадовалась и книжку забрала.

Думали ли вы когда-то, мол, вот я взрослый человек...вернуться бы назад, класс в 1-й, с уже имеющимся багажом знаний, какой бы умный я был там. Я - да. А ведь на самом деле, это так страшно...Жизненного опыта за плечами почти нет, а в голове лишь одни культурные коды и знания, о наличии которых ты и сам не подозреваешь. Герой данного романа Джамбаттиста Бодони (или просто Ямбо) оказался почти в такой(ну, за некоторыми исключениями) ситуации: после инсульта он очнулся в больнице, но не в состоянии вспомнить, кто он. Зато, так называемая, семиотическая (или попросту знаковая) память функционирует отлично. Ну и приобретенные навыки и умения остались с ним. Теперь ему нужно начинать жизнь с чистого листа - заново знакомиться со своей семьей, домом, окружением, работой и всем тем, что было в его прошлом. Тема потери памяти, конечно, довольно распространена, Эко придает ей свою фишку: герой пытается освоиться в мире с помощью искусства, культуры, а где-то ближе к середине книги появляется образ некого "таинственного пламени", который он пытается восстановить, оживить. На самом деле это роман о поисках себя, об осознании самого себя в этом мире, полном культурных знаков. Все-таки Эко - семиотик, ему нравится игра с различными культурными знаками: роман изобилует различными интертекстуальными ссылками (тут вам произведения мировой литературы, и кино, и музыка, и театр... и даже комиксы, в общем, чего только там нет), тут и тонкая языковая игра. Язык книги просто чудесен, я оценила эту невероятную точность (тут, наверное, спасибо еще нужно сказать и переводчику), плавность повествования. Оно нереально затягивает, я не могла оторваться.

Но все же Эко перегнул палку: среднестатистический читатель вряд ли обладает таким же багажом знаний (лично у меня имеются существенные пробелы в области кинематографа), а ходить по ссылкам или гуглить после каждого слова - крайне утомительное занятие. Ну, и еще я бы отметила, что книга несколько заумная - для узкого круга читателей. Как мне показалось, это книга ради книги, вернее, писанина ради писанины, но я так понимаю, в этом весь Эко. Кроме того, хочу отметить присутствие картинок: вроде бы они облегчают восприятие, мы ведь можем воочию все лицезреть, с другой же - где-то к середине книги они мне уже надоели, и я почти не обращала на них внимание. Ну, это, наверное, виновато мое восприятие: как-то давненько я не читала книжек с картинками. В целом, книга мне очень и очень понравилась, надеюсь в скором времени взять "Имя розы" и осилить уже, наконец.

Признаюсь, Эко написал неожиданную (для меня) книгу. После грандиозных исторических фальсификаций, точнее того, что я бы назвал неограниченным воображением, переписывающим скучную историю, маэстро вдруг обратился к чему-то совсем противоположному - памяти. Да-да, противоположному, ибо если все его прежние герои в каком-то смысле изобретали себя (особенно это относится к Роберту из "Острова накануне" и Баудолино), то нынешний вспоминает. Утратив на склоне дней всю личную память, сеньор Ямбо не желает мириться с потерей своего детства, с потерей чего-то настолько важного, что, как он чувствует, умереть нельзя, не вспомнив. И тогда он едет в родительский дом и по крупицам - старые книги, пластинки, комиксы, фотографии - восстанавливает самого себя. И память дает ему успокоение.

"Таинственное пламя" - роман бесспорно автобиографичный. Главный герой родился в том же году, что и Эко, так же пережил режим дуче, партизанское движение, послевоенную свободу, первую любовь и т.д. В зрелом возрасте оба блистают эрудицией, украшая свои рассказы причудливой игрой цитат всевозможных классиков и современников. Роман несомненно глубоко личный, глубоко итальянский, и, при своей кажущейся простоте - нет ведь ни детективных сюжетов, ни приключений на суше и на море, ни всемирных заговоров, - крайне сложный для понимания теми, кто не имел счастья принадлежать поколению довоенной Италии, поколению итальянцев, которым сейчас за семьдесят. Да, все мы читали в детстве совсем другие книги (кроме может двух-трех), слушали другие песни, разглядывали другие картинки, и даже "Касабланку" смотрели не так, как видел ее юный Ямбо в 45-м. И тем не менее Умберто Эко написал свой самый совершенный роман, роман-архетип, роман-зеркало.

Именно так: "Царице Лоане" надлежит существовать в бесчисленных отражениях, надлежит быть написанной тысячи раз - каждый раз по-своему, каждый раз заново - для каждого поколения, на каждом языке. Да, все мы - русские, немцы, китайцы, сорокалетние, пятидесятилетние, шестидесятилетние - нуждаемся в таком вот "таинственном пламени", которая и есть царица-память, восстанавливающая, сберегающая и прославляющая ушедшую казалось навсегда "нашу" эпоху. Что нам безжалостное время, покуда есть память, дарующая жизнь вечную! Ни одно воображение не создаст и десятой доли того, что уже хранится в бездонных недрах этой памяти, ни один писатель не придумает столь богатую событиями и переживаниями жизнь, какую может вам рассказать обычный седой старик, каждый день прогуливающийся со своей собакой вдоль кромки моря.

Этот роман следует читать очень медленно. Нет, написан и переведен он легко и изящно, слог приятен и выверен - но медленной будет работа вашей памяти, которая на бесчисленные имена и названия "чужого" детства должна наложить имена и названия своего, личного. Вспомните же хотя бы столько, сколько вспомнил герой "Таинственного пламени", и вы удивитесь, сколь многое и чудное вы помните. Сколь разного и прекрасного случилось некогда с вами, и сколь глупо и несправедливо было бы забыть хоть толику всего этого. Вспоминайте, вспоминайте, заклинает нас Эко, ибо только так побеждена будет смерть...