Kitabı oku: «Сочинения Александра Пушкина. Томы IX, X и XI», sayfa 4

Yazı tipi:

Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что прелестью живой стихов я был полезен
И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна!
Обиды не страшись, не требуй и венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца…¹⁸

В превосходнейшей пьесе «Каприз» Пушкин художнически решает важный эстетический вопрос о причине унылости как основном элементе русской поэзии. Он находит ее в нашей русской природе и изображает ее красками, которых сила, верность и безыскусственная простота дыша г всею гениальностию великого национального поэта:

Румяный критик мой, насмешник толстопузой,
Готовый век трунить над нашей томной музой,
Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной;
Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.
Что ж ты нахмурился? Нельзя ли блажь оставить
И песенкою нас веселой позабавить?
Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогой,
За ними чернозем, равнины скат отлогой,
Над ними серых туч густая полоса.
Где ж нивы светлые? где темные леса?
Где речка? На дворе у низкого забора
Два бедных деревца стоят в отраду взора,
Два только деревца, и то из них одно
Дождливой осенью совсем обнажено,
А листья на другом размокли и, желтея,
Чтоб лужу засорить, надут первого борея.
И только. На дворе живой собаки нет.
Вот, правда, мужичок; за ним две бабы вслед.
Без шапки он; несет под мышкой гроб ребенка
И кличет издали ленивого попенка,
Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.
Скорей! ждать некогда! давно б уж схоронил¹⁹.

Пьеса «Ночью во время бессонницы» показывает, как глубоко вглядывался Пушкин во все явления жизни, как глубоко прислушивался он к ним:

Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздается близ меня.
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня —
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шепот?
Укоризна или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Темный твой язык учу²⁰.

«Подражение Данту», для не знающих итальянского языка, верно показывает, что такое Дант как поэт. Вообще, у нас Дант какая-то загадка: мы знаем, что Шлегель его провозгласил чуть-чуть не наравне с Шекспиром;²¹ наши доморощенные критики также много накричали о нем; были о нем даже целые диссертации, хотя немножко и бестолковые; переводы из Данта, еще более диссертаций, добили его на Руси²². Но теперь, после двух небольших отрывков Пушкина из Данта, ясно видно, что стоит только стать на католическую топку зрения, чтоб увидеть в Данте великого поэта. Прислушайтесь внимательным слухом к этим откровениям задумчивого, тяжело страстного итальянца, которого душа так и рвется к обаяниям искусства и жизни, несмотря на весь свой католический страх греха и соблазна:

И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня дерев прохлада;
Я предавал мечтам мой слабый ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,

18.Критик цитирует «Памятник» с изменениями, внесенными Жуковским ввиду цензурных требований. У Пушкина 4-я строка: «Александрийского столпа»; 15-я строка – «Что в мой жестокий век восславил я Свободу». В этом тексте есть и мелкие неточности. 18-я строка: «Обиды не страшась, не требуя венца»; 20-я строка: «И не оспоривай глупца». Опущен также эпиграф: «Exegi monumentum» – «Памятник я воздвиг», Гораций.

19.Критик цитирует «Румяный критик мой, насмешник толстопузый…» по тексту, в котором 21-я и 22-я строки (завершающие этот отрывок) ошибочно напечатаны как 5-я и 6-я.

20.Последняя строка «Стихов, сочиненных ночью во время бессонницы», читается и по-другому: «Смысла я в тебе ищу».

21.См. «Историю древней и новой литературы» Ф. Шлегеля (ч. II. СПб., 1830 с. 10–14).

22.«Доморощенный критик» – С. П. Шевырев, который неоднократно восхищался Данте и под воздействием его «сильной гармонии» осознал необходимость введения в русское сложение итальянской октавы (см.: «Московский наблюдатель», 1835, ч. III, с. 5 и след.). Помимо трактата, излагающего суть этой реформы, Шевырев написал диссертацию «Дант и его век» (см. примеч. 1 к рецензии «Париж в 1838 и 1839 годах» В. М. Строева). Переводчиками Данте были Шевырев, которого очень склонял на это Пушкин (см.: «Русский архив», 1882, кн. 3, с. 185; о его «октавах» см. примеч. 19 к статье «Педант»); П. А. Катенин (см. его «Сочинения и переводы», ч. II. СПб., 1832) и Ф. Фан-Дим (Е. В. Кологривова), чей прозаический перевод «Ада» вышел в 1842 г.