Кто видел в море корабли …

Кто видел в море корабли,

Не на конфетном фантике,

Кого … (хо-хо), как нас … (хи-хи) –

Тому не до романтики!

(из неуставного морского фольклора).

Мы стояли, обнявшись под зимним ленинградским небом, и рыжий свет фонарей Невского проспекта отражался от золота шевронов на рукавах наших шинелей. Эти «курсовки» с якорем и буквами ММФ ЛМУ над ними в течение всего времени обучения в Ленинградском мореходном училище Министерства морского флота (ЛМУ ММФ) делали нас частью единой общности под названием Система. Мы настолько привыкли к этому, что не хотели верить в предстоящую разлуку друг с другом. Мы всё ещё оставались одним целым, и никто из нас не решался первым произнести это страшное слово – “Прощай!” Мы всё ещё улыбались и шутили, маскируя нарастающую тоску похлопыванием товарищей по плечу и обещанием не пропадать, быть на связи и, когда в следующий раз удастся оказаться в Ленинграде двадцать пятого января, то встречаться на Дворцовой площади у Александрийской колонны в 12.00, чтобы отмечать годовщину нашего выпуска из Училища. Как мы ни старались оттянуть момент расставания, но он всё же настал. По одному или по несколько человек, теперь уже бывшие курсанты Радиотехнического отделения (РТО) ЛМУ ММФ, а в настоящее время – дипломированные молодые специалисты, уходили в ночь, каждый навстречу своей судьбе. Уходили, надеясь в душе обязательно ещё увидеться в будущем со своими однокашниками. Кому-то из нас впоследствии это удалось, а с кем-то мы больше не встретились никогда. Вскоре на перекрёстке Невского проспекта и улицы Марата у ресторана "Невский", где мы праздновали окончание учёбы в ЛМУ, не осталось никого. Закрылась последняя страница главы нашей жизни под названием “Мореходка” и каждый из нас начал самостоятельно слагать рассказ о своей дальнейшей морской судьбе. Именно эти рассказы выпускников ЛМУ ММФ разных лет и легли в основу этой книги.

Некоторые из моих друзей поправляли меня, настаивая, что слово «корабль» подразумевает принадлежность к военно-морскому флоту, а в гражданском морском флоте используется термин «судно». Но, как выяснилось, суда могут быть и гражданскими и военными, а военный корабль отличается от гражданского судна только наличием вооружения, государственной символики и характером выполняемых задач. Общий же смысл понятия «корабль» заключается в том, что это крупное морское судно. А Морю, этой бескрайней водной стихии, в общем-то, без разницы, кого качать на своих бесконечных могучих волнах …

Вадим Осипов, выпускник РТО ЛМУ ММФ 1981 года.

Пролог

За Полярным кругом.

Мы встретилось с ребятами, улетающими в Мурманск из Ленинграда, в аэропорту Пулково-1. Все, кто получил распределение в Мурманское морское пароходство, не сговариваясь, взяли билеты на один и тот же рейс и испытали радость от встречи в полной мере! Мы были готовы сделать первый шаг в своей самостоятельной жизни, а сделать его вместе со своими товарищами по мореходке, было удачей вдвойне! Мы снова были вместе, и этот подарок Судьбы воспринимался нами как очень хороший знак!

Перед посадкой в самолёт мы делились друг с другом новостями. Оказалось, что за этот месяц отпуска, положенного каждому из нас после окончания Училища, в жизни у многих произошли большие перемены. Кто-то из наших товарищей по роте, распределённых в совсем уже забытые Богом места своей будущей деятельности, но волею Случая оказавшихся в расположении Училища в нужное время в нужном месте, были в спешном порядке перенаправлены администраций Училища в Прибалтийские морские пароходства, которые традиционно не присылали заявок на наших выпускников, так как у них и своих мореходок хватало. Но в этот раз звёзды на небе сложились так, что кое-кому из нас в этой лотереи Жизни выпал счастливый билет! Работать в пароходствах Прибалтики означало иметь гарантированные рейсы за границу, так как каботаж в этих пароходствах практически отсутствовал. Стабильный заработок в валюте делал жизнь моряка приятней и престижней. Другие из наших выпускников, приобретя некий жизненный опыт в стенах училища, успели за этот месяц жениться и даже по второму разу поступить в родную Систему, но теперь на Заочное отделение на специальность «Административно-хозяйственная служба на судах» (АХО). Причём сразу на третий курс, так как общеобразовательные предметы были уже зачтены по результатам предыдущего обучения на РТО. У кого-то родился ребёнок, кто-то ехал в Мурманск вместе с молодой женой, надеясь устроить её там на работу и получить полагающуюся молодому специалисту жилплощадь. Да, много чего ещё случилось с нами за этот месяц! Лично я высидел дома дней двадцать. Как только был готов в пошивочном ателье мой потенциальный «свадебный» костюм, я распрощался с родителями и, захватив с собой по их настоянию добротные подшитые валенки (ведь там Север, морозы, сугробы выше крыши! Не дай Бог замёрзнешь, бедненький!), умчался в Ленинград к моей будущей невесте, моей любимой Иринке. Остаток моего отпуска был шикарным и плодотворным. Иринка весь день работала в аптеке, а я организовывал процесс и непосредственно участвовал в ремонте нашего маленького, но такого дорогого нам жилища – девятиметровой комнаты в коммунальной квартире. Из мебели у нас были старый разбитый диван, который прежний жилец поленился выкинуть на помойку, мой чемодан, который мы приспособили под обеденный стол, пустой фанерный посылочный ящик, заменявший нам одновременно стул, подставку и шкаф для обеденного сервиза. Сам сервиз состоял из приобретённых нами алюминиевой кастрюли, чайника, двух вилок и ложек. А ещё двух глубоких фаянсовых тарелок и кружек. Что ещё нужно для полного Счастья? Только ЛЮБОВЬ! А её у нас было в избытке! Приглашённая женщина-маляр из жилконторы за один день сумела (с моей помощью в качестве чернорабочего) побелить потолок, сорвать старые обои и оклеить стены новыми. Мне оставалось только выносить мусор и драить пол, убирая с него белые разводы извёстки. Перед приходом Иринки с работы всё уже было готово, и я гордо встречал её на пороге нашего преобразившегося жилища. Мы были счастливы! Но наше Счастье было недолгим. Нам предстояла разлука, поскольку мой отпуск заканчивался, и мне нужно было прибыть к месту моей будущей работы. Вопрос о нашей свадьбе давно был решён нами положительно. Оставалось только назначить её дату. Но это мы решили сделать после моего трудоустройства. Впереди нас ждала долгая и счастливая семейная жизнь. Порою она была трудной, иногда безденежной, но всегда такой желанной и радостной!

Мурманск встречал молодых специалистов, прибывших из Ленинграда, ярким солнцем, морозной погодой и ощущением начала новой самостоятельной жизни! Наша ватага добралась до здания отдела кадров Мурманского морского пароходства, где нас уже ждали. Уладив все необходимые первичные формальности по нашему предстоящему трудоустройству, мы с направлениями в Дом междурейсового отдыха моряков (ДМО) отправились вселяться на нашу временную жилплощадь. В комнатах, с четырьмя койками в каждой, нам предстояло «бичевать» в ожидании приходов в порт наших пароходов. Современные суда торгового флота давно уже не пароходы, а теплоходы и дизель-электроходы, но слово «пароход» прочно обосновалось в лексиконе моряков и универсально заменяет все разновидности морского транспорта в разговорной и неофициальной деловой речи. Поскольку на торговом флоте радиоспециалисты на судах (за исключением ледоколов) представлены одной – двумя единицами в штатном расписании, то для того, чтобы трудоустроить с десяток молодых выпускников нашей мореходки, требовалось наличие в порту десятка судов, на которых требовалась замена радиооператоров в связи с их уходом в очередной отпуск или по иным причинам. Конечно, столько судов не могли оказаться в порту одновременно, и руководство Пароходства предупредило нас, что мы будем трудоустроены в течение полутора-двух месяцев. А пока нам предстоит пройти медкомиссию в Бассейновой поликлинике и встать на учёт в военном комиссариате. После чего находиться в распоряжении Начальника Радиотехнической службы пароходства, ежедневно приходя в его отдел для выполнения текущих поручений руководства до момента получения назначения на конкретное судно.

Медицинская комиссия для плавсостава пароходства – процедура рутинная и малоприятная. Она занимает не менее двух дней, которые моряк мог бы вполне законно провести в обществе своей семьи, которую, случалось, не видел месяцами. А для нас, отличающихся завидным здоровьем, после окончания Системы это было просто протокольным мероприятием. Тем не менее, у некоторых из нас случались курьёзные моменты, которые несколько напрягали, создавая проблему из ничего на ровном месте. Так, например, наш товарищ, Олег Морозов, кандидат в мастера по радиоспорту, Чемпион РСФСР в личном зачёте, прекрасный специалист по радиообмену, на осмотре у врача ЛОР не мог услышать и повторить произносимые шёпотом фразы медика ни с расстояния в пять метров, ни в три метра, ни почти вплотную одним ухом. Да и вторым он слышал далеко не всё. Озабоченный врач поинтересовался у Олега, кем он устраивается работать в пароходство. И услышав в ответ, что – радистом, в недоумении всплеснул руками: «Да как же вы работать-то будете? Вы же не слышите ничего!» Олег – розовощёкий крепыш, ростом под метр восемьдесят, «кровь с молоком», надежда радиослужбы Мурманского морского пароходства, слегка «взбледнув» с лица, с ужасом уставился на эскулапа, как на палача с окровавленным топором и обессиленно опустился на вращающийся стул, как на плаху. Врач понял, что сейчас этот молодой специалист грохнется в обморок прямо в его кабинете, и что с ним потом делать прикажете? Надо было что-то срочно предпринимать! Спасительный вопрос родился в мозгу специалиста по ЛОР-заболеваниям: «Ну-ну! Не кисни мне тут! Сюда на самолёте летел?» Олег обречённо закивал головой, так как язык его уже не слушался. «Ну вот! Всё понятно! – обрадовался врач, – это бывает после того, как в полёте уши закладывает! Слух несколько дней после этого может быть пониженным, но потом всё придёт в норму!» Олег судорожно вздохнул, взял протянутую ему медицинскую карту и на ватных ногах покинул кабинет ЛОРа.

В военкомате нас приняли равнодушно, завели личные карточки военнообязанных и поставили на воинский учёт. Потом сказали принести фотокарточки 3х4 см для военного билета офицера запаса и зайти через месяц для его получения. Специально фотографироваться я не стал. Ещё с Училища у меня оставались фотографии нужного формата, и они вполне подошли для такого важного для каждого из нас военного документа. Теперь я красуюсь на странице своего военного билета в курсантской форме с «гюйсом» и в тельняшке и читаю в графе «присвоенное первичное воинское звание» – младший лейтенант запаса ВМФ. С течением времени там появились записи «присвоено звание лейтенанта, а потом и старшего лейтенанта ВМФ». Но, как говорится, это уже совсем другая история.

Как молодым специалистам нам были выданы «подъёмные» в размере одного оклада. Так мы оказались на «биче». Деньги приятно оттопыривали наши карманы, но теперь на них нам предстояло жить всё оставшееся время до дня получения очередной денежной выплаты. Мы убедились, как быстро наша наличность стремится к нулю, поскольку жить на Севере, не имея за душой ещё никаких «полярок» (денежных процентных надбавок за каждое полугодие работы) – дело довольно сложное. Эйфория первых рабочих дней сменилась неделями жёсткой экономии наших финансов. Куда податься бичующему моряку после того, когда денег на водку и пиво не осталось совсем, бюджет на питание и курево строго регламентирован, а оставшихся средств хватает лишь на то, чтобы позвонить домой, наменяв пятнадцатикопеечных монет для телефона-автомата, да на проведение весьма целомудренного культурного досуга по вечерам. За наше проживание в ДМО платило пароходство, но за проживание других членов семьи (в частности за приехавшую жену) приходилось платить самому молодому специалисту. Поскольку с трудоустройством в Мурманске было туго, то после того, как деньги заканчивались, жёнам приходилось возвращаться на родину к родителям «не солоно хлебавши». А молодым дипломированным радиоспециалистам каждое утро появляться в отделе радиослужбы пароходства и тоскливо ждать прихода «своего» первого парохода.

Поскольку наши перспективы были ещё весьма туманными, то для укрепления своих финансовых возможностей некоторыми нашими товарищами был задуман экономический манёвр, заключающийся в покупке большого количества билетов мгновенной лотереи «Спринт». Скинувшись на покупку целой опечатанной коробки лотерейных билетов, участники этой финансовой аферы с уверенностью в предстоящей удаче достойной самого Остапа Бендера, закрылись в своей комнате и стали лихорадочно ловить Фортуну за хвост, вскрывая запечатанные лотерейные билеты и складывая их выигравшую часть на «блюдечко с голубой каёмочкой» заботливо предоставленной администрацией ДМО проживающим клиентам. В итоге, хвост Фортуны оказался тонким и скользким! И, когда мы зашли в номер к «ловцам удачи», на столе в центре комнаты громоздилась куча безвыигрышных, а на блюдечке – полтора десятка «счастливых» билетиков, половина из которых содержала выигрыш 1 рубль, а другая половина – слово «Спринт», позволяющее обменять их на новые билеты лотереи. На текущий момент выигрыш концессионеров составлял 7 руб. 00 копеек. Они молча курили, находясь в состоянии «грогги» после безжалостного удара Судьбы и прикидывали свои шансы на дальнейшее увеличение финансового благосостояния после обмена билетов на новые. Шансы были невелики, но и они вскоре обратились в ноль, окончательно разочаровав наших товарищей в справедливости этого мира, так как их общий выигрыш в итоге составил минус девяносто три рубля 00 копеек.

Поскольку наши «финансы тоскливо пели романсы», то наше свободное время мы посвящали не ресторанам и пивным, а культпоходам в ближайший кинотеатр. И когда кинорепертуар был полностью нами просмотрен, то мы открыли для себя волшебный мир искусства, посещая местный драматический театр. Который, надо сказать, оказался весьма не плох! И мы стали записными театралами, каждый раз с нетерпением ожидая новую постановку. Когда же и на это денег у нас не оставалось, то мы могли любоваться великолепием Северного сияния, которое демонстрировалось на чёрном Мурманском небе совершенно бесплатно, или раз в неделю посещать в установленное время плавательный бассейн, где для плавсостава пароходства выделялось несколько дорожек.

Таким образом, мы и проводили время на «биче», потихоньку сатанея от тупого и осточертевшего ожидания изменений в нашей жизни. И эти изменения, в конце концов, настали! Полярный круг, за которым мы все теперь находились, стал той самой незримой границей в нашей судьбе, которая отделила нашу прошлую, «сухопутную» жизнь от настоящей, «морской».

Часть первая.

«Адмирал Ушаков»

Когда мы уже перестали считать однообразные дни нашего «бичевания», устав задавать один и тот же вопрос начальнику радиослужбы пароходства: «Когда?», корабли стали приходить в Мурманск. «Счастливчик», чьё судно швартовалось у причала Мурманского торгового порта, переселялся из ДМО (дома междурейсового отдыха) на свой пароход и наша компания «бичей» стремительно редела. Мы радовались за ребят и завидовали им. Но зависть была «белой». Мы опять прощались друг с другом, и на этот раз, на неопределённый срок. Все мы знали, что зимняя навигация в Мурманском морском пароходстве (ММП) проходит в основном за границей, так как Северный морской путь зимой становится почти непроходимым из-за тяжёлой ледовой обстановки. Поэтому всю летнюю навигацию суда ММП выполняют рейсы в большом каботаже вдоль побережья Северного ледовитого океана, снабжая замерзающие зимой порты Заполярья Диксон, Амдерма, Тикси и другие, грузами, необходимыми для жизнедеятельности тружеников Севера. Зато зимой, когда морякам ММП в основном и дают отпуска, молодые специалисты (т.е. мы), подменяя штатных членов экипажа на отпускной период, могли почти гарантированно ходить в «загранку». Что было для нас весьма приятно и радостно!

За пару недель почти все наши ребята ушли в море. Остались только я и Андрей Семёнов, мой однокашник из второй группы. Поскольку всё это время я занимался в радиослужбе привычным для меня делом оформления различных стендов и наглядных пособий (опять пригодился мне училищный опыт создания стенгазет), руководство, в качестве поощрения, направило меня на новый, недавно построенный на немецких судостроительных верфях в Варнемюнде, теплоход ледового класса «Адмирал Ушаков». Что ни говори, а название моего первого парохода было выдающимся! Точного времени захода судна в порт я не знал. Об этом надо было узнавать у диспетчера порта. А тот, в свою очередь, мог сообщить о местонахождении судна только после постановки его к причалу.

А так как рабочий день в радиослужбе заканчивался в 17.00 (поскольку это была пятница), начальство сказало мне, что сегодня (в крайнем случае, завтра) мой пароход уже будет в порту. Большого желания контролировать приход моего первого судна в порту на морозе у меня не было. Поэтому с чистой совестью я ночевал в ДМО на своей коечке, намереваясь завтра выяснить, где будет находиться моё судно. Утром я был разбужен двумя весёлыми мужичками в заиндевевших куртках «Аляска» (мечтой всех мореманов в то время) и меховых шапках с опущенными ушами. Они лихо ворвались в нашу комнату, неся с собой холод заполярной стужи и ощущение больших перемен в моей будущей жизни. Выяснив, кто из нас двоих (в комнате на тот момент проживали только мы с Андреем), имеет фамилию Осипов, они ласково вынули меня из тёплой постели и пожурили за то, что я с утра должен быть уже на рабочем месте, т.е. на борту т/х «Адмирал Ушаков», который поздно вечером пришвартовался к причалу Мурманского морского порта. И что они представляют собой всю радиослужбу «Ушакова», в лице начальника радиостанции и, собственно, радиста, которого я и должен был заменить на время его очередного отпуска. Поскольку на судах выходных дней не бывает по определению, то сегодняшний день является моим первым рабочим днём, не смотря на то, что сегодня суббота. Так что, через час мне надлежит быть на борту т/х «Адмирал Ушаков» и принимать дела, поскольку через два дня судно уходит в море, а штатный радист обязательно должен сегодня улететь из Мурманска к месту проведения своего долгожданного законного отпуска. Поставив передо мной текущую задачу, они растворились в сумерках субботнего утра полярной ночи, сказав на прощание, что «время пошло!»

Впереди собственного визга я метался по комнате ДМО, собираясь на свою первую самостоятельную работу. Андрюха Семёнов, нежась под одеялом, лениво уточнил у меня на каком причале пришвартовано моё судно и, пожелав удачи, перевернулся на другой бок, досматривать в свой законный субботний выходной день, свой сладкий сон, так некстати прерванный моими коллегами (его судно должно было прибыть в порт только на следующей неделе).

Теплоход был огромным! Высокий чёрный борт в разводах изморози возвышался надо мной, как непреступная стена. Белые буквы названия проглядывались сквозь пушистый иней на скошенном назад, как у ледокола, носу. «Адмирал Ушаков» – прочёл я и подумал – ну вот, наконец-то добрался!» Четырёхпалубная надстройка белела на корме судна. От неё на заснеженный причал спускался металлический трап. Что бы добраться до надстройки, мне требовалось пройти вдоль борта около ста сорока метров (общая длина судна 162 метра), миновать шесть грузовых трюмов и подняться на высоту около тринадцати метров над уровнем моря. Т/х (теплоход) «Адмирал Ушаков» был балкером (грузовым судном для навалочных грузов) водоизмещением 23 278 тонн с ледовой категорией УЛ 1 для работы при температурах до -40 градусов. Он был способен загрузить на борт 19 500 тонн руды (или других навалочных грузов) и перевезти груз на расстояние 11 000 морских миль, которое он мог пройти автономно за 50 суток непрерывного плавания с максимальной скоростью 15,2 узла. Экипаж, в который мне предстояло влиться, имел численность 36 человек.

Ну, что же, совсем неплохо было для меня начать трудовую деятельности на судне, имеющем ширину почти 23 метра и длину более полутора футбольных полей! На плавательной практики во время обучения в мореходке, мне приходилось ходить на судах водоизмещением около четырех- и пяти с половиной тысяч тонн, а здесь – в пять раз больше! Фантастика!

Начальник радиостанции был москвичом. Он ввёл меня в курс всех текущих дел, ознакомил с радиоаппаратурой и проверил мою работу на электронном ключе. Выяснилось, что работаю я неправильно, так как правой рукой выдаю тире и точки при настройке манипулятора для работы левой рукой. Финиш! Приплыли! Как работать-то я собираюсь?

– Ладно, давай, попробуй без электроники, как на обычной «пиле».

В этот раз у меня получилось довольно сносно.

– Ну, ничего, пойдёт для начала! – констатировал ШРМ (служебное обозначение должности начальника судовой радиостанции при радиообмене в эфире).

– Теперь давай проверим, как ты на машинку принимаешь! – и сам сел за электронный ключ.

Я напечатал всё, что он передавал со скоростью 120 знаков в минуту. Начальник довольно ухмыльнулся, прочитав написанное мною, и, сказав, что мне надо будет научиться правильно работать на электронном ключе, дал «добро» на мою дальнейшую деятельность в качестве второго радиооператора. Первый «зачёт» был мною сдан! Ура!

После обеда ко мне пришёл Андрей Семёнов. Я гордо показывал ему «свой» пароход, а Андрюха восторгался и говорил, что ему здесь нравится! Ему тоже предстояло «сесть» на однотипный с «Адмиралом Ушаковым» «полководец» (так в пароходстве называли эту серию судов, куда входили теплоходы с названиями «Дмитрий Донской», «Пётр Великий», «Михаил Кутузов» и др.) Так что, Андрей уже примерялся к своей будущей работе. Мы поздравили друг друга с хорошим началом нашей самостоятельной трудовой деятельности и скоро расстались, что бы увидеться вновь совсем не скоро. Мы стали теми, кем хотели стать. Мы стали моряками. И впереди у нас начиналась настоящая морская жизнь.

Мой первый рейс на т/х «Адмирал Ушаков» был заграничным. Мы шли в Гамбург, чтобы загрузиться металлическими трубами большого диаметра и перевезти их в Ленинград. Это было для меня подарком судьбы! Ведь в Ленинграде меня ждала Иринка! Я был счастлив и мысленно торопил время, желая приблизить долгожданный миг нашей встречи. Наш путь проходил вдоль берегов Норвегии, затем через Северное море к реке Эльба, а по ней далее до вольного города Гамбурга. Здесь нас загрузили трубами, которые были нужны для осуществления грандиозного международного проекта по поставке Сибирского природного газа в Европу. Сделка века имела название «Газ – трубы». Она заключалась в том, что Советский Союз будет поставлять природный газ в Европу за то, что Европа предоставит в качестве оплаты трубы большого диаметра для прокладки газопровода. Таким образом, получалось, что мы поставляем газ не за деньги, а бесплатно. По трубам, которые предоставлены нам Европой для его транспортировки. Это выглядело так, что Европа нашими руками прокладывает трубопровод для бесплатного для себя газа! Получается, у нас своих труб не было? Страна, запускающая космические корабли, не была способна выпускать трубы большого диаметра? Возможно, с течением времени, после постройки газопровода условия продажи газа подлежали изменениям, но на тот период мы должны были поставлять газ за возможность его транспортировки. Фантастика! Это, как если бы вам предложили обменять вашу конфетку на фантик, в который она будет завёрнута! Но, как говориться, не нам попов судить – на то есть черти!

Проект «Газ – трубы» был одобрен на самом высоком уровне. Бесконечные вереницы судов загружались трубами в Европе и везли их к берегам Отчизны, выполняя решения очередного Съезда КПСС. Труб нужно было много. Суда нашего типа идеально подходили для таких перевозок. Мы заполняли трубами большого диаметра все трюма и грузили их на верхнюю палубу, почти вровень с высотой разделяющих трюма секций. Занимая огромный объём грузового пространства судна, трубы почти не изменяли его осадки. Поэтому наши суда на 13 метров возвышались над уровнем моря и напоминали огромные плавучие склады металлических труб. Парусность у загруженных судов была огромной. Северное и Норвежское моря в зимний период ужасно беспокойны. Штормовая обстановка – тяжёлая, и риск потери части груза для наших судов был весьма велик. Имели место случаи, когда при серьёзном волнении моря крепёжные тросы не выдерживали нагрузки и обрывались. Тогда освободившийся от крепежа палубный груз с ужасным грохотом соскальзывал в море и исчезал в пучине, отдаляя срок появления у европейских потребителей нашего «голубого топлива». Это нарушало оговоренные объёмы поставок, а значит, и сроки выполнения контрактов и из-за немотивированных потерь и вызывало досаду у всех участников сделки. Поэтому «на самом верху» было принято решение транспортировать трубы через Балтику в Ленинград, а затем по железной дороге доставлять их в Сибирь. Таким образом, мы становились на линию Гамбург – Ленинград на довольно длительный срок. Это было для нас с Иринкой подарком Судьбы!

Совершив пару рейсов из Гамбурга в Ленинград и обратно, я понял, что тянуть время дальше, в отношении нашей предстоящей свадьбы с Ириной, нет смысла. Мы давно решили законным образом скрепить наши отношения, и сейчас для этого выдавалось самое благоприятное время. Начальник радиостанции сам предложил подменить меня на две недели (приблизительно столько времени занимал рейс до Гамбурга и обратно). В сложившихся условиях можно было обойтись и одним радиооператором на судне, который мог обеспечить радиообмен судна с берегом в режиме несения вахты одним радиоспециалистом. Капитан судна, после согласования с пароходством, дал «добро» на предоставление мне двух недель выходных авансом, с последующей отработкой. Всё складывалось вполне удачно! Единственной проблемой оставалось доставка в Ленинград моего гражданского паспорта, который находился в Мурманском пароходстве. По закону наш с Иринкой брак мог быть зарегистрирован вне общей очереди, по моему паспорту моряка, без двухмесячного срока ожидания после подачи заявления. Но штамп о заключении брака должен был быть поставлен именно в гражданском паспорте, а не в паспорте моряка, который подлежал замене через каждые пять лет с момента его выдачи. Проблема решилась совершенно сказочным образом! Жена нашего второго помощника была шеф-поваром-наставником в ММП и родственницей Начальника отдела кадров пароходства. Она собиралась приехать к мужу на время следующей стоянки судна в Ленинградском порту. По общему согласию всех ответственных и заинтересованных сторон, ей выдали мой гражданский паспорт, и она привезла его в Ленинград. Таким образом, вопрос о нашей предстоящей свадьбе был решён на всех уровнях!

Торжественная регистрация нашего брака состоялась 23 апреля 1982 года во Дворце бракосочетаний №1 на Английской набережной. Нашими свидетелями на свадьбе были подруга Ирины (её однокашница по фармацевтическому колледжу) Татьяна и её будущий жених Геннадий, курсант выпускного курса Военно-Морского Училища им. Дзержинского. Мы давно уже были знакомы друг с другом, и они с радостью согласились на участие в нашем торжественном событии. Ирина была прекрасна в белом платье и великолепной фате невесты. Мой костюм дождался своего часа быть использованным по своему прямому назначению – стать костюмом жениха. Когда мы вышли из квартиры на улицу, где нас ожидало свадебное такси с кольцами на краше, нас тут же обступили дети, игравшие рядом на детской площадке. Они заворожённо глядели на Ирину, как на Царевну-Лебедя из Сказки А.С. Пушкина. Невеста была просто чудо, как хороша! И, когда во Дворце бракосочетаний, под звуки свадебного марша Мендельсона мы надели на руки друг другу обручальные кольца, то для нас с Ириной сказка стала былью! Гостей на нашей свадьбе было не много: соседка по коммунальной квартире, да бывшая хозяйка Ирины, Полина Васильевна, у которой Ира жила в комнате во время учёбы в фармацевтическом колледже, ставшая для нас старшим товарищем и другом. Наши свидетели подготовили для нас много различных шуточных поздравлений и конкурсов. Свадьба получилась скромной, но весёлой. А самое главное – счастливой! К тому времени родители Ирины помогли обставить её комнату мебелью, и теперь в ней было всё необходимое для нашей дальнейшей семейной жизни. Так родилась наша семья, чему мы были очень рады.

Наш «медовый месяц» обещал быть, поначалу, коротким. Через неделю после нашей свадьбы «Адмирал Ушаков» должен был прибыть в Ленинград, и мне предстояло уйти на нём в очередной рейс. За несколько дней до прихода судна в порт мне пришла телеграмма от начальника радиостанции, что получено рейсовое задание: после выгрузки труб в Ленинграде следовать в Ригу под загрузку попутным грузом в Гамбург. Это означало, что рейс в Ригу будет каботажным. А с согласия капитана, членам экипажа судна разрешается брать с собой в каботажный рейс близкого родственника. Я рассказал Ире о перспективе нашего свадебного путешествия на теплоходе до Риги. Она встретила моё предложение с восторгом! Оставалось только получить разрешение капитана, чтобы мне взять с собой в рейс жену, а Иринке договориться на работе о предоставлении ей очередного двухнедельного отпуска. Но первым делом, мне нужно было попасть на борт «Адмирала Ушакова». А это, как оказалось в дальнейшем, стало не таким уж и лёгким делом.

Узнав по телефону у диспетчера порта, на каком причале и в какое время будет швартоваться «Ушаков», я стал собирать свой чемодан «мечта оккупанта». Потом простился с женой, надеясь увидеться с ней на следующий день, и в наступивших весенних сумерках отправился в порт, чтобы по старой флотской традиции подняться на борт своего судна сразу же после его швартовки к причалу. Но когда я добрёл, наконец-то, до того места, где должен был находиться «мой пароход», причал был пуст! «Да, – подумалось мне, – недаром гласит старинная флотская поговорка: там, где начинается флот, там кончается порядок!» Опять видно диспетчер что-нибудь напутал: то ли время, то ли причал … Стоять на пустой причальной стенке с чемоданом и ждать неизвестно чего, было глупо. Поэтому я, заприметив на соседнем причале знакомые очертания пришвартованного судна с включенными стояночными огнями, обрадовался, что диспетчер, вероятно, назвал мне не тот причал, а мой пароход стоит правее, в паре сотен метров от этого места. Когда только он успел пришвартоваться так быстро? Волоча бьющий меня по ногам чемодан, я, наконец, приблизился к корме впередистоящего судна на расстояние, с которого уже мог прочитать белеющие в ночи буквы названия: «Александр Суворов» и порт приписки – Мурманск.