Kitabı oku: «Психолог», sayfa 8
Через мгновение ветер стих, так же быстро, как и начался. И они, не окруженные больше непроницаемой зеленой завесой, смогли воочию увидеть происходящее.
Вокруг них на холодном каменном полу лежали неподвижные тела лучников-стражников, организм которых не смог справиться с зеленым ядом.
Впереди они сразу же приметили улепетывающего короля, который трусливо вихлял своей жирной пятой точкой, удаляясь от них к выходу. Его и принца вел перед собой серьезный мужчина в доспехах, напоминающий начальника стражи.
Вприпрыжку, немного комично, их догонял горе-глашатай, умоляя не оставлять его одного.
Но один человек остался на месте. Впрочем, была ли она на самом деле человеком?
– Мерзкие оборотни! Отродья тьмы! И с ними волшебник! – аудитор жестко чеканила эти слова, словно выносила смертельный приговор.
Малькольм галантно поклонился девушке.
– Я, младший аудитор короля Виллема, нареченная моим господином госпожой Элеанор, предам вас земле! Вы умрете здесь и сейчас от моего клинка!
И она направила на них свою металлическую палку, которая невиданным образом превратилась в копье с очень широким лезвием.
– Ну, наконец-то! Хоть какое-то веселье! – Фрея радостно сжала руки в кулаки.
– Вы уверены, что у нас получится? – с сомнением спросил Малькольм.
– Нет, – просто ответил ему мальчик. – Но не может же у человека все всегда получаться.
– Это философский взгляд на вещи, – недовольно заметил Малькольм. – А здесь ошибка будет стоить нам жизни.
Мальчик небрежно махнул рукой.
– Ага.
И он резко повернулся, притянул к себе свою девушку и страстно поцеловал ее. А затем мягко оттолкнул ее в сторону Малькольма.
– Защищай тогда нашего паникующего волшебника, Фрей. А то он так и умрет от жизненных сомнений.
И мальчик, слегка усмехаясь, направился навстречу аудитору.
– Я буду твоим противником, госпожа Элеанор!
– Тогда ты умрешь первым, оборотень!
И они встали друг напротив друга в боевой готовности.
– А я думал, что ты прям рвешься в бой, – едко высказался девушке Малькольм.
– Конечно, рвусь, волшебник, – она стояла рядом с ним, сложив руки на груди, и улыбалась. – Но ты думаешь, что финансисты всегда играют по правилам? Очнись. Именно волшебники для них всегда были желанной добычей.
– То есть…
– Ты приманка, Малькольм. Расслабься и получай удовольствие, идет? – и она по-дружески его обняла.
Такая форма удовольствия в планы Малькольма не входила.
XXIII
– Как твое имя? – спросил Зигмунд.
– Рестар.
– Значит, в том доме был не Рестар… – Зигмунд начал чувствовать себя немного глупым, но это нисколько его не раздражало.
– Получается, что так, – просто согласился мужчина.
– Где мы?
– В лесу.
– И что мы делаем в этом лесу?
– Стараемся дожить до завтрашнего дня.
Такая простота почему-то начинала нравиться Зигмунду.
XXIV
Широкое лезвие чуть не вспороло Келену живот, но он вовремя увернулся, быстро перейдя в контратаку. Удар маленького мальчишеского кулачка пришелся аудитору прямо в грудь, но совершенно не было похоже, что это причинило девушке какие-либо неудобства. Она, не моргнув и глазом, вновь перешла в наступление, а мальчику пришлось резко отойти вбок, а потом и вовсе отступить, стараясь держаться вне зоны поражения длинного копья девушки.
– Я и не думал, что он будет сражаться. А если и будет, то не голыми же руками… – задумчиво произнес Малькольм, который довольно быстро оправился после потрясения перед фактом, что они решились бросить вызов самому аудитору.
– А он всегда так дерется, – беспечно махнула рукой Фрея, стоявшая рядом с волшебником. – Говорит, что от оружия нет никакого проку, если его у тебя отобрали или сломали.
– Я как-то читал, что самые искусные воины древности как зеницу ока берегли свое оружие, даже спали с ним. Дескать, ухаживали за ним в сто крат лучше, чем за собственной женой, – рассудительным тоном высказался Малькольм.
– А мы называем это бесполезным геморроем, – парировала девушка, широко зевая. – Носишься с этими железками, как с больной собакой, чистишь их, полируешь, затачиваешь… скучно все…
– Но как он сумел этому обучиться? Безоружному бою я имею в виду.
– А почему бы и нет, если времени вагон? – Фрея деловито распаковала новую жвачку. – Будешь? Эта, вроде как, с клубникой.
– Я, пожалуй, откажусь, – вежливо отклонил волшебник ее щедрое предложение. – Но что ты имеешь в виду под «времени вагон»?
– Да блин. Ну если ты живешь от силы лет пятьдесят, да и то если повезет, то и можешь только думать, как бы безопасно прожить свою жизнь, стараешься делать все, как все делают. У тебя постоянно какие-то там принципы, блин, убеждения, верования, расписание жизни, духовное саморазвитие и прочая лабуда. Но вот поживи ты лет сто хотя бы и поймешь, что все это жутко скучно, какая-то вечная погоня за фигней, понимаешь? А впереди еще другая сотня лет и, возможно, даже не одна… такой пипец, короче, я не знаю, словами уже не опишешь…
– Так, – кратко подытожил Малькольм, пытаясь понять сказанное девушкой. – То есть после определенного промежутка времени тебе начинает казаться, что лучше сосредоточиться на том, что нравится, вместо того, чтобы быть, как все?
– Да нет, блин! – резко возразила девушка. – Ты не понял ничего! Ты вообще меня слушаешь?
– Стараюсь, – серьезно ответил Малькольм, смотря на схватку между мальчиком и аудитором.
– Ты опять начинаешь в какие-то рамки все впихивать! Что нравится, что не нравится… да какая разница, если все одинаковая фигня? Ты просто что-то делаешь, а о последствиях ты думаешь потом… Даже если тебе это не нравится, то ты все равно это делаешь, потому что ты, блин, можешь! Понимаешь теперь?
– Нет, – честно признался волшебник.
– Ну и иди в пень тогда, – просто сказала девушка, закончив тем самым их нехитрую философскую дискуссию.
Они немного помолчали.
– Ты просто плохо объясняешь, – снова начал волшебник.
– Сказала же – иди в пень. Неинтересно мне с тобой общаться, понимаешь?
– Мне тоже наша беседа удовольствия не доставляет. Ты слишком груба.
– Ну а ты прямо мечта, а не человек! Знаешь, твоим высокомерием несет за версту, аж… берегись!
Она вовремя оттолкнула Малькольма, который избежал участи быть насаженным на копье аудитора.
– Я же вам кричал! Вы там не слышите, что ли? – с досадой в голосе крикнул мальчик с другого конца зала.
– Прости! Просто этот старый пердун меня слегка заболтал! – прокричала ему в ответ Фрея.
– Старый пердун? – с негодующим видом Малькольм встал во весь рост, как грозное каменное изваяние. – Я бы попросил…
Но его прервал воинственный крик аудитора, которая бросилась на него с явно кровожадными намерениями.
Но Фрея вовремя оттолкнула ее в сторону, встав перед волшебником.
– Да о чем ты вообще просить можешь? – презрительно сказала она волшебнику через плечо. – Ты даже сражаться не умеешь?
– А должен?! Я, знаешь ли, бывший волшебник-практикант, а ныне и вовсе естествоиспытатель. Я не просил брать меня с собой, и ты прекрасно знала, чего я стою в бою!
– Так если ты ничего не стоишь, то и не вякай вообще! – огрызнулась Фрея. – Стал бы в сторонке спокойно и не мешал…
– ЗАТКНИТЕСЬ!
Потрясающая акустика зала усилила этот отчаянный вопль в несколько раз, придав ему неожиданные модуляции, граничащие с истеричными нотками.
Аудитор, тяжело дыша, с нескрываемой злобой в глазах смотрела на них.
– Вы решили поиграть со мной? – злобно прошипела девушка-аудитор.
– Да кому ты нужна? – махнула на нее рукой Фрея. – Мы тут свои отношения выясняем, знаешь ли.
– Да, девушка, вас там неподалеку ждет молодой человек, а нас оставьте, пожалуйста, в покое, – раздраженно произнес Малькольм.
С диким ревом аудитор бросилась в атаку, выбросив перед собой копье, но Фрея успела вовремя нырнуть под блестящее лезвие, которое со свистом пронеслось над ее головой, а затем она одним молниеносным движением перехватила копье у Элеанор и мощным толчком пихнула аудитора в живот основанием ее же оружия. Мальчик вдруг также оказался рядом с аудитором и нанес несколько быстрых ударов по ее корпусу, отталкивая ее назад.
– Ай! – вскрикнула Фрея, потирая руку. – У этой сучки меридий!
– Я тебя хотел предупредить, но вы так оживленно общались… – саркастически произнес мальчик.
– Ага, – беззаботно ответила ему Фрея. – А где этот придурок, кстати?
Она обернулась через плечо и увидела в отдалении Малькольма, который неторопливо шел к ним.
– Так ты жив? – с досадой в голосе произнесла Фрея. – А я уж думала, что ее копье тебя задело…
– Первое правило, которое нам втолковали в университете магии на лекциях по практическому боевому искусству, заключалось в том, что маги никогда, ни в коем случае не должны быть на передовой, кроме особой категории боевых магов, – нравоучительно произнес Малькольм, смотря на Фрею с крайне хмурым видом.
– А еще говорят, что высшее образовании в нашем мире совершенно бесполезно… – иронично сказал Келен, разводя руками.
– Ты должна была меня защищать, Фрея, а ты… – снова начал волшебник.
– Да я тебе нянька, что ли?! Может, тебе еще жопу начать подтирать? – девушка злобно сверкнула на Малькольма глазами.
– ОУЭОООУУУУУУУ! – яростный вой аудитора заполонил собой залу.
Фрея задумчиво постучала себя пальцем по подбородку.
– Так мы ее достали уже или нет?
– Да вы любого достанете, – просто ответил ей мальчик.
– Давайте заканчивать с этим, мне начинает все это порядком надоедать, – признался Малькольм, громко хлопнув в ладоши несколько раз.
– Госпожа аудитор Элеанор! Посмотрите сюда! – донесся до них грубый мужской голос.
Волчица, мальчик, волшебник и аудитор разом перенесли свое внимание на мужчину в доспехах, стоявшего рядом с троном, на котором не так давно восседал достопочтимый государь.
И больше всего их внимание привлекла царственная голова этого глубокоуважаемого государя, которую в данный момент начальник стражи невежественно держал за волосы. Людей почему-то всегда привлекают чужие головы, особенно если они отделены от основного туловища.
– Это все, что осталось от твоего короля, госпожа аудитор! – яростно прокричал воин, держа перед собой кровавый кусочек Истории, который воззрился на мир с предсмертной гримасой, полной ужаса и боли.
– Тебе больше не за что сражаться, госпожа аудитор! Прими свое поражение с честью!
– А мужик дело говорит, – уважительно произнесла Фрея.
– Это не мужик, а начальник стражи королевского двора, – поправил ее Малькольм.
– Всегда думала до этого, что все военные идиоты, а те, что повыше забрались, еще и преступники. Неужто попался кто-то честный?
– Да, это странно, – задумчиво произнес мальчик. – В наше время, когда основное финансирование во многих королевствах уделяется в первую очередь армии…
– Это стражник, а не армейский пес, – устало произнес волшебник. – И везде можно найти нормальных людей, просто их сейчас осталось не так много…
С нечеловеческой скоростью аудитор сблизилась с начальником стражи, вся суровая, непоколебимая, молчаливая. Ее смертоносное орудие нацелилось на беззащитную шею благородного воина…
– Эх, не успеем помочь, слишком далеко… – с притворным чувством вины в голосе произнесла Фрея.
– Хороший был человек. Помянем, – вторил ей Келен.
Но тут раздался резкий металлический звук удара, когда два оружия впиваются друг в друга, пытаясь решить все раз и навсегда. Мужчина ловко отбил быстрый выпад копья аудитора своим мечом, отступая на шаг назад, а затем быстро сблизился с врагом, отбросил свой меч в сторону и крепко обнял девушку обеими руками. Переведя свой немаленький вес вперед, он навалился на девушку, столкнув ее и себя со ступенек, которые вели к трону короля.
Аудитор больно ударилась головой о пол, но, несмотря на это, продолжала ожесточенно сражаться, пытаясь сбросить с себя огромную тушу стражника, облаченного в железо.
– Ничего себе, – ахнула Фрея, открывая рот от изумления. – Повалил аудитора!
И на этом воин не остановился. Он выхватил из ножен кинжал и изо всех сил обрушил его на плечо девушки, словно на зверя, которого требовалось забить. Вынув острый клинок из зияющей кровавой раны, он вонзил его в другое плечо, а затем и в солнечное сплетение, где и оставил его глубоко посаженным.
Малькольм, сильно обеспокоенный, подбежал к стражнику, положив тому руку на плечо.
– Хватит, подожди, она же умрет!
– Пока еще нет, – убийственно спокойным голосом ответил ему воин.
Он сжал кулаки, облаченные в кольчужные перчатки, и начал самозабвенно избивать девушку, как будто смакуя каждый нанесенный удар.
– Пипец какой-то. Она, что, ему не дала в прошлом? – Фрея недоуменно почесала в затылке.
– Явно не дала, – подтвердил Келен. – А озабоченный мужик – это опасный мужик. Ты смотри, как он ее мочит!
– Но чтобы обычный человек победил самого аудитора, пусть и усталого после нашей схватки…
– Эпичный стражник, – кратко резюмировал мальчик.
Но волшебника явно не удовлетворял подобный поворот событий.
– Прекрати, сейчас же! У нас же был уговор!
– Еще не все, – просто и тихо ответил ему мужчина, мерно работая кулаками.
Доселе прекрасное лицо девушки-аудитора превратилось в кровавое месиво, но было видно, что она еще жива.
– Пожалуйста… я же просил… – Малькольм уже практически умолял.
– Да дай мужику выпустить пар. Нам всем такое не мешает время от времени, – примирительно сказал Келен, кладя волшебнику руку на плечо.
Но волшебник лишь раздраженно отмахнулся от него.
– Это ничего не решит… пожалуйста…
– Девяноста пять, девяносто шесть, девяносто семь… восемь… и последние…
Мужчина-стражник напрягся изо всех сил и обрушил два последних удара на бедную девушку. Она содрогнулась всем телом и неподвижно осталась лежать в своем обезображенном, оскверненном, безжизненном состоянии.
– Я все, – просто сказал мужчина, тяжело дыша и медленно слезая с тела девушки, как хорошо поработавший любовник в страстную ночь.
– Быстро, нельзя терять ни минуты. Ты взял с собой, что я просил? – суетливо забегал вокруг Малькольм.
Стражник лишь устало кивнул на каменный трон, на котором лежал небольшой холщовый мешок. Волшебник мигом вскочил на ступени, схватил мешочек и лихорадочно начал вытряхивать его содержимое на пол. Удовлетворенно по-старчески крякнув, он через несколько секунд уже подбежал к прохладному телу аудитора, благоговейно держа перед собой медицинский шприц, наполненный какой-то красноватой жидкостью.
– Так, это должно стабилизировать ее состояние… возможно, есть шанс… есть шанс… – забубнил он под нос, вставляя шприц в взбухшую вену девушки на руке.
Келен в этот момент осторожно хлопал стражника по плечу.
– Отбить копье с широким лезвием обычным мечом? Мое уважение, господин. Можно пожать мне вашу руку?
Стражник, все еще сидя на полу и как будто ничего не соображая после прошедшей бойни, тупо протянул руку мальчику, которую тот осторожно пожал.
– Я же говорил не убивать ее! Говорил же! – снова ожил Малькольм, обиженным голосом обращаясь к стражнику.
– Ой ну хватит нудеть, Малькольм, вот завелся же, – Фрея игриво толкнула раздосадованного волшебника и села рядом с начальником стражи.
– Подскажите, пожалуйста, – весело начала она. – Вот мы с моим другом все спорим, что же натворила эта прекрасная особа. После краткой дискуссии мы решили, что она вам не дала. Это так?
И Фрея подмигнула Келену.
Наступило легкое молчание. Весь мир на мгновение застыл в ожидании ответа мужчины.
Он немного подумал, тяжело вздохнул и, наконец, сказал:
– Она никому не дала в этом королевстве.
Все кратко переглянулись. Обвинение было крайне серьезным.
– Вот сучка, – выругалась Фрея. – Ни народу, ни себе. А еще чиновник называется… на костер таких надо!
XXV
Инструменты были подготовлены и тщательно продезинфицированы. Они все мирно лежали на столе, подбитом красной бархатной тканью.
Рядом с ними аккуратными рядочками выстроились различные алхимические реактивы, субстанции, вещества и растворы. Эти баночки весело поблескивали, отражая в себе свет одинокой свечи, которая придавала всему этому убранству романтический мягкий нежный оттенок профессиональной любви.
В другом конце комнаты, на грубой деревянной тумбочке, громоздились разной величины штативы, колбы, фиалы, чашки, рукава и прочие нужные для работы приспособления.
Всякие полезные и не очень мелочи Малькольм разложил прямо на стуле – все равно сегодня он не собирался рассиживаться, предстояло много весьма интересной работы.
Не забыл он также прихватить с собой и бутылку отличнейшего выдержанного вина, которую вовремя реквизировал из королевского погреба. К счастью, Келен и его девушка были, к несказанному удивлению Малькольма, трезвенниками, поэтому остатки еще не до конца разворованного винного хранилища были в полном распоряжении волшебника. Вообще, после недавних событий Малькольм стал находить в государственных переворотах и захватах власти совершенно неожиданные плюсы. Глядишь, так и вовсе подсесть на это дело можно. А что – один король, потом другой… работы непочатый край.
Но это потом.
Волшебник с безграничной любовью, которая, казалось, давно уже покинула его черствое сердце, воззрился на свой чудесным образом спасенный предмет для исследования. Она возлежала на длинном операционном столе, перевязанная многочисленными туго натянутыми ремешками.
Стол этот был позаимствован волшебником из пыточной камеры (ох уж эти короли!), крайне удачно пригодившись в своем новом амплуа.
Ведь аудитор была поистине прекрасна.
Длинные светлые волосы были аккуратно расчесаны и сложены, тело было начисто вымыто и пропитано специальными ароматическими маслами, а без сомнений лишняя одежда была аккуратно сложена и спрятана в другом помещении для дальнейшего изучения.
Но самое главное – девушка была жива. Ее маленькая девичья прекрасная белая грудь тяжело поднималась под тугим ремнем, ее нежный ротик был слегка приоткрыт, обнажая белоснежные ровные зубки, а ее маленькие утонченные пальчики иногда слегка вздрагивали, как будто во сне она переживала нечто животрепещущее.
Но волшебника ее сны не интересовали, вовсе нет. Может быть, Зигмунд и полюбопытствовал бы насчет устройства сознания аудитора, но Малькольма никогда не манила практическая психология. Он с непередаваемой отцовской любовью во взгляде наблюдал за мирно спящей обнаженной красавицей, постепенно попивая чудесное вино и предаваясь приятным мыслям.
И так продолжалось долго, очень долго. Ведь он не спешил. Целая ночь еще была впереди, а куда было спешить человеку, которому не только удалось победить аудитора, но и захватить ее живой? Никакой ученый в мире, волшебник готов был в этом поклясться, не мог похвастаться подобными достижениями.
Он подошел чуть ближе и нежно провел пальцем по ее прекрасному женственному телу. Она слегка вздрогнула во сне, но тут же улыбнулась, словно все было хорошо. И он продолжил ее медленно гладить одной рукой, не забывая иногда и притрагиваться к бокалу с чудесным вином.
Ощущения были из разряда божественных.
Он вдруг подумал, что Фрея, эта проклятая волчица, явно бы убила его за подобные проделки. Но, к счастью, она предавалась со своим странным мальчиком грязным похотливым утехам где-то наверху, в королевской спальне, оставив волшебника в блаженном одиночестве.
Он четко признавался себе, что жутко недолюбливает эту скверную старую женщину-оборотня, которая пыталась придать себе моложавый вид своим дурацким экстравагантным поведением, выдавая в себе, скорее, деревенскую хабалку, а не бойкую девицу, как она, наверное, о себе думала. И от нее прямо таки разило этими новыми феминистскими идеями, по крайней мере, так казалось Малькольму. Она хотела, она явно желала быть равной или чтобы ее за такую принимали. В мире волшебника женщины занимали свое строго определенное место, которое было явно не на первом плане мироздания.
Да, женщины определенно нужны были, чтобы воспроизводить потомство, чтобы в дальнейшем ухаживать за ним и вести хозяйство. Но в остальных делах их неокрепшее сознание не позволяло им функционировать нормально, и в этом они должны были четко отдавать себе отчет. Врать себе попросту не было смысла – даже если все общество говорит, что ты можешь ходить, что оно уважает твои мысли и твой жизненный выбор, то неужели безногий после этого чудом пойдет? Нет, это все были опасные популистские мысли, проповедуемые мужчинами для управления другими мужчинами.
Малькольма нельзя было назвать и сторонником патриархальных теорий, ведь в них женщине также уделялось крайне много внимания, которого она явно не заслуживала. Дескать, женщина в семье была идейным вдохновителем, именно она подзаряжает мужчину на великие дела… что за ересь. Мужчина, которому нужна подзарядка от женщины, чтобы что-то сделать, попросту слаб, а его сознание имеет простор для внешних манипуляций. Если ты хочешь сделать какое-то дело, если оно тебе нравится, то ты его делаешь. И не обвиняешь женщину, что она тебя не вдохновила. Обвинить кого-либо всегда можно успеть, это самое легкое и одновременно самое постыдное дело.
По его сугубо личному мнению, женщина должна была сделать то, что она может, и не нагружать себя и других людей бесполезными мыслями о дальнейшем развитии. К чему поддержка, к чему любовь, к чему забота, если все эти слова ни о чем? Ты делаешь свое дело, получаешь за это признание и уважение, одновременно не мешая другим людям делать свое дело.
А Фрея была самовлюбленной сучкой, это точно. А этот ее… парень? Этот дряхлый старик в обличии невинного мальчика был вообще словно из другого мира. От него прямо мурашки по коже бежали, настолько он был ненормален.
Так вот, если бы эта глупая волчица обнаружила его в такой обстоятельно интимной обстановке, то она точно тут все вверх дном перевернула. «Как ты можешь? – сказала бы она. – Что ты делаешь? Женщин же нельзя так оскорблять! Убей ее и хватит над ней измываться!»
Безмозглые людишки. Неужели они не понимают, что движение мира, его прогресс обуславливается научными открытиями, а вовсе не ханжескими моральными нравоучениями? Лицемерие и популистские мысли еще никогда ни к чему хорошему не привели. А скальпель и много-много крови – они всегда делают свое полезное дело.
И да, он был своего рода извращенцем, он это также признавал. Он вообще много в чем честно признавался сам себе. А что таить? Он считал женщин сугубо вторым сортом. И ему нравилось, когда они оказывались на таких позициях. Почему не соединить его убеждения с любимой работой? Уважение? Бросьте. Это война. Война с самим собой, с природой и этим дурацким обществом. И война всегда умела менять людей далеко не в лучшую сторону.
Весело насвистывая себе под нос, волшебник начал устанавливать склянки с бесцветной жидкостью внутри на специальных подставках вокруг стола. Раньше на этих подставках располагались специальные яды для пыток, и Малькольм не хотел далеко отходить от традиций.
Но несмотря на то, что эти двое были ему до крайности неприятны, они все же не оставляли его без прекрасных даров. Эта аудитор, к примеру – поистине чудесная находка. А Келен еще обещал помочь с поиском книги заклинаний… неужели когда-то он снова сможет творить волшебство?
Непонятны были лишь их мотивы по отношению к нему. Явно же они и его недолюбливали, что Фрея и не пыталась скрыть. Но насколько далеко простирается их сумасшествие? Относятся ли они к нему, как к расходному материалу, от которого всегда можно избавиться, особенно когда наскучит с ним играться, или у них в голове крутятся тщательно смазанные шестеренки мыслей, конструируя идеально спланированное предательство? Возможно, если их намерения не станут волшебнику в ближайшее время хоть сколько-то понятны, то придется самому вонзить им нож в спину. Ему были, в принципе, безразличны люди, как таковые, Малькольм ранжировал их по степени полезности. Но если риск будет превышать допустимый полезный эффект, то…
Об этом еще будет время подумать. К тому же они совершили настоящий государственный переворот, и последствия когда-то должны будут их настигнуть. Поэтому, хочешь не хочешь, а какое-то время им придется поработать вместе ради достижения общего результата.
Он закончил с расстановкой всего необходимого, еще раз проверил степень натяжения ремней (ведь безопасность превыше всего), а затем начал постепенно и осторожно подсоединять бесцветный раствор к телу своего объекта изучения, вливая его через вену.
Он отошел на пару шагов осмотреть то, что получилось, и был вполне удовлетворен результатом.
Налил себе новый бокал вина и приготовился смотреть за разворачивающимся представлением.
Прекрасное белоснежное юное тело девушки вдруг стало слегка нервно подергиваться, а ее пальчики то сжимались, то разжимались, словно пытались ухватить нечто неуловимое и неосязаемое.
Малькольм удовлетворительно кивнул.
Ее организм медленно и плавно переходил в состояние эйфорического экстаза или, проще говоря, она должна была получать наслаждение примерно равное сексуальному оргазму за вычетом любви. Но так как Малькольм никогда не понимал, в чем эта дурацкая мифическая любовь все же заключается, то и воспроизвести ее в своем творении ему не удалось. Как говорится, бесполезные вещи обычно носят исключительно описательный характер. Значит, любовь была донельзя бесполезной, что бы про нее ни говорили.
Но такого рода наслаждение было исключительной реальностью, которое Малькольм с удовольствием наблюдал в реальном времени. Через приблизительно полчаса тело девушки с определенно постоянной частотой начало выгибаться, тело стало покрываться легкой испариной, а сквозь губы можно было услышать едва различимый стон наслаждения.
Малькольм продолжал с наслаждением пить вино и наблюдать.
Через час стоны стали слышны совершенно отчетливо, а пятки, все скользкие от пота, судорожно елозили по столу, словно девушка хотела одновременно убежать, но в то же время слиться с наслаждением воедино.
Но волшебника интересовало не это.
А время.
Обычный человек мог даже умереть от переизбытка наслаждения уже через пятнадцать минут после начала эксперимента, но тело аудитора, его внутренняя необычная структура, позволяла замедлять все химические процессы в нечеловеческом соотношении. Поэтому аудиторов более и не признавали за людей. Возможно, в этом и была некоторая доля правды.
Еще через полчаса Малькольм решил, что с введением раствора на сегодня достаточно, и отсоединил девушку от поступления райского наслаждения.
Ее тело тотчас обмякло, но нервные конвульсии продолжались то тут, то там – все ее тело слегка подрагивало от перенапряжения. Хоть вещество вводилось и по капельке раз в десять минут, но кипящая кровь девушки уже разогнала его по всему организму, покрывая ее тело мурашками, ознобом, судорогами и остаточным наслаждением.
Но это была лишь первая, можно сказать, вступительная часть эксперимента. Ведь Малькольм не стал бы разрабатывать химическое соединение, которое приводило бы к неземному оргазму. Конечно, он был до некоторой степени извращенцем, но какая ему была польза от такого изобретения? Ведь волшебнику не нужны были деньги, а лишь знания.
Которые сейчас он и хотел буквально выдернуть силой из своей несчастной подопытной.
Он, отложив в сторону пустой бокал вина, ровным и четким движением взял в руки острый скальпель. Посмотрел на него с любовью, любуясь отражением света на крайне остром металле.
И сделал маленький надрез на руке девушки.
Реакция не заставила себя ждать. Все ее тело словно всколыхнула могучая волна, а саму ее подбросило в воздух с такой силой, что ремни опасно заскрипели. Она начала вся вертеться, крутиться, биться, как пойманная рыба, а на ее лице запечатлелась гримаса ужаса и нестерпимой боли.
Может быть, он слегка переборщил с дозой, подумал Малькольм, делая аккуратные записи в своем блокноте. Но он думал, что тело аудитора выдержит… хотя оно на самом деле выдержало.
Малькольм довольно улыбнулся. Ведь это чудесное зелье, которое дарило неземное наслаждение, одновременно являлось сильнодействующим ядом, во сто крат усиливающим болевые ощущения. Оно напрямую воздействовало на нервы, раздражая их до такой степени, что у человека появлялась сверхчувствительность на внешние раздражители. Идеальный способ проверить величину болевого порога у аудитора.
Он немного подумал, постоял на месте с занесенным клинком над телом жертвы. А стоит ли? Впрочем, почему бы и нет? Все равно потом нужно будет производить вскрытие, что не очень приятно делать, если подопытный до сих пор жив.
Он одним ровным четким, но одновременно нежным мягким движением прочертил кровавую полосу на идеально плоском животе прекрасной девушки.
Ее крик, ее безудержный вопль из самых недр ее нечеловеческой души буквально завораживал. Он сам начал получать некий профессиональный экстаз, все его тело покрылось приятными мурашками.
А она кричала, кричала так сильно, как только могла. И это было донельзя прекрасно.
Прекрасно, что она могла так громко и чудесно кричать.
Прекрасно, что никто, кроме него, самого внимательного слушателя в мире, не мог их услышать, ведь пыточная камера была исключительно звуконепроницаема.
Замечательно было и то, что она постепенно просыпалась, и волшебник видел, как в ее приоткрытых глазах начинают проглядывать столь прекрасные чувства, как страх, боль, а затем и гнев. Гнев ее был поистине очаровательным.
Он мило улыбнулся ей, как старому другу, с которым им придется пройти столько всего интересного. А потом он нежно обнял ее извивающиеся плечи, крепко, по-отечески, сжал их и, приблизив к ней свое лицо, поцеловал.
Ведь даже если она и была вторым сортом, то… нет, сегодня она была на первом плане, она была истинной королевой этого вечера. Потому что женщина, которая пригождается, заслуживает одновременно уважения и любви.
А любви в эту ночь будет так много, что дыхание буквально захватывает от предельного возбуждения и сладостного предвкушения.
Он торжественно взмахнул лезвием над телом своей возлюбленной, оставляя все новые и новые кровавые росчерки, подтверждающие его страсть и слепую преданность делу.
