«Вор, шпион и убийца» kitabından alıntılar, sayfa 5
В маленьких городках история делается, а в столицах она записывается.
Общественный вкус - это баланс высокого и низкого, а достигается он всегда за счёт высокого.
Человек знает, чего он хочет, но редко сознаёт, чего он хочет на самом деле.
Привычка к злу приятна: человек тянется к злу, потому что оно, как многим кажется, делает его сильнее.
Солнце высвечивало в ранней летней зелени цыплячье золото, пахло пряной мятой, зверобоем и сладкой цветущей липой, птичьи голоса то усиливались, то стихали вовсе, высоко в небе кружила пара аистов, где-то далеко мычала корова — протяжно и лениво, в мелкой листве воробьиного винограда, оплетавшего поваленную осину, слитно гудели насекомые, был июнь, смерти не было...
был июнь, смерти не было...
Совесть — это бог в человеке. У народа нету совести — только у человека. Тем человек от скотины и отличается — совестью. А совесть народа придумали бессовестные люди.
— Уничтожить как класс… миллионы людей загнали на севера, сколько народу поубивали… баб, детей… бабушка моя до сих пор вспоминает, как голодали эти производители хлеба в шалашах на северном Урале… и что — социализм этого стоит? Этих миллионов живых людей?
— Это мне напоминает рассуждения Ивана Карамазова о слезинке невинного ребенка, — сказал я. — По логике Карамазова, если в фундаменте всемирного счастья есть слезинка ребенка, то счастье это — не счастье, а черт знает что. Но ведь тогда никакое дело невозможно, ни доброе, ни злое, тогда — только бунт и топор…
— Я говорю не о слезинке, а о реках крови, — сказал тезка. — О миллионах невинных людей.
— Слово «невинность» вряд ли уместно, когда речь заходит о миллионах. О миллионах, которые, невзирая на всю эту кровь, поддержали большевиков. Равнодушие и глупость масс — назови это невинностью — великое историческое преимущество любой власти…
Дед Семенов посмеивался:
- Фигурка, ножки... похоже, до настоящей правды вы ещё не доросли...
- Правды? - удивился я.
- До жопы, - снисходительно пояснил старый зэк. - Настоящая правда женщины - это её жопа. Сердце и жопа - вот и вся баба. Иногда сердце, но чаще - жопа.
Друзья хвалили меня за смелость, а мне, человеку, вообще говоря, самовлюбленному и жадному до похвал, было не по себе: все это отдавало каким-то непроходимым провинциализмом, пошлым и тоскливым.
