Kitabı oku: «Архитекторы времени. Нейронавигатор», sayfa 2

Yazı tipi:

Брана несколько мгновений вглядывалась в мужчину пристальным взглядом, а затем рассмеялась. Слишком нелепо он выглядел, чтобы подобным образом пытаться с ней флиртовать. Судя по всему, он говорил правду.

– Вот видите, я вас рассмешил. Обычно я на такое не способен. Говорят, женщины в мужчинах ценят юмор. Думаю, если меня трясти в самолете на высоте десяти километров в окружении красивых женщин, я автоматически стану сердцеедом.

Брана опять рассмеялась, и мужчина присоединился к ней, но очередной легкий толчок резко оборвал его смех. Побледнев, он вцепился пальцами в подлокотники.

– Я очень боюсь высоты, – заявил незнакомец охрипшим голосом. – Эта тряска с воздушными ямами сводит меня с ума.

– Успокойтесь. Мы, похоже, уже вышли из пика турбулентности. Чем вы занимаетесь? – Брана постаралась отвлечь его последним вопросом.

– Точно не парашютным спортом, – вновь попытался он сострить.

Бране понравилось, что этот человек, несмотря на жуткие приступы страха, еще пытается подшучивать над собой.

– Работа у меня довольно подвижная. Несколько профессий, – сказал мужчина довольно уклончиво и сразу перевел тему разговора на Брану.

– А вы, судя по внешности, наверное, актриса? – Задав этот вопрос, он тут же смущенно добавил: – Меня, кстати, Стив зовут.

Она отметила, что ее новому знакомому постепенно становится легче. Турбулентность осталась позади. Ее не смутило, что Стив не захотел распространяться о своей работе. «Мало ли чем человек занимается. Может, он секретный агент на задании?» – подумала девушка.

– Брана, – представилась она и улыбнулась своей последней мысли. – Мне скрывать нечего. Я астрофизик, – ответила она.

– Ух ты, это, должно быть, очень интересно. А что вы собираетесь делать в Мексике? – Стив сделал вид, что не обратил внимания на ее «скрывать нечего».

– Я лечу туда по поручению отца, в научных целях.

– Ваш отец тоже ученый?

– В некотором смысле… Мне он рассказывал, что занимается нейротеологией, хотя я предполагаю, это было лишь одно из направлений, и, скорее всего, не главное.

– Это что-то связанное с мистикой? – слегка удивленно спросил новый знакомый.

– Вероятно, с влиянием на мозг мистического и религиозного опыта.

– Он, наверное, очень хорошо разбирался в различных культурах, – заметил Стив.

– И в древней архитектуре, – подтвердила, дополнив, Брана. – В его голове вмещалось огромное количество всевозможных знаний.

– О, древних строений у нас много. Различных стилей и эпох. Интересно, что он мог бы сказать о всех постройках, что выполнены по неизвестным нам технологиям и в труднодоступных местах?

– Отец придерживался мнения, что некоторые строения предыдущих цивилизаций были полностью взаимозависимы с расположением звезд на небе. И не только в Мексике, а по всему миру.

– Ну это известный факт. И в чем заключалась их взаимозависимость, по версии вашего отца?

Бране показалось, что в голосе Стива прозвучал настоящий интерес, а не праздное любопытство или желание поддержать беседу. Девушка обратила внимание, что у ее нового знакомого шрам на скуле, спускающийся на щеку и совсем не вписывающийся в общий облик этого человека.

«Интересный типаж, кого-то он мне напоминает», – подумала она, продолжая говорить и одновременно изучать мужчину.

– Древние постройки были устройствами, способными как-то трансформировать звездный свет в звук и наоборот. Ведь свет измеряется в тех же единицах, что и звук, только с приставкой «тера». Другими словами, свет – это ультразвук огромной интенсивности. Звезды отец вообще считал следующей ступенью развития человека, и они – звезды – каким-то образом, по его мнению, напрямую связаны с нашей нервной системой.

К своему удивлению, Брана обнаружила, что Стив очень внимательно слушает. Честно говоря, она втайне надеялась, что тому быстро наскучит ее заумное разглагольствование и он оставит ее одну, но мужчина не собирался уходить.

– Это, в свою очередь, вызвало у меня огромный интерес к космосу, который затем проявился в выборе профессии, – завершила она мысль.

– И правда, очень необычная теория у вашего отца. С такой я не сталкивался, хотя слышал множество всевозможных версий, – Стив это произнес в некой задумчивости, словно на самом деле перебирал архив различных теорий в своей памяти.

Этот человек вызывал у Браны смешанные чувства. С одной стороны, он интересовался или делал вид, что интересуется, достаточно нетривиальными темами и, судя по всему, что-то о себе недоговаривал. С другой стороны – выглядел уж слишком стандартно: от внешнего вида до эмоций, отображающихся на его лице. Это несоответствие ее слегка смущало. Он явно выдавал себя не за того, кем хотел казаться. Да и этот шрам на полщеки. Хотя чисто теоретически травму может получить любой человек.

«С чего это я такая подозрительная? – прервала она себя. – Мужчина обратился за помощью, он приятный в общении, с чувством юмора. Нечего напрягаться».

– Ваш отец серьезно настаивал на своих предположениях? – задал вопрос Стив.

– Несмотря на всю свою эрудицию и знания, отец никогда не настаивал на истинности предлагаемых им теорий, – ответила Брана. – Мало того, он всегда утверждал, что это лишь его предположения, и мне в будущем предстоит сделать свои собственные, основанные на личном опыте, логике и фактах. «Старайся сама увидеть, что там, за горизонтом событий, а не слепо верить словам других, даже моим», – звучало каждый раз, как только я была склонна безоговорочно поверить ему.

– Кроме образования, ваш отец обладал мудростью. Редкое сочетание в наше столь непростое время, – отметил Стив.

– Мне кажется, в нем было нечто большее, – сказала девушка. – Интуитивно я ощущала, что отец обладает не теоретическим набором интеллектуала, собирающего всякую всячину в ячейки хорошо натренированной памяти. За его знаниями крылась какая-то необъяснимая, притягательная сила, суть которой будоражила во мне любопытство, а иногда пугала.

Брана остановилась.

– Что-то я разговорилась, – спохватилась она, удивляясь внезапно охватившему ее желанию поделиться с этим незнакомцем. – Вам, возможно, совсем не интересно меня слушать, а я навязалась со своими воспоминаниями.

– Все нормально. Вы ведь мне помогли. Видите, я уже не трясусь. – Стив вытянул руки в сторону Браны. Пальцы были практически неподвижны. – Вам, видимо, нужно что-то понять об отце. Для этого лучше всего поговорить с незнакомым человеком. Когда его не стало?

– Откуда вы знаете?

– Вы о нем в прошедшем времени говорите.

– Ах да, – рассеянно произнесла Брана и задумалась.

– Что же вы остановились? Продолжайте, – ободряюще произнес Стив после небольшой паузы.

– Вы правы, – согласилась она. – Мне нужно многое понять об отце.

После паузы продолжила, словно рассуждала сама с собой:

– В дополнение ко всему экстраординарному, что каким-то чудом укладывалось в уникальную мозаику его мировоззрения, соединяющим фундаментом этой мозаики являлась идея о Вечном Сознании, обитающем в звездах.

– В звездах? – переспросил попутчик. – И поэтому вы стали астрофизиком? Чтобы найти в них Разум?

– Отчасти. – Брана улыбнулась и вновь поправила непослушные волосы.

– Но, насколько я знаю, современная наука занята сугубо материальной составляющей нашей Вселенной. Или я ошибаюсь?

– К сожалению, вы правы. Современный подход, причем не только в астрофизике, но и в других областях науки, нуждается в кардинальном пересмотре. Это не только мое мнение.

– Я должен вам сказать, что мои глаза находятся в конфликте с ушами. Такая красавица рассуждает о таких серьезных темах.

– Перестаньте, это в вас говорят древние предрассудки, – тут же отшутилась Брана, привыкшая к подобным реакциям противоположного пола.

– И все-таки, как вам удается сосредоточиться на науке, когда за вами наверняка увиваются толпы ухажеров? – не захотел принимать подобное объяснение Стив.

– Женский ум в сочетании с красотой заставляет бояться. Вам разве это неизвестно?

Стив добродушно рассмеялся.

– Вы абсолютно правы. Уж кому, как не мне, это знать. И чем тогда являются звезды, если, по мнению вашего отца, они – вместилища Сознания? – вернулся он к прерванной теме, точностью формулировки немного удивив Брану.

– В вашем вопросе и есть ответ, – коротко ответила она.

– Да уж, с вами непросто. – Стив задумался. – И как подобный вывод может повлиять на жизнь обычного человека?

– Этот ваш «обычный человек» перестает считать себя случайно появившейся в этом мире биологической массой, задачи которой – выживание и удовольствия.

Стив рассмеялся. В его смехе присутствовали нотки облегчения. Тряска полностью прекратилась, облачность осталась наверху.

– Я думаю, никто себя не считает биомассой.

– Люди не объективны в оценке себя, – улыбнулась Брана.

Стив вновь рассмеялся:

– Вы мудры не по годам. И кем же люди начинают себя считать, если не биомассой? Звездами? – продолжая улыбаться, предположил он.

– Возможно. Я не знаю, – честно призналась девушка. – Отец лишь пообещал мне, что я это непременно выясню.

– А сам он знал?

– Абсолютно в этом уверена. Какой бы загадкой он для меня ни оставался, я очень хорошо его знаю.

Стив улыбнулся противоречивому высказыванию Браны, из уст которой это прозвучало естественно.

– Но вы ведь не считаете себя биомассой?

– Я могу ошибаться в собственной оценке так же, как и другие, – абсолютно искренне ответила она. – Учитывая, что я не чувствую в себе ничего особенного, вполне возможно, я такая же, как и большинство.

– Человека определяет не то, кем он себя считает, а то, какие цели он преследует, – подметил собеседник.

– Мои цели мало чем отличаются от целей обычных людей.

– Не думаю, что обычные люди хотели бы достичь высот в астрофизике и найти звездный разум, – возразил Стив.

– Это уже давно не основная моя задача. Да и вообще, многое зависит от окружения, – улыбнулась Брана.

– О да, от него многое зависит. И чем движимо ваше?

– Сделать успешную карьеру, создать семью, посмотреть мир – стандартный набор личности. Основной пик планирования приходится на молодость, затем это напоминает плавание по течению. Человек задумывается о будущем лишь по мелочам. Отец говорил, что подобные цели, конечно, лучше, чем отсутствие вообще каких-либо, но в конце концов они заставляют жить в очень короткой перспективе. Редко кто продолжает строить планы на годы вперед, когда в рамках так называемого биоинтеллектуального аппарата жизнь налаживается. Акцент в этом соединении ставится больше на «био», чем на интеллект. Но это сугубо мои субъективные наблюдения.

– Большинство вообще ничего не планирует, даже если их жизнь налаживается. Мой скромный опыт говорит, что человек начинает серьезно задумываться о будущем, если оно его пугает. Причем сильно, – отметил Стив с какой-то холодной уверенностью, сделав акцент на последнее слово. В его взгляде промелькнуло нечто, в чем чувствовалась способность заставить любого задуматься о будущем. В Бране опять проснулась притихшая недавно настороженность.

– И в какой перспективе, по мнению вашего отца, необходимо учиться людям размышлять?

– На сто, двести, тысячу лет вперед.

– Да уж, – медленно произнес Стив. – С точки зрения отдельной личности этот вопрос не имеет никакого смысла, – казалось, он разделял точку зрения собеседницы. – Редко кто смотрит на жизнь в дальней перспективе, а в категориях, превышающих сроки человеческой жизни, не рассуждают даже главы государств, – подытожил он.

– Как считал мой отец, основная проблема нашей цивилизации – это подобное недальновидное отношение к жизни, а возникло оно из-за утерянного знания о звездах.

– А может, наоборот – не проблема, но достижение? Чрезмерная ответственность лишает радости бытия.

– Особенно глав государств, – вставила Брана.

На что ее собеседник весело рассмеялся.

– Точно подмечено, – согласился он. – Даже не представляю, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы я принимал решения, опирающиеся на цели за чертой, обозначающей конец моей биологической жизни, – глубокомысленно изрек Стив, интонационно выделив слово «биологической», и продолжил в том же стиле: – Какими же эти цели должны быть? Наверное, очень масштабными? Как у Чингисхана, например… – Он рассмеялся. – Хотя вопрос, скорее всего, нужно задать другой: что я могу взять за черту смерти, чтобы на этой основе строить цели? И что это будет за «я»? Может, оно видоизменится до неузнаваемости и превратится в звезду, согласно версии вашего папы? Или вообще исчезнет?

– Вы рассуждаете так, будто верите, что со смертью ничего не заканчивается… – слегка удивилась Брана. Этот вывод она сделала по той очередности, в которой были озвучены вопросы. «Исчезнет ли „я“ вообще», – прозвучало в конце. Своей интонацией Стив придал вопросу оттенок несущественности.

– Насколько мне известно, слово «верите» не совсем из лексикона ученых? – уточнил он.

– Да, но речь о вас, не обо мне, – тут же парировала Брана.

Стив лишь загадочно улыбнулся:

– У меня дед по материнской линии был шаманом. Он придерживался древней традиции толтеков. Я с ним часто общался в детстве и от него узнал много интересного о так называемой магии. Повзрослев, я, конечно, понял, что как таковой магии не существует, есть лишь глубокое знание человеческой природы и умение манипулировать ею. Он знал о моем страхе высоты. Видимо, поэтому и подтолкнул меня к карьере, которая вынудила меня регулярно летать. Он говорил так: «Чтобы победить свой страх, с ним надо постоянно встречаться. Длительная разлука с ним сделает из тебя труса и разрушит твой разум».

– Ну и как, победили? – поинтересовалась Брана.

– Издеваетесь? – с шутливой обидой спросил Стив и добавил уже серьезно: – Могу сказать, что мы привыкли друг к другу. Я смирился со своим страхом как с неизбежным и переживаю его уже не так остро, как раньше. Но последнее время стал чувствовать, что наши с ним отношения зашли в тупик. – Стив улыбнулся и спросил неожиданно: – А что ваш отец думал о бессмертии физического тела?

Брана задумалась на миг.

– Бессмертие он никогда не ассоциировал с телом, насколько мне известно. Он утверждал, что бессмертие является свойством сознания, но это понятие незаслуженно размешали с мистикой и слепой верой, превратив в иллюзию. От этого человек стал думать, что смерть физического тела распространяется и на сознание, подчиняя его физическим законам времени. Таким образом, мы оказались заключенными в тюрьме из собственных страхов под названием «предчувствие конца».

Стив грустно усмехнулся:

– Это я и пережил несколькими минутами ранее. Предчувствие конца было предельно ясным. – Он нахмурился, словно прилагал усилие, что-то выуживая из закоулков своей памяти. Через секунду с наигранным пафосом он произнес: – «Ты должен стать воином, а для воина предчувствие смерти – лучший советник» – вот слова моего деда.

– Надо же! – удивилась Брана. – Вот так случайно встретить человека, с которым можно свободно рассуждать о жизни и смерти. У вас в Мексике все такие?

– Нет, конечно, – рассмеялся Стив. – Видимо, вам сейчас нужен был собеседник, подобный мне. С кем бы вы еще могли поговорить о своем отце и пофилософствовать о смысле жизни? Мой дед учил меня: если внимание фокусируется на чем-то конкретном, это конкретное возникает в жизни, минуя законы логики и элементарную статистику. Вполне возможно, наша встреча и является доказательством этого утверждения. Хоть и попахивает мистикой, – улыбнулся Стив.

– Я думаю, ваш дед и мой отец нашли бы общий язык, – уверенно произнесла Брана.

– Не сомневаюсь, – отвечал он. – Мне и самому еще многое предстоит понять о своем непростом родственнике. – Он встал. – Ну что же, спасибо за вашу поддержку в трудные для меня минуты и интересную беседу. Полагаю, вы хотели бы побыть наедине со своими воспоминаниями, поэтому не буду вам мешать.

Стив улыбнулся и прошел в другую часть салона. Брана не стала его останавливать. Ей все еще хотелось побыть одной.

В голове возник образ отца и тут же зазвучала Хоральная прелюдия фа минор – одно из его любимых произведений, так же как и ее.

Впервые она услышала ее в Кельнском соборе. Буквально с первых звуков органа тело девушки превратилось в неподвижное изваяние и как будто стало частью окружавшей величественной архитектуры. Непревзойденная красота, созданная средневековыми мастерами, превратилась в портал, освободивший ее разум от тягот гравитации. А музыка, нота за нотой, уносила ее прочь от земли, лишая границ и растворяя сознание в свете далеких созвездий. Звезды казались столь близкими и знакомыми, что хотелось остаться среди них навсегда. Пока звучала музыка, это было возможно.

«Человеческое сознание, перерождаясь и путешествуя от жизни к жизни, вновь и вновь теряет физическую форму, каждый раз погружаясь в нечто, в нашем представлении отдаленно напоминающее звезду», – в унисон музыке и ее мыслям прозвучал тихий голос отца. Смысл сказанного как нельзя лучше дополнил то, что чувствовало ее сердце, вошедшее в резонанс с этим величайшим произведением и его визуальным продолжением в очертаниях внутреннего пространства собора, словно творимого заново с каждым возникающим звуком.

«Когда-нибудь ты осознаешь, что звезда – это твоя суть. Именно тогда перед тобой раскроются тайны Вселенной».

Почему-то эти загадочные слова отца прозвучали в тот момент естественным откровением, запечатлевшимся в памяти на долгие годы.

Звезды, по его мнению, были не материальными объектами, а многоликим живым сознанием, воспринимаемым человеком лишь в качестве искорок света в ночном небе.

Полтора часа музыки Баха пролетели как один миг, в котором Брана проникла в иное измерение чувств и смыслов, находящихся бесконечно далеко, за пределами обычного восприятия. Это измерение позже станет камертоном для ее разума, устремившегося исследовать необъятный космос. Центральная ось, пронизывающая основы ее личности, именно в тот день обрела звенящую, металлическую вибрацию.

Неожиданно Брана обнаружила, что и сейчас движима поиском смыслов, соприкоснуться с которыми ей посчастливилось тогда, в далеком детстве.

В обрамлении средневековой архитектуры и божественных звуков органа слова отца звучали так убедительно, что не нуждались ни в каких доказательствах.

– Тебе предстоит через многое пройти в этой жизни, чтобы реализовать свое Предназначение, – говорил отец, когда они вечером сидели в уютном кафе на берегу реки, отдыхая от полученных впечатлений. Расположенный на высоком холме замок, окруженный речными пасторальными пейзажами, был следующим местом их посещения.

– В чем заключается Предназначение?

– Это будет открываться тебе по мере того, как научишься доверять своей природе и сознательно проявлять ее.

– А как я узнаю, что проявляю именно ее? – вопрошала она.

– Твоя природа будет всегда противоречить установленным правилам, где бы ты ни находилась. Чтобы ее проявлять, нужен бунтарский дух. В тебе он есть. И держи людей на расстоянии, тогда твое мнение и самооценка будут мало зависеть от их пожеланий.

Сердце Браны было открыто мудрости этих слов, и вовсе не оттого, что их сказал самый родной человек. Держать людей на расстоянии было свойственно ей. Она достаточно рано почувствовала силу, которой обладает и которая отпугивает в той же мере, что и притягивает.

Пронзительный взгляд ее темных, больших глаз уже в раннем возрасте мог вывести из равновесия кого угодно. Высокие скулы, слегка заостренный подбородок, тонкий нос и высокий лоб придавали ее лицу выражение хищницы. Особенно когда она была сильно сосредоточена или злилась. Чувственные, полные губы добавляли естественного контраста в облик амазонки. И все это в обрамлении черных как смоль волос. Ее тело было под стать лицу, ничего лишнего – генетика в сочетании с частыми походами с отцом в горы. Брана физически была очень выносливой и неприхотливой в быту.

«В твоей жизни всегда должна присутствовать цель, которая вдохновляет так же сильно, как и пугает!» – слова отца точно отражали суть ее характера, добавляя в него необходимую остроту. Эту истину она тоже усвоила очень рано. Без страха нет преодоления, а без преодоления цель не является настолько сложной, чтобы для ее достижения использовать все ресурсы своей личности и в конце концов выйти за ее границы.

На определенном этапе своего взросления, сравнивая себя с другими представительницами женского пола, Брана стала замечать, что ее характер имеет больше мужских качеств, чем женских. Какое-то время это ее слегка смущало, но достаточно быстро она поняла причину. Всех мужчин в своем окружении Брана невольно сравнивала с отцом, и, конечно же, те сильно проигрывали, мягко говоря. Чтобы раскрыть свою женскую природу, ей нужен был тот, кто хоть отдаленно мог приблизиться по внутренней силе к ее идеалу.

Никого подобного в окружении не было, поэтому, став взрослой, Брана научилась выходить из положения, придумав себе некий виртуальный образ и надевая его на мужчину, который попадал в зону ее внимания.

Такие отношения заканчивались довольно быстро, так как выдуманный образ вскоре разбивался, сталкиваясь с реальным. С каждым подобным опытом она все сильнее хотела отыскать владельца того мужского силуэта из ее снов. Она чувствовала исходящую от него силу, которая ощущалась ею как очень древняя и в то же время способная пронзить будущее на тысячелетия вперед. По мощи эта сила была не меньше, чем сила отца.

Конечно, Брана отдавала себе отчет, что это может быть лишь ее фантазия, сон, а в реальном мире подобного нет. Но как бы ни были сильны ее сомнения, что-то подсказывало не терять надежду.

Она серьезно занялась наукой. Как у натуры увлеченной, ее внимание с темы взаимоотношений почти полностью переключилось на исследовательскую работу.

Характер в сочетании с воспитанием сделали свое дело. Брана умела мыслить самостоятельно и не принимать на веру спорные для нее доводы, вне зависимости от авторитетности источника. Она понимала, что почти вся астрофизика построена на гипотезах. Проверить большинство явлений не представлялось возможным в силу гигантских размеров и расстояний, поэтому Брана допускала, что все ее знания могут оказаться лишь миражом. Пусть хорошо продуманным и математически обоснованным, но все-таки миражом. В настоящее время реальность, которую описывала астрофизика, была самой правдоподобной и наиболее изучаемой. Но самое главное: она всегда была влюблена в звезды, и эта любовь со временем лишь усиливалась.

Внезапная смерть отца стала для Браны не просто трагедией, а временной отметкой, после которой ее жизнь кардинально изменилась.

По стечению обстоятельств за несколько дней до этого она взяла отпуск и приехала к бабушке с дедушкой, где застала и отца. В один из дней они вдвоем уехали далеко от дома и, оставив машину, еще несколько часов шли по безлюдной гористой местности. Брана как будто погрузилась в детство, в те дни, когда очень полюбила длинные пешие прогулки на природе. В последнее время она не могла себе их позволить из-за загруженности на работе.

Достигнув одинокой скалы, величественно возвышающейся над раскинувшимся лесом, они решили разбить палатку и заночевать. На следующее утро состоялся крайне необычный разговор.

Впервые отец показал ей прибор, название которого было столь же необыкновенным, сколь и последующее объяснение его предназначения.

– Это линейный нейронавигатор звездных импульсов, структурирующий пространственно-временные завихрения, или сокращенно – нейронавигатор, – серьезно произнес отец.

У прибора также было и древнее название – философский камень.

Для Браны стало полным сюрпризом, что отец затронул такую тему, как алхимия. В их беседах он никогда ее не упоминал. Поэтому Брана удивилась еще больше, когда он заявил, что алхимия являлась серьезной наукой. Брана относительно туманно представляла себе эту так называемую науку. Средневековые ученые искали философский камень для превращения других металлов в золото и для создания эликсира бессмертия – это все, что она знала. В ее представлении алхимия являлась смесью колдовства, астрологии, шарлатанства и средневековой химии.

– Так и было в большинстве случаев, – согласился отец и тут же пояснил, что лишь настоящие алхимики, среди которых единицы, по сравнению с их средневековыми подражателями, были посвящены в тайны бытия. Они понимали природу времени и умели манипулировать им.

Бране было странно слышать это, но больше всего ее поражал факт, что раньше отец об этом не говорил.

Философский камень

Вскоре отец подытожил монолог фразой:

– Философский камень существует.

После этого в его руках возник шестигранный футляр, сделанный из какого-то черного металла с неизвестным логотипом в центре. Он открыл его. На бордовом бархате лежало потрясающей красоты ювелирное изделие, в центре которого возвышался черный, пирамидальной формы, достаточно крупный бриллиант. Дизайн изделия был крайне необычен.

Такую форму Брана видела впервые. Она подумала о втором, современном, названии устройства. Не менее экстраординарном, чем первое.

– А почему философский камень ты еще назвал нейронавигатором звездных импульсов? Он каким-то образом воздействует на нейроны? И что еще за звездные импульсы?

– Нейроны, точнее вся нервная система человека, являются физической конфигурацией сознания звезды. Как там у древних египтян? «Мы можем видеть только лик звезды, но не ее тело». Или наоборот… – Отец улыбнулся. – Другими словами, звезды – это не материальные объекты, подвешенные в пространстве, а нечто абсолютно иное, отличное от любых современных представлений о них. Звезды для Вселенной – все равно что нейроны для головного мозга. Они – творцы этого мира. Мы лишь их фантазия, поэтому видеть их не можем. Так же как не можем видеть собственные нейроны. Я понимаю, для астрофизика такие речи равносильны утверждению, что воздух твердый.

– Хуже, – согласилась Брана.

– Как бы странно это ни звучало, – он никак не отреагировал на замечание дочери, – человек есть лик звезды по терминологии древних египтян. Но этот лик можно развернуть к телу. Тогда все измерения звезды станут доступны для восприятия.

Отец остановился, позволяя Бране «проглотить» услышанное и задать напрашивающийся вопрос, прозвучавший через какое-то время:

– И как это выглядит на практике?

– При определенной настройке нервной системы твое внимание может перемещаться из физического мира в мир надфизический, трансформируясь в звезду, затем проделывать тот же путь обратно. Нейронавигатор не только открывает возможность для этих перемещений и трансформаций, но и позволяет создавать иные реальности, полноценно проживая их.

– Звезды не материальны? Это похоже на розыгрыш, – вслух подумала Брана, глядя на отца.

– Все более чем серьезно. Звезды – это живое сознание. В совокупности они взаимодействуют друг с другом, как нейроны в головном мозге человека, с одной лишь разницей – масштаб другой, мягко говоря.

– То есть все, что я вижу, не существует? Это всего лишь чья-то фантазия?

– То, что ты видишь, является одним из бесконечного множества слоев реальности. Как ты называешь этот слой: фантазией, реальностью, материальным миром, – совершенно не важно. На данный момент твое восприятие настроено на него. Меняя настройки, можно увеличивать количество воспринимаемых тобой слоев. Скоро теория перейдет в практику, и ты постепенно сама во всем разберешься.

Мужчина закончил с теоретической частью и перешел к устройству прибора…

Брана полностью погрузилась в воспоминания, сидя в самолете.

Она слышала слова родителя, словно они звучали прямо сейчас.

– Это ртуть, заключенная в горный хрусталь, – указал отец на самую близкую к бриллианту закругленную камеру. – А здесь находится органика, – показал он на следующий виток горного хрусталя.

Не дожидаясь вопроса дочери, он объяснил, что органика – не что иное, как перепрограммированные в нейроны клетки кожи – фибробласты того человека, который решает использовать философский камень. Нейроны находятся в среде, соответствующей для их жизнедеятельности внутри хрусталя.

Отец перевернул прибор. Брана увидела золотой механизм, похожий на часовой и такой же миниатюрный.

– Это вечный двигатель, – просто сказал отец и пальцем крутанул небольшой выступ на основной шестеренке. Шестеренка завращалась, ускоряясь и постепенно обретая постоянную скорость. На вопросительный взгляд дочки он ответил: – Ничего сложного. Особое расположение магнитов создает постоянный момент вращения, ртуть тоже начинает вращаться.

Вновь перевернув прибор, мужчина показал на золотые завитки, удерживающие кольца хрусталя вместе с их содержимым:

– Уникальная форма их изгиба в сочетании с горным хрусталем создана не столько для эстетического наслаждения, сколько для максимального усиления торсионного поля, создаваемого вращением. Бриллиант фокусирует торсионное поле, превращая его в некое подобие направленного луча. Его можно заменить другим кристаллом, чтобы поменять направление и сам характер излучения.

Брана привыкла к необычным теориям отца, но он никогда не настаивал на их истинности. Мало того, убедительно просил:

– Пока не увидишь доказательств, не отбрасывай сомнения, возникающие от моих утверждений.

Сейчас, судя по всему, и будет первое доказательство с практическим применением, иначе зачем показывать устройство? До этого момента отец не демонстрировал никаких приборов и не рассказывал о столь «антинаучном» принципе их работы. Одно его заявление, что звезды не материальны, чего стоит!

По мере того как Брана слушала, у нее усиливалось несогласие с услышанным. Все-таки она была ученым.

Современная наука имеет четкие границы. Бране было тяжело отвергнуть постулаты, укоренившиеся в сознании и являющиеся бесспорными аксиомами для любого современного ученого.

«Вечный двигатель существовать не может» – одна из аксиом.

«Торсионные поля, которые могут распространяться со скоростью, в миллиарды раз превышающей скорость света, по мнению тех, кто якобы их обнаружил, тоже противоречат законам современной физики».

Преобразование обычной клетки человека в нейроны Брана допускала. Она знала не только от отца, что в этом направлении ведутся серьезные исследования. Мечта человечества о бессмертии физического тела может вскоре стать реальностью.

Но самый главный вопрос – какова же основная функция философского камня со всем набором его загадочных составляющих?

Брана ощутила сильное возбуждение, чувствуя, что сейчас может открыться тайна, к которой отец готовил ее долгие годы, а возможно, и всю ее жизнь.

Первый опыт

Легко.

Невесомость.

Пространство живое.

Единое в Целом.