Kitabı oku: «Самострел. Роман», sayfa 2

Yazı tipi:

По небу низко плыли набухшие тучи. Казалось, что вот-вот они прорвутся мокрым снегом. Иван приближался к табельной, зябко кутая после домашнего тепла шею в тёплый воротник куртки «Гудок» и натянув низко, до самых глаз шерстяной колпак. Так называется служебное, из белого кирпича, помещение для путейцев, расположенное в нескольких метрах от железнодорожного полотна. Долговязую фигуру Витька увидел ещё издали. Подойдя ближе, воскликнул бодрым голосом:

– Привет, страдалец!

– Здорово! – Витёк скинул рабочую форменную перчатку и протянул руку. У него на плече туго набитая зелёная армейская противогазная сумка. Прошлым летом проходил «партизанские» сборы. Когда сдавали старшине имущество, удалось умыкнуть противогазную сумку и заодно фляжку. Фляжка, правда, слегка помятая, но сгодилась, как говорится, в хозяйстве. Ровно литр жидкости вмещает. Нужная вещь и для работы, и летом для покоса или в походах за ягодой и грибами. На покосе можно налить во фляжку бражки и опустить в ледяной ключ. Вечером с устатку возле костра такая благодать. А после в душистом балагане на свежевысушенном сене, ещё не растерявшим аромата разнотравья, сон до рассвета. До первой утренней росы…

– Помирились?! – кивнул с надеждой в голосе Иван на противогазную сумку приятеля.

– Помирились, – признался тихим голосом Витёк и глубоко зевнул.

– Не выспался?

Витёк не ответил, прикрывая ладонью второй глубокий зевок.

– Понятно. Значит, точно помирились… Мне маманя столько продуктов положила. Куда девать будем?

– Схаваем, – успокоил Витёк, натягивая перчатку.

«Ну, значит, окончательно помирились», – убеждённо сделал про себя вывод Иван. Он уже знал, что, если из Витьки вытягивать слова щипцами, значит, дома у него всё в порядке. А когда вдруг рот не закрывается, как говорят в народе, открывается словесный понос, тогда точно дома нелады с Веркой. Возможно, что таким образом он в минуты душевного расстройства находит моральное облегчение. Это ещё называется «выпустить пар».

Намолчавшись за несколько дней дома, ему на работе нужны были чьи-то уши, и обычно этими ушами всегда оказывался Иван. Как-никак ровесники, выросли на одной улице, вместе в первый класс пошли, вместе школу окончили.

У Верки такая особенность. Если, что не так, прекращала разговаривать с мужем. Детей у них не было, хотя скоро десять лет супружеской жизни. Витёк женился сразу после армии. Так что дома ни визгу, ни писку… После разногласий начиналась игра в молчанку. Тишина в доме. Даже телевизор работал приглушённо. Если Витёк прибавлял звук и отходил от телевизора, Верка подходила и убавляла…

То, что Витёк пришёл на работу, затаренный харчами, заметили, конечно же, все в бригаде. И этот факт стал, будто каким-то маленьким, но светлым событием для них в это хмурое мартовское утро, затянутое тусклой небесной пеленой. То ли снег пойдёт, то ли день простоит до самого вечера пасмурным. И то, что Витёк помирился с Веркой, по-житейски оживило мужиков и даже приподняло настроение. И больше сказать, настроение приподнялось даже у тех, кто был в это утро с похмелья.

* * *

– Как там у Витька дела? – спросила вечером мать, когда Иван переоделся, умылся и прошёл на кухню за стол. Вкусно пахло жареным мясом.

– Котлеты? – спросил, пододвигая ближе к себе стеклянку с горчицей.

– Ёжики.

– С чем?

– С толчёнкой.

– Ништяк, – обрадовался Иван, намазывая на хлеб горчицу. Мать поставила перед ним тарелку с картофельным пюре и ёжиками. Блюдо заправлено светло-коричневым подливом, в котором плавали кусочки мелко нарубленной зелени. Зимой петрушка росла у них в кастрюльке на подоконнике. Горчица, свежая. Заварена на капустном рассоле. Крепкая. Иван поморщился. Чуть не выскочили слёзы.

– Переборщил, Ванюшка? – поморщилась мать. – Куда столько мазать? Ведь не сметана…

– Щас проморгаюсь, – ответил сын, протирая ладонью глаза. – Мамань, чаю.

Мать налила в стакан крепкого чаю. Достала из холодильника полулитровую баночку с молоком. Забелила.

– Запивай чаем вот.

– Угу, – прожёвывая ёжик, кивнул Иван.

Мать поставила на стол вазочку с печеньем и конфетами.

– Как, говорю, Витёк-то? – опять спросила она.

– Витёк-то? Нормально Витёк. Помирились с Веркой.

– Ну, вот! Я же говорила утром, что неплохой он парень. Шебутной, правда.

– Что есть, то есть, – согласился Иван, разворачивая шоколадную конфету. – Особенно, когда тяпнет.

– Ну и что, что тяпнет. Меру-то он всегда знает. Безобидный так-то, – рассуждала мать, присев напротив на стул.

– Ты бы, мамань, пока не остыло, тоже поужинала.

– Попозже поем. Полдничала ведь не так давно.

– Полдничала часа в четыре, а сейчас уже седьмой, – глянув на часы на стенке, заметил сын.

– Да не проголодалась ещё. В магазин ходила, там с бабами пролялякала. Не остынет ужин на печке.

– А, ну да, – кивнул Иван, запивая конфету горячим чаем.

– Ребёночка бы им, глядишь, меньше бы ссорились. Общая забота появилась. Общая забота ведь объединяет людей. Даже, бывает, характер человека меняет, – рассуждала мать, глядя на сына. Она помолчала и продолжила: – Пелёнки и распашонки отвлекают от плохих мыслей. Словом, когда ребёночка растишь, некогда по пустякам ругаться.

– С полной сумкой хавки сегодня Витёк на работу пришёл.

– Вот видишь! Сразу и жизнь наладилась! – обрадовалась мать. – Всё съели?

– Зарубали подчистую. День тяжёлый. Ручную перешивку делали на восточном перегоне.

– Так, так, вроде, путевая машинная станция у вас проходила?

– Проходила с капитальным ремонтом осенью, а сейчас по текущему делаем. Участок там сложный. То ли мерзлота опускает, то ли ещё что. А что там может быть ещё? Кузьмич говорит, что водяная призма, ледник в том месте под насыпью. По весне недаром наледь выступает. Прямо из-под полотна. Корёжит землю вечная мерзлота. Балльность никудышная. Кузьмич постоянно по шапке за тот участок получает. Начальник дистанции пообещал, если ситуацию в марте не исправим, то квартальных нам не видать. Кузьмич уже и не рад, что согласился дорожным мастером. Говорит, бригадирил бы и дальше потихоньку, но нет, пошёл навстречу начальству, когда прежнего уволили.

– Куда тот девался? Говорят, с концом уехал?

– Уехал, ага. На повышение тот уехал. В управлении дороги где-то его пристроили.

– Что ты говоришь? – удивилась мать.

– То и говорю. Да, мы сразу поняли, что он сюда типа в командировку приехал после института. Типа набраться опыта, пройти практику дорожным мастером, а

после, понятное дело, на повышение из нашей дыры.

– Поди, связи имеет?

– Конечно, из блатных. Говорили, кто-то из близкой родни там, наверху, сидит. Мне даже фамилию говорили. Не запомнил. Кудрявая какая-то фамилия.

– Ну, ничего. Кузьмич опытный путеец. Столько лет на одном месте. Собаку съел в путейском деле…

– Только боится теперь, что до пенсии может не доработать.

– Доработает. Куда он денется? Никто его не уволит. Хороший специалист.

– Да, кто его знает? Начальников дистанции в последнее время тасуют как колоду карт. Как с комиссионным объездом начальник дороги едет, так обязательно жди кадровых перемен. А таких объездов, как ты, мамань, знаешь, в году два. Весной и осенью. Вот сейчас, в апреле, надо ждать. Потому и начальник дистанции лютует, и мастера все на нервах.

– Да уж, сынок. Изменилось время, изменились люди, – вздохнув, сказала мать. – Ну, что? Поел? Посуду буду убирать. Ой, совсем забыла? Вылетело из головы.

– Что, мамань?

– Бабы про Игоря Дерябина говорили.

– Так, он же на вахте, вроде? Золотопромышленной. Где-то на востоке. В Амурской области. Я его сто лет не видел.

– Говорили, что с вахты уволился. Хотел на железную дорогу устраиваться, но не прошёл медкомиссию.

– Куда именно?

– Я так поняла, что к вам, в дистанцию пути. А ты не слышал?

– Нет. От кого я услышу?

– Ну, может говорили?

– Никто ничего не говорил. Первый раз слышу.

– Значит, зарубили врачи?

– Да.

– И что теперь? Что люди говорят?

– Говорят, что расстроился Игорь.

– И куда теперь?

– Не знаю, но больше на вахту не хочет ехать. Бабы говорят, хоть и золото там моют, но обсчитывают мужиков на каждом шагу. И за питание, и за курево, и при расчёте за работу.

– Говорю же, давно Игоря не видел. С осени, наверно, или с конца лета. Он говорил, что работать на вахте можно. Деньги, вроде, исправно выплачивают. На руки всю зарплату не отдают, чтобы по дороге домой не растеряли, не пропили. Перечисляют на карту. Высчитывают за продукты, за курево, кто курящий.

– Обещают за работу одну сумму, а на карточку приходит меньше. Там такие сидят в конторах прохиндеи-начальники. Он ведь на золотом прииске работал. Там должны быть немалые заработки, – предположила мать.

– Ага. Немалые для начальства, а для работяг копейки, – отозвался Иван.

– Попробуй-ка теперь пройди эту медкомиссию с такой бедой, – рассуждала мать. – Ладно бы только нога. Ещё покойная Нюра говорила, что голова временами сильно у него болит. Толком-то он ничего тётке не рассказывал. Может, мужикам чего подробнее о себе говорит?

– Нет! Не любит, видно, Игорь эту тему, – ответил Иван.

– Знамо дело. Тема непростая.

– Голова болит от контузии.

– А военкомат никак не поможет?

– С медкомиссией?

– Ну, да.

– Нет, конечно.

– Ага, им, главное, человека отправить в эту самую горячую точку, а потом моя хата с краю.

– Причём здесь военкомат? В горячие точки добровольцев посылают, – возразил Иван. – К тому же Игоря туда не из военкомата отправляли, а из части, где он служил. Вэдэвэшник он.

– Знаю, что десантник. Но всё равно с военкомата всё начинается. Оттуда его в парашютисты определили, когда в армию брали…

В последнее время у Валерия Павловича Котельникова разладился сон. Подсаживаться на снотворное у него желания не было. Более того, он был категорически против употребления этого препарата, считая его вредоносным, ничем не отличающимся от любого наркотика. Валерий Павлович знал, что большинство лекарств последнего поколения – исключительно одна химия, чистая химия, которая неумолимо влечёт в ходе употребления, постепенно и медленно весьма ощутимые со временем побочные эффекты.

Проблема заключалась в том, что в силу своей конструкторской деятельности работа Котельникова не ограничивалась регламентированным восьмичасовым рабочим днём, как у всех нормальных людей: либо с восьми до семнадцати, либо с девяти до восемнадцати. С одночасовым перерывом на обед. Поэтому рабочий день заканчивался не в помещении конструкторского бюро, а продолжался и дома, в тиши домашнего кабинета. Понятное дело, не в прямом смысле, поскольку соблюдался режим секретности, продолжалась работа в голове конструктора, так называемый мыслительный процесс, от которого можно было отвлечься или отключиться-позабыться только в период сна. Жена Светлана звякала на кухне посудой, перемывая тарелки и чашки после ужина, а Валерий Павлович просматривал по телевидению выпуск свежих информационных новостей. Затем уединялся в кабинете, несмотря на предложение жены отдохнуть.

– Каким образом? – спрашивал он Светлану.

– Новый сериал начинается. Судя по анонсу, вполне приличный.

– Про что? Про ментов?

– Ну, да. Только это новый сезон.

– Что старый, что новый, всё одно, – отозвался Валерий Павлович, подходя к креслу и обнимая за плечи жену. – Ты же знаешь, что я и раньше не смотрел, когда только начинались эти сериалы. Помнишь? Бразилия, Мексика?

– Помню, – трогая ладонь мужа, ответила Светлана. – Что тогда тебе было некогда, что теперь. Нет, тогда время было, – поправил её Валерий Павлович.

– Как это?

– Так. Просмотр с детьми «Спокойной ночи, малыши»?

– Ах, да. Извини. Это было нормой смотреть с ребятишками детские передачи. А сколько их было… Помнишь, в начале девяностых появились «Утиные истории»? Как нравились они детям! Теперь по телевизору одни шоу день и ночь.

– Да, – вздохнул вдруг Валерий Павлович, – как быстро всё пролетело… Выросли и разлетелись сами ребятишки, разлетелись с экрана и сами передачи…

Он плотно прикрывал за собою дверь кабинета и усаживался за письменный стол. Некоторое время сидел в темноте. Затем щёлкал выключателем большой настольной лампы с зелёным абажуром, состоящим из плотно обтягивающих металлический каркас тканевых ленточек. Теперь таких ламп, с такими абажурами, и не выпускают. Вспыхивала ярким светом лампочка. Валерий Павлович как бы мысленно здоровался с маленьким в рамочке портретом человека. Рамочка стояла на письменном столе. С фотографии открыто и просто улыбался человек в белой тенниске. Видимо, снимок сделан в молодости этого человека. Звали его Сергей Павлович Королёв. Генеральный конструктор космических летательных аппаратов, запустивший и первый спутник Земли, и первого космонавта планеты. А подарили этот портретик когда-то студенту Московского высшего технического училища имени Баумана, ленинскому стипендиату Валерию Котельникову после окончания третьего курса. Уже тогда он занимался в научной секции по специализации ракетостроения.

Котельников понимал, что если сейчас он погрузиться в свои вечерние умственные расчёты, то потом не сразу удастся уснуть. Придётся лежать с закрытыми глазами. А в голове будут продолжать летать обрывки схем, уравнений, что-то из дневных разговоров, которые зачастую переходят в яростных споры коллег по конструкторскому бюро. Светлана права на сто процентов, что в жизни любого человека, каким бы занятым он не был, должно иметь место отдыху. Но в последнее время он как бы оправдывался тем, что как только решится очередная, как он выражался, производственная проблема, так он сразу возьмёт отпуск. Этак, на целых десять дней. Нет, пожалуй, десяти многовато. Хотя бы на три дня вырваться с палаткой, рюкзаком и спиннингом на природу! На рыбалку! Или слабо, товарищ конструктор? Махнуть на чистый воздух, подальше от городских улиц, от этого людского муравейника, от работы, от этого проекта, который необходимо завершить до конца года – такова установка свыше…

Проект, об этом нельзя говорить дома, но можно думать, электронный узел для космического спутника, архисовременный. Если удастся его довести до ума, а довести, однозначно, надо, обязаны довести, раз начали, то это будет не то, чтобы революционный, но что-то близкое к тому, будет означать значительно опережающий конкурентов на другом берегу океана рывок вперёд.

Ещё несколько лет назад, когда для военных самолётов не хватало керосина, чтобы боевые экипажи смогли эффективно наматывать налёт часов, совершенствуя мастерство пилотирования, речь о подобном внедрении прибора имела оттенок фантастики. Тем не менее, изобретение есть, начальная стадия успешно пройдена. Теперь главное, довести разработанный электронный узел до стендовых испытаний. Показать товар лицом высшему начальству. Ну, а потом? А потом можно и на рыбалку! Хоть на месяц. Можно со Светланой смотреть сериал про ментов очередного сезона. Да что сериал? Не припомнить, когда в последний раз в театр ходили. Словом, потом можно всё! А пока? Глядя на портретик Королёва, Валерий Павлович вспоминал слова главного героя из кинофильма «Укрощение огня». Лавров, игравший Генерального конструктора, признавался: «Ни о чём больше не могу думать. Все мысли только о ней, о ракете…»

Валерий Павлович усмехался сам над собой, справедливо полагая, что не совсем корректно как бы сравнивать себя с великим Королёвым. Но тут же ловил себя на мысли и убеждался в правоте этой мысли, что в его случае нечто подобное тоже имеет место. Иногда создаётся впечатление, что новому проекту уделяется вся мыслительная деятельность на протяжении всех суток. Исключение разве что составляют часы, которые приходятся на сон. Разве что не снится этот электронный узел, как снилась Менделееву его периодическая таблица химических элементов.

Исходя из общения с коллегами, создалось ощущение, что подобному феномену подвержены многие изобретатели, конструкторы, разработчики новых научно-технических идей. Может быть, как раз без этого феномена, без этакой одержимости просто невозможно достичь той цели, стоящей перед этими людьми, этой категории творцов, усилиями которых продвигается технический прогресс человечества?.. Конечно, Котельников не думал об этом, об этом можно рассуждать только со стороны.

Ещё раз кивнув портретику Королёва, Валерий Павлович улыбнулся и пододвинул к себе вынутую из ящика письменного стола картонную папку. Развязал тесёмки и разложил нужные бумаги. Разумеется, в силу секретности ничего напрямую касающегося изделия «икс» в этих бумагах не было. Они содержали только открытую информацию и чистые листочки формата А-4. Листочки на случай, если вдруг упадёт, словно скатится сверху, от звёзд, какая-то свежая мысль, идея, просто сквозная зацепка к решению одного из технических вопросов. И это даст возможность далее раскручивать и приспосабливать применительно той выстроенной логической и технически обоснованной цепочке, медленно, но верно приближаясь к воплощению задуманного на практике. Да, эта цепочка уже высвечивала то изделие «икс», над которым КБ работало не первый год. Целый коллектив работал. Главным в нём был он – доктор технических наук Валерий Павлович Котельников. В своё время ему пророчили профессуру в МВТУ им. Баумана, которое он окончил с отличием. Предлагали остаться на преподавательской работе, когда он был ещё совсем молодым аспирантом, но детское увлечение космосом, даже мечта стать самому космонавтом, перетянула чашу весов, и он ушёл работать младшим инженером в конструкторское бюро по линии оборонной отрасли ещё существующего Советского Союза…

На удивление самого Валерия Павловича, в эту ночь он спал крепко, почти без сновидений. Проснувшись утром, не ощутил, как нередко бывало, тяжести в затылке. Значит, помогло. Помогло то, что накануне вечером перед сном сумел отвлечься, взять в руки одну из книжек писателей-фантастов. Им в его домашнем рабочем кабинете отведена большая полка. От Жюля Верна до Казанцева, от Беляева до Стругацких. Ощущение от здорового сна положительным образом влияет на весь начавшийся день. Спору нет, работоспособности от этого только плюс.

– Как сериал? – поинтересовался пред завтраком у жены.

– Как всегда, бух-бах-бабах, – ответила Светлана.

– Понятно, – кивнул Валерий Павлович.

– Валер?

– Что?

– Это что-то новенькое.

– Что новенькое?

– Спросил о сериале. Что-то хорошее пришло в голову, да?

– Не знаю. Может быть.

– Я рада.

– Спасибо.

– Ещё бутерброд сделать?

– Нет. Благодарю.

– Тогда я побежала. Завершай завтрак один. Сегодня у меня лекции с первой пары.

– Изменилось расписание?

– Заболел один из преподавателей. Декан поставил меня на первую пару. Он звонил, кстати.

– Звонил? Я не слышал.

– Значит, крепко спал.

– Света, но ведь до первой пары ещё час. Обожди, за мной придёт машина, подбросим до университета.

– Нет, я на метро. Декан предупредил, что сегодня короткая внеплановая планёрка.

– Срочный вопрос?

– Сама не знаю, – пожала плечами Светлана, делая перед зеркалом в прихожей последний штрих над своей причёской.

Стукнули каблучки. Повернув замок, крикнула мужу из прихожей: – Пока-пока! До вечера!

– До вечера! Удачи тебе и студентам! – бросив взгляд на кухонные часы, откликнулся Валерий Павлович.

Он отложил недоеденный бутерброд на блюдце и решительно и бодро поднялся из-за кухонного столика. Если бы за Котельниковым в этот момент понаблюдать со стороны, то могло сложиться впечатление, что прошедшей ночью его всё-таки что-то осенило и это что-то окрылило конструктора. Каждое движение его было размеренно-чётким и слаженным. Во всём этом утреннем поведении ощущалась какая-то особая уверенность, твёрдая поступь, что ли. Наверное, так ведут себя люди, которые до этого словно топтались на одном месте, не зная, как поступить дальше, оставаясь один на один со своими, надо полагать, сокровенными мыслями. А потом вдруг поняли – что им надо конкретно делать и о чём говорить своим оппонентам. У людей, профессия которых конструктор, это, видимо, называется техническим прозрением.

* * *

США начали работы над системой противоракетной обороны практически одновременно с СССР – в 1957 году. Главным конструктором нового «щита» Америки стал Вальтер Дорнбергер – бывший генерал-лейтенант Вермахта, давний сотрудник Вернера фон Брауна, активно участвовавший в разработке немецких баллистических ракет V-2.

– А вы никогда не думали о том, что наш зонтик ПРО может быть однажды всё-таки продырявлен? Логичный вопрос, не так ли? – подчеркнул Валерий Павлович Котельников, не сводя глаз с руководителя закрытого КБ оборонного НИИ.

– Трудно, конечно, не согласиться, но вы к чему клоните-то, Валерий Павлович?

– Клоню к тому, что мы должны обладать ресурсом возмездия даже после того, как, предположим, пуски баллистических ракет вероятного противника достигнут объектов поражения. Иначе говоря, поразят намеченные цели на территории России.

– Я так понимаю вопрос, что чем же в таком случае мы сможем ответить? Точнее, чем ответит страна? А ещё точнее, чем ответит то, что от неё останется?

– Но что-то ведь останется? Должно остаться? Так? Вернее, совсем не так. Допустим, намеченные цели для вероятного противника, это, прежде всего, объекты стратегического направления. Проще говоря, наши военные объекты. В первую очередь, разумеется, шахты баллистических ракет стратегического назначения. Затем военные арсеналы, места дислокации воинских частей, включая аэродромы.

– Может быть, забегая вперёд, можно всё сказанное вами выразить одной фразой, что мы должны озадачиться тем, чтобы, так сказать, противнику, сумевшему нанести удар на опережение, как аукнулось, так и откликнулось?

– Абсолютно верно!

– Захотели судный день для нас, получите его сами!

– Жестоко по отношению к человечеству вообще, но такая ситуация может, увы, рано или поздно наступить, какие бы программы сдерживания наступательных вооружений не принималась. Жизнь показала, что любая гуманная программа может быть либо заморожена, либо свёрнута вовсе. Спасибо нашим политикам, поскольку здесь слово как раз за военными. Хотя то, что мы видим в международных отношениях сегодня, всё больше убеждает нас в полной неопределённости того, что ожидает мир завтра…

– Кстати говоря, хотелось бы напомнить о том, что свою систему раннего предупреждения ещё в 80-х годах пытался создать Китай. Но без особого успеха. К новому проекту Пекин приступил в 2010 году.

– О планах Китая по созданию космического уровня системы известно не так много, хотя раздаются некоторые гипотезы о миссиях и потенциале нового спутника SJ-11. Вообще же система раннего предупреждения о ракетном нападении строится на двух уровнях. Наземном – с радиолокационными станциями большой дальности и космическом – со спутниками, предназначенными для выявления запусков межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет атомных подлодок. Россия не так давно добилась полного охвата наземной части, хотя строительство новых станций продолжается. Хочу заметить, на космическом уровне ситуация сложнее, хотя третий спутник системы ЕКС «Тундра» уже приведён в эксплуатацию.

– Толик, ты сможешь сегодня Танюшку в садик закинуть?

– Что за слово?

– Не поняла?

– Что значит, закинуть?

– Тоже мне филолог нашёлся. И так понятно, о чём речь. Ну, так я не поняла, ты завезёшь или мне тащиться? Ой, опять не так выразилась. Или мне одеваться?

– Марина, собирай ребёнка поскорее. Уже и пошутить нельзя.

– Нашёл время для шуток. Время-то идёт. Сейчас, – торопливо повязывая дочке шарфик, отозвалась довольная Марина. – Будь умницей, – она чмокнула ребёнка в щёчку и одетую слегка подтолкнула к отцу. Тот в застёгнутой куртке, держа фуражку, стоял в ожидании у входной двери. Повернувшись лицом к висевшему в прихожей овальному зеркалу, по армейской привычке приставил ребро ладони к офицерской кокарде.

– Всё? А поцеловать? – Марина подставила мужу лицо. Он тоже чмокнул, как она ребёнка, её в щеку. И, похоже, этот поцелуй был для семьи чем-то просто дежурным, каким-то мимоходным действом, которое совершается как бы, между прочим. И если внимательно приглядеться к деталям нашего бытия, то оно так и есть. Сколько в нашей обыденной и повседневной жизни подобных действ, слов, даже мимика лица? Пожать руку, точнее, не пожать, а просто протянуть. Сбить щелчком или снять невидимую пылинку или якобы что-то с лацкана пиджака собеседника, зачем-то почесать нос, хотя он и не чешется в эту секунду, при разговоре с кем-то. А напрочь дежурная при встрече фраза-вопрос:" Как дела?» или «Как жизнь?» Причём на ходу. И такой же дежурный ответ: «Нормально».

Семья жила в пятиэтажном кирпичном доме одного из военных городков. В простонародье – дома офицерского состава. Чаще всего, эти дома пятиэтажные. Чаще панельные, реже кирпичные. В кирпичных зимой теплее. В панельных нередко между швов сквозит ветер, остужая комнаты квартир и вызывая чертыханья и ругань жильцов. Но жильцы под погонами, так что служи и не ропщи… Выпускники военных училищ, которых поначалу селили в офицерских общежитиях, безгранично радовались, когда после бракосочетания въезжали в одно, а то и сразу двухкомнатные «хоромы» таких вот ДОСов, то есть домов офицерского состава. Ну, а что говорить о радости и счастье тех, кто уже приезжал служить в гарнизон, будучи женатыми и сразу получали отдельную благоустроенную жилплощадь! Особенно, когда военные городки ещё были по срокам эксплуатации более-менее сносными. Имели в рабочем исправном состоянии инфраструктуру. Не текли прохудившиеся по швам батареи и не протекали треснутые унитазы, не заливал сверху дождь сквозь дырявую изношенную кровлю. Денно и нощно дымила котельная, имеющая положенный запас угля. Словом, перечислять можно многие факторы счастливой армейской жизни людей, выбравших по велению сердца профессию «Родину защищать»…

…Строевой плац ракетного полка. Утренний развод. В ожидании томятся выстроенные подразделения. В многочисленных щербинках истёртого солдатскими подошвами плаца цепляются, гонимые лёгким утренним ветерком старые, с осени, тёмно-коричневые листья. Непорядок! Отмечает зоркий и придирчивый глаз старшины первого дивизиона, напротив которого в двух шагах в одной из выбоин скопилось особенно много прелой листвы.

«После развода нагоняю надо выдать дежурному по дивизиону, закреплённым за этим участком плаца», – негодовал мысленно прапорщик, поскольку листва, иными словами, гадюшник на территории плаца, отведённой для уборки именно его подразделению – первому дивизиону.

Ожидание, особенно, когда оно неопределённое, хуже того, порядком затянувшееся, всегда томит и нервирует человека. Развод всё не начинался. И не появлялся командир дивизиона. Томительные минуты. Наконец прапорщик облегчённо вздохнул, обернувшись. Сзади выросла фигура капитана, заняла своё место. Облегчённо вздохнули, заметив командира, и офицеры дивизиона.

– Здравия желаю! – шепнул прапорщик капитану.

– Что-то затянулся развод? – спросил тихонько командир.

– Не знаю, – пожал плечами прапорщик. – Минут десять ждём.

Наконец дверь штаба полка распахнулась. Вышли офицеры управления. После доклада командиру полка его заместителем по боевой подготовке под духовой оркестр прозвучала команда: «К торжественному маршу! Побатарейно!! Первая батарея прямо, остальные напра-во!!!» Словом, всё как обычно. Каждый день начинался здесь, на плацу, с утреннего развода. Для срочников дни складывались в два года, для офицеров – кому как придётся. Сколько судьбой выпало служить на одном месте в одной воинской части…

* * *

Анатолий повесил куртку на крючок вешалки, притулившейся в тесном уголке прихожей. Стянув берцы, присел на маленький стульчик, чувствуя ноющую усталость в ступнях. Нерешительно бросил взгляд на дверной проём в кухню.

– Привет! – выглянула из кухни Марина. – Что-то необычно рано сегодня? – Она вышла в прихожую, сжимая в руке кухонное полотенце.

– Зато утром чуть не опоздал на развод, – ответил Анатолий, вставая со стульчика. Хорошо начало развода подзатянулось.

– Что случилось?

– Представляешь, на полпути колесо поймал то ли гвоздь, то ли ещё какой острый предмет.

– И что?

– Менять пришлось. Ставить запаску.

– И времени много потерял?

– Минут десять провозился. Только-только успел к разводу.

– А он чего затянулся?

– Проверяющий из штаба округа прибыл, – ответил Анатолий, продолжая думать о чём-то своём.

– Умывайся и к столу.

Когда Анатолий вернулся на кухню, Марина спросила:

– В части находится проверяющий, а ты почему-то раньше обычного вернулся со службы?

– Что?

– Ты меня слышишь? Ты сейчас где? – она щёлкнула пальцем перед лицом мужа.

– Как где? Здесь, на кухне, – ответил он и улыбнулся.

– Ну, я же вижу.

– Что видишь? – спросил Анатолий, придвинув к себе кружку с горячим чаем.

– Какой-то не такой. Что-то случилось? Неприятности на службе? Так? Или что-то новенькое мне сообщить? Что? Переезд на новое место? Новый гарнизон? Паковать чемоданы? Ехать и дожидаться нового звания? Когда на майора представили? Ещё год назад. Бумажки ходят по инстанциям… Так? Нет? – она провела ладонью по голове мужа. Тот оставил горячую кружку и обнял жену за талию.

– И так, и не так, – наконец произнёс Анатолий и встал из-за стола. Отошёл к окну. Как бы машинально приоткрыл форточку.

– А как? – удивилась Марина и присела на его место. – Ты меня заинтриговал? – Она в ожидании смотрела на мужа, муж на неё. В груди Марина ощутила душевное томление.

– С командиром разговор был, – Анатолий сделал паузу.

– Да? И на какую тему? – заинтересовалась Марина.

– В общем, предлагают новое назначение. Перейти служить со стационара на мобильный вид вооружения. Какого, сказать пока не могу.

– Что значит, мобильный вид? – удивилась Марина. – Это значит, что будут частые командировки, полигоны-стрельбы?

– Нет, не совсем то, о чём ты подумала. Слушай спокойно.

– Слушаю.

– Сейчас ведь нет командировок?

– Нет.

– А полигоны-стрельбы, как ты говоришь, есть, так?

– Так.

– А чем я командую?

– Ракетными установками.