Kitabı oku: «Искушение», sayfa 2
А он стоял. Час, другой… Начался дождь. На тротуар падали редкие тяжелые капли, оставляя на нем бесформенные мокрые пятна. Всеми цветами радуги вспыхнули витрины магазинов. Разноцветными глазами светофоров мигали перекрестки. Торопливые рычащие автомобили разбрызгивали мутные лужи. И никому не было дела до немого юноши, одиноко бредущего по улицам многолюдного города.
А он, за неимением собеседника, которому мог бы сейчас излить свою душу, безмолвно говорил с самим собой.
Почему я не такой, как все, спрашивал он. И сам же себя опровергал: нет, я такой же, только не могу говорить. И снова противоречил: нет, могу, но меня никто не слышит. Только поэтому мы и не смогли понять друг друга…
К сожалению, в современных городах нет колоколов, способных пробудить от равнодушия эти человеческие пустыни. И крик немого юноши, потрясший его душу, не был никем услышан, и бесследно затерялся в ущельях городских улиц.
Марк долго и бесцельно бродил по городу, не чувствуя усталости. Уже начинало смеркаться. Глаза его застилали невыплаканные слезы, и он едва не врезался в незамеченную им зеркальную витрину, освещенную изнутри, однако остающуюся непрозрачной, будто сама тьма притаилась за нею. Из-за массивной, окованной железом, двери, когда она приотворялась, выпуская или впуская кого-то, раздавалась громкая музыка, доносились отголоски веселья. Этот оазис света среди мрачных провалов окрестных домов привлек внимание юноши, завладел всем его существом и почти против его воли принудил открыть дверь и войти.
Это был другой мир, прежде незнакомый Марку.
В этом мире светили десятки, если не сотни, искусственных солнц-ламп, отражающиеся во множестве зеркал, которые множили их уже до неисчислимых количеств. Играла музыка, заглушая слова, и разговаривать было не только необязательно, но даже невозможно. За столиками сидели люди, они пили, ели, смеялись так, словно это происходило в последний раз в их жизни и уже никогда не повторится. Марк в поисках свободного места за одним из столиков осторожно и неловко пробирался между ними, иногда наступая кому-то на ноги, иногда толкая кого-то, но никто не обижался и не ругал его. Неожиданно он увидел в углу зала столик, который только что освободили и еще никто не успел занять его. Как только Марк со вздохом облегчения опустился на стул, к нему тотчас подскочил худощавый, весь какой-то будто прилизанный слюнявым коровьим языком, официант и подал меню. Юноша наугад ткнул пальцем в раскрытый фолиант, и, видимо, угадал, потому что официант подобострастно изогнулся и одобрительно заулыбался и вскоре принес ему какой-то напиток в высоком бокале. Юноша, не считая, отдал ему все деньги, которые нашел в своем кармане, жестом дал понять, что пока больше ни в чем не нуждается и, отпив из бокала огненной жидкости, погрузился в созерцание ресторанного зала.
Еще раньше, едва вошел, Марк заметил, что весь этот мир был рассчитан на обман, зрительный и слуховой. Зеркала множили образы, горящие свечи в резных подсвечниках рождали вместо света мрак, звуки искажались, возвращаясь эхом из темных углов зала, понять истинные размеры которого не представлялось возможным из-за царящего в нем сумрака. Если бы юношу спросили о его ощущениях, он ответил бы, что оказался в мире теней. Тени, повинуясь язычкам пламени многочисленных свечей, то отступали, то приближались, они то скрывали окружающее, то срывали покров тайны. В одно из таких мгновений Марк заметил, что за столиком он уже не один. Напротив него расположился незнакомец с немигающим взглядом кажущихся в этом освещении черными глаз. Мужчина смотрел на него, но, казалось, не видел, о чем-то задумавшись. Марком овладело смутное беспокойство. Чтобы стряхнуть с себя гнет пеленающего его разум облака непрозрачного взгляда, он отвернулся и отхлебнул из бокала. Ничего не почувствовал. И выпил еще, опустошив бокал.
