Kitabı oku: «Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711», sayfa 7

13-го. Генерал-майор Брюс выехал из (Нарвы) в Петербург при салюте с вала из 11 орудий.

В тот же день от государственного вице-канцлера Шафирова¹⁰⁴ получено письмо с извещением о скором прибытии царя в Нарву.

За городом мне случилось видеть, как русские пользуются своими банями. В тот день был сильный мороз, но они все-таки выбегали из бани на двор совершенно голые, красные, как вареные раки, и прямо прыгали в протекающую возле самой бани реку; затем, прохладившись вдоволь, вбегали обратно в баню; потом выходили опять на мороз и на ветер и, прежде чем одеться, долго еще играли и бегали нагишом. В баню (русские) приносят березовые веники в листах, которыми дерут, скребут и царапают (себе) тело, чтобы (в него) проникала теплота и (шире) отворялись бы поры.

У русских во всей (их) стране всего(-навсего) три доктора; лечат они ото всех болезней, и прибегают к ним все, как больные, так и здоровые: первый доктор – это (русская) баня, о которой только что сказано, второй – водка, которую пьют, как воду или пиво, почти все, кому позволяют средства, и третий – чеснок, который русские употребляют не только как приправу ко всем кушаньям, но и едят сырой среди дня. Вследствие этого от них весьма дурно пахнет, и (иностранец), приезжающий в (Россию) в первый раз и не привыкший к такого (рода) вони, решительно не в состоянии сидеть у них в комнате, особенно в многочисленном обществе.

В России в простонародье девицы или желающие слыть за таковых заплетают себе волосы в одну косу и на конце ее носят красную шелковую кисть, вроде тех, что (у нас) привешивают к голове лошадям. Это (служит) отличием девушек от замужних (женщин). При выходе (девушки) замуж коса эта обрезается. В случае смерти кого-либо из родственников или близких (девушка) расплетает косу и в течение известного времени ходит с распущенными волосами, что служит знаком печали.

(За городом) я видел также, как русские хоронят своих мертвых. Там у них было (кладбище) с деревянной часовней. К часовне, с одного конца, пристроено было нечто вроде навеса, какие в Дании делаются над крыльцами. Под (навес этот) поставили гроб с покойницей и открыли его крышку. (В гроб) положен был образ Богоматери. Перед ним стоял священник в описанной выше ризе, с кадилом в правой руке и с книгой в левой; он читал и пел над телом, часто крестясь и кланяясь, за ним стоял псаломщик или diacon и тоже читал, пел, кланялся и крестился. Справа от священника стоял старик. Он плакал, выл и сильно жалобился, ибо (покойница) была его сестра. Когда (священник и диакон) достаточно почитал над телом, старик взял из гроба образ Богоматери, после чего гроб сейчас же закрыли, – и пошел впереди, возле тех, кто несли гроб к могиле. Когда тело было опущено в могилу, священник, взяв лопату, три раза посыпал на (него) земли, причем всякий раз делал над ним лопатой (знамение) креста, и затем тихо, про себя, произнес несколько слов. Это напоминало обряд, соблюдаемый при датских похоронах. После этого, в то время как присутствующие бросали на гроб землю, священник снял с себя ризу.

17-го. В русской церкви служили благодарственный молебен, а с вала сделали дважды по 11 выстрелов по случаю известия, полученного несколько дней назад из Новгорода, о том, что один русский бригадир¹⁰⁵, который должен был после Полтавской битвы преследовать бегущих шведов, взял в плен 554 человека. Так как обстоятельство это случилось на границах Турции, в (самых) ее пределах¹⁰⁶, то оно и послужило одной из причин последовавшей за тем турецкой войны.

Как сказано выше, при проезде или проходе генералов у всех караулов били в барабан. При этом я, однако, заметил следующее различие: когда мимо караулов (шел) генерал-адмирал, били марш; когда проходил генерал-майор – две дроби; когда проезжал обер-комендант – одну дробь; (что же касается) коменданта, то для него ничего не били, так как он был всего унтер-комендант.

Сюда ввезли из Лифляндии большое количество ржи и (другого) зерна, ибо всей (окрестной) стране, до половины расстояния между Нарвой и Ревелем, назначено было платить подать зерном. Следует отметить, что (привезенная) рожь была совсем желтая и мелкая, вследствие сушки, которой она подвергается в Лифляндии, (равно как и в) России, Польше и Литве. Тотчас по свозке хлеба с поля тамошние крестьяне сушат его, (пользуясь) изобилием имеющихся у них под рукой дров и леса. (Сушка) производится так: хлеб раскладывается в овинах рядами; под ним в печи разводится жаркий огонь, затем двери овина затворяются (и остаются затворенными) до тех пор, пока зерно от этого жара достаточно не высохнет. Просушенное таким образом зерно может сохраняться в течение многих лет, не (подвергаясь) порче; да и молотится оно легко, ибо свободно выпадает из колоса, мелется (тоже) легко, и мука из него, (а также) хлеб лучше сохраняются.

21-го. Чтоб еще (раз) показать неразумие и высокомерие обер-коменданта, отмечу здесь (следующее).

Ввиду того что у себя на подворье я несколько раз стрелял в цель из своего штуцера, обер-комендант прислал мне сказать, что, не предупредив его, в крепости стрелять не годится. В ответ на это я через того же посланного вопросил его делать различие между (правом) приказывать и властью, которыми он пользуется над собственными своими подчиненными, и его (случайным) обращением к иностранному посланнику. Тогда он немедленно извинился через другого посланного, объясняя (недоразумение) ошибкой (первого) посланного, который-де неточно исполнил (данное ему) поручение: другим лицам стрелять в городе не разрешено, но если стреляю я и он, обер-комендант, это знает, то он не имеет ничего против этого¹⁰⁷.

Так как русские весьма любят свои храмы и оберегают их от (всякого, хотя бы и) малейшего осквернения, то для них нет ничего отвратительнее, как если в церковь или (другое) их святилище забежит собака. По их мнению, церковь оскверняется и через посещение лицами иных вероисповеданий. Однако (запрещение иноверцам входить в храмы) не так строго соблюдается с тех пор, как нынешний царь, (ознакомившись) с другими христианскими народами, увидал, что они не такие грубые язычники, каковыми в старину считали их русские.

25-го. У русских начался долгий пост, длящийся от нынешнего дня и до Рождества Христова и называемый Филиппово-Яковлев-ским. В этот (пост), как и во все прочие, никто не должен есть ни мяса, ни всего происходящего от мяса, как-то молока, сыра, масла, яиц и т. и.; всякий должен, напротив, довольствоваться разными рыбными блюдами, всегда приправленными луком, чесноком, льняным, деревянным и ореховым маслом. При этом кстати заметить, что, употребляя подобного рода нечистую, отвратительную пищу, к тому же одеваясь плохо, крайне неприятно и грязно, в большей части случаев (обходясь) без белья, русские (распространяют) от себя такой скверный, противный запах, что, прожив три-четыре дня в каком-либо помещении или комнате, окончательно заражают в них воздух и на долгое время составляют после себя запах, так что (для иностранца) там нельзя оставаться.

Перед образами, нарисованными на домах или воротах, русские всегда по многу раз кланяются и крестятся. (Но) кроме этих поклонов и крестных знамений, (сопровождаемых) словами: «Господи помилуй», то есть Kyrie eleison, русские (в остальном) так несведущи и тупы по части христианского веро(учения), что у нас трехлетний ребенок, получивший хотя бы некоторое воспитание, имеет (основательнейшее) понятие о своей вере, чем большинство взрослых людей в России. Насколько я могу судить, (здесь) из пяти человек едва ли один сумеет прочитать «Отче наш»; да и умеющий-то стих прочтет, а стих позабудет. Если же спросить их, сколько (на свете) богов, они станут в тупик; тем менее (могли бы они ответить на вопросы) о личности Христа, Его смерти и заслугах.

Хотя Петрей¹⁰⁸ и другие писатели говорят, будто русские не богохульствуют, тем не менее клятву «ей-богу», то есть «Бог (свидетель) правда», мне уже не раз (случалось) от них слышать¹⁰⁹.

По сравнении между собой нарвской, русской и датской меры (для жидких тел), я нашел, что нарвский Stob содержит пять датских излей (paele), два таких штофа (стопы́?) составляют кувшин (Kande), а 60 кувшинов бочку. Русская мера, известная под именем кружки, содержит 6 датских излей, а так называемый русский гален(ок) 5½ датского пэля; 8 кружек составляют русское ведро. В России жидкие тела бочками не измеряются, и как (самые) бочки бывают различных величин, то объем их определяется ведрами; так, бочка может содержать 20, 30, 40, 60 ведер и т. д., смотря по ее размеру.

Почти во всей Эстляндии не осталось (лютеранских) священников, церкви же вследствие войны пришли в запустение и покинуты, а потому лица, желающие вступить между собой в брак, стекаются со всего края в Нарву, чтоб обвенчаться у здешнего немецого пастора Брюнинга. На одном таком венчании я присутствовал. (Происходило оно) в особом доме, который был нарочно устроен (этим) священником для подобных венчаний в его загородном саду, ибо в (самую) Нарву окрестных жителей не впускают. (Жениха и невесту), перед тем как их венчать, (Брюнинг) подверг испытанию в начальных правилах христианского учения (:без такого испытания он никого не венчает и, если, по его мнению, (желающие бракосочетаться) недостаточно подготовлены, он отсылает их домой (невенчанными) впредь до более обстоятельного обучения:). При венчании священник обменил на женихе и невесте кольца; последние были подобны железным кольцам-наперсткам, употребляемым в Дании портными. Брюнинг принял их (от венчающихся) и надел им на пальцы. Голова у невесты была не покрыта; волосы она себе остригла, как мужчина, и оставила (незаплетенными); впрочем, и платье на ней было такое же, как на женихе, однако при короткой юбке. Молодые эти жительствовали в 13 милях от Нарвы.

По словам священника, в прошлом году он обвенчал 60 таких пар, пришедших из (окрестностей), а в нынешнем году более 40. Нередко, когда пары не знали начальных (правил христианского учения), (Брюнинг) отсылал их обратно (невенчанными), так как знал, что по собственному побуждению народ не учится Закону Божию.

По свидетельству того же (Брюнинга), за полгода или за год до моего приезда в (Нарву) великое множество эстляндцев требовало приобщения Тела и Крови Христовой. Однако, так как в то время он еще не понимал (эстского) языка, то допустил лишь тех, которых счел достойными, судя по наружным признакам. Иных же, о безбожной жизни которых шла особенно худая молва, отослал назад без причащения.

В Нарве до сих пор проживает небольшое количество эстов, для которых всякое воскресенье простой эстляндский парень читает на родном языке из домашнего сборника проповедей. Как сказано выше, происходит это, подобно прочему богослужению, в ратуше.

Так как ранее (я) забыл сказать, в каком состоянии (была армия), расположенная лагерем под Нарвой (и назначенная) для предполагавшегося похода под Ревель, то привожу здесь перечень ее полкам и (список) ее артиллерии (и боевым припасам).

[Артиллерия]:

20 24-фунтовых пушек

20 18-фунтовых пушек

17 мортир 75-фунтового калибра

3 гаубицы 18-фунтового калибра

7000 бомб

300 карказ¹¹⁰.

300 траншейных ядер¹¹¹.

8000 24-фунтовых ядер

8000 18-фунтовых ядер.

3000 центнеров пороха.

15 000 ручных гранат

14 пехотных полков¹¹²'.

1. Полк генерал-майора Брюса.

2. Полк полковника Бильса.

3. Полк полковника Поросинова.

4. Полк полковника Данилова.

5. Полк нарвского коменданта Зотова.

6. Полк полковника Буша.

7. Полк полковника Балабанова (? Bolobonof).

8. Полк полковника Скотта (Skott)¹¹³.

9. Полк полковника Неклюдова.

10. Полк полковника Брандевицкого.

И. Полк полковника Фразера.

12. Полк полковника Стибинского.

13. Полк полковника Байкова (? Bayschoff).

14. Батальон в 600 человек, коим командовал майор Савенков (? Sawenskof).

Пехота, пришедшая из Москвы:

1. Полк полковника Энгеля.

2. Полк полковника Фихтенгейма.

3. Полк полковника Нейдгарта.

4. Полк полковника Абрамова (Abraham).

5. Полк полковника Трайдена.

Драгуны:

1. Полк бригадира Цыкина (? Tziekin).

2. Полк полковника Фельзена.

3. Полк, называемый Вологодским.

4. 1000 казаков.

30-го. Вечером в 4 часа прибыл (в Нарву) его царское величество при салюте из 177 орудий. Я б охотно выехал к нему навстречу верхом, как (то предписывал мне) мой долг, но коменданты, по высокомерию, этого не разрешили под неосновательным предлогом, будто бы сами они должны доложить обо мне царю, прежде чем я к нему явлюсь. Мне поневоле пришлось подчиниться.

По приезде царь тотчас же вышел, чтоб посетить старика Зотова, отца нарвского коменданта. (Зотов) некогда состоял его дядькой и в шутку прозван им патриархом. Казалось, царь очень его любит.

Я послал секретаря миссии на царское (подворье) попросить означенного Зотова осведомиться у царя, могу ли я ему представиться. (На это) комендант велел мне сказать от царского имени, что царь идет сейчас обедать к обер-коменданту и что я (также) могу туда явиться. Я так и сделал.

Лишь только я, с подобающим почтением, представился (царю), он спросил меня, однако через посредство толмача, о здоровье моего всемилостивейшего короля; я отвечал ему подлежащим выражением благодарности. Далее он осведомился, не служил ли я во флоте, на что я ответил утвердительно. Вслед за этим он тотчас же сел за стол, пригласил меня сесть возле себя и тотчас же начал разговаривать со мной без толмача¹¹⁴, так как (сам) говорил по-голландски настолько отчетливо, что я без труда мог его понимать; (со своей стороны) и он понимал, что я ему отвечаю. Царь немедля вступил со мной в такой дружеский разговор, что, казалось, он был моим ровней и знал меня много лет. Сейчас же было выпито здоровье моего всемилостивейшего государя и короля. Царь собственноручно передал мне стакан, чтоб пить эту чашу.

При нем не было ни канцлера, ни вице-канцлера, ни (какого-либо) тайного советника, (была) только свита из 8 или 10 человек. (Он) равным образом не вез с собой никаких путевых принадлежностей – (на чем) есть, (в чем) пить и (на чем) спать. Было при нем несколько бояр и князей, которых он держит в качестве шутов. Они орали, кричали, дудели, свистали, пели и курили в (той самой) комнате, где (находился) царь, а он беседовал то со мной, то с (кем-либо) другим, оставляя без внимания их орание и крики, хотя нередко они обращались прямо к нему (и кричали) ему в уши.

(Царь) очень высок ростом, носит собственные короткие коричневые, вьющиеся волосы и довольно большие усы, прост в одеянии и наружных приемах, но весьма проницателен [и] умен¹¹⁵. (За обедом у обер-коменданта) царь имел при себе меч, снятый в Полтавской битве с генерал-фельдмаршала Рейншильда. (Говоря) вообще, царь, как сказано в Supplemento Curtij об Alexandra Magno: «Anxiam corporis curam faeminis convenire dictitans qvae nulla alia dote aeqvae com-mendantur, si virtutis potiri contingisset, satis se speciosum fore»¹¹⁶. Он рассказывал мне о Полтавской битве, о чуме в Пруссии и Польше и (говорил) о содержании письма, полученного им в Торне¹¹⁷ от моего всемилостивейшего наследственного государя и короля; потом говорил, что не сомневается в дружбе моего короля. Вечер прошел в сильной выпивке, причем велись также разговоры о всяких других вещах, подлежащих скорее (сообщению) в секретном рапорте, чем (занесению) в настоящие записки.

Декабрь

1-го. По приказанию (царя) я кушал (вместе) с ним у обер-коменданта, где, в ответ на мой запрос, мне велено было спрятать мою верительную грамоту с тем, чтобы вручить ее только в Москве. Там царь (обещал) дать мне аудиенцию и выслушать мое посольство, здесь же он не имел при себе министра¹¹⁸, а покамест я, по распоряжению царя, должен был приготовиться следовать за ним с двумя слугами в Петербург, прочих же моих людей и вещи направить другим путем на Новгород, где они должны были встретиться со мной или ждать (моего приезда) для (дальнейшего) следования (со мной) оттуда в Москву. День прошел в попойке; отговорки от (питья) помогали мало; (попойка шла) под оранье, крик, свист и пение шутов, которых называли на смех патриархами. (В числе их) были и два шута-заики, которых царь возил с собой для развлечения; они были весьма забавны, когда (в разговоре) друг с другом заикались, запинались и никак не могли высказать друг другу свои мысли. В числе прочих шутов был один по имени князь Шаховский (Jacobskoy); звали его кавалером (ордена) Иуды, потому что он носил иногда на груди изображение Иуды на большой серебряной цепи, надевавшейся кругом шеи и весившей 14 фунтов. Царь рассказывал мне, что шут этот один из умнейших русских людей, но притом обуян мятежным духом: когда однажды (царь) заговорил с ним о том, как Иуда-предатель продал Спасителя за 30 сребреников, Шаховский возразил, что этого мало, что (за Христа) Иуда должен был взять больше. Тогда в насмешку (Шаховскому) и в наказание за то, что он, (как усматривалось) из его слов, казалось, тоже был не прочь продать Спасителя, если б Он жил (в настоящее время), – только за большую цену, царь тотчас же приказал изготовить вышеупомянутый орден Иуды с изображением сего последнего, (в то время) как он (собирается) вешаться.

Все шуты сидели и ели за одним столом с царем. После обеда случилось между прочим следующее (происшествие). Со стола еще не было убрано. Царь стоя болтал (с кем-то). Вдруг (к нему) подошел один из шутов и намеренно высморкался (:sit venia verbo¹¹⁹:) мимо самого лица царя в лицо другому шуту. Впрочем, царь не обратил на это внимания. А другой шут вытер себе лицо и, недолго думая, захватил с блюда на столе целую горсть миног, которыми и бросил в первого шута, однако не попал – тот извернулся… Читателю покажется, пожалуй, удивительным, что подобные вещи происходят в присутствии великого государя (как Петр) и остаются без наказания и (даже) без выговора. Но удивление пройдет, если примешь в соображение, что русские, будучи народом грубым и неотесанным, не всегда умеют отличать приличное от неприличного и что поэтому царю приходится быть с ними терпеливым в ожидании того времени, когда подобно прочим народам они научатся (известной) выдержке. К тому же царь охотно допускает во свое (общество) разных лиц, и тут-то на обязанности шутов лежит напаивать в его присутствии офицеров и других служащих, с тем чтобы из их пьяных разговоров друг с другом и перебранки он мог незаметно узнавать об их мошеннических проделках и потом отымать у них возможность (воровать), или наказывать их.

После полудня царь посетил моего больного повара, приходящегося родным братом царскому повару¹²⁰, который был в большой милости у (его величества). При этом случае царь сошел ко мне в мое помещение и осмотрел его. Спустя некоторое время после того, как царь от меня вышел, он проехал мимо моего крыльца (на запятках) саней, в которых сидел упомянутый выше так называемый патриарх Зотов; царь стоял сзади как лакей и проследовал таким образом по улице через весь город.

2-го. Царь кушал у унтер-коменданта Василия Зотова. Я тоже был там. На этот раз мне было позволено не пить сверх желания. После (стола) царь поехал в 11 мест в городе, чтобы посетить (разных лиц); был между прочим и в моем доме; в каждом месте он оставался с час, и повсюду (сызнова) ели и пили. Так называемые князья вели себя без стыда и совести: кричали, галдели, гоготали, блевали, плевали, бранились и даже осмеливались плевать в лицо порядочным людям.

Достойно замечания, что под конец, прощаясь с бургомистром Гётте, царь весьма дружелюбно и обходительно обнял и поцеловал его.

В 10 часов вечера царь выехал (из Нарвы) при орудийном салюте с вала. Я немедленно последовал за ним. Лица царской свиты, все пьяные, улеглись (каждый) в свои сани. За городом, при громе орудий, лошади (их) помчались по разным направлениям, одни туда, другие сюда. (В ту) ночь и мои люди от меня отделились.

Вскоре после полуночи прибыли мы в Ямбург, где нам переменили лошадей. (Ямбург) маленькая крепость; с ее вала был сделан салют царю; однако (мрак) помешал мне ее разглядеть, так что я тотчас же поехал далее. Пропутешествовал всю ночь.

3-го. В 10 ч. утра прибыл в Копорье, куда царь приехал за несколько часов до меня. Там пились (заздравные) чаши и (гремела) пальба без конца.

У дороги, по которой я следовал, стояли большие, высокие крашеные столбы, указывающие число верст. (Верста) путевая мера, о которой ниже будет сказано подробнее.

(От Копорья) ехал весь день и всю ночь по хорошей санной дороге; но в лошадях был недостаток, и по большей части приходилось продолжать путь, не меняя их.

4-го. В 9 ч. утра, верстах в двух от Петербурга, на реке, в том самом месте, где проехали царь и вся его свита, мои сани вместе с лошадьми провалились сквозь лед. И так как сани имели, наподобие коляски, кожаный верх, (который) по случаю холода был закрыт и застегнут со всех сторон, то отстегнуться я не был в состоянии; с другой стороны, второпях не мог отыскать ножа, чтобы прорезать себе (выход). А полынья была так широка, что (со стороны) нельзя было подступиться к саням и открыть их. (Уже) внутри их высоко стояла вода, уже они вместе со мной окончательно погружались (в реку), (когда) русский капрал, стоявший у меня на (запятках), схватил болтавшуюся случайно на санях веревку, притянул их к себе, отстегнул, – и я (благополучно) выбрался. Да будет благословен Бог, избавивший меня от этой опасности, и да (вселит) Он мне в сердце (чувство) благодарности, (дабы я всегда) с признательностью (мог) вспоминать таковую Его отеческую близость.

Едва успел я выйти, как сани, плававшие с лошадьми в воде, погрузились так глубоко, что над поверхностью от них остался только самый верх шириной в ладонь, после чего они опрокинулись. Легко себе представить, в какой вид пришли мои бумаги и другие (вещи), бывшие со мной в санях. Нет сомнения, что окованный железом сундучок, заключавший все мои письма и документы, а также все бывшие со мной деньги, пропал бы (безвозвратно), если бы я, по счастью, не велел привязать его на дне саней под моим изголовьем. Сделал же я это потому, что в то время как жил в Нарве, поджидая царя, я прочел в описании московского путешествия Олеария¹²¹, как один камердинер их посольства, повозка которого опрокинулась, был убит до смерти такого рода сундучком. Этот несчастный случай (и) побудил меня (принять) означенную предосторожность.

Как только мои сани были вытащены, я (сел) в сани генерала Венедигера¹²², (в которых и) доехал до Петербурга.

От Нарвы до Петербурга 180 верст. По расчету русских, 5 верст составляют одну милю.

Тотчас по приезде я должен был явиться к царю на (обед), происходивший у генерал-адмирала Апраксина. (За этим обедом) все, даже сам царь, ели деревянными ложками. Несмотря на русский шестинедельный пост, за столом подавали как рыбу, так и мясо. (Обедавшие) лица, до капитанов включительно, сели за один стол с царем. Стол был длинный, как у нас в застольных.

Квартиру мне отвели у вице-адмирала царского флота, норвежского уроженца Корнелиуса Крейца¹²³, красивого, умного и сведущего человека. Он носил на себе портрет царя, украшенный алмазами и с короной из алмазов же. (Портрет этот был) значительной ценности.

(У Апраксина) приходилось пить много, и никакие отговорки не помогали; каждая заздравная чаша сопровождалась выстрелами. Царь провозгласил здоровье моего всемилостивейшего государя и короля. При этой (чаше) тоже палили, но вследствие беспрестанных обращений (ко мне) и крика шутов я не имел возможности сосчитать, сколько сделано было выстрелов. Число шутов увеличилось; к тем, что находились с (царем) в Нарве, прибавилось еще несколько.

(Обед) у Апраксина был устроен по случаю дня рождения князя Меншикова.

(После обеда) я попросился у царя домой, чтобы просушить мои бумаги, намокшие, по вышеописанному случаю, в реке, но разрешения (от него) не получил, хотя и представлял, что (в числе документов находится) моя верительная грамота и другие (важные) бумаги. Царь возражал, что о моем назначении посланником к его двору он получил письма непосредственно от короля, (а потому) примет меня (и) без верительной грамоты. После этого несколько (человек) получило приказание следить за мной, чтоб я как-нибудь не ускользнул.

Шла попойка, шуты орали и отпускали много грубых шуток, каковым (в других странах) не пришлось бы (быть свидетелем) не только в присутствии самодержавного государя, но даже на самых простонародных собраниях. Между тем мне таки удалось выбраться вон. Когда дома я открыл сундук с бумагами, (оказалось, что) они смерзлись в один ком, ввиду чего я поскорее развернул их, разложил в теплой комнате и, взяв с собой ключ, поспешил обратно к царю. (Но тут) в скором времени загорелась лаборатория, стоящая напротив дома вице-адмирала (Крейца); (в лаборатории) работали над фейерверком, который предполагалось сжечь в тот вечер. (И) бумаги мои, чуть не погибшие утром в воде, теперь приходилось спасать от огня; ибо нет сомнения, что, продлись пожар еще несколько минут, лабораторию взорвало бы (на воздух), и дом, в котором мне отвели помещение, будучи построен исключительно из леса, тоже непременно сгорел бы. Когда среди (общей) суеты я собирал и затем снова развешивал (свои) бумаги, у меня их несколько штук пропало. По миновании опасности уцелевшие (документы) я повесил для просушки на веревку, а затем опять должен был явиться к царю.

Затем мы всю ночь напролет проездили взад и вперед, были в одиннадцати местах и всюду ели и пили в десять раз больше, нежели следовало.

Вечером, в честь князя Меншикова, сожжен был прекрасный фейерверк.

Кутеж, попойка и пьянство длились до 4 ч. утра. Всюду, где (мы) проходили или проезжали, на льду реки и по улицам, лежали пьяные; вывалившись из саней, они отсыпались в снегу, и вся (окрестность) напоминала поле сражения, сплошь усеянное телами убитых.

5-го. Ничего особенного не произошло; все сидели у себя дома. Никто не знал и хотел знать, где находится царь, так что после вышеописанного кутежа в течение двух дней нельзя было разыскать царя и говорить с ним. В этом отношении царь так неровен, что в иное время с ним можно беседовать, как с ровнями; но на другой день, если он хочет быть один, нельзя даже дознаться, где его найти, и доступ к нему так же труден, как в былые времена к персидскому царю Артарксерксу.

8-го. Вице-адмирал Крейц построил в Петербурге лютеранскую церковь, в виде креста, из одних бревен, как строятся дома в Норвегии и почти во всей России. В ней проповедует по-голландски священник магистр Толле¹²⁴. Среди богослужения меня и вице-адмирала Крейца вызвали, пригласив идти кушать, (в обществе) царя, к адмиралтейц-советнику Кикину. (За этим обедом), несмотря на пост, ничего другого не подавали, кроме мяса. Тут царь раздал мне и другим (лицам) печатный план сражения под Полтавой. Когда между ним и мною зашел между прочим разговор о короле Прусском, царь рассказал мне, что когда, во время путешествия его за границей, он собирался идти морем из Пиллау в Кольберг, то бранденбуржцы старались уверить его, будто по Балтийскому морю во множестве (ходят) турки и корсары, и (что этим бранденбуржцы хотели) напугать его (и отклонить) от путешествия, (которое) могло бы открыть ему глаза, ознакомив его с состоянием других краев, и (тем) способствовало бы устройству (собственного) его государства по образцу (прочих стран) Европы.

9-го. На рассвете в дому у царя случился пожар, вскоре, впрочем, потушенный (и не представивший) особой опасности.

Наконец-то, после долгой проволочки, я имел тайную беседу с царем и как устно, так и письменно известил его о том, что король приказал мне ему сообщить.

Я (не раз) хотел поехать осмотреть царский флот, но всегда (со стороны русских) встречались помехи, которые, впрочем, я считал лишь пустыми отговорками и (признаком) недоверия, вызванными опасением, как бы я не сообщил в Данию о дурном состоянии (их) флота.

10-го. Царь собственной высокой особой явился ко мне, дабы прежде других, лично, передать мне полученное им известие о высадке моего государя с армией в Шонии. Сам я не имел еще об этом сведения из Дании. Как мне говорили, при получении добрых и радостных вестей, царь всегда спешил первый передать их заинтересованному лицу и находит в этом удовольствие.

11-го. Была память святого Андрея и вместе с тем праздник царского ордена. Царь, в качестве шаутбенахта, давал пир на Петербургском кружечном дворе и сам обносил (гостям) вино и другие напитки. Снова открылась пальба и началась выпивка. Вечером сожжен был прекрасный фейерверк. Царь роздал мне и большей части офицеров мечи, взятые им у шведских офицеров в битве под Полтавой. Ночь мы провели в разъездах из одного дома в другой и (всюду) ели и пили; многочисленные шуты, сидя рядом с царем, кричали, свистели, курили и пели. Патриарх Зотов так напился, что всюду спал за столом и в присутствии царя, державшего ему свечу, мочился (прямо) под стол. Женщины со всего города неотлучно находились при (компании).

Ввиду затруднений, с какими, как объяснено выше, сопряжен порою доступ к царю, я воспользовался нынешним (обедом), за которым сидел с ним рядом, чтобы, согласно приказанию моего всемилостивейшего государя и короля, переговорить с ним о разных вещах¹²⁵. Во время этой беседы царь весьма благосклонно и охотно слушал меня и отвечал на все, что я ему говорил. Однако известное лицо, стоявшее за (нами), предостерегло меня и заверило, что (само оно) слышало, как царь сказал по-русски генерал-адмиралу, что в настоящее время ему очень не хочется говорить со мной о делах. Но так как поручение моего короля требовало, чтобы я снесся с царем, не упуская времени, то я продолжал разговор, и он снова стал слушать меня с прежней сосредоточенностью и вниманием. Тут, зная положительно – получив, как сказано выше, заверение, – что (в данную минуту) ему докучны мои речи, я с величайшим удивлением убеждался, до какой степени он умеет владеть своим лицом и как ни малейшей миной, ни (равно своими) приемами (он) не выдает своего неудовольствия либо скуки.

12-го. Царь кушал у себя дома. Любопытно, что повар его бегал по городу из дома в дом, занимая для хозяйства у кого блюда, у кого скатерти, у кого тарелки, у кого съестных припасов, ибо с собой царь ничего не привез.

14-го. Я потребовал подвод (лак называются в России крестьянские повозки (или) сани с лошадьми:), чтоб выехать в Москву прежде царя и прибыть туда одновременно с ним, (ибо), как мне (тогда) говорили, он в скором времени собирался в Москву.