Kitabı oku: «Водоворот судьбы. Платон и Дарья», sayfa 12
***
Наступила вторая середина лета. В небольшом саду едва слышно шумели тополя и липы. Утреннюю тишину нарушало пение птиц. Солнечный свет с трудом пробивался через закрашенные белой краской стекла дома Ипатьева. В не закрашенную узкую полоску узники могли видеть только небольшой кусочек неба, и золотую макушку купала Вознесенской церкви. За окном в эту минуту малиновым звоном пели колокола, призывая прихожан на утреннюю молитву.
За окном медленно и торжественно разгорался утренний закат. В Екатеринбурге родилось новое утро и, как назло, оно выдалось добрым и ласковым. Этим овеянным теплым дыханием лета утром царская семья проснулась как обычно. День начался с обычного шума, и ничто ничего не предвещало. Семья даже и не подозревала, что это был последний день в их жизни.
– Анастасия, как ты спала? – спросила Ольга.
– Нормально, только я несколько раз просыпалась.
– Я до сих пор не могу привыкнуть к этому дому, – печально сказала Татьяна. – Какой-то он неуютный.
– Здесь невозможно уснуть, – тяжело вздохнула Мария. – В комнатах постоянно стоит невыносимая духота.
Девушки, поднявшись с теплых постелей, оделись. На кухне прислуга, гремя посудой, готовила завтрак. Демидова принесла в столовую чай и черный хлеб с маслом. Перед завтраком узники исполнили молитву. Оказавшись за столом, великие княжны смешливо заговорили.
– Царский завтрак, – пошутила Анастасия.
Сестры брызнули серебряным, невеселым смехом.
– Нет, это советский завтрак.
– Ешьте, что бог послал, – строго сказал отец.
– Да нет же, это из советской столовой прислали!
– Сегодня кормят, а завтра расстреляют! – вдруг вскрикнул Алексей.
– Молчи дурак.
– Не дурак! Вы сами это хорошо понимаете, – опять крикнул цесаревич, и над столом зависла невозмутимая тишина.
Ники молча поднялся из-за стола и, позабыв про обед начал расхаживать взад-вперед. Он был раздосадован до такой степени, что даже не скрывал этого. Глядя на детей, Ники мучился давней застарелой болью, он пытался найти безопасный выход из создавшейся трудной ситуации, но никак не мог обнаружить его. Романов так ничего и не сказал. Бессонные ночи окончательно добили его.
После страшных слов цесаревича семья сидела молча и неподвижно. Каждый задумался о чем-то своем. Слова Алексея не были внезапными, потому что теперь все сознавали, что это почти неотвратимо. Царская семья почти каждый день испытывала страх перед вооруженными охранниками. Дальнейшая история покажет, что цесаревич окажется правым в оценке назревающих событий.
После завтрака неожиданно появился комендант, он молча пересчитал количество людей и с состроенным видом добродушия, позвал поваренка Седнева:
– Иди за мной.
Когда мальчишка исчез, семья тревожно переглянулась. Ленька Седнев играл с цесаревичем Алексеем. А вдруг он не вернется? Скучно будет цесаревичу без него.
– Что бы это значило? – удивился Романов.
– Комендант с каждым днем мне нравится все меньше и меньше – сказала Аликс – От него, что угодно можно ожидать.
– Ты всегда чувствуешь от кого добро, а от кого худо идет.
– Сердце не обманешь. От Юровского лучше быть на безопасном расстоянии.
После скудного завтрака Романовы сели читать книги. Татьяна раскрыла книгу “Король Момбо”. Анастасия начала читать Лажечникова. Государыня открыла “Молитвослов”. Романов взялся за очередной том Салтыкова – Щедрина. Книги были для них настоящими и лучшими друзьями. Они отвлекали их от постоянной тревоги за свое будущее.
Пока все занялись личными делами, Ольга Николаевна отправилась в комендантскую комнату, чтобы поинтересоваться судьбой поваренка.
– Куда вы увели нашего Леню?
– На свидание с дядей, – голос Юровского захрипел от злости.
Сегодня комендант был особенно зол и мрачен. Воспаленные черные глаза комиссара глядели недружелюбно, борода отливала чернью. Это придавало ему жестокий вид.
Великая княжна перевела дыхание:
– Надолго?
– Не знаю, – ответил Яков, зло, покусывая губы и сверкая темными, как ночь глазами.
В полдень возле дома Ипатьева остановился грузовик. Из него браво выскочил Белобородов и сразу же направился к Юровскому.
– Держи протокол Уральского Совета на ликвидацию Романовых. Подумал, как будешь казнить?
– Ночью, когда все уснут, перестреляем или перебьем штыками.
– Этот способ не подойдет. Имей в виду Яков, что они располагаются в разных комнатах. Если кто-нибудь, услышав выстрелы, испугается и начнет кричать, тогда хлопот не оберешься. Да и это слишком легкая смерть для бывшего царя. Придумай, что-нибудь иное. Пускай коронованный палач увидит смерть своими глазами.
– Еще есть время хорошенько все обдумать.
– Продумай все до мелочей. Дай им крепко заснуть. Когда ты их разбудишь, то они спросонья не разберутся, что к чему.
Яков согласно покивал головой.
– Привлеки в расстрельную команду самых надежных людей. Из этого дома ничего не должно просочиться раньше времени. О казни царя объявим в ближайшие дни, а о семье, когда позволят обстоятельства, – предупредил Белобородов коменданта и уехал.
В четыре часа дня царская семья вышла гулять в последний раз. Аликс с цесаревичем остались на крыльце. Вид у Аликс был сумрачный и усталый. В тесном саду среди деревьев Романов курил одну за другой папиросы, стараясь заглушить боль в сердце. В его голове возникали то одни, то другие тревожные мысли. Солдаты, неусыпно следя за ними, не скрывали своего злорадства.
Остаток дня тянулся нестерпимо долго. Но наконец-то наступил поздний, бесподобный вечер. Тихий город погрузился в предвечернюю синь. По стенам дома Ипатьева заскользили легкие вечерние тени. Солнце опустилось за горизонт, окрасив редкие облака в багрово-красный цвет. Церкви Екатеринбурга зазвонили к всенощной. Мелодичный звон звучал как надтреснутый колокол. Он отозвался болью в душах и сердцах царской семьи. И в это же время прозвенел телефон в доме Ипатьева. Юровский снял трубку и услышал скрипучий голос Голощекина.
– В двенадцать ночи к тебе приедет грузовой автомобиль, впустишь его внутрь. Пароль “ Трубочист”. Определился, как будешь казнить?
– Под благовидным предлогом попросим всех спуститься в подвал и там расстреляем из револьверов.
– О жалости забудь, Яков. Нас никто не жалел.
Юровский, вызвав к себе Павла Медведева, поручил ему собрать двенадцать наганов и передать ему. Медведев незамедлительно исполнил его приказ.
В одиннадцать часов Юровский собрал одиннадцать надежных людей. Столько же, сколько было число жертв, и объявил им, что Уральский областной совет принял решение о расстреле всей царской семьи и что они должны выполнить ответственное дело так, чтобы к ним потом не возникло никаких претензий.
– Триста лет Романовы измывались над русским народом. Сегодняшней ночью коронованный палач будет расстрелян. Уральский Совет оказал вам высокое доверие поставить жирную точку в истории Дома Романовых.
– Можешь не сомневаться товарищ комендант, сделаем как надо.
– Цельтесь прямо в сердце – крови будет меньше, – посоветовал Яков и раздал участникам казни заряженные револьверы.
– Идите и ждите. А ты, Медведев, останься.
Когда расстрельная команда разошлась по местам, Юровский приказал Медведеву:
– Предупреди всех караульных, чтобы они не беспокоились, когда услышат выстрелы, но о подозрительной стрельбе пускай немедленно докладывают по связи.
Прошедший день провалился в темноту. Расстрельная команда ждет своего часа. Но Романовы бодрствуют и не спят. Великие княжны еще долго ворочаются в неуютных постелях. Между ними неспешно полился тихий разговор.
– Что-то спать не хочется, – пожаловалась Анастасия.
– Ну и не спи.
– Ну и не буду! – обидчиво ответила младшая сестра.
Возникло недолгое молчание.
– Надо было вам, Ольга и Татьяна, выйти замуж, – тяжело вздохнув, сказала Мария. – Тогда бы вы не оказались здесь.
– Что вы! Мы бы с ума сошли, переживая за вас.
– Ольга, а почему ты не вышла замуж за наследного принца Румынии Кароля?
– Он мне был не любим.
– А мы подумали, когда ты позволила ему поцеловать ручку, что у вас наступили серьезные отношения.
– Ну что вы. Это было простое проявление вежливости с моей стороны. Я бы никогда не смогла расстаться с вами из-за нелюбимого человека. Как бы я там жила без вас? Я себе это даже представить не могу.
– А почему ты не вышла замуж за Дмитрия?
– Что вы! У папы, итак, много проблем произошло с морганатическими браками. А тут еще я?
Здесь надо отметить, что во время войны Аликс, Ольга и Татьяна, окончив фельдшерские курсы княжны Гедройт, устроились работать простыми медсестрами в лазарет, куда затем поступил молодой офицер Дмитрий Шахбадов. Ольга и Дмитрий познакомилась, и скоро полюбили друг друга. Об этом красноречиво говорят трогательные строки в дневнике девушки. После излечения Дмитрий отправился на фронт, и их любовь не превратилась во что-то серьезное. В те дни Ольгу охватила такая глубокая депрессия, что ее пришлось лечить лекарствами. Она продолжила его любить до конца короткой жизни.
– Как все сложно у нас. То ли дело у простых людей – кого любишь, того выбирай.
– И то, правда! Без любви не будет счастливой жизни.
– Ольга, Татьяна, а я видела вас во сне в свадебных платьях, – вдруг раздумчиво сказала Мария. – Вы будто бы в один день женились и такими красивыми были, что просто дух захватывало. Мы стояли и кричали вам свои поздравления.
– Выйдем отсюда – станем жить счастливой жизнью.
– Только бы ничего не случилось с папой и мамой.
– Недавно отец как будто попрощался, попросив меня написать в письме, чтобы за него не мстили, – с печалью в голосе сказала Ольга.
– Что бы это значило? Они не посмеют в нашем присутствии что-нибудь с ними сделать.
– Никто не знает, что может случиться с нами через час, через день или через неделю.
– Давайте надеяться на лучшее. Да будет над нами благословение божье!
– Ольга, почитай стих Сергея Бехтеева напоследок!
Великая княжна сильно взволнованным голосом начала шептать стих. Сестры заслушавшись, затаили дыхание. Хотя голос Ольги звучал тихо и скорбно, но он звенел как туго натянутая струна, вызывая сильное волнение у сестер. Они делали над собой большое усилие, чтобы не разрыдаться во весь голос. Никогда прежде они не ощущали такой близости и единения как в эту ночь.
Пошли нам Господи терпенье
В годину буйных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей…
Ольга, прерывисто дыша, смолкла. Глаза девушек начали слипаться, их клонило ко сну.
– Покойной ночи сестренки! – прошептала каждая великая княжна.
– Приятного сна.
Девушки еще долго лежали молча, говорить не хотелось. Они уткнулись лицами в подушки и воспоминания нахлынули с неодолимой силой. Великие княжны вспомнили прошлую счастливую жизнь, где девушкам было беззаботно и весело и они, ворочаясь с боку на бок, стали украдкой стирать хрупкой ладонью обидные слезы. Белые наволочки на подушках стали мокрыми от слез. Но вскоре горькие слезы высохли, да только ничего не забылось. Тяжко, скорбно и тоскливо стало на душе у великих княжон. В это лето они много чего насмотрелись и натерпелись в этом неуютном доме. Последнее время они почти всегда засыпали в страхе и трепете. Правда, иногда они забывались коротким сном, но все равно просыпались в холодном поту от ужаса, что наутро все опять повторится. Измученные пережитым девушки не скоро уснули. Но когда великих княжон склонило ко сну, они невесело улыбнулись своими последними, теплыми улыбками.
Вечер промелькнул очень быстро. Наступила черная непроглядная ночь, которая становилась все гуще и гуще. В домах погасли огни. Весь мир погрузился во мглу. Деревья в тесном саду растворились в темноте. Тихо и безлюдно стало в сонном городе. Над землей нависли низкие свинцовые тучи. Они съели все звездное пространство. Густые тени резко почернели, проникнув даже в дом Ипатьева.
Город, деревья, травы и цветы заснули крепким сном. Ночь покатилась бесшумно. Теперь уже ничто не нарушало тишину июльской ночи. В особняке установилась такая необыкновенная и торжественная тишина, что каждый шорох слышался. В ней отчетливо слышались различные шумы города.
Романовы погрузились в свой последний сон. Измученная семья спала, не чуя беды. Матвей Васильев мысленно подошел к каждому узнику дома Ипатьева, чтобы попрощаться с ними. Он тревожно обнял на прощание Николая Александровича, Александру Федоровну, Ольгу Николаевну, Татьяну Николаевну, Марию Николаевну, Анастасию Николаевну, Алексея Николаевича. Не забыл он отдать дань уважение и прислуге. Она заслужила это своей преданностью, своим самопожертвованием. Прислуга, отлично понимая о грозившей им опасности, предпочла остаться с Романовыми до конца и разделить вместе с ними уготовленную им участь.
“Я бы отдал им все тепло из своего сердца” – сказал про себя Матвей, и его сердце зашлось от страшного предчувствия – Господи помилуй и спаси эту семью! Отдай их беду мне.
Ночью в дом Ипатьева проникли нестерпимые ароматы уральской земли. Как же нелегко им дышалось в душной комнате и как же хотелось им жить! Было тихо, темно и ничто не предвещало ужасной трагедии. Лучше бы эта страшная ночь никогда не приходила. До развязки оставалось всего-то ничего. Что будет-то господи?! Матвей схватился за голову. Что делать-то теперь? Однако что-то изменить ему было не под силу. Узникам осталось теперь во сне только прошагать свою жизнь в обратную сторону. Это сейчас стало все плохо, а в прошлом у них все было как надо.
Что будет? Об этом знали темная ночь, яркие звезды, убийцы и Матвей Васильев. Они чувствовали, что скоро прозвенит звонок, шторы раздвинутся, и начнется последний акт драмы царской семьи.
Впереди их ждали мучительные часы.
***
Ночь с шестнадцатого на восемнадцатого тоже, как назло, выдалась тихой и ласковой. Это обычно бывает в прозрачную летнюю ночь перед самым появлением над землей яркой луны. Сквозь густые облака иногда проглядывали звезды, дул слабый ветерок. Вдоль забора, борясь с сонливостью, бродили часовые. Возле ворот в сторожевой будке дремал караульный.
В половине второго прошумел грузовик, и в дом Ипатьева воровато озираясь, вбежали какие-то люди. Один из них задержавшись, остановился и, с ненавистью оглядев угрюмые окна, заскочил в дверь. Захлопали двери, поднялась беготня. Дом наполнился суетливым шумом и глухим говором.
– Ну, кажись все! – сказал Яков и отправился будить доктора Боткина.
Они явились к узникам ровно в назначенный час.
– Поднимайся! – с ярой жесткостью в голосе потребовал комендант.
Водрузив на нос пенсне, Евгений Сергеевич вышел из комнаты и столкнулся с хмурым взором Юровского. По строгому взгляду коменданта он понял, что произошла какая-то перемена. Боткину стало неприятно глядеть в его глаза. В предчувствии непостижимой беды у него в груди дрогнуло сердце.
– Иди, поднимай царскую семью и прислугу, – строго потребовал Яков.
– А в чем собственно дело? – спросил сонный доктор.
– В городе сложилась тревожная обстановка. Находиться на верхнем этаже слишком опасно. Нужно спуститься в полуподвал. Возможно, придется эвакуироваться в другое место.
Наглые глаза Юровского потухли.
– Хорошо, – толстый доктор засуетился.
– Поспешите доктор, – Яков запрятал в глазах коварство. – И ничего не берите с собой.
Боткин ушел будить царскую семью и прислугу. Через час узники собрались. Ники вышел из комнаты вмиг постаревшим и осунувшимся.
– Почему нас подняли ночью? – спросил Романов, с трудом поборов беспокойство.
Бывший император провел по серому изможденному лицу рукой, как будто снимая с него сон, заглянул в глаза комиссара, чтобы разгадать его намерения, но ничего не увидел там кроме черных ям.
– Я уже все объяснил доктору Боткину, – хищно сверкнул зубами Юровский. – Потрудитесь спуститься в полуподвал.
Юровский с Никулиным двинулись вперед. Царская семья, прихватив с собой сумочки, подушки и разную мелочь, пошла следом. Впереди ступая по каменным ступеням, шагал Николай Александрович с больным Алексеем на руках, за ним Александра Федоровна с Ольгой Николаевной под руку, следом Татьяна Николаевна, Мария Николаевна и Анастасия Николаевна. Не отставая от Романовых ни на шаг, зашагала прислуга, начальник караула и латышские стрелки с хмурыми лицами.
Все вышли во внутренний двор.
– Во вторую дверь, – сурово скомандовал Юровский.
Узники, крестясь, вошли в полуподвальный этаж, где горела единственная лапочка.
– В угловую комнату!
Узники с замиранием сердца вошли в мрачное помещение. В комнате справа во всю стену раскинулось широкое зарешеченное окно. В слабо освещенном полуподвале скопилась прохлада. Приговоренные к смерти сгрудились посреди комнаты. Даже при тусклом свете стало заметно, что их лица стали строгими и бледными.
Матвей Васильев с тревогой стал наблюдать за всеми приготовлениями.
Государь стоял, потупившись, он точно бился над какой-то разгадкой, хотя внешне он не выказывал никаких признаков беспокойств. Но скоро Ники словно очнувшись, острым взглядом окинул расстрельную команду:
– Вот-мы собрались. Что теперь будем делать? – Ники своим видом старался показать, что он ничего не боится.
Угрюмое лицо Юровского вдруг сделалось злым. Яков окинул узников взглядом полного ожесточения, а потом отрывистыми распоряжениями стал расставлять царскую семью и слуг в два ряда.
– Вы встаньте сюда, вы туда, а вы сюда…
Арестанты, недоуменно переглянувшись между собой, встали у стены друг за другом. По лицам девушек пробежала душевная тревога. Их сердца болезненно сжались в предчувствии беды и наполнились болью. Женские глаза с ужасом уставились на стрелков. Девушки поняли почти все, потому что их и раньше преследовало дурное предчувствие. Однако до последнего момента великие княжны надеялась, что стоявшие напротив солдаты не отважатся на ужасный поступок.
Установилась трагическая тишина понятная и тревожная. С каждой минутой у узников появлялось все больше прошлого и все меньше будущего. Подобных минут царская семья не переживала нигде и никогда, как в этом проклятом подвале. Они даже услышали, как бьются не только их собственные сердца, но и стоящих напротив стрелков. Впрочем, в гнетущей тишине слышалось даже дыхание каждого присутствующего в полуподвале. Однако обманчивая тяжелая тишина продержалась недолго.
– Здесь нет даже стульев, – отчаянно возмутилась Аликс, и мгновенная бедность залила ее лицо.
– Принесите им стулья, – в одну секунду распорядился Юровский.
Никулин принес два стула. Мать и сын присели.
– Боже мой! Они что-то задумали, Ники, – надорвано произнесла по-английски Аликс, и ее сердце сжалось от приступа сердечной боли.
В последний момент она каким-то шестым чувством поняла, что идут последние минуты их жизни на белом свете. А может быть, счет пошел уже на секунды.
– Будь спокойна Аликс! – с тревогой в голосе ответил Ники.
Но через секунду стало не по себе от дурного чувства и Ники. Он это почувствовал очень явственно. У него выросло растерянное чувство собственной беспомощности и беззащитности перед этими стрелками. Неожиданно пришедшая мысль, отрезвила государя, заставила его вздрогнуть и испугаться. Она словно ударила его. Ему стало жутко страшно за семью. У Романова зародилось чувство невероятной тоски. Лицо государя потемнело, брови свелись в одну сплошную линию. Теперь неясность в этом вопросе рассеялась.
Великие княжны вспомнили о Боге и о Богородице так, как не вспоминали никогда. Они со страстной мольбой чуть слышно стали молить их о своем спасении.
– Пресвятая богородица спаси нас, – со страхом прошептала Мария, догадавшись, что сейчас может произойти что-то ужасное.
– Господи не оставляй нас! Ведь мы же все время молились и ни на одну минуту не забывали тебя. Если ты есть, то почему не окажешь нам милость? Почему не отведешь от нас беду, почему не возьмешь под свою защиту. Почему?! – беспомощно взмолилась про себя Татьяна.
Смуглое лицо Марии выразило невыносимые страдания. Глаза Татьяны расширились от ужаса. Матвей Васильев заметил в них кроме страданий какую-то новую неизвестную ему глубину переживаний.
Не услышав ответа, великие княжны стали белыми как снег. От сильного душевного потрясения юные, прекрасные лица великих княжон исковеркались. Прошлое словно молнией высветилось в одно мгновение.
Юровский с Павлом Медведевым ушли в соседнюю комнату. Оттуда Юровский отослал Медведева на улицу, чтобы тот убедился в отсутствии посторонних лиц, а заодно, чтобы послушал выстрелы. Вскоре Яков, и еще два человека возвратились в комнату. Узники напряглись. Что это значит? Зачем эти люди здесь? Кажется, что они уже были здесь. Во всех углах комнаты затаилось тревожное молчание. И вдруг воздух начал сгущаться как тучи перед страшной грозой. В эту минуту Романовы почувствовали себя самыми одинокими на Земле.
– Прошу всех встать! – крикнул комендант.
Глаза узников отчетливо выразили их душевное состояние и весь водоворот их чувств. На лицах царской семьи возникла печать особой выстраданной душевной чистоты. Не было ни рыданий, ни жалоб. Опустошенные сердца разрывались от идущей беды. Они уже почувствовали стремительное падение в пропасть. Еще минута и все будет кончено. Но, почувствовав близость своего конца, они безбоязненно стали ждать смертной минуты, потому что она избавляла их от дальнейших унижений и мук. Узники уже давным-давно приготовились к смерти.
Муж и жена обменялись напряженными взглядами. В раскрытых глазах Романова плеснул тусклый синий огонек. Супруги в один миг побледнели, их сердца облились кровью. Аликс взглянула на Ники, хотела что-то сказать ему и не смогла.
Войков вытащил из кармана бумажку с заученным текстом, но его опередил Юровский. Ему тоже не терпелось запечатлеть свое имя в истории. Жгучая ненависть и приговор зажглись в глазах Якова. Узники сразу же все поняли, с трудом сдерживаемое спокойствие сдуло как вихрем с их лиц. Нет, они не ждали пощады, но так хотелось жить. Они имели большие планы на жизнь, поэтому слова Юровского грянули как гром среди тихого ясного неба:
– Николай Александрович! Ваши единомышленники в стране и за рубежом хотели вас освободить, но у них ничего не получилось. По решению Уральского Совета нам выпала высокая честь покончить с домом Романовых!
Поднялся общий суматошный крик, все пришло в неописуемое смятение.
– Боже мой!
– Господи!
“Это они подбросили мне письма, чтобы обвинить меня в монархическом заговоре, – мелькнула запоздалая мысль у Романова: – Они заставили спуститься нас в подвал под надуманным предлогом”.
Ожегшая сердце мысль ударила Ники словно током. Чувство бессилия сдавило грудь бывшего царя. Теперь все его сомнения рассеялись. Видимо не напрасно приходили по ночам тревожные раздумья. В этот миг Романов перестал испытывать былую тревогу, им вдруг овладела слабость и незнакомое раньше чувство растерянности и беспомощности. Ники ощутил неимоверный страх за семью. В груди остро кольнуло, в глазах потемнело. Однако Ники решил, что он скорее умрет, чем поддастся слабости. Он сейчас был готов на все.
– По постановлению Уральского Совета, вы и ваша семья, приговорены к расстрелу – как из тумана выплюнул со злостью последние слова Юровский.
– А их за что? – надрывно спросил Ники и протянул руку в сторону своей семьи и быстро обернулся к Якову – Вы не ведаете, что творите!
Эти слова стали последними в жизни Николая Александровича. Романов успел напоследок провести красными от бессонницы глазами по побелевшим лицам детей и еще раз встретиться взглядом со своей женой и Александра не видела перед собой ничего кроме добрых глаз Ники. Она мучительно улыбнулась ему сквозь слезы. Мысль, что сейчас его родные расстанутся с жизнью, убила Николая Александровича раньше, чем пуля. Дети, испугавшись, не успели прочитать в глазах отца невыносимую муку и страшную боль за них.
В голове Ники пронеслись последние слова его отца императора Александра III:
“Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как его нес я, и как несли наши предки …
Александра Федоровна и Ольга Николаевна понесли руки ко лбу. Татьяна Николаевна прижала руку к вздрагивающей груди, готовая в любую минуту перекреститься ей. Губы Марии Николаевны затряслись, что-то опять зашептали. У Анастасии Николаевны обильно потекли слезы, ее страшно затрясло. Алексей Николаевич безмолвно заплакал сухими слезами. Смуглое лицо Демидовой перекосилось от ужаса.
Бывший царь заслонил собой цесаревича, и перед его глазами напоследок ярким мгновением вспыхнуло множество красивых картин из прошлой жизни. Романов встрепенулся, хотел попросить пощады для жены и детей и не успел этого сделать. Расстрельная команда не оставила ему ни единого шанса. Царская семья не успела ни проститься, ни перекреститься. Они не успели сказать друг другу даже двух слов.
В эту ночь у них все было последним: последний взгляд, последнее слово, последняя мысль, последний страх перед смертью и последняя минута жизни. Хоть и горькой была жизнь Романовых последнее время, но с жизнью им все же прощаться не хотелось. Но, увы, судьба захлопнула перед ними двери жизни. Жизненный круг замкнулся. Наступил конец всем сомнениям.
Глаза у стрелков загорелись лютой злобой. Юровский выхватил кольт, выкинул руку вперед и начал судорожно нажимать курок. Расстрельная команда открыла по узникам бешеную стрельбу из револьверов. Выстрелы ударили так громко, что в ушах зазвенело.
Матвей Васильев кинулся закрывать великую княжну Марию. Она была самой красивой среди сестер и очень нравилась ему. Но пули пролетели сквозь него как мелкое просо через решето. Храбрость молодого человека ничего не значила.
– Какой бог мог допустить это преступление? – пронеслась мысль в голове Матвея.
– А вот что, вот что, – в черных глазах Якова Юровского запрыгало злое беспощадное пламя. Его лицо исказилось в страшной гримасе.
Бывший царь упал навзничь с последней мыслью, что он никого не предал и что он остался верен всем сердцем своей Родине, своей семье и своим предкам. Хотя это досталось ему слишком высокой ценой. Жизнь сгорела, прошлое заволоклось непроницаемой дымкой.
Мать бросилась закрывать сына своим телом. Возникла бестолковая путаная стрельба. Пули роями запели в воздухе. Возник невероятный грохот и шум. По комнате заметался и не находил выхода женский визг. Крики отчаяния разорвали воздух на части. Комната наполнилась густым пороховым дымом. Кругом повисли жуткие вопли, ужасный стон и вой. Стрельба продолжалась беспрерывно. Сполз по стене доктор, упал камердинер, рухнул на колени повар. Дико крича, отскочила в угол высокая Демидова, прикрываясь пуховыми подушками. Метнулись, присели у стены раненые Татьяна Николаевна и Мария Николаевна. Сестры закричали, вцепившись друг в друга. Лицо Анастасии мучительно перекосилось от страха.
– Не убивайте меня! Я всего лишь служанка! – в отчаянии закричала Демидова.
Она безумно замотала головой и жутко пронзительно завизжала. Темнота содрогнулась от ужаса, но только не сердца расстрельной команды. Здесь никто никого не собирался жалеть. Уже пули остыли, а стрелки продолжили, разгорячено бесноваться. Караульные, беспрестанно жали на курки. Пули рикошетили от стен. Одному солдату отстрелянный патрон залетел за воротник, и он нелепо закричал.
– Довольно! Прекратить стрельбу! – пригибаясь, крикнул Юровский.
Выстрелы смолкли. На стуле застонал раненный цесаревич. Великие княжны Татьяна и Мария, мучаясь, скорчились у стены. Матвей, кинувшийся на помощь, бессильно опустился на пол. Ему совершенно не хотелось двигаться, он лишь страстно хотел перестать чувствовать боль, щедро разлитую вокруг. Как после стольких выстрелов они еще остались живыми? Матвей Васильев схватился за лицо обеими руками. Боже мой, на это невозможно было смотреть. Матвей увидел, что в эту жуткую ночь все законы человечества были отброшены в доисторические времена. На дворе будто стоял не двадцатый век, а мрачное средневековье. Будто бы и не было никакого развития человечества. Будто бы это произошло в диком племени. Будто это творилось не на Земле. Кажется, что даже древний предок был не способен на такое злодеяние. Наверное, даже они жили по каким-то установленным правилам и законам.
“Что же вы натворили негодяи? – простонал Матвей Васильев. – Как вы могли поступить так? Чем они могли провиниться перед вами? За что вы предали их смерти? Как Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Алексей помешали вашему счастью? Убив их, вы счастливее стали?”
Яков судорожно засунул в горячий кольт новые патроны.
– Добивайте!
Сквозь пороховой дым просветлилось мертвенно-бледное лицо царевича. Никулин сделал вперед два шага и разредил в Алексея все патроны из револьвера. Мальчик сполз со стула в ноги отца. Татьяна и Мария возле стены крепко обнялись. У Демидовой обильно потекли по лицу слезы.
– Не убивайте. Я хочу жить! – умоляла она, глядя широко расширенными глазами на подходящего стрелка, но тот с размаху ударил штыком и девушка, схватившись за ствол винтовки обеими руками, жалобно простонала: – За что?
Из прекрасных глаз Татьяны и Марии брызнули слезы. Сестры, прикрыв головы руками, отчаянно заплакали. Им стало страшно как никогда. Прощаясь, они не смогли разглядеть друг друга сквозь слезы.
Из мучительного кошмара семью вырвала смерть. Романовы разметались по комнате в жалких позах. Пронзительно завыла собачка. Ермаков проткнул ее штыком и бросил в дальний угол комнаты, а потом, скользя сапогами по залитому кровью полу, прошел мимо всех жертв и добил их тупым штыком. В тесной комнате глухо прозвучали одиночные выстрелы. Души Романовых бесшумными тенями пронеслись мимо Матвея Васильева и исчезли в лунной мгле.
Один из караульных увидев в окно страшную картину, бессмысленно оглянулся по сторонам и, бросив свой пост, сбежал от увиденного ужаса на задний двор. У многих караульных повидавших виды зашевелились волосы на голове. Их испугал расстрел беззащитной семьи, но только не суд истории и проклятие потомков.
В ту ночь на громадной высоте в лунном сиянии отчаянно зажглись трепещущие сердца царской семьи. И уже не боль и не мучительное страдание пронизывали сердце Матвея Васильева, а желание вырваться из этого беспредельного звездного мира, который парализовал его волю. Он очнулся с трудом понимая, что с ним и где он находится. У него от чего-то пронзительно звенело и кружилось в голове. Он вздрогнул и растерянно оглянулся кругом. Ему показалось, что город стали наполнять какие-то таинственные вооруженные всадники из глубоких древних времен. Они стремительными волнами появлялись из-за далекого горизонта. Призывный языческий зов из прошлых веков долго звучал в душе Матвея Васильева. Голова горела, глаза застилала мутная пелена. Сердце молодого человека наполнилось дрожью. Он словно в бреду опустился на колени и в полубреде сотворил своими словами простую душевную молитву.
