«Азазель» kitabından alıntılar, sayfa 2

«Я понял, что этот человек полный невежда, либо знает то, чего не знаю я, либо каждый из нас верит в то, что сам напридумывал»

В отдельных словах нет никакого греха и ошибки, так как грехи и ошибки замечаешь, только когда слова складываются во фразы.

Вера - это тяжкое бремя, которое никто не в силах вынести. Наша вера обрекает нас самих. Обрекает тех, кто исповедует её, больше, чем неверующих.

Я понял, что этот человек полный невежда, либо знает то, чего не знаю я, либо каждый из нас верит в то, что сам напридумывал.

... я и есть ты, я — каждый из вас. Вы видите меня рядом всякий раз, когда пожелаете. Я всегда готов снять ответственность, отменить обязательства и оправдать любого приговоренного. Я — желание, желающий и желаемый; я — слуга человеческий, тот, кто подстрекает его идти на поводу собственных заблуждений.

Почему бы не оставить простым верующим их веру, замешенную на небылицах, столь им приятных и доступных их пониманию? Давай объяснять истину сведущим богословам, клирикам и священникам, способным постичь тонкости богословской науки, а затем, поколение за поколением, можно будет обращаться к тем простолюдинам, кто понимает, не вступая с ними в стычки.

Ты с ума сошел?! В смерти смысла нет. Весь смысл – в жизни.

Как ни слаб каждый человек и все мы, вместе взятые, наша сила – только в любви.

– Бог создал человека или наоборот? – спрашивает он.

– Что ты имеешь в виду?

– Гипа, во все времена человек творил Бога по своему усмотрению. Бог неизменно – это тот, с кем человек связывал свои устремления, чаяния, мечты.

Если на Иисусе было надето какое-то рванье, кое-как прикрывавшее грудь и чресла, то служитель церкви был одет в расшитое золотыми нитями платье, из которого едва проглядывало его лицо. В руках Христос не держал ни одной суетной мирской вещи, а епископ опирался на посох, судя по блеску – из чистого золота. На голове Иисуса был колючий терновый венец, а голову епископа украшала переливающаяся золотом митра. Христос выглядел покорным и готовым принести себя в жертву на кресте, а Кирилл показался мне человеком, прочно стоящим на земле обеими ногами.