Kitabı oku: «Самострел. Роман», sayfa 3

– Держи! – сказал он и рассмеялся. – Потому и раньше вернулся. Успел в военторг забежать.

– Значит, проколотое колесо не такая и плохая примета?! – обрадовалась Марина, прижимаясь к мужу.

– Типа того, – согласился тот.

– Даже не знаю, и радость и грусть одновременно! – призналась Марина, бережно гладя звёздочку на погоне. – Боюсь спросить, едем далеко? В какие края? Какой округ?

– Восточный.

– В Сибирь или на Дальний Восток?

– Скорее всего, именно Сибирь…

– А приезд проверяющего как-то связан с этим?

– Нет. Просто совпадение…

* * *

Выбирая профессию военного, Анатолий долго раздумывал. Стать военным он решил в классе седьмом-восьмом, но ближе к выпуску надо было выбирать, по какой специальности идти? В какое военное училище?.. Вопрос хороший. Это было необычное время. Конец столетия и самый конец тысячелетия. В целом престиж военного человека, человека в погонах упал ниже некуда. И потому решение поступать в военное училище родные и знакомые восприняли неоднозначно.

– С поплавком не утонешь, – рассуждал живший по-соседству дед, завзятый старый рыбак, когда узнавал о том, что кому-то из их посёлка удалось поступить в институт. Упоминая поплавок, старик имел ввиду ромбика, получаемый вместе с дипломом выпускником высшего учебного заведения. Сколько Анатолий себя помнил, этот дед всегда столярничал в своём палисаднике, где у него вдоль стены дома был устроен самодельный верстачок. На нём дед что-то постоянно выстругивал, примеривал. Штаны всегда припорошены опилками, а под ногами хрустела высохшая стружка. Время от времени он собирал её пригоршнями в ведро и уносил на растопку в баню.

Сравнение знака о получении высшего образования с поплавком очень даже понятно. Высшее образование в Советском Союзе считалось немалым достижением в жизни человека. Молодого человека. И немолодого тоже. Не зря в стране существовала заочная форма образования, по которой в вузах обучались люди более старшего, нежели выпускники средних школ, возраста.

Имея высшее, следует подчеркнуть, бесплатное и качественное образование, можно было рассчитывать на серьёзную должность, не говоря о том, что все выпускники распределялись по направлению, всех гарантированно ожидало рабочее место, какое-никакое жильё. Могли устроиться в жизни и не по специальности. Попасть в органы власти, кроме того, комсомольские, для разбега, или партийные структуры. Работники райкомов КПСС, ВЛКСМ, сотрудники райисполкомов – все сплошь имели высшее образование. Иногда, не важно какое, но чаще – желательно гуманитарной направленности. То же самое можно сказать и о кадровом составе органов МВД и КГБ. И в первом, и во втором ведомстве редко кто имел за плечами, например, школу милиции, хоть среднюю, хоть высшую или высшую школу КГБ, которая вообще была единственной на весь Советский Союз – в Москве. Сплошь и рядом милиционерами служили выпускники обычных институтов, от педагогического до политехнического, железнодорожного, сельскохозяйственного, за исключением, может быть, только медицинского.

В городе, где жил Анатолий, лидером по обеспечению кадрами во всё и вся считался педагогический институт, в частности, историко-филологический факультет, который готовил учителей истории и обществоведения русского языка и литературы по-другому. Преимуществом, разумеется, пользовались ребята. Почему не девчата? Из тех соображений, что последние имеют естественное свойство после замужества уходить в декретный отпуск, а после его завершения, выйдя на работу, часто бывать на больничных листах по уходу за ребёнком, поскольку любой маленький ребёнок имеет свойство заболевать. Словом, сопли и кашель. Дело обычное, дело житейское и всем понятное.

Причина извечной хронической нехватки мужчин-педагогов объясняется легко и просто. Большинство ребят-выпускников, получив диплом, банально не доходят до школьного порога. И, как говорил сосед Анатолия, старый рыбак, поплавок и без школьных уроков этим ребятам утонуть не давал. Одним словом, если имелся ромбик на груди, то всё остальное как бы само собою и прикладывалось…

Но Анатолий мечтал об армии. И то, что военная специальность будет связана с сухопутным родом войск, а не с авиацией и флотом, он знал с юношеских лет. Сначала в мыслях было танковое училище, но родные переубедили, мол, танки – это ползающие гробы. Оно тебе надо? Отказавшись от мысли стать танкистом, задумался об артиллерии. Знакомые трунили, вспоминая известную кинокомедию «Свадьба в Малиновке», её героя Яшку-артиллериста «Трубка пятнадцать, прицел сто двадцать. Огонь!» Что ещё оставалось? Общевойсковое? Прыгать через траншеи? Удивились родственники. Матушка-пехота? Царица полей. Училище связи. «Вечно потный, вечно в грязи, офицер российской связи. Почти всё перебрано. Остаётся, ну, скажем, зенитно-ракетное. Где? Далеко от дома? это неважно. Если решил надеть погоны, о близости-дальности дома надо забыть.

«Сурова жизнь, коль молодость в шинели, а юность перетянута ремнём», – первое, что написал в своей записной книжке курсант первого курса Анатолий Куприянов. Услышанные где-то слова неизвестного ему автора. Почему-то большинство курсантов-первокурсников сразу после зачисления покупали записные книжки в расположенном на территории училища киоске «Союзпечати». Киоск был канцелярской направленности: общие тетради, ручки, карандаши, линейки, готовальни, почтовые конверты. Кроме того, мыло, зубная паста, лезвия и пена для бритья и кремы после бритья… И самым большим спросом, самым ходовым товаром в киоске были записные книжки. Миниатюрные, с искусственными корочками записные книжки. Кто-то предпочитал разлинованные в клеточку странички, кто-то чистые.

Первым делом книжки аккуратно подписывались: курсанта такого-то учебного отделения, такой-то учебной роты. Имя, фамилия. Ниже или выше, это кому как нравится, красовалось наименование училища.

На одной из первых страничек записывался домашний адрес, свой новый, на который родные, друзья и знакомые могут присылать письма или открытки, или телеграммы. Может быть, даже посылки. Счастливчиком считался тот, кто имел каллиграфический почерк. Если почерк как курица лапой, то обижаться не на кого. Какой есть почерк, таким и заполнялось содержимое записной книжки.

– Почему решили стать ракетчиком? – спросили на собеседовании в райвоенкомате, куда обычно делается первый шаг юноши за несколько месяцев до окончания средней школы. Обычно это происходит в середине третьей четверти, ближе к весенним мартовским каникулам. – Хотя можете и не отвечать. Главное, пройти медицинскую комиссию и иметь приличные оценки в аттестате. Математика и физика в порядке? Какие оценки? – спрашивал районный военный комиссар, с усталыми глазами подполковник.

– Пятёрки, – отвечал Толя.

– Это хорошо, – одобрительно отзывался подполковник и переводил взгляд на следующего юношу…

Абитуриентов высшего инженерно-командного училища ракетных войск стратегического назначения – разношёрстную толпу – ещё, конечно, не остриженных наголо, ещё гражданских ребят, ещё неделю назад получивших новенькие аттестаты зрелости, разместили в сыром палаточном городке. На улице зарядили холодные дожди, и многие поняли первую суровость спартанского армейского быта.

– К сожалению, товарищи абитуриенты, наши курсанты-второкурсники не успели довести до ума этот палаточный лагерь. Но не это главное. Главное, вступительные экзамены. Здесь вы будете находиться весь период вступительных экзаменов, вплоть до зачисления. Это займёт две недели. В казармах, которые на период летних отпусков освободили курсанты старших курсов, ведутся ремонтные работы, – пояснил выстроенным в две шеренги парням невысокого роста начальник летних сборов. У майора было слегка помятое лицо мрачноватого вида лицо. То ли не выспался, то ли вчера был какой-то праздник. – Ваша задача на сегодняшний день дообустроить свои временные жилища. Имеются определённые трудности. На всех, к сожалению, не хватит матрасов, поэтому сейчас подвезут матрасовки и сухую солому. Дальше всё вам расскажет и покажет старшина сборов, – майор указал рукой на стоявшего сзади в двух шагах прапорщика, назвав его фамилию. Прошу хотя бы не любить, но жаловать, – улыбнулся майор. Абитуриенты дружно засмеялись над словами с виду мрачноватого, но, как оказалось, не без чувства юмора майора. – Все вопросы к старшине сборов! Командуйте! – майор, взяв под козырёк, кивнув прапорщику, стоявшему теперь по левую руку от начальника сборов.

– Распорядок дня размещён на стенде. Приём пищи при трёхразовом питании будет производиться в столовой непосредственно на территории училища. Проезд будет осуществляться на спецавтобусе, – пояснял старшина, водя взглядом вдоль шеренги абитуриентов сначала слева направо, и обратно справа налево. – Предвидя ваши вопросы, которые непосредственно будут возникать у вас в будущем, на деталях останавливаться не стану. На все свои вопросы ответы будете получать по мере их поступления. Понятно? Не слышу!

Юношеский строй невнятно и вяло отозвался: «да», «понятно», «не совсем».

Прапорщик вытянул руки по швам.

– Надо привыкать отвечать по-военному «так точно»! Понятно?!

– Так точно! – вразнобой ответил строй.

– Громче!

– Так точно!!!

– Уже лучше. Итак, слушай распорядок дня, – прапорщик стал перечислять по пунктам, начиная с утреннего подъёма, который, подчеркнул он, в училище на час позже, чем на срочной службе в армии. То есть не в шесть утра, а в семь…

Четыре экзамена сдавались с интервалом в три дня. Как и сказал майор, на всё отведено две недели, включая прохождение перед началом вступительных экзаменов ещё одной врачебно-медицинской комиссии на предмет годности к обучению. Арифметика проста. Только одному из троих ребят суждено надеть чёрные с золотистым широким кантом и скрещёнными артиллерийскими стволами заветные курсантские погоны. Учитывая конкурс три человека на место, ситуация для каждого из абитуриентов серьёзная.

Две недели пролетели. Зачисление. Скорые радостные телеграммы родителям. Обмундировка. Курс молодого бойца. Присяга. И вскоре на десять дней в близлежащие подшефные колхозы на копку картофеля.

– Дневная норма на человека пятьдесят вёдер, – объявил всё тот же прапорщик. Только теперь он был не старшина учебных сборов, а старшина учебной роты, в которую попал Анатолий… – Сегодня 14 августа, 24 августа должны закончить, и с 1 сентября начало учебного года. Приступаем к занятиям согласно плану учебного процесса.

* * *

– Срочное построение! – раздалась команда из мегафона. – Общее построение личного состава!

– Что за хрень?! – недовольно ворчали уставшие после трудового дня на картофельном поле курсанты-первокурсники. Они только что притопали в свои палатки и упали на самодельные дощатые нары по отделениям, раскинув руки-ноги. От усталости даже курить не хотелось. Особенно тяжко городским ребятам, которые в отличие от деревенских к физическому труду не привыкшие. Даже спортивная подготовка не помогала. С непривычки сильно ныли мышцы тела. Мегафон опять, казалось, словно прорычал команду на общее построение. Курсанты с неохотой один за другим покидали палатки, выползая наружу, на вечернее, ещё по-летнему яркое солнце, на котором за день порядком пожарились. Если в июле заливало дождями, то в августе погода выдалась изумительно солнечной и безветренной. Словом, с ворчанием, потому что до построения на ужин оставалось ещё полчаса и можно было это время полежать на нарах, чувствуя усталость.

Строились долго, невольно толкая друг друга локтями. Кто-то успел прикорнуть, и теперь разморённые и отяжелённые коротким вечерним сном, не понимая происходящего, вяло выстраивались в две шеренги по привычному ранжиру.

– Равняйсь! Смирно! Равнение напра-во!!! – дежурный по палаточному лагерю докладывал подполковнику, замполиту училища, о построении личного состава учебных рот первого курса зенитно-ракетного училища.

– Интересный поворот… С чего бы это замполит приехал? – несмотря на команду «смирно», шептались, не поворачивая головы, курсанты во второй шеренге.

– Торжественный ужин объявят. За ударный труд!

– Компот из свежих вишен приготовили.

– Нет, здесь что-то не так.

– Кончайте базарить!

– Слушайте, сейчас говорить начнёт.

Подполковник обвёл взглядом курсантов, оглянулся на старшин учебных рот, стоящих позади замполита на два шага.

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравия желаем, товарищ подполковник!

– Вольно!

– Вольно! – продублировал команду дежурный по лагерю.

– Товарищи курсанты! – обратился к первокурсникам замполит. – В силу сложившихся обстоятельств мы вынуждены прервать полевые работы и срочно вернуться в расположение училища. В стране возникла особая политическая ситуация. Прошу внимания, – поднял руку ладонью к строю подполковник, когда по шеренгам, словно что-то прошелестело. Шеренги замерли в ожидании того, что услышат дальше. – Итак, повторяю, в стране возникла особая политическая ситуация. В связи с этим создан государственный комитет по чрезвычайным ситуациям. Сокращённо гэкачэпэ. Президент Михаил Сергеевич Горбачёв временно отстранён от своих обязанностей.

Трудно сказать, какие мысли и чувства, какие эмоции овладели сознанием курсантов-первогодков. Наверное, у каждого это проявилось по-своему. Наверное, кто-то ощутил некое чувство тревоги, переходящее в страх. Отчасти это было связано с тем, что курсанты курсантами и погоны погонами, но все они, в общем-то, оставались ещё мальчишками, несовершеннолетними пацанами, только вчера оторвавшимися, скажем так, от мамкиной юбки… Но общее нервное напряжение, охватившее личный состав первого курса военного училища, выстроенного сейчас на утрамбованной песчаной полосе напротив своих палаток, сейчас, во время картофельной уборки в колхозе, ощутилось тем, что после команды «разойдись» какие-то секунды курсанты стояли на месте, не рассыпавшись, как прежде, горохом…

Училище встретило вернувшихся с картошки первокурсников приглушённо тихо, как-то даже затаённо. В ленкомнатах учебных рот чёрно-белые телевизоры показывали сумрачно-печальный балет «Лебединое озеро». Этот балет и раньше никогда весёлым не был, но теперь такую смертную тоску навевал, не передать словами. В воздухе витала примесь траура…

Надо полагать или надо понимать, что всё происходящее особую тревогу вызывало, прежде всего, у людей в погонах. Вечером, но ещё до отбоя курсанты молчаливо смотрели обращение ГКЧП к народу. Телевизоры вынесли из ленкомнат и установили в казармах. Сотни курсантских глаз перебирали сидящих на экране за длинным столом членов комитета, переводя взгляды с одного персонажа на другой. Руководители силовых структур, а самое главное, Министерства обороны на иных, особенно мнительных курсантиков оказывали особое впечатление, тревожно заставляя задуматься о том, что будет дальше? Что ожидает, в первую очередь, их, будущих офицеров-ракетчиков?

– Вот тебе и поступили. Как начнут теперь закрывать военные училища, – тихонько говорил вслух один из пессимистов.

– Раньше времени не стони. О сокращении армии они ничего не говорят, – отозвался один из оптимистов.

– А чего тогда они все такие напряжённые? Вон, самый главный, весь на сопли изошёл. Сморкается раз за разом.

– Ты язык-то попридержи, – одёрнули говорливого рядом сидевшие на табуретках товарищи.

– Через девять дней занятия, а здесь такое…

– Что-то я про Горбачёва ничего не понял.

– Я тоже не понял. Пойди их разбери, какие у них планы?

– Переворот, что ли?

– Похоже, типа того.

– И чего теперь?

– Ничего. Сиди, смотри и помалкивай.

– Чем кого не устроил-то?

– Кто?

– Кто-кто. Президент вот кто. Перестройка вон полным ходом. Демократия. Свобода. Чего ещё надо?

– Гайки сильно развинтили…

– И что?

– Опять обратно пора завинчивать, вот что.

– Значит, что-то не так в датском королевстве…

– А чего эти хотят?

– Внимательно слушай. Они же говорят, чего хотят.

– Всё равно ни фига не понятно.

– А тебя никто и не спрашивает, понятно тебе или нет.

– Как так?

– Так. Большая политика.

– Закройте рты уже. Дайте людей послушать!

* * *

Августовский путч 18—19 августа 1991 года. В состав ГКЧП вошли вице-президент СССР, ряд партийных функционеров и руководителей из ЦК КПСС, правительства, армии и КГБ. Комитет провозгласил себя органом «для управления страной и эффективного осуществления режимы чрезвычайного положения», решения которого общеобязательны для исполнения на всей территории СССР, а также объявил, что Геннадий Янаев останется исполняющим обязанности президента СССР «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Михаилом Горбачёвым своих обязанностей Президента СССР».

Основной целью создания ГКЧП, по словам Янаева, было недопущение подписания договора о Союзе Суверенных Государств, который, по мнению участников ГКЧП, упразднял СССР. Члены не ставили своей задачей лишить Горбачёва поста Президента СССР.

Действия комитета сопровождались объявлением чрезвычайного положения в Москве, приостановлением деятельности политических партий, общественных организаций и массовых движений, запретом проведения митингов, уличных шествий и демонстраций, приостановлением выпуска некоторых центральных, московских городских и областных общественно-политических изданий.

Из «Обращения к советскому народу» 18 августа 1991 года. «В целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества, исходя из результатов всенародного референдума о сохранении СССР, руководствуясь важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей заявляем: в соответствии со ст. 127—3 Конституции СССР и ст. 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения «ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года».

Члены ГКЧП выбрали момент, когда Президент СССР находился в отъезде – на отдыхе в госрезиденции «Форос» в Крыму – и объявили о том, что он не может исполнять свои обязанности по состоянию здоровья.

* * *

Президент РФ Борис Ельцин с танка зачитал «Обращение к гражданам России». В нём действия ГКЧП были названы «реакционным, антиконституционным переворотом». Комитет пытался помешать подписанию договора о создании Союза Суверенных Республик вместо СССР. Но попытка провалилась: в столице и крупных городах начались многотысячные митинги. Противопоставить манифестантам армию не удалось.

7

Чтобы выжить, северным людям требовалось мясо на пропитание, шкуры для одежды, ценные меха на продажу. Чтобы всё это иметь, необходимо оружие. Надёжное оружие. Стрелы и луки уходили постепенно в прошлое. Это был закат солнца позавчерашнего дня. Нужны пороховые ружья. Со свинцовыми зарядами. Нужны и для охоты, и для защиты своих территорий. Много оленей, добротные жилища – тёплые чумы, вырученные от продажи шкурок ценных зверьков деньги – основа для самодостаточной жизни молодых тунгусов. Выгодные брачные отношения, богатые или хотя бы небедные родственники, сытая обеспеченность – основа основ жизнедеятельности северного человека. Какой молодой тунгус не мечтает о девушке из знатного рода? Но чтобы войти в знатный род, надо иметь крепкую материальную основу, твёрдо стоять на ногах, обутых не в изношенные латаные ичиги, а в новые меховые унты с металлической пряжкой.

Основной источник материального благополучия – тайга. А в тайге главным всегда остаётся наличие надёжного скорострельного и безотказного в случае нежданной опасности оружия…

Выжить в тайге можно только при условии, если человек вооружён. Такие мысли неспешно, словно лениво текли в голове старого Тарганэя. Перетекали, на какой-то миг останавливаясь, когда старый тунгус начинал прислушиваться к боли внутри тела, и текли дальше.

Старик откинул доху с груди и почувствовал свежее дуновение воздуха. Кто-то невидимый откинул полог чума. Стало светлее. Старик повернул косматую с всклокоченными седыми длинными волосами, свисавшими прядями, голову в сторону проёма. Седые пряди прилипли к потному в глубоких порезах морщин лбу. Полумрак душного жилища отступил, когда тёмная фигура шагнула внутрь чума. Старик всматривался полуслепыми глазами. Глаза старика слезились. Изъеденное оспинами лицо казалось безликим жёлтым пятном на фоне линялой козьей шкуры, подложенной ему под голову, она служила вместо подушки.

– Это ты, Эльгинэр? – подал голос старик.

– Я, дедушка, – отозвался пришелец, сделав пару шагов в глубину чума, ближе к очагу, где лежал старик.

– Я ждал тебя. Садись. Рассказывай, – протянул сухую ладонь старик, указав место сбоку от себя.

Пришелец, молодой парень с раскосыми на вид озорными глазами, расстегнул крючок на одежде и присел.

– Знобит? – спросил он, дотрагиваясь до липкого лба старика.

– Сейчас не шибко, – почти беззвучно отозвался тот. – Рассказывай… Видел бердану?

– Видел! – оживился парень – молодой тунгус – и встряхнул головой со смоляными гладкими волосами. – Своими глазами видел, дедушка.

– Хороши берданы? – сипло спросил опять старик.

– Да! Особенно те, что самозарядные!

– Винчестеры? – уточнил старик.

– Да! Бьют на сто шагов.

* * *

Место, где проходил торг пушниной и разным другим товаром, можно было одновременно считать неким аттракционом, развлечением для просто зеваки, серьёзных состоятельных посетителей торга или базара. Они делали ставки на лучшего стрелка. Нередко заезживал сюда и русский князь. Метких стрелков он брал на заметку, рекомендуя местным купцам для промысловых артелей. Эльгинэр и не подозревал, что скоро ему так сильно подфартит, и он окажется в числе тех счастливчиков, на которых обратит своё внимание заезжий на торг русский князь. Эльгинэру случалось стрелять из берданы всего несколько раз. Больше он был привычен к луку и стрелам.

Видя, как молодой тунгус жадно наблюдает за другими стрелками, опробывающими приобретённое ружьё, продавец оружия, которого все называли Еремеич, спросил:

– Тоже хочешь?

– Что? – не понял тот.

– Тоже хочешь стрельнуть?

– А можно? – блеснули хитро прищуренные озорные глазки.

– На, – протянул ружьё продавец, мужчина в картузе и пиджаке, плисовые широкие штанины брюк заправлены в добротные хромовые сапоги. От сапог сильно пахло ваксой.

Эльгинэр принял ружьё в свои руки.

– Это винчестер, а не бердана, – пояснил продавец. – Зарядить-то сможешь?

Парень не ответил. Он крепко сжимал ружьё, сладостно осматривая его. Молодой орочон слышал стуки собственного сердца. Лебединая шейка между цевьём и прикладом. Солнечный лучик отразился на серебряном казённике, заставив на мгновенье крепко зажмуриться. Желтоватый с медным отливом, как свежий гриб-маслёнок, винтовочный патрон с остроконечной пулей.

– Пускай стрельнёт разок, ишь, как светится от радости! – прокомментировал кто-то из окруживших зевак.

– Не вводите человека в краску, – строго сказал Еремеич.

– Небось, не красна девица.

– Не торопите. Пускай всласть налюбуется. Когда ещё такая возможность выпадет?

– Может, первый и последний раз держит в руках?

– Так, винтовка тоже не девица, чего на неё любоваться. Пускай уже стрельнёт. хватит комара морить болотом!

Зеваки дружно расхохотались.

– Ладно вам скалиться! – оборвал зевак Еремеич и повернулся к Эльгинэру со словами:

– Не обращай внимания. Им насмехаться – хлебом не корми. Сами себя развлекают. Нашли весёлый цирк, охламоны?! – беззлобно окинул взглядом мужиков Еремеич.

– Пускай ещё подержится за ружьё-то, а опосля хотя бы в молоко метнёт пулю-дуру.

На последние слова Эльгинэр не стерпел, оглянулся на того, кто сказал, напрягая ноздри. Обидно стало парню, что он выставлен перед людьми полным неумехой. Несправедливо это. Вот бы лук ему в руки, показал бы острословам, на что способен охотник Эльгинэр, самый зоркий глаз в стойбище. Так всегда ему говорит дедушка Тарганэй. Самый мудрый человек из всех, кого знает Эльгинэр, и самый уважаемый. Но в руках у него сейчас не лук, а винчестер, о таком рассказывал дедушка Тарганэй, мечтая, чтобы у всех охотников на стойбище со временем появилось такое грозное и надёжное оружие. Винчестер, как огненная палка из той легенды, которую часто рассказывал дедушка Тарганэй.

Эльгинэр решительно передёрнул затвор. Пока наблюдал за другими стрелками, смекнул, как надо обращаться с этим винторезом.

– Ишь ты! – усмехнулся продавец.

– Эльгинэр твёрдо прижал приклад к плечу, уверенно прицелился, затаил дыхание и плавно нажал спусковой крючок. Сухо треснул выстрел. Мишенью служила плоская цветная жестянка из-под леденцов.

– Ну-ка, принеси! – продавец тронул за рукав одного из мальчишек, крутившихся рядом. Тот сбегал, принёс.

– Смотри-ка! – восторженно воскликнул удивлённый продавец, трогая указательным пальцем дырку в середине плоской жестяной коробки. – Ишь ты, каков стрелок! – он с восхищением поднял глаза на парня. Тот улыбался, показывая два ряда белых крепких зубов. – Охотишься-то чем? У тебя какое ружьё?

– У меня нет ружья! – замотал головой тот.

– Как нет? А что есть? – удивился продавец.

– Лук есть, стрелы, капканы, плашки, петли, – начал объяснять Эльгинэр.

Ещё больше удивился продавец, с интересом рассматривая молодого парня, вглядываясь в его слегка бронзовое от морозов и жары лицо.

– А из этого раньше доводилось стрелять, – продавец потряс в воздухе винтовкой.

– Нет. Из берданы да.

– Ты смотри-ка, ты смотри-ка. Экий самородок, экий зверобой бы из тебя вышел, кабы настоящее тебе ружьё-то иметь…

– Ты откуда же такой взялся?

– Оттуда, – парень махнул в сторону, противоположную посёлку.

– Из стойбища?

– Да.

Их разговор перебил, подошедший русский князь. До этого он наблюдал всю предыдущую сцену и тоже заинтересовался происходящим.

– Смотрите, – протянул князю пробитую жестянку продавец. – С первого выстрела в самую серединку. Вот глаз-алмаз. И что самое интересное, человек практически не имел до этого дела с нашими ружьями.

– Как так? – усомнился князь.

– Видно, может, если не врёт. А ты не обманываешь? – строго спросил он у Эльгинэра.

– Нет-нет! – опять замотал головой тот.

– Охотится с луком и стрелами. Вот так абориген так абориген.

– А я ему верю. По глазам видно, что парень бесхитростный, – проговорил князь, оглядывая молодого тунгуса и отмечая про себя видимую бедность этого человека, судя по его заношенной, не раз, видно, чиненой одежде… – Подай сюда, – попросил князь, протягивая руку к продавцу.

Тот протянул пробитую жестянку. Князь взял, внимательно посмотрел, перевёл взгляд на молодого тунгуса.

– Отличный выстрел! Утёр нос некоторым зверобоям, – князь с усмешкой кивнул на окруживших стрелков из числа покупателей. Только Эльгинэр по-прежнему скромно оставался в сторонке.

– Подойди ближе, – окликнул князь парня. Но тот, словно застыл на месте. Зная, что перед ним русский князь, о котором он был наслышан от соплеменников, Эльгинэр немного оробел.

– Да, иди же, не бойся. Вот дурень! – позвал продавец, которому становилось всё любопытнее возникшее внимание и видимая благосклонность князя к орочону.

Эльгинэр приблизился. Князь вынул из кармана кожаное портмоне, вынул золотую монетку и, раскрыв баночку, вложил в неё деньги. Плотно закрыл дырявой крышечкой.

– Это тебе, голубчик, на винчестер! Заслужил! Порадовал метким выстрелом, не имея абсолютно никакого опыта. Бери, – протянул баночку онемевшему от счастья Эльгинэру.

– Это мне?

– Тебе-тебе! Кому же ещё? Бери.

Все кругом от удивления рты раскрыли, но, будто опомнившись, захлопали в ладоши.

– Да, ладно вам смущать человека, – махнул рукой князь, показывая на будто онемевшего от подарка князя парня.

– Кланяйся добродетелю! – ткнули сзади в спину Эльгинэра.

– Ещё чего! – возразил князь, но парень, задыхаясь от радости, низко поклонился.

– Будет-будет поклоны бить, чудак лесной человек, – князь повертел в воздухе ладонью. На указательном пальце блеснул камешком массивный золотой перстень.

Лицо у Эльгинэра стало пунцовым от волнения.

– Ну, пошли, – по-дружески похлопал его по плечу торговец.

– Куда?

– Винтовку тебе выбирать.

Прежде чем отойти с этого места, Эльгинэр ещё раз благодарно поглядел на князя и приложил при этом левую руку к груди в знак признательности. Князь с улыбкой кивнул.

Пока шли обратно, а за ними двинулась и ватага ротозеев, Еремеич спросил, щёлкнув себе пальцем по горлу:

– Огненную водичку-то уважаешь?

– Нет! – решительно ответил Эльгинэр и ускорил шаг. В словах торговца он угадал некий хитрый намёк и сразу как-то ощутил неприязнь к этому человеку. – Нельзя пить. Руки дрожат. Зверя не убьёшь. Пьяный в тайге пропадёшь. Дедушка Тарганэй всегда говорит, что водка пить – земля валяться.

– Что? Ох, как ловко сказано! – откликнулся Еремеич и громко захохотал. – С винчестером, паря, не пропадешь. Пойдём скорее, видишь, сколько любопытных глаз? Ладно. Порадовал ты и меня, и князя. Нечасто такое, чтобы абориген, сменив лук на винторез, так метко стрелял. Считай, паря, с первого раза мишень поразил. Без всякой подготовки. Такое только от природы, от рождения… Такая, паря, философия…

Ружья поставляла американская контора, а русский князь имел прямой интерес. Чем лучше вооружены местные орочоны-зверобои и поставщики мяса для рестораций и пушнины для продажи, тем больше выгоды, тем серьёзнее бизнес. Изюбрятина, кабанина, козлятина, зайчатина поставлялась в рестораны губернского города N и местные уездные ресторанчики.

* * *

Северяне узнали о существовании спиртного исключительно после знакомства с русскими. Только тогда они впервые попробовали алкоголь. Естественно, диковинные напитки быстро завоевали уважение северных стран, чем не преминули воспользоваться русские. Бутылка водки быстро стала использоваться в качестве валюты. Её обменивали на меха и другие товары. Та же ситуация случилась и с американцами…

Широко известно, что алкоголизм составляет одну из важнейших проблем для народов Севера вообще и у чукчей в частности. Хотя это беда для любого народа, в том числе и для русского, но, например, чукчи, как и другие народы Севера, чрезвычайно быстро приобретают алкогольную зависимость, которая является одной из причин их фактического вымирания. В качестве причин этого зла исследователи чаще всего называют внешнее влияние. Но вот вопрос – кто конкретно виноват в спаивании чукчей? И здесь имеется две основные позиции. Либо это результат советской политики в отношении коренного населения Чукотки, либо это связано с торговой деятельностью американцев на Чукотке в XIX – начале ХХ веках. Естественно, в советское время вторая позиция была господствующей, если не сказать, единственной. У неё были основания – целый ряд документов, свидетельств той эпохи показывают, что алкоголь являлся одним из ходовых товаров, которые американцы использовали в процессе меновой торговли с чукчами. Другой вопрос, насколько именно они выделялись в распространении этого товара. И здесь не всё так просто. Всё-таки начало торговли спиртным положили здесь русские. Тут надо сказать, что чукчи предпочитают не заимствовать слова, а придумывать свои для новых предметов, придавая им понятный смысл. Так вообще любое спиртное получило у них название «дурная вода». Торговля водкой, вернее спиртом, с чукчами была начата ещё с конца XVIII века, но поначалу особого размаха не имела. Да и цена была немала – за стакан – шкурка куницы. Но с XIX века становится всё более оживлённой. В Нижне-Колымске открылся настоящий кабак.