Kitabı oku: «Ларец Шкая. Мистический детектив», sayfa 4
Глава 9. Пельменная
Закончив лекцию, Вилен заскочил на кафедру, где в дверях столкнулся с заведующим кафедрой отечественной истории Геннадием Константиновичем. Завкафедрой был человеком по природе добрым, хотя и пытался выглядеть строгим, глядя на собеседника через оправу своих роговых очков. В глубине его глаз всегда таилась хитринка. В отношении сотрудников Геннадий Константинович был гибким, поэтому управлял кафедрой без особого нажима, и коллектив его слушался и за это уважал.
– Вилен Юльевич, пора на защиту выходить, чего тянешь? – в своей привычной демократичной манере начал заведующий кафедрой.
– Да нужно еще кое-какой материал подсобирать, в архивах покопаться. Фактура нужна, Геннадий Константинович, – объяснил Вилен.
– Фактура, дружище, это хорошо, это правильно, без фактуры научная работа – не работа. Только не затягивай, ты помнишь, по плану нашей кафедры у нас в этом году три защиты, и твоя одна из них.
– Я помню, конечно, помню, Геннадий Константинович, вот даже уже в рамках темы статью в университетский журнал набросал.
– А это молодец. Принеси мне почитать, может, посоветую что-нибудь. А по поводу фактуры… будет нужна помощь, скажем, командировка, даже в другой город, подходи, подпишу.
– Спасибо большое, Геннадий Константинович, – улыбнулся Вилен, – обязательно подойду.
– Давай, давай, – похлопал завкафедрой Вилена по плечу, – удачи!
На кафедре, кроме методиста кафедры Тамары Борисовны и секретарши Гали, в этот час никого не было.
– Барышни, привет, – приветствовал их Вилен, – как дела?
– Вы, Вилен Юльевич, как всегда, на подъеме и галантны, – улыбнулась Тамара Борисовна, приятная и внимательная женщина. Она обращалась к нему, старшему преподавателю кафедры, всегда только на «вы».
– Я позвоню? – с чуть вопросительной интонацией сказал Вилен и, не дожидаясь ответа, уселся за стол, где стоял черный, еще, наверное, довоенный телефон, и начал набирать номер Николая.
– Вот вы, Вилен Юльевич, всегда спрашиваете разрешения позвонить, – кокетливо улыбнулась секретарь кафедры Галя, – а сами, никогда не дождавшись разрешения, всегда звоните!
– Милая Галя, я не спрашиваю, я вас, дорогие женщины, просто информирую, – улыбнулся Вилен, продолжая крутить диск телефона.
– Алле, Сухоцвет слушает, – услышал он на другом конце провода.
– Здорово, гражданин начальник, – поприветствовал Вилен Николая в своей привычной манере.
– А, это ты, профессор, привет, чего меня от государственных дел отрываешь?
– Слушай, Николай, я уже на сегодня отстрелялся, давай в нашей пельменной в Серпуховском переулке пересечемся, например, в 14.00. Сможешь?
– В 14.00? – в трубке ненадолго воцарилось молчание. – Годится, буду в 14.00, – подтвердил Сухоцвет и положил трубку.
Ровно в два часа дня Сухоцвет был на месте. Вилен заказал две порции пельменей.
– Ну, как успехи? – с ходу поинтересовался опер.
– Лучше скажи, что у тебя? А потом я тебе кое-что интересное расскажу, – ответил Вилен.
– Да пока особо рассказывать и нечего, – буркнул Николай сурово, – разве что про головомойку от начальства. Зацепиться особо не за что! Все, что пока есть, это охранники. Один в больнице до сих пор без сознания, второго допросили, но ничего. Он бывший вохровец, охранял зону в Мордовии…
– Что? – Вилен чуть не поперхнулся пельменем. – В Мордовии?
Николай с удивлением посмотрел на него:
– Ну да, в Мордовии, там же зон как грязи. А что тут такого? Что ты так удивился?
– Да нет, просто как-то необычно, – попытался хоть как-то скрыть свои чувства Вилен. – Где мордовские лагеря, а где Третьяковка. И как только его сюда занесло?
– Слушай, дружище, меня вот совсем не интересует его доблестный трудовой путь, – раздраженно сказал Николай, – этот вертухай не Пушкин и не Маркс и книгу из серии ЖЗЛ я про него писать не собираюсь. Меня интересуют только факты. А факты таковы, что сотрудник вневедомственной охраны Третьяковской галереи Савва Петрович Филимонов – это бывший контролер по надзору в ИК-18 в поселке Потьма Зубово-Полянского района Мордовской АССР.
– Ты чего завелся, Николя? – Вилен не ожидал от друга подобной реакции.
– Да вот вспомнил, как мне вчера на совместном оперативном совещании с комитетчиками весь мозг вынесли из-за этой кражи, так что я выучил все административное деление Мордовской АССР, будь она неладна. Короче, Виленыч, допросил я этого Филимонова. Гнида та еще, вертлявый весь такой, как уж, и все в рот мне заглядывал. Вертухай он и есть вертухай. Сука… – процедил сквозь зубы Николай.
– Так связи с блатными же наверняка остались, и могли они на него выйти. Это же реальная ниточка, – оживился Вилен.
– Да нет, Вилька, уверен – вертухай этот не при делах. Где он и где искусство! Ты хочешь сказать, блатные из его прошлой жизни, узнав, что он охранник в Третьяковке, находят его и решают тиснуть что-нибудь из всесоюзной галереи, а как не тиснуть, ведь маза-то какая – знакомый вертухай мировые шедевры охраняет, а поскольку они в искусстве как корова в апельсинах, тырят что под руку попало – «Лиловый куб». Так, что ли? – ухмыльнулся Николай. – Ну бред же, Вилен.
– Пожалуй, ты прав, – аргументы капитана звучали вполне убедительно.
– Ну, ладно, проехали, а у тебя есть какая-нибудь версия? – с надеждой спросил Николай.
– Ну, честно говоря, у меня тоже не густо, но кое-что обсудить с тобой все же надо, – серьезно сказал Вилен. – Значит, по порядку. Во-первых, встречался вчера с Пахой. Тебе, кстати, привет от него.
– Спасибо, и ему от меня кивни. Ну и что Паха?
– Сам он еще пока ничего не слышал, но обещал у своих что-нибудь разузнать. И просил, если будет у него от блатных какая-нибудь информация, чтоб ты там поаккуратнее с ней, чтоб ему не срикошетило.
– Как будто когда рикошетило, – улыбнулся опер. – Паха пацан правильный, и подводить мы его не будем. Ну, давай излагай, что там у тебя во-вторых?
– А во-вторых, я позавчера заболел, даже более того, свалило меня наповал.
– Слушай, профессор, по тебе не скажешь! Выглядишь огурцом и за обе щеки со звериным аппетитом трескаешь пельмени, дай Бог многие лета этой замечательной пельменной! – засмеялся Николай.
– То-то и оно, Коля! А теперь послушай самое интересное, – и Вилен во всех подробностях рассказал о событиях прошлой ночи и особенно про сны.
– Да, брат, если бы не знал, что ты у нас не злоупотребляешь, я бы подумал, что… – Николай не закончил мысль. – Но если серьезно, очень странная история. Может, действительно таблетки какие-нибудь не такие, может, просроченные? Говорят же, что там всякие наркотики, ЛСД, человека вводят в какой-то транс, галлюцинации всякие появляются, видения и тому подобное. С алкоголя, слава Богу, такого не бывает.
– Не знаю, Николай, не знаю, с таблеток это было или нет. Мне важно другое: откуда такая четкость и стройность событий и конкретная информация в этих снах?
– А где ты, брат, там стройность нашел? – скептически отреагировал Николай на слова друга. – Давай-ка разберемся. Начнем с мастерской. Перед тем, как тебя окончательно срубило, что ты делал? Читал книгу Валевича, смотрел на фото его с твоим дедом. Верно? Верно. Странность выбора грабителями именно этой картины не давала тебе покоя с самого начала. Я это прекрасно помню. Вот и родился в твоей голове ответ на этот вопрос.
– Хорошо, а откуда такой реализм в диалогах деда и Валевича?
– Мозг, брат, штука непостижимая, туда лучше не лезть. Он такие фокусы с нами может вытворять, мне знакомый психиатр рассказывал. Я вот, например, не удивлюсь, что когда ты был ребенком, ну, мелким совсем, дед в твоем присутствии что-то такое про Валевича и рассказывал, что был разговор с художником в мастерской по пьяной лавочке, художник говорил, что, мол, я, творец и создатель, ничего в этой мазне особого не нахожу, что осталась, мол, фиолетовая краска, ну и нарисовал, что в голову пришло, а скорее всего, что перед глазами было – полупустая мастерская, чем не куб. А эта экзальтированная публика с путанными мозгами чего-то глубокое, чего-то философское разглядели в этом кубе, чего-то додумали, чего там и близко не стояло. Ну, понятное дело, я, великий создатель супрематизма, не стал их в этом разуверять, ну разве что посмеялся в душе. А кому же, как не другу, было в этом признаться, тем более под рюмаху? Забавно же. Мог он такое деду рассказать?
– Мог, конечно. Дед отцу про эти годы много чего рассказывал. Сам отец мне говорил об этом.
– Вот. Мозг это все в твою подкорку, как на магнитную пленочку, и записал. И вот так все под действием антибиотика или там лихорадки неожиданным образом всплыло. Убедительно?
– Вполне, – согласился Вилен. – Ну, а дух этот, Танчутка, он-то откуда в моей голове образовался? Да еще эта забытая Богом Мордовия?
– Это ты из-за нее чуть не поперхнулся, когда узнал, что Филимонов в тех краях урок охранял! – засмеялся Николай.
– И как ты такие совпадения объяснишь?
– Не знаю, не знаю. Я же говорю – игры разума. Короче, расследование в тупике, а лучше сказать, в полной жопе, – невесело резюмировал Николай. – Может, Паха чего от блатных в клювике принесет.
– И все же, друг мой Колька, как безумно это ни звучит, я буду пока держаться версии из сна, что люди, укравшие картину, знали про нее что-то особенное, скрытое от всех, то, что знал Валевич и чего не знаем мы. И этого, как я понимаю, не знает практически никто, раз за столько лет никакой на этот счет информации даже не промелькнуло.
Николай вопросительно посмотрел на Вилена.
– Нужно же хоть на чем-то строить расследование, – объяснил Вилен.
– Давай, давай, Мегрэ, тебе проще. Тебе завтра на оперативном совещании не отчитываться. А может, им про твой сон рассказать? – мрачно усмехнулся Николай. – Ладно, давай доедай пельмень и поехали, подброшу тебя до дома, мне пора.
Глава 10. Mordens
Придя домой, Вилен включил телевизор и лег на кушетку. Он любил думать под работающий телевизор: идеологически однообразная и бессмысленная информация, из которой была сплетена сетка телевещания, словно вводила его в транс и помогала сосредоточиться на главном. По телевизору шел репортаж о сборе о подведении итогов года в Винницкой области,в колхозе имени XX съезда КПСС…» «В звене депутата Верховного Совета СССР Ивана Никитича Пасечника в колхозе имени XX съезда КПСС шесть механизаторов. Они заменили ручной труд двухсот тридцати человек. – поставленным и спокойным голосом, внушающим уверенность в завтрашнем дне и правильности происходящего, вещал советскому народу диктор. Потом диктор стал рассказывать о планах бригады по сбору 500 центнеров сахарной свеклы с гектара, но Вилен уже не слушал его, он думал о маленьком человеке со странным зеленым блеском глаз и голосом, проникающим прямо в мозг: «Странный персонаж… Хотя, наверное, и нечистая сила, как пишут, все же парень он, по-моему, совсем неплохой. Только вот почему он мне привиделся, я сроду не читал и не слыхал ни о каких анчутках-танчутках. Точно никогда», – Вилен задумался. «Федеративная Республика Германия, зал бундестага. Всеобщий интерес вызвало голосование за ратификацию договоров, ранее подписанных ФРГ с Советским Союзом и Польшей. Канцлер ФРГ Вилли Брандт обратился с призывом…» – продолжал знакомить диктор с новостями, только теперь уже из-за рубежа. «И почему вдруг Мордовия?» – Вилен подошел к шкафу и достал том Большой советской энциклопедии с буквой «М». Нашел статью про Мордовию и выяснил, что мордовский язык относится к финно-угорской языковой группе. Тут в голову Вилена пришла идея. «А ну-ка», – Вилен сел на кушетку, потянулся к телефону и набрал номер. Через минуту он услышал знакомый женский голос:
– Алло.
– Таисия Михайловна, добрый вечер! Это Вилен. Сикорский.
Таисия Михайловна была давнишней знакомой семьи Сикорских, она много лет дружила с его родителями. Вилен вспомнил, что до выхода на пенсию и переезда в Москву она преподавала на кафедре финно-угорской филологии Ленинградского государственного университета, и подумал, что, возможно, она чем-то может ему помочь.
– Здравствуй, Вилен, сколько лет, сколько зим! Как твои дела?
– Спасибо, неплохо, работаю и готовлюсь к защите. А как ваше здоровье, Таисия Михайловна?
– Да как… С Божьей помощью, скребу понемногу… Ты прав, в моем возрасте только и интересоваться здоровьем, – засмеялась она в трубку. – Ну, излагай, Сикорский-младший, зачем забрался в шкаф, пропахший нафталином?
– Ну что вы такое говорите, Таисия Михайловна, какой шкаф? – немого смутился Вилен.
– Давай, давай, Вилен, выкладывай, знаю, что по делу звонишь, чем могу, помогу, не стесняйся.
– Таисия Михайловна, вы ведь специалист по финно-угорским народам, верно?
– Верно, а тебе-то это зачем? Да еще на ночь глядя.
– Да нужна ваша консультация. Нужно кое-что уточнить.
– Давай уточним, – бодро ответила Таисия Михайловна.
– Если я не ошибаюсь, мордовский язык относится к финно-угорским языкам… – начал Вилен издалека.
– Ошибаешься, – с той же бодростью в голосе сказала Таисия Михайловна.
– Почему ошибаюсь? Я прочитал это в Большой советской энциклопедии.
– Скажем, не совсем научно выражаешься. Не существует никакого мордовского языка, – пояснила Таисия Михайловна.
– Как не существует? Народ существует, а языка не существует?
– Строго говоря, и мордовского народа как такового не существует.
– Может, вы скажете еще, что и территории, на которой живет этот несуществующий немой народ, тоже нет? – улыбнулся Вилен, на ум ему пришли строчки из его любимой британской группы «Битлз»:
He’s a real nowhere man
Sitting in his nowhere land
Making all his nowhere plans for nobody.
– Ну, территория, конечно, есть, но в каком-то смысле ты прав, потому что это относительно недавно искусственно созданная административная единица – Мордовская АССР.
– Ну, они же не на Луне до этого жили. Где-то же была территория их компактного проживания?
– В том-то и дело, что нет. До образования автономной республики мордва проживала на территории 25 губерний.
– О, как! – удивился Вилен. – Любопытно.
– Да, поэтому в конце 20-х годов пришлось «слепить» республику из кусочков четырех губерний, где жило большинство мордвы.
– Это, видимо, сразу после окончания Гражданской войны, когда решался вопрос об образовании национальных автономий народов, – предположил Вилен.
– Верно, коллега, и вы как историк все и так лучше меня знаете, – засмеялась в трубку Таисия Михайловна.
– Ну, все не все, – немного смутился Вилен, – а что же с названием «мордва» и языком?
– Ну, тут история такая: сами они себя мордвой никогда не называли. Мордва, выражаясь научно, это экзоэтноним, то есть имя, коим их называют другие народы, но не сами себя, а на самом деле объединяет он две этнические группы – эрзя и мокша. Это близкие друг другу по языку и культуре этносы, но разные по этническому самосознанию. Ты не поверишь, у них даже паспорта в республике выдают на трех языках – русском, эрзянском и мокшанском, и страниц в паспортах там поболе, чем у остальных наших граждан СССР.
– Да ну! Вот это да! – снова удивился Вилен.
– Да, а могли быть даже и на четырех языках.
– На четырех? – переспросил Вилен.
– Да, ты не ослышался, на четырех. Есть в Мордовии еще одна небольшая этническая группа – шокша. Относится она к этнической группе эрзян, но на них сильное влияние оказал мокшанский этнос. Короче говоря, в планах было официально закрепить этот субэтнос.
– Что же помешало это сделать? – Вилену становилось все интереснее и интереснее.
– Ну, потом подумали и решили, то ли народу этого мало, чтоб в паспорта еще один язык добавлять, то ли все же отнесли их к эрзянам, и я с этим абсолютно согласна – шокшане считают сами себя эрзянами, лишь говорят на другом диалекте. Вот так, коллега.
– А почему их все-таки их называют «мордва»?
– Ты знаешь, Вилен, единого мнения по данному вопросу в науке до сих пор нет, потому что как историк сам понимаешь: нет никаких достоверных документальных подтверждений. Большинство ссылается на некоего готского историка Иордана, который в VI веке упоминает о народе Mordens. Но так ли это на самом деле – никто не знает. Хотя есть довольно устойчивая гипотеза, что этноним «мордва» происходит из древнеиранского корня и означает «человек» или «мужчина», но это только предположение и, как я уже сказала, документальных подтверждений на этот счет никаких, а гипотезы… – она помолчала, – была даже гипотеза, что мордва происходит от другого древнеиранского слова, похожего по звучанию, и означает «людоед».
– Мордва что, были каннибалами?
– Это вряд ли. Такие факты в науке отсутствуют. А что касается мордовского языка, про который ты спросил, теперь, я думаю, ты и сам ответишь на свой вопрос: это как раз языки двух этнических групп – мокши и эрзи, они относятся к волжской ветви уральской языковой семьи, из которой в IV тысячелетии до нашей эры выделилась финно-угорская языковая праоснова, куда, собственно говоря, входят финский, венгерский, эстонский, марийский, удмуртский и… Так ты все это можешь в библиотеке найти. Чего старушку тормошить, спать не даешь, заставил целую лекцию прочитать! – раздался в трубке смех.
– Да у меня немного необычный вопрос, уверен, что в библиотеке ответ на него так сразу не разыщешь. У меня на самом деле вопрос про мордовскую мифологию был. Вы, Таисия Михайловна, что-нибудь знаете про мордовскую мифологию?
В трубке на несколько секунд повисла пауза.
– Кое-что знаю, – немного обиженно ответила Таисия Михайловна, – более того, в Ленинградском университете я читала цикл лекций по духовной культуре угро-финских народов, где я подробно касалась в том числе их мифологии и устного народного творчества, и в частности мифологических представлений мокши и эрзи. Ты знаешь, очень любопытная и необычная у них мифологическая система. А что это тебя, историка, и вдруг на фольклор потянуло? – поинтересовалась Таисия Михайловна.
– Да нет, Таисия Михайловна, работаю в том же направлении, это просто товарищ попросил кое-что уточнить.
– Ну, присылай товарища, я его проконсультирую. Я ведь долго занималась этим вопросом, даже в свое время несколько раз ездила в Саранск на научные конференции по финно-угорским народам, встречалась с их местными учеными-этнографами, профессурой, краеведами, даже с художниками. Они серьезно относились к моим исследованиям, хотя и не во всем со мной соглашались, но в библиографиях обязательно до сих пор делают ссылки на мои публикации по данному вопросу.
– Это как раз, то, что надо, Таисия Михайловна! – обрадовался Вилен.
– Ну, давай, сформулируй вопрос, – Таисия Михайловна была явно рада появившейся возможности окунуться в мир науки и преподавания, несмотря на поздний час.
– Как я понимаю, в древности они были язычниками, – начал Вилен издалека.
– Я тебе больше скажу, коллега, христианизация мордвы началась довольно поздно. Только с XVI века на территории, где жила мордва, начали воздвигаться православные церкви. Мордва сопротивлялась христианизации отчаянно. Столкновения на этой почве носили порой весьма кровавый характер.
– Даже так? Не хотели, значит, креститься? – улыбнулся Вилен.
– Ну, скорее, я думаю, бились за свою свободу и независимость, против присоединения. Представляешь, они даже убили архиепископа рязанского Мисаила, который приехал туда с царской грамотой. Ну, а массовое крещение мордвы завершилось аж к середине ХVIII века.
– Боевой, видать, народ, – сделал вывод Вилен.
– А какой хитрющий! – засмеялась Таисия Михайловна.
– Это еще почему?
– Да потому, что как только уезжали священники и царевы приставы, так новокрещеные снимали с себя кресты и продолжали жить по-старому.
– Вот жулики! – засмеялся Вилен.
– А я о чем говорю! Умудрились в обмен на крещение и согласие носить кресты выбить у царя льготы от податей, от рекрутской повинности и от работ на казенных заводах. Вот ведь как. Так что говорить о христианизации мордвы можно довольно условно. Я считаю, что это была всего лишь ширма, на самом деле они продолжали следовать глубоко укоренившимся верованиям, которые оказались очень живучими. Расставаться они с ними не спешили, да и не спешат, – подытожила Таисия Михайловна. – Ладно, так что конкретно ты хотел узнать, раз про мифологию завел разговор?
– А ведь есть наверняка у них какие-то значимые мифологические существа? – аккуратно подводил к нужной теме Вилен.
– Ну конечно, есть, только лекцию про мифологических существ по телефону я уже не осилю, да и поздно уже.
– Лекцию, Таисия Михайловна, читать и не надо, просто скажите, не встречали ли вы… – Вилен почему-то слегка заволновался перед тем как задать интересующий его вопрос, прокашлялся и спросил как можно нейтральнее: – А не встречался ли вам такой мордовский мифологический персонаж, как Анчутка, – Вилен сознательно использовал название, прочитанное в книге по славянской мифологии вместо имени персонажа из сна, чтобы не нарушать «чистоту эксперимента» и выяснить, было ли это имя плодом его воображения или нет.
– Нет, у эрзи и мокши такого существа точно нет, – словно приговор прозвучали из трубки слова филолога. Вилен был явно разочарован, если не сказать больше. Наверно, он все же хотел, чтобы его болезненные видения оказались более реальны. Возможно, в них была логика, был некий сюжет, за который можно как-то зацепиться в расследовании. А может, просто откуда-то из потаенных глубин детства на него пахнуло сказкой, чем-то таинственным. Он явно был расстроен ответом Таисии Михайловны.
Но то, что дальше услышал Вилен, лишило его дара речи.
– Ты, наверное, имел в виду Танчутку, – поправила его Таисия Михайловна, – так? Вилен, ты меня слышишь, алле, у тебя там все в порядке?
– Да, Таисия Михайловна, слышу, – еле выговорил он. – Наверное!
– Что «наверное»? – не поняла Таисия Михайловна.
– Наверное, Танчутка, – Вилен был потрясен. Как такое могло быть? Он мог поклясться, что до вчерашней ночи никогда не слышал такого имени. Как оно могло привидеться ему во сне?!
– Алле, Вилен, у тебя точно все в порядке? Ты чего опять замолчал?
– Все в норме, Таисия Михайловна! Я просто… Просто вспоминаю, что товарищ меня просил узнать про это существо.
– Так твой товарищ спрашивал про Анчутку, а не про Танчутку.
– Возможно, когда он говорил, я просто не расслышал первую букву, – быстро нашелся Вилен.
– Возможно, – с легким недоверием в голосе согласилась Таисия Михайловна.
– Ну, так что это за чудище?
– Это не чудище вовсе. Это что-то типа духа, бесенка или чертенка.
– То есть нечистая сила, недобрая, так?
– Ты знаешь, я бы так не сказала. В мордовской мифологии, конечно, четко определены понятия добра и зла, но вот относить их богов и духов откровенно к добрым или злым я бы не стала. Они, как люди, творят и зло, и добро.
– То есть относить Танчутку к злым духам будет неправильно, верно?
– Абсолютно верно, – по звуку ее голоса Вилен понял, что она улыбается. – Да и вообще, как в жизни, не все так однозначно, нет только белого или черного. Вот, например, есть у них женское божество – Вирява, мать леса.
– Вирява? – Вилен не поверил своим ушам. Да, абсолютно точно, он уже слышал это имя, и слышал его в своем сне от Танчутки, оно сразу показалось ему необычным.
– Ну, да, Вирява, богиня леса, или, точнее, хозяйка леса.
«Надо вспомнить, что же там Танчутка говорил про Виряву, – думал Вилен о своем ночном сне. – Кажется, он говорил: „Тише, а то Виряву разбудишь…“ Да, точно, а потом добавил: „Это сейчас нам ни к чему“. Выходит, он и Вирява вряд ли из одной компании».
– Алле, Вилен, ты где там опять? Уснул?
– Что вы, Таисия Михайловна, очень интересно, я просто записываю, чтоб ничего не забыть. А Вирява, как следует из ваших слов, значит, доброе божество? – попытался разобраться в мифологических хитросплетениях мордвы Вилен и понять, к миру света или тьмы все же относится Танчутка.
– По-разному, коллега. Мордва считала, что ночью это злая и страшная старуха, а днем – добрая и красивая девушка. Ты ночью в глухой лес забреди и сам поймешь, кто такая Вирява, – засмеялась Таисия Михайловна.
«Уже забрел недавно», – подумал про себя Вилен и улыбнулся. А вслух добавил:
– То есть этот самый Танчутка тоже и не добрый, и не злой?
– Я, молодой человек, с ним в жизни не встречалась, хотя, наверное, было бы любопытно. Но судя по сказкам и легендам, дух как дух, в меру озорной, но справедливый, ловит людей на глупости, наказывает за подлость и жадность.
В дверь позвонили.
– Таисия Михайловна, извините, кто-то звонит в дверь, пойду открою!
– Давай, и будем прощаться, а то, похоже, уморила я тебя своей лекцией.
– Ну что вы, было очень интересно и познавательно, я даже кое-что записал, – соврал Вилен.
– Для друга? – опять недоверчиво спросила Таисия Михайловна.
– Для друга. Спасибо вам большое за помощь!
В дверь опять позвонили.
– Рада была помочь, Вилен. Все, давай иди открывай дверь, слышу, трезвонят. Будет время – забегай, не забывай старушку, спокойной ночи!
– Спокойной ночи, Таисия Михайловна.
Вилен повесил трубку и пошел открывать дверь.
