Kitabı oku: «Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I», sayfa 16

Рутина «Операций «Перебежчик-1954» и «Перебежчик-1962»

Итак, кому – «перебежчику-1954» или «перебежчику-1962» – ФБР должно верить? Для ответа на этот вопрос, как правильно рассчитали разработчики «апгрейда» операции «Перебежчик-1954» в 1962 году, американцы должны были начать новые проверки, на которые потребовались новые затраты сил и времени ФБР.

Это подтверждают и документы ФБР. Через год (!) после получения информации от перебежчика, 16.10.63, у аналитика ФБР возникают опасения, что сведения «перебежчика-1962» «могут быть запутаны».⁵²⁶

Усилия, направляемые на решение этой дилеммы, неизбежно ослабляли внимание ФБР к «текущей работе» по выявлению реальных советских агентов и вызывали раздражение руководства:

«К большому раздражению Гувера, по прошествии нескольких лет специалисты, опрошенные ФБР, затруднялись определить, какие именно секреты могли проходить перед глазами и через руки их бывшего сослуживца».⁵²⁷

А сколько сил (и денег…) было затрачено на это! Вот краткое описание произведённых усилий:

«Годы спустя ФБР старательно проверяло, не вернулся ли он часом впоследствии обратно в США. Вместе с ЦРУ Бюро пыталось также искать его в Западной Европе и Латинской Америке».⁵²⁸

Поиски в Латинской Америке могли быть связаны с тем, что в Аргентине жил Морис Коваль, брат Абрама Коваля. О нём Жорж упоминает в своей самой откровенной автобиографии, написанной в 1939 году, вероятно, для той «комиссии», в которой ему предложили стать разведчиком:

«Отец ещё имеет брата в Аргентине с которым связи не имеет».⁵²⁹

В таком случае ФБР и ЦРУ отрабатывали версию о том, что Жорж спрятался у своего дяди. Если это так, то поиск в Аргентине – явный след «слива» информации от «перебежчика» – об аргентинском дядюшке Жоржа и в семье Абрама почти ничего не было известно.

Но когда-то (вероятно, ещё в Америке) такая связь была. В семейном архиве Жоржа сохранилась почтовая открытка:

10.18. Почтовая открытка из Аргентины – Морис Коваль⁵³⁰

10.19. Почтовая открытка из Аргентины, оборот.⁵³¹

Вероятно, американские спецслужбы обнаружили (или им помогли обнаружить…⁵³²) связь Абрама Коваля со своим братом по линии ИКОРа. В Буэнос-Айресе также действовала ячейка этой организации.⁵³³ И это пример того, как тонко (и далеко! ☺) по ложному пути могли направить сотрудников ФБР и ЦРУ их кукловоды из ПГУ КГБ.

Сказанное об «успехе» операции «перебежчик» относится к деятельности ПГУ КГБ. А как это отразилось на Жорже и его семье? Его родственники в США, конечно, были вынуждены как-то оправдываться и даже сотрудничать с ФБР, но сильно не пострадали – слишком много прошло времени и слишком мало доказательств их причастности к работе Жоржа удалось выявить ФБР. А уж о возможном их участии в операции КГБ «Перебежчик» нечего и говорить – ФБР вообще не подозревало о проведении этой операции ☺.

Вот «официальные» сведения о сотрудничестве американских родственников с ФБР, ставшие доступными СМИ в результате частичного рассекречивания дела «George Abramovich Koval»:

«Его родная тетя с мужем – Голди и Гарри Гурштели, успевшие к тому времени перебраться из Сиу-Сити в калифорнийский Лос-Анджелес, получили и отнесли в ФБР письмо из России от Абрама Коваля, отца Джорджа, проживавшего на Второй Волчаевской станции в колхозе им. XVIII съезда партии в Хабаровском крае. В письме, в частности, сообщалось, что Джордж живет в Москве с женой Людмилой и работает в МХТИ имени Менделеева».⁵³⁴

А вот что узнал А. Шитов о «правовой реакции» ФБР на «дело Коваля»:

«Я спрашивал человека, отдававшего мне папки, был ли кто-либо в США задержан и привлечен к ответственности по делу Коваля, проводилась ли оценка ущерба по этому делу, были ли выявлены и наказаны люди, по чьей вине произошел контрразведывательный провал. Ответ на все вопросы был одинаковым – "не был", "не проводилась", "не были". "Мы ведь даже не знаем, что именно могло через него «утечь», – сказал представитель ФБР о советском разведчике. – У него же был допуск к информации высшей для нашего правительства категории секретности»».⁵³⁵

А что об этом думал Жорж?

Что касается самого Жоржа, то он, в большинстве доступных моему воображению ветвлений своего альтерверса, хотя и не знал о своём «заочном» несении службы на благо родины, чутьём разведчика ощущал опасность своего положения.

Судя по тем обрывкам легенд, которые мне довелось слышать от долго знавших его сотрудников кафедры ОХТ МХТИ им. Д. И. Менделеева, где он проработал около 30 лет, целый ряд эпизодов свидетельствует – он знал об интересе к нему со стороны американских спецслужб. И долго боялся «активных проявлений» этого интереса.

Самой яркой иллюстрацией этого является пересказанный Л. В. Гришиным⁵³⁶ один его разговор с Жоржем Абрамовичем начала 60-х годов.

В этом разговоре Жорж Абрамович признался, что когда ему плохо спалось у себя дома на Большой Ордынке 14 (а это старый и в те времена ветхий дом), каждый скрип большой деревянной лестницы, ведущей с первого на второй этаж дома, вырывал его из сна и вызывал чувство страха – «Не за мной ли идут? И кто – «наши» или «оттуда»?».

Вопрос о страхах, связанных с его работой в разведке, Жоржу задавали, вероятно, неоднократно. Но мне известен только ещё один его ответ, данный много лет спустя после разговора с Л. Гришиным. И он поразительно схож с приведённым в тексте. Задал его В. С. Сущёв 23.02.2003 г. на нашей встрече с Жоржем Абрамовичем. Вот что рассказал мне об этом сам В. С. Сущёв:

«А автограф на книге о Дельмаре я получил на нашей встрече с Жоржем 23 февраля 2003 года. И на этой встрече я задал ему вопрос, который тогда очень интересовал меня. Я прямо спросил его: «Жорж Абрамович! Как Вы себя чувствовали там, в Америке, зная, что являетесь для окружающих «врагом»? И Вас всякий американец мог просто убить, если бы узнал о Вашей деятельности. И он был бы героем, потому что Вы – враг…». Он так как-то немножечко передернулся и ответил: «Я там просыпался от всякого стука… Ты ведь был у нас на Ордынке? (А я действительно там был один раз вместе с Генкой – зачем-то мы приезжали туда. Огромная, старая коммунальная квартира). Там жило много народу, и всякий, проходящий ночью по коридору, производил какой-то шум и скрип. И я просыпался от этого шума. Вот точно также я просыпался и в Америке…». То есть, скажу я теперь от себя, страх у него там был постоянный!

Ю. Л. Стоп! Я никогда у Жоржа на Ордынке не был. Мне очень интересно, что это была за квартира. Попробуй мысленно воспроизвести свои впечатления о ней.

В. С. Хм… Это был просто кошмар! Какие-то лестницы, которые шатаются влево-вправо, антресоли, каждая ступенька скрипит, куда-то Гена меня ведет, а мне кажется, что там одни лестницы, как на старинном корабле… Кажется, что сейчас здесь забегают матросы, заскрежещут якоря и паруса… Кто-то уже копошится внизу, тусклые лампочки почти не дают света. Короче – кошмар!»⁵³⁷

И только после переезда на новую квартиру на Мичуринском проспекте в начале 60-х годов эти страхи стали исчезать.

Так что «тени от длинных рук ФБР», порождённые успехом операции ПГУ КГБ «перебежчик» и распоряжением Э. Гувера от 27 августа 1954 года, многие годы перекрещивались в его беспокойных снах с тенями «мозолистых рук НКВД-МВД», тянущихся к нему из 1949–1953 годов.

И теперь можно с большей достоверностью восстановить ответ В. Лоты на вопрос Жоржа о «солженицынской загадке». Владимир Иванович мог рассказать Жоржу об операции КИ «звонок в посольство» и, тем самым, как-то извинить молчание ГРУ при проведении этой операции в 1949 году. Ведь тогда операция сорвалась, и предупреждать Жоржа было не о чем и незачем.

А вот по поводу операции ПГУ КГБ «перебежчик», начавшейся в 1954 году (если Жорж не знал о ней…), Владимир Иванович только развёл руками – мол, извините, Жорж Абрамович, это работа другой «конторы», ГРУ за неё не отвечает!

И понятно, почему Жорж Абрамович не раскрыл 23 февраля 2003 года перед нами, его бывшими студентами, этого секрета, отделавшись своим стандартным лукавым ответом: «Я не знаю, откуда он это взял?».

10.20. Жорж Абрамович отвечает на вопросы своих «младших учеников» 23.02.03 г.⁵³⁸

Ведь «так получилось», что, совершенно не спрашивая его согласия, чекисты из КИ при молчаливой поддержке ГРУ в 1949 году попытались сесть на спину черепахи ФБР и, размахивая у неё перед носом «морковкой» – именем разведчика Георгия Коваля – направлять это медлительное бюрократическое пресмыкающееся по нужным им дорогам. Первая попытка не удалась. Получилось со второй.

Жорж Абрамович во время встречи 23 февраля 2003 года готов был отвечать перед нами за свои слова и дела, но за кукольный образ «морковки Георгия Коваля» он отвечать не хотел.

Так что на сегодняшний день «загадка Солженицына» в той ветви альтерверса, которая проявилась в моей памяти, раскрывается так: «втюханный» американцам со второй попытки «муляж агента Дельмара» долгие годы и десятилетия служил интересам советской (и российской!) внешней разведки во всех её «мундирах» – ГРУ ГШ, КИ, ПГУ КГБ, СВР. И, судя по упорному молчанию архивов всех этих органов, продолжает служить этим интересам и после смерти Жоржа Абрамовича…

Я употребил не вполне литературное причастие «втюханный». Интернетовский «Викисловарь» определяет его значение так: простонародное, «продать какую-либо бесполезную, ненужную вещь»).⁵³⁹ И для американской разведки «муляж Дельмара» вещь действительно бесполезная, а вот для советской (российской) разведки – это весьма ценный инструмент дезинформации противника. И то, что американцы заплатили за этот муляж значительную цену – годы бесполезной работы своей агентуры – это, конечно, большой успех ГРУ и всех его преемников – КИ, ПГУ КГБ, СВР…

А следы каких других ветвей альтерверса хранят архивы и внутренние миры других членов метавидуума моих современников, время покажет. Конечно, они могут сильно отличаться от описанной мной. Вот, например, когда с материалами этой главы познакомился один из моих «хорошо информированных источников», он написал мне следующее:

«Эвереттика – удобная наука. Она позволяет утверждать, что любое событие произошло в каком-то из вариантов. Однако, если смотреть на ту историю, которая случилась, то фрагмент не стыкуется с рядом фундаментальных и бесспорных для всех, кто не только занимался темой, но и знаком <с> архивными материалами <и> серьезными публикациями на этот счет.

Благодаря успехам операции Венона, американцы к началу 49 г. отдавали себе отчет о масштабах советского ядреного шпионажа, как это называют одни, и сотрудничества советских и американских ученых еврейского происхождения, занятых атомной тематикой, как называют другие. Поскольку американские спецслужбы были просто нашпигованы людьми, сочувствующими СССР,⁵⁴⁰ то советская разведка узнала о масштабах провала лишь через несколько дней после того, как об этом было доложено Трумэну. Тогда же было принято решение наиболее ценных агентов, а также в полном смысле нелегалов – граждан СССР, быстро вывезти из Америки всеми возможными путями. Поскольку советская разведка знала, что некоторые ключевые люди, как Гарри Голд и Клаус Фукс не просто находятся под подозрением, а определены как советские шпионы, то ими было решено пожертвовать <подчёркнуто мною – Ю. Л.>, как и многими другими. Поскольку Гуверу – неопытному контрразведчику и профессиональному борцу с производством нелегального спиртного, было не с руки сразу признаваться, что он в годы войны проспал гигантскую разведсеть, то ФБР дало возможность значительной части разведчиков покинуть США, а взяли только иностранцев. На это повлияло также то, что благодаря жене Коненкова, которая была любовницей Эйнштейна и советским агентом, удалось добыть документальные сведения о том, что Гувер, по крайней мере, в 30 гг. был гомосексуалистом. А это в те годы в США был приговор. Соответственно никаких хитрых операций с подставами и провокациями и борьбой НКВД и ГРУ, которые описаны, в реальности не было. Вообще в сталинские времена никто в службах и помыслить не мог о вражде друг с другом. Это вам не Адольф Алоизович с борьбой Гестапо и Абвера.

Что касается эпизода, про который Вы пишете, то он связан с историей, которая, насколько я понимаю, до сих пор еще не нашла своих описателей. Ключевой момент этой истории – отказ СССР поддержать план Баруха. Физики-евреи по обе стороны океана работали совместно и передавали СССР информацию в уверенности, что план Баруха будет поддержан. Но это – совсем другая история, время для которой еще не пришло».⁵⁴¹

Это – очень важные соображения для будущего «метаисторика», который сможет составить полную и «объёмную» карту альтерверса Жоржа. Поэтому я ответил своему корреспонденту так:

«Если Вы обратили внимание, я написал: «Да и теперь, спустя более чем 11 лет, я не уверен, что найденное сегодня, при работе над этой книгой, волокно альтерверса, в котором в 1955–1958 гг в романе «В круге первом» появляется разведчик Георгий Коваль, является самым «толстым», т. е. наиболее вероятным». Судя по Вашей аргументации, Вам представляется, что ветвь, в которой «…в сталинские времена никто в службах и помыслить не мог о вражде друг с другом» является более «толстой» в эвереттическом смысле. Тут спорить не о чем – пока эвереттика не найдёт количественных методов оценки «толщины волокон», каждый ценит «на глаз». И очень важно в этот переходный период от «принципиальной» к «количественной» эвереттике удерживаться в рамках толерантности. Ведь – Вы правильно отметили! – эвереттика «позволяет утверждать, что любое событие произошло в каком-то из вариантов». И, поверьте, я буду только искренно рад, если кто-то рассмотрит эту историю в рамках той ветви, которая кажется Вам более вероятной».⁵⁴²

Новые эвереттические волокна операции «Звонок в посольство» (О «деле Фукса»)

Сегодня, после знакомства с новыми материалами по теме, считаю необходимым представить читателю информацию об обнаруженных новых волокнах, входящих в ткань этой операции.

Вместе с Жоржем (практически одновременно, но независимо от него) важнейшую информацию советской разведке поставлял и такой видный участник Манхэттенского проекта, как Клаус Фукс. На его примере хорошо видно, на волосок от каких бед находился Жорж в ходе своей «командировки» в результате возможных ошибок как своих, так и резидентуры. И никакие заслуги не могли его спасти в ситуации, когда, по выражению моего компетентного источника, Центром «было решено пожертвовать…» этим разведчиком «в интересах дела».

О степени информированности «советской разведки» в 1945 году по поводу угрозы провала Фукса можно судить по тому, что плодотворная работа с ним продолжалась в США вплоть до 1947 года через Г. Голда, а потом, вплоть до 1949 года – в Англии через А. Феклисова.⁵⁴³

Историю ареста Фукса 02.02.50⁵⁴⁴ и последовавшей вслед за ним цепочке провалов Голда, Грингласа и Розенбергов Л. Р. Квасников окончательно выяснил уже после освобождения Фукса из английской тюрьмы и его переезда в ГДР. Это произошло 28 мая 1960 года, во время встречи в ресторане «Пекин» в ходе визита Фукса в СССР по приглашению Академии Наук СССР.

А начать расследование причин провала Фукса тот же Квасников 15 марта 1950 года предполагал через

«изучение брата Ч.<Фукса – Ю. Л.> Герхарда Ф<ук>са с целью его вербовки и организации его поездки в будущем в Англию для свидания с Ч. и выяснения у него обстоятельств его провала».⁵⁴⁵

Тогда поездка «не сложилась». Была у Центра версия, высказанная известной разведчицей Урсулой Кучински («Соня»), которая была связной Центра при работе с Фуксом:

«“Мнение “Сони” о Ч. <Фуксе> сводится к следующему: в полит-м отношении он оказался слабым человеком; людей он очевидно не назвал по гуманным соображениям. Все его признание исходит не из злого умысла, а благодаря полит-му недомыслию».⁵⁴⁶

Но сам Квасников «по горячим следам» дела, особенно после получения из Парижской резидентуры копии разъяснительного письма МИ-5 французской контрразведке об обстоятельствах добровольной явки Фукса с повинной, давал гораздо более жёсткую характеристику. Вот его резолюция на шифротелеграмме из Парижа:

«Резол-я Квасникова: Как видно, перерождение Ф. произошло полное. 22.12.50».⁵⁴⁷

И эта оценка действовала долго. Даже после освобождения из тюрьмы в 1959 году Фукс не был принят в СССР и вылетел в ГДР.

10.21. Клаус Фукс в лондонском аэропорту перед вылетом в ГДР⁵⁴⁸

А мнение «Сони» о губительности «политического недомыслия» всё-таки учли: Центром было категорически приказано искоренять его у агентов. В резидентуры пришли «конкретные указания» для проведения такой работы, суть которых сводилась к следующему:

«Необходимо на каждой встрече с агентом выделять достаточное время для проведения обстоятельных полит. бесед, к-е должны носить форму собеседований и протекать в дружеств-й атмосфере. Во время этих бесед нужно настоятельно разъяснять последовательную политику мира, проводимую советским правит-вом; преимущество нашего строя перед капитал-м, показывая на фактическом мат-ле, что в то время как жизненные условия трудящихся в капитал-х странах непрерывно ухудшаются, в нашей стране постоянное улучшение матер-го положения населения стало законом».⁵⁴⁹

Насколько эффективными были такие «политинформации» на конспиративных встречах с агентами-нелегалами,⁵⁵⁰ сказать трудно, но то, что Соня оказалась права в оценке мотивов Фукса, подтвердилось 28 мая 1960 года в ходе личной беседы Квасникова с ним в Москве. Выяснилось, что Фукс действительно добровольно признался следователю в сотрудничестве с советской разведкой, поскольку, по словам из отчёта Квасникова о встрече, Фукс

«…в тот период сделал для себя вывод о нарушении в Сов. Союзе принципов демократии и о неправильном отношении Сов. Союза к странам нар-й дем-тии. Следствием этих ошибочных взглядов явилось его мнение о том, что его сотрудн-во с нами явилось ошибкой».⁵⁵¹

О важности этой информации говорит тот факт, что она сразу же была доложена Председателем КГБ А. Шелепиным в специальной записке Н. С. Хрущёву. В ней он писал:

«…выяснение интересующих нас в-сов было проведено с соблюдением известного такта. Ему <Фуксу> была выражена признательность за помощь, оказанную им Сов. Союзу в прошлом. Одновременно было высказано большое сожаление в том, что его признания привели в то время к большому провалу…».⁵⁵²

И действительно, «такт» (чувство меры) был соблюдён: советский «приговор» Фуксу так и остался без запятой в суперпозиции состояний «Казнить нельзя наградить».

Это состояние оценки работы Фукса фактически повторяет состояние оценки работы Коваля в течение многих десятилетий после его увольнения из ГРУ.

Атомные крохотки в жизни А. И. Солженицына

Во всех ранее обсуждавшихся версиях попадания Жоржа в роман Солженицына автор романа рассматривался как случайный свидетель событий и невольный соучастник чекистской операции «Звонок в посольство». Но в пучке нитей, связывающих события этой операции с нашим настоящим, есть такие узелки и переплетения, которые пока не поддаются однозначному логическому распутыванию, «тёмные места», проще говоря, своего рода информационные суперпозиционные кластеры.

В творческом наследии Александра Исаевича есть цикл миниатюр разных лет под общим названием «Крохотки»⁵⁵³. Эта литературная конструкция является своеобразным калейдоскопом – литературные «камушки» создают в ней орнаментальную мозаику событий, пейзажей и образов России во всех форматах – от сугубо реалистического до абсолютно конспирологического. При этом каждый читатель волен сам создать из них новую картину, «встряхнув» трубу калейдоскопа импульсом, соответствующим его собственному пониманию законов связи отдельных смальтов.

С точки зрения эвереттической истории, тема «атомной бомбы» в романе «В круге первом» обязательно должна отражать опыт автора романа в виде некоторой событийной мозаики эпизодов его реальной жизни. Такие «атомные эпизоды» я нашёл, но определить «объективные законы связи» их друг с другом, и то, как внешние обстоятельства (в нашем случае – причастность к «делу Коваля») влияют на складывающуюся историческую картину, я не могу, и потому оставляю за каждым читателем право и возможность создать свои версии «атомного взаимодействия» мультивидуумов Солженицына и Коваля как в жизни, так и на страницах романа. (Это будет практическим упражнением составления суперпозиционных информационных кластеров описания системы мультивидуумов Солженицына и Коваля с помощью историко-эвереттического калейдоскопа ☺).

Вот несколько камушков для закладки в этот калейдоскоп.

1. Эпизод со звонком в американское посольство, по утверждению самого А. И. Солженицына, был ключевым при зарождении замысла романа:

«Дело было, как описано в “Круге”…: он <Л.З. Копелев – Ю. А.>) открыл мне тайну, чтобы завлечь меня в его группу, а я отказался наотрез. Но у меня в тот самый момент сверкнуло, что это – потрясающий сюжет для романа, и я расспросил его о подробностях, сколько он мне сказал (Фамилии “Иванов” не назвал)».⁵⁵⁴

Иными словами, связка «атомная бомба – разведчик Коваль – звонок в посольство» оказалась тем зародышем, из которого вырос текст романа. Но почему Солженицын «отказался наотрез» работать с Копелевым? Разведчик Коваль его не интересовал (о чём позднее и сказала мне Наталья Дмитриевна: Коваль, Плотник, Пекарь – какая разница?). А что сам Солженицын знал тогда об атомной бомбе и звонке в посольство и чего боялся в связи с этим?

2. Писатель знал, что атомная бомба у нас уже делается, причём даже какой государственной структурой и под чьим руководством. В одной из самых авторитетных биографий А. И. Солженицына – книге Л. А. Сараскиной, удостоенной многих литературных премий, процитирован такой отрывок из его письма к жене (Н.А. Решетовской):

«У нас тут имеются сведения, – сообщал он жене в конце мая, – что при СНК создано специальное 1-е управление под руководством Берия, которое ни на что не взирает в борьбе за создание атомной бомбы. Нужен заключённый – его освобождают и посылают туда, куда им требуется».⁵⁵⁵

В фундаментальной работе А. В. Островского тот же «факт-камушек» приобретает определённую окраску:

«… как явствует из книги Л. Сараскиной, «в конце мая» 1946 г. А. И. Солженицыне писал жене: «У нас тут имеются сведения, что при СНК создано специальное 1-е управление под руководством Берия, которое ни на что не взирает в борьбе за создание атомной бомбы. Нужен заключённый – его освобождают и посылают туда, куда им требуется».

Все письма заключённых передавались на волю в незапечатанном виде и проходили перед отправкой проверку. Как же из лагеря могло уйти письмо, в котором упоминалось совершенно секретное «1-е управление» и фигурировала фамилия его первого начальника Л. П. Берия? Более того, поскольку решение о создании упоминаемого А. И. Солженицыным управления имело совершенно секретный характер, оно было известно только очень узкому кругу лиц, ещё уже был круг лиц, которым было известно, что общее руководство по созданию советской атомной бомбы действительно возглавляет Л. П. Берия. Каким же образом всё это знал заключенный А. И. Солженицын, который находился в лагпункте, занимавшемся обычным строительством, и вряд ли знал даже фамилию начальника своего СМУ (строительно-монтажного управления)?».⁵⁵⁶

3. Знал дипломированный выпускник физико-математического факультета Ростовского университета А. И. Солженицын и технические аспекты проводимой работы. И не «вообще», а конкретно, по самому полному (но, конечно, без «ключевых» деталей) описанию конструкции будущей «нашей бомбы». Знал из описания её американского прототипа в книге Г. Д. Смита.⁵⁵⁷

Этот «камушек» весьма угловатый, «многогранный», подробно описан А. В. Островским.⁵⁵⁸ Мы ещё вернёмся к нему позже, поскольку история знакомства с этой книгой ведущих специалистов советского атомного проекта весьма тесно соприкасается с разведческой работой Жоржа. Здесь же нужно только отметить, что Солженицын узнал об этой книге и получил её в апреле 1946 года в числе самых первых читателей из числа учёных, непосредственно не занятых в атомном проекте.

4. Что же касается тех страхов, которые могли возникнуть у писателя Солженицына, в голове которого после сообщённой ему Копелевым тайны «сверкнуло, что это – потрясающий сюжет для романа», то это были не только «человеческие», но, прежде всего, «писательские» страхи. Этот потрясающий сюжет оказывался невоплотимым в художественной форме из-за его абсолютной секретности. Человеческие страхи понятны – если бы Солженицын принял предложение Копелева, он должен был дать такую же подписку, какую дал Копелев:

«… Л.3. Копелев не только дал подписку о неразглашении, но и был предупреждён, что в случае её нарушения его будут судить не по 121 ст. УК РСФСР, предусматривавшей наказание за разглашение государственной тайны до трёх лет, а по ст.58–1, за измену Родине».⁵⁵⁹

А подписка обрекала на невыносимые творческие муки – зная ТАКОЙ сюжет быть не в состоянии воплотить его в текст романа?! Добровольно пойти на это Солженицын, конечно, не мог.

Подобных «камушков» в литературной солженицыниане читатель при желании может найти ещё немало. Лично меня эксперимент с «эвереттическим калейдоскопом» и «атомными камушками» Солженицына привёл к совершенно неожиданной конспирологической ниточке альтерверса с элементами мистики и фантастики в духе Эксперимента, описанного А. и Б. Стругацкими в «Граде обречённом»: Александр Солженицын предстал прототипом Андрея Воронина.

Итак, Город Стругацких – это «Архипелаг ГУЛаг», астроном Воронин Стругацких – это капитан Солженицын, таинственные Наставники, руководящие действием в Городе Стругацких – это таинственные Наставники, руководящие действием в городах «Архипелага ГУЛаг». И главное правило восприятия окружающего:

«Всё странное, происходящее вокруг, герои, за неимением достоверных сведений, вынуждены объяснять для себя фразой «Эксперимент есть Эксперимент».⁵⁶⁰

После «перенесения» в «Архипелаг ГУЛаг» капитан Солженицын становится не простым зеком, а зеком, знающим о секретном советском атомном проекте и готовящим себя к тому, чтобы принять в нем участие. Наставники поощряют это его стремление, но по каким-то причинам не дают ему осуществиться.

Возможные события в этой «литературной» ветви альтерверса стали мне более ясны после беседы с Анатолием Борисовичем Максимовым – профессиональным разведчиком и писателем.⁵⁶¹

В этой ветви возникла ниточка событий, в которой больному ссыльному Солженицыну, направленному в госпиталь в Ташкент, в начале марта 1954 года кто-то из Наставников, знающих, что Солженицын серьёзно занялся писательством, аккуратно подбросил идею написать роман о шарашке с упоминанием о Ковале. Мол, Вы знаете материал, а теперь, после политического разоблачения врага народа Берии, нужно дать и художественное разоблачение его вредительской политики. И «для достоверности» и «освежения памяти» Солженицыну даже предоставили некоторые материалы из «дела о звонке в посольство».

Почему для исполнения этой части сценария дезинформационной игры был выбран именно Солженицын? Совпало многое – и писательство, и участие в работе шарашки, и то, что в какой-то «спецкартотеке», которую наверняка использовали организаторы этой игры, Солженицын числился как «ядерный физик».⁵⁶²

Цель, которую преследовали Наставники, состояла в том, что роман ещё на этапе подготовки к публикации будет запрещён цензурой как «антисоветский» и об этом будет дана «утечка» на Запад.⁵⁶³ После этого там роман обязательно прочтут, и, конечно, заметят эпизод с «атомным разведчиком Ковалем». И вспомнят о реальном звонке в посольство, на который своевременно не обратили внимание.

Этот «оперативный ход» был рассчитан на исполнение в короткий срок – не более нескольких месяцев. Но в силу его эфемерности на него сильно и не надеялись: получится – хорошо, нет – так и неважно.

План сорвался на том, что Солженицын в самом начале работы над романом понял, что, хотя он и не давал подписки о неразглашении как Копелев, этот сюжет в том виде, как он воплощался в текст, в то время не мог быть напечатан. Солженицын и не пытался его напечатать ещё 10 лет. А к тому времени в КГБ уже «поставили крест» на этом плане.

Но, неожиданно для самих Наставников, план «воскрес» самопроизвольно в конце 70-х, когда Солженицын оказался в США. И сработал этот план «как по нотам».

В этой ниточке Солженицын, вначале не подозревавший о замыслах КГБ, в ходе «интервью» с агентом ФБР начинает догадываться о том, что совет об эпизоде с Ковалем был дан ему в Ташкенте неспроста, и потому начал «юлить». А американская контрразведка (к удовольствию ПГУ КГБ ☺) в связи с этим снова занялась Ковалем.

Как видно из рассмотрения этой мозаической картины (одной из огромного множества порождаемых «эвереттическим калейдоскопом»), «простой факт» наличия в нашей действительности текста 98-главного романа А. И. Солженицына «В круге первом» порождает такую «ведьмину метлу» ветвлений альтерверса, распутать которую «традиционная история» уже не может, а «история эвереттическая» пока не в состоянии.