Kitabı oku: «Новый горизонт», sayfa 2
Детям нравились металлические лабиринты, где каждая прогулка превращалась в увлекательное путешествие, ведущее к открытию новых улиц и дорог. Но и знакомые районы друзья оглядывали так, словно за время их отсутствия здесь могло что-то измениться. Большие экраны главных улиц всегда привлекали внимание прохожих. Они неизменно показывали одни и те же цифры, равные температуре летних дней. На них отображалась температура монолита.
Порой друзья пересекали целый город, чтобы оказаться ближе к рубежу. Но дорогу преграждали высокие прозрачные барьеры, отделяющие улицы от мрачного туманного пространства. С этой огромной территории беспрерывно доносилось низкое гудение, но густая пыль не позволяла рассмотреть приграничные работы. Лишь когда солнце поднималось над долиной и лучи пронизывали чёрный смог, с помощью биноклей удавалось различить множество массивных силуэтов, напоминающих странные дома. Но, неожиданно сдвигаясь с мест, они неспешно отдалялись от окраины.
Медлительные угловатые машины, занятые грузами, похожими на фрагменты огромных строительных лесов, направлялись к восточному пределу. Широкие ленты гусеничных движителей разрывали грунт и поднимали густые пылевые тучи, пока машины не достигали водоёма. Пыль сменялась волнами, бьющимися о застывший монолитный вал. Глыбу пронизывал длинный коридор, необходимый для подступа к самой стене. Транспортёры надолго пропадали в его сумраке. После возвращения их снова ожидали грузы и восторженные взоры маленьких друзей, прильнувших к ограждениям. Величие машин заставляло чаще биться их сердца. Но рядом с каменным пределом даже эти железные гиганты казались хрупкими пылинками.
Лишь одно творение людей могло сравниться с высотой стены. Задолго до рождения двух мальчиков на восточном рубеже началось масштабное строительство. С подъёмом каждой новой части возводимой станции справлялись лифты уже собранных фрагментов. Верхние уровни колосса постепенно близились к вершине.
В то время как подъёмник протянулся к небесам, ещё один значимый объект, расположившийся у подножья каменной волны, напротив, углублялся в грунт. Северо-восточный край зиял ступенчатым провалом глубиною в сотни метров. Поднимая пылевые тучи, громадные машины расчищали от чёрного покрова поглощённые ступени величайшего из последних рудников. С каждым годом росли горы отработанного камня. Под оглушительные взрывы из воронки вырывались пылевые облака, затмевающие свет. В ветреные дни долину обволакивал густой туман, не позволяющий забыть об опасности незащищённого дыхания.
Порой над городом раздавался продолжительный сигнал, что могло быть предвестником редкого события, так любимого детьми. В последующем коротком объявлении сообщалось время запуска на юго-восточном космодроме. Вскоре по стартовой площадке расплывалось белое клубящееся облако, и в небо поднималась искра, оставляющая за собой длинный густой шлейф. Юным наблюдателям хотелось знать, что кроется за синевой, плывущей над долиной, но у запусков было иное назначение. Немногочисленные спутники позволили составить карту Монолита, что дало представление о далёкой обратной стороне.
Рокот, отражённый стенами, разносился над землёй, но затихающие отзвуки быстро таяли в прочем приграничном шуме. Гул машин, рёв буров, лязг металла сопровождали жизнь в долине уже десятки лет. Звукоизоляция сохраняла тишину в домах, но стоило выбраться на улицу, и на жителей всем своим многообразием обрушивался голос восточного предела.
После путешествий светлоглазый мальчик возвращался в свою маленькую комнату, откуда подолгу наблюдал за винтокрылами, едва заметными на фоне рубежа. Он восхищённым взглядом провожал одних, когда те таяли в объятиях пасмурного неба, и встречал других, появляющихся в ореоле тусклых солнечных лучей. Не выпуская из рук любимую крылатую игрушку, ставшую для него символом свободного полёта, мальчик представлял, как однажды достигнет той же высоты. Из собственных открытий и рассказов взрослых он по крупицам строил образ мира, где жизнь зависела от монолита и машин, вступивших с ним в неравную борьбу.
Граница
Стремление открывать новые дороги вело дальше от знакомых мест. Притягательная сила монолита всё больше овладевала детскими мечтами. Ведомые иллюзией, что глыба уже рядом, они подолгу шли вперёд, но так и не достигали рубежа. Лишь наблюдали перерождение призрачной небесной мглы в темноту далёких стен.
Каждый раз, пробираясь сквозь густой туманный лес и не зная, куда выведет новая дорога, мальчики надеялись, что осталось несколько шагов, и в дымке обязательно проявится стена. Но солнце, тающее над границей мира, не позволяло продолжить путешествие, и, опасаясь вечерней темноты, дети возвращались в город. Чтобы в следующий раз снова попытаться отыскать более простую и короткую тропу. Но с годами, когда ночь перестала быть противником, они впервые отважились покинуть дом задолго до рассвета.
В конце осени редкое явление коснулось скованной земли. Кальдера скрылась под мягким сияющим покровом, и пушистый иней облачил леса. Снег не позволил чёрной мгле расплыться над холмами, и как только вьюга ослабела, каменный рубеж проявился во всём своём величии.
Пока на востоке шла борьба с последствиями снегопада, Железный город временно затих, и долину окутало непривычное безмолвие. Не дождавшись утреннего света и вооружившись фонарями, дети отправились в поход. Часть пути они преодолели на первом раннем поезде, устремлённом на западную станцию. Отсюда началось их путешествие, уводящее на юг.
В погоне за последними снежинками юные странники прокладывали первую тропу по нетронутому снегу. Детей, одетых в светло-серые комбинезоны, можно было бы заметить лишь благодаря яркому цвету шарфов и рюкзаков. В узкой полосе между шарфом и шапкой виднелись только светлые глаза. Вынырнув из снега и обведя сугробы фонарём, их обладатель высматривал красный шарф своего друга, который, судя по исчезновению, тоже провалился в снежную ловушку. Наконец, второй световой луч пробился из сугроба.
Продвигаясь столь стремительно, насколько позволяли белые холмы, странники неслись сквозь заснеженный еловый лес. Сплетения раскидистых ветвей сомкнулись над детьми подобно ледяному своду. Стараясь избежать снежного обвала, они крались по колючим лабиринтам, пока в световой дорожке фонаря не промелькнула тень. Вдалеке блеснула пара зелёных огоньков. Увенчанные кисточками уши, откликающиеся движением на каждый хруст, выдали крупнейшего из обитателей долины, сохранённых усилием людей. Из сугроба выбрался серебристый лесной кот. Постоянно отряхивая лапы, зверь, ростом не меньше полуметра в холке, ступал по снегу с осторожностью, ведь для него, как и для самих детей, этот обжигающий холодом покров был чем-то неизведанным и увиденным впервые.
Встреча с редким зверем стала не менее удивительным событием, чем нежданный снегопад. Ведь прежде дети видели лесных котов только в заповеднике, куда помещали всех пойманных животных. Затаившись, мальчики в молчании глядели вслед осторожному коту, пока он не решился совершить прыжок, чтобы вырваться из колючей западни. Едва задетый снег посыпался с деревьев. Уворачиваясь от морозного каскада, дети старались поскорее выбраться из чащи и заметили, как в далёком сумраке, недоступном свету фонарей, ветви приобрели мягкий ореол, словно на юге разгоралось зарево. Понимая, что это невозможно, мальчики забыли об опасности и с нетерпением неслись в направлении границы. Лес становился реже, пока вовсе не сменился пустынной длинной улицей.
Южный город ещё спал, но по некоторым крышам уже бродили силуэты, обрамлённые всё тем же таинственным свечением. Несмотря на ранний час, кое-кто из жителей уже чистил крытые кварталы. Но источник освещения таился намного дальше спящего района.
Сквозь шарфы вырывался густой пар, но тяжёлое дыхание не помешало детям бегом преодолеть последнюю тропу. Ряды модульных домов вели к границе. Вырвавшись из переулка, мальчики оказались перед пропастью, и открывшийся пейзаж заставил их сердца биться чаще, чем побег от снежного обвала. Как они и ожидали, за краем леса их встретил монолитный вал, далеко на юге плавно восходящий к каменной стене. Но увлекательный поход обернулся ещё одним, не менее впечатляющим, открытием. У подножия скалы начался рассвет, отвлёкший от усталости и надолго приковавший взоры изумлённых путешественников. Вскоре детям удалось обнаружить переправу, и они бросились наверх. Длинная металлическая лестница казалась нескончаемой, но, хватаясь за перила, они преодолевали высокие ступени, пока ноги не коснулись вала.
Свет, отражённый монолитом и мягким чистым снегом, исходил от множества прожекторов, длинными рядами установленных на каменной волне. Рассеиваясь и пронизывая дымку, свечение наполняло улицы, словно утренняя или вечерняя заря. Юные странники не знали, на что это похоже больше. Но вместе с этим светом их коснулось незнакомое вдохновляющее чувство, будто за пределом скрыт таинственный непостижимый мир.
Для южных обитателей это зарево открывало мнимый горизонт. Кто с детства вместо чёрной мглы видел призрачный рассвет, тот жил с поразительной иллюзией свободного простора. Полагали, что растущие здесь дети ощущают мир иначе. С взрослением это чувство неизбежно разбивалось о монолитные оковы, но его крупицы, порой неуловимо вспыхивая в памяти, оставались с детьми юга на всю жизнь.
Непреодолимое желание познать тайну монолитных стен влекло странников в дорогу по границе. Они не знали сами, что пытаются найти, ведь им было достаточно лет для понимания, что стена скрывает лишь немую темноту. Но разуму никак не удавалось подобрать образов и слов для описания удивительного чувства, побуждающего к поиску.
Мальчики бежали по каменной волне вдоль прожекторов, глядя на собственные тени, плывущие по лесу и домам. С плавным угасанием свечения они увидели, что первые лучи восхода окрасили горную вершину. Гребень ярким розовым огнём горел над холодной синевой Кальдеры. С высоты волны дети восхищённо наблюдали, как тень спускается по склону и открывает искрящиеся белые холмы. Чем светлее становилось, тем больше впечатлял проявляющийся западный рубеж.
Спустя долгие часы путь отрезала неприступная преграда. Волна юго-западной границы обрывалась в темноте ущелья. Но её плавно убывающая высота позволила спуститься на холмы и по редколесью подобраться к самой пропасти.
Запад отличался от прочих рубежей. Здесь не было длинного каменного вала, и за ущельем монолит высился прямой стеной, устремлённой в небо. Подняв взгляды к недосягаемой вершине, дети рухнули в пушистый снег и безотрывно глядели на колосса. Словно придавив их своим видом, он не давал странникам подняться, и они надолго затерялись в его монолитной темноте. Оба не решались нарушить тишину, будто опасаясь, что малейший шорох может пробудить границу.
Но в застывший край ворвался гул, оповестивший о возобновлении работ на восточном рубеже. Постепенно мир вокруг обрёл былые очертания. Оглядевшись, дети обнаружили один из немногих отголосков древности, проникших в новую эпоху. Протянувшись над ущельем, в стену упирался занесённый снегом мост из чёрных блоков, полученных в сезон затишья. Прочнейший из камней позволил огромной переправе простоять тысячелетие. Теперь, наполовину поглощённая стеной, она уводила в никуда, отчего вызвала у странников досадную иллюзию, что по этой таинственной тропе долину покинули неуловимые ответы, в поисках которых они преодолели свой нелёгкий путь.
Однако в этом мрачном спящем крае, словно потерянном во времени, обнаружилось и нечто, не дающее забыть, что на другом конце долины давно стоит Железный город. Над мостом виднелась массивная металлическая камера, утопленная в камне, отчего казалось, будто её дверь ведёт за стену.
– Термостанция, – выдохнул светлоглазый мальчик, первым ступив на переправу.
Он не мог побороть чувство, будто эта дверь откроет путь в сокрытый мир. Но дети знали, что за ней лишь спящая стена, где не могло быть ничего, кроме длинной узкой скважины и измерительных приборов, отслеживающих температуру в недрах монолита. Однако путешественников привлекла не станция, которую они всё равно бы не смогли открыть. Древний мост позволил подобраться к необъятной каменной стене и даже свободно прикоснуться.
Граница словно вырастала из глубин тёмного ущелья, наполненного паром и отзвуками всплесков. Внизу бурлила крупнейшая река, именуемая Нитью. Поток заполнял пещеры под долиной и водопадом вырывался в пропасть, откуда продолжал свой подземный путь на запад. Однако грандиозный вид бездонного разлома всё же уступал величию стены, вскоре снова приковавшей внимание детей. Светлоглазый мальчик в восхищении оглядывал её, не в силах глубоко вдохнуть и едва справляясь со слабостью в коленях. Подобное испытывал любой, кто подбирался к подножью монолита.
Ребёнок снял перчатки и, прикоснувшись к каменной поверхности, ощутил ледяной холод. Пальцы уловили гул, который, вероятно, был отзвуком работ на восточном рубеже. Закрыв глаза, мальчик пробовал вообразить открытый горизонт, где в далёкой синеве слились зелёная равнина и безоблачное небо. То, что доводилось видеть только на картинах. Столь обыкновенный вид стал пределом всех мечтаний. Как сложно оказалось даже мысленно увидеть несуществующий в его реальности простор. И ещё сложнее удержать размытый образ в попытке приоткрыть завесу мнимой дали. Воображаемая линия бесследно растворилась в темноте.
Открыв глаза, мальчик вновь увидел только стену. И вместе с ней его ждала необъяснимая тоска, оставленная потерей призрачного образа. Ведь он так и не сумел отчётливо представить то, что навсегда исчезло до начала его жизни. Он переглянулся с другом, похоже, испытавшим те же чувства.
Они вспомнили о незаметно пролетевшем времени, лишь когда солнце поглотило небо золотистым вечерним ореолом. Тень быстро наступала на долину, словно призывая к возвращению домой. Но оказалось непросто покинуть это место.
Отступая к берегу, светлоглазый мальчик продолжал глядеть на монолит, захвативший его своей незримой силой. Ребёнок слышал будто бы издалека, как друг напоминает о последнем поезде, на который они могут не успеть. Пытаясь вырваться из тени рубежа, юный наблюдатель впервые осознал обжигающее горестное чувство. Безмятежность и былая лёгкость сменились тяжестью в груди. Мальчику казалось, что-то в нём переменилось. Будто здесь, перед стеной, преградившей путь стремлениям, вместе с окончанием маленького мира завершилось детство, и его настигла безмолвная тоска от невозможности преодолеть границу и увидеть горизонт. Но за поглощающей тоской тянулся лёгкий светлый шлейф, неумолимо тающий при попытке уловить его. И это двойственное чувство, недоступное пониманию ребёнка, стало его тихим спутником, лишив покоя на многие года.
***
Высота подъёмной станции, возводимой на востоке, приблизилась к поверхности. Её запуск стал знаменательным событием, ведь этот путь связал живую землю с бескрайними тёмными просторами. Механизм мог поднять любые тяжести, даже громадные машины, доставившие его фрагменты до стены. Но в последующее время, отведённое для подъёма техники и грузов, далеко не каждый мог подняться на вершину. Эта привилегия принадлежала лишь работникам границы. В жизни большинства не произошло заметных перемен, но главная таилась в сердце каждого из них. Со дня, когда гул небесной переправы наполнил стены маленького мира, жители всё острее ощущали неизбежность предстоящих потрясений. Эвакуация, которая готовилась в течение веков, выпала на их столетие.
Вскоре по долине разлетелась весть, полное осознание которой настигло жителей не сразу. Но все запомнили тревожный час, когда сработало оповещение, и улицы наполнил тихий голос, знакомый многим, кто бывал в Каменном холме. В каждом доме, на каждом городском экране развернулись виды чёрной пустоши. Объявив, что новость важна каждому, голос продолжал:
– Как известно, по толщине колец удалось определить длительность сезонов прошлого и выяснить, что со временем сезоны сна невероятно сократились, а сезоны роста стали продолжительнее. Новые спутниковые снимки позволили увидеть то, что было недоступно прежде. Удалось точно посчитать количество колец. Образно, кольца подобны ровному дыханию. Но раньше мы не знали о глубоких вдохах – широких кольцах, повторяющихся через равное количество сезонов, – по экранам плыла пустошь, где тонкие размеренные линии порой чередовались с намного более широкими. – И судя по числу колец и времени их возникновения, за всю историю нашего существования ещё не было глубоких вдохов. Нас ждёт первый продолжительный сезон.
Голос ненадолго замолчал, когда тёмные виды на экранах сменились яркими лесными пейзажами.
– Каждое из таких колец по ширине сопоставимо с десятью обычными. Отсюда следует неутешительный прогноз. Будущий сезон продлится не менее столетия и станет последним для Кальдеры, – поначалу голос казался беспристрастным, но всё же его пожилому обладателю не удалось сдержать печальных нот. – У вас ещё есть время попрощаться с домом. Запомните его, прежде чем покинете, – виды на экранах сменились городскими новостями, но их уже никто не слушал.
Все понимали, что однажды этот день наступит, но всё же оказались не готовы услышать трагическую весть сейчас. Прежде каждый жил с уверенностью, что не застанет исчезновения Кальдеры. Это было лишь в необозримом будущем, за пределами их жизней. Но в тот день всё изменилось. Мрачное тревожное безмолвие поглотило города. Обеспокоенные и растерянные жители теперь иначе смотрели на восточную границу, понимая, что стоит подняться на поверхность, и пути назад не будет.
В долине не осталось неизведанных дорог, каждая была пройдена не раз. Излюбленные виды навсегда запечатлелись в памяти. Даже заброшенные улицы северо-западного города больше не хранили тайн. Казалось, мир закончился.
Путь быстро уводил всё дальше от беспечной юности, оставшейся в воспоминаниях лишь чередою мимолётных ярких вспышек. Но всё чаще за проблесками светлых впечатлений проступала тень тоски. Загадочное чувство ступало по пятам, пронзая созвучием восторга и печали каждый раз при взгляде на стены монолита, которые ничуть не изменились за пройденные годы. И в такие беспокойные минуты наблюдатель словно падал в омут смутных образов, которые не удавалось удержать хотя бы на мгновение, чтобы рассмотреть и осознать.
У каждого была своя дорога. В отличие от друга, начавшего исследовать всепоглощающую глыбу, светлоглазый мальчик нашёл путь, не только ведущий на поверхность, но и позволивший увидеть её с большей высоты.
Край
Молодой пилот навсегда запомнил день, когда впервые оглядел свой дом с вершины монолита. Стоя на краю, будто на границе двух миров, он осознал, что Кальдера не настолько велика, как казалось в длительных походах по её холмистым землям. Растворяясь в приграничной мгле, леса и горы походили на размытый сон. Солнце вспыхнуло над пустошью, но мир внизу всё ещё скрывался в полумраке. Свет ярко отражался от вершины западной стены, превращая дымку в неосязаемое золото. Чувствуя тепло восхода, пилот предположил, что вместе с монолитной теневой границей, отступающей к востоку, где-то незаметной точкой плывёт и его собственная тень.
Наконец-то повернувшись навстречу солнечным лучам, он неспешно отдалялся от обрыва и взволнованно смотрел, как с каждым шагом за строениями порта открываются пустынные просторы. Подобно глади льда поверхность ослепляла отражением рассвета, и ничто не закрывало далёкий горизонт.
Пилот не сомневался, что не забудет это утро. Но здесь он не нашёл недостающего звена, которое могло бы дать покой, связав зовущий вдаль порыв и неразборчивые образы, рождённые мечтами. Теперь казалось, тайна, не дающая вздохнуть свободно, кроется за этой иллюзорной линией. И лишь за ней проявятся истоки неосознанной тоски, что напоминает о себе обжигающими вспышками. И он с нетерпением ждал дня, когда начнётся странствие.
Десятки ровных линий протянулись через пустошь и вдали сливались в одну ветку, устремлённую к востоку. Строительство рельсовой дороги велось на протяжении последних лет, но было далеко от завершения. Севернее рельсов немалое пространство занимала стоянка сухопутных кораблей. Пилот прогуливался между тяжело гружёными машинами, ощущая себя так, будто бы находится среди огромных металлических домов. Близился волнующий момент, когда первопроходцам предстояло покинуть край скалы и отправиться в неизведанную даль, к которой прежде никому не удавалось подступиться, к землям первого сезона.
Долину наполнял тягучий гул подъёмной станции. Пассажирских лифтов порой недоставало, но и авиация не всегда могла справиться с потоком. И тогда у работников границы появился новый способ быстрого возвращения на землю. Вскоре и пилот опробовал этот необычный и небезопасный путь. Но не столько из необходимости, ведь он всегда имел возможность спуска в нижний порт на винтокрыле.
В тот день он долго стоял на краю площадки, выступающей над пропастью. И наконец преодолел разделяющую грань, где страх решающего шага сменился восторгом свободного падения. Только что он находился на вершине, но вмиг был поглощён тенью рубежа. Прыжок стал мгновением свободы в кольце каменных оков. И вскоре белая точка парашюта спустилась на восточные серые холмы. После того дня он не единожды испытывал это поразительное чувство, близкое к полёту, с каждым разом смелее шагая в пустоту.
Новый вечер немногим отличался от минувших. Тяжёлое гудение подъёмника, конец рабочей смены и подготовка к возвращению в долину. Но стоило сорваться в пропасть, и граница разразилась оглушительной сиреной, оповестившей о начале взрывов в руднике. Как только раскрылся парашют, пилот направил его дальше от воронки и чернеющих отвалов. Он стремился к высокому холму, когда среди привычных мрачных видов вдруг заметил золотистое пятно.
Сидя на краю воронки, увлечённый пейзажами ребёнок не обращал внимания на вой сирены и готовился полюбоваться последствиями взрывов. Приземлившись слишком далеко и на ходу снимая парашют, пилот бросился в сторону маленькой фигуры с криком «Отойди от края!». Ему казалось, что голос даже не вырвался за пределы маски, и, ожидаемо, ребёнок не услышал. Сорвав маску, пилот пытался крикнуть громче. Ребёнок оглянулся и, заметив опадающий на землю парашют, мгновенно подскочил, но не успел сказать ни слова. Голос потонул в раскатах взрывов.
Сокрушительный обвал сотряс весь северо-восток, и край пропасти пришёл в движение. Не успев осмыслить всю опасность обстановки, ребёнок уже мчался прочь от осыпающихся глыб. Снова надев маску, пилот бежал навстречу силуэту, исчезающему в чёрной туче, и едва успел поймать, когда тот вырвался из пыли, оттолкнувшись от последнего обломка, рухнувшего в пропасть.
– Держу, – выдохнул пилот, быстро отступая от обрыва и плывущей следом удушающей завесы.
После стремительной пробежки ребёнок шумно глотал воздух. Пытаясь выровнять дыхание, он снял свой респиратор и мгновенно скрыл лицо шарфом. Из-за этого шарфа и шапки, меж которыми виднелись лишь светло-серые глаза, защищённые очками, пилот не мог определить с уверенностью, перед ним мальчик или девочка, но одно он понял точно – ребёнку едва ли было десять лет.
– Это не лучшее место для прогулок, – тяжело дыша, проговорил пилот. – Как тебе удалось сюда пробраться?
Городские ограждения были неприступны, но ребёнок сразу указал на широкие бетонные барьеры, которые длинной полосой тянулись вдоль воронки и граничили с застывшим валом. Эта низкая преграда казалась бесполезной в борьбе с огненной лавиной или даже с любопытными искателями опасных приключений, но отделяла воронку от воды и, похоже, могла служить тропой. На одном из блоков стоял небольшой электроцикл.
– Объехала по каменной волне и спустилась по этому барьеру, – ответила находчивая девочка, подтвердив догадку. – Раньше я не подходила близко к пропасти.
– Раньше? – нахмурившись, переспросил пилот.
Девочка умолкла, решив, что не следует рассказывать о своих приграничных похождениях, и принялась отмахиваться от сгущающейся пыли. Пилот повёл её подальше от опасной чёрной мглы, за которой быстро таял свет. Пока они едва ли не вслепую шли к далёким блокам, он то оглядывался в сторону, где был брошен парашют, то пытался взглядом отыскать электроцикл. Но, похоже, девочка отлично помнила, где оставила свой транспорт, поскольку точно указала направление. По пути она не отводила любопытных глаз от незнакомца, спустившегося с неба. Чтобы он никуда не подевался, она держалась за его рукав и отпустила, только когда они выбрались из тучи.
– Как там, наверху? – наконец решилась спросить девочка, когда они добрались до ограждения.
– Просторно, – протянул пилот.
– Как бы я хотела побывать там, – мечтательно проговорила путешественница и, ловко забравшись на бетонный блок, оглянулась на восточную границу. – Увидеть мир с вершины. А потом поехать на земли первого сезона.
Её слова неожиданно напомнили пилоту собственные детские мечты. Посмотрев на запад, позолоченный вечерним солнцем, он понял, что следует ответить.
– Настанет день, – пообещал пилот и указал в сторону долины, – а сейчас взгляни вокруг. У тебя же есть возможность путешествовать по этим землям. Видеть настоящий лес и горы. Для новых поколений твой привычный мир станет недосягаемой мечтой. Ведь он исчезнет. Навсегда.
Устремив взгляд к чёрной глыбе, он обратился не только к юной спутнице, но и будто к самому себе:
– Монолит никуда не подевается, для него пройдёт мгновение. Он тебя дождётся.
Девочка смотрела на него с неподдельным интересом и прочла во взгляде печальную улыбку. Казалось, она пытается додумать, как незнакомец выглядит без маски. Сперва она даже не заметила в сказанном чего-нибудь особенного, однако порой простые, но услышанные вовремя слова могут положить начало многим переменам. Для ребёнка оказалось важным услышать их перед границей. Она долго не сводила взгляда с запада, где её ожидала холмистая земля, полная неизведанных лесных тропинок и живописных пейзажей. Глядя на свой дом от самого подножья монолита, она впервые осознала, что на знакомство с ним осталось не так и много времени.
– Кажется, я поняла, – наконец-то прошептала девочка.
Пилот не знал, о чём раздумывает маленькая странница, но даже защитные очки не скрыли перемен во взоре. Блеск в её глазах был выразительней любых ответов. На прощание пилот напомнил, чтобы впредь она была внимательнее на границе, и ещё долго глядел вслед удаляющейся золотистой точке, затем вернулся в клубящуюся пыль, где остался парашют.
***
С приближением отъезда всеобщая взволнованность быстро нарастала, проникая в каждый уголок долины и заставляя жителей вслушиваться в железный хор востока. Мир притих в преддверии прощального сигнала.
И однажды новый день начался с непривычного затишья. Только одинокий поезд, пересекающий Кальдеру, нарушил обманчивый утренний покой. Вскоре западная станция потонула в суете. Сегодня холмистые леса и берега озёр стали местом притяжения для каждого, кто хотел проститься с покидаемыми землями. Пилот поправил респиратор и вышел на платформу, где мимо проносились тысячи безликих, таких же, как и он. Поток будущих первооткрывателей, одетых в серые и чёрные комбинезоны, оживлялся яркими одеждами детей. Покидая станцию, толпа разделилась на маленькие группы, и голоса постепенно растворились в шуме леса.
Оставшись в тихом одиночестве, пилот неспешно шёл по берегу. Размышляя о грядущем путешествии, он наблюдал, как над спокойной водной гладью плывёт прозрачный пар. Пилот бывал здесь не столь часто, поскольку всё время проводил на восточном рубеже, где совершал множество коротких рейсов между поверхностью и городом, переправляя пассажиров или небольшие грузы. Он понимал, что, вероятно, больше не увидит эти земли, и хотел в последний раз пройтись по дорогим ему местам. Хотел запомнить мир таким, каким тот был на протяжении всей его пока не слишком долгой жизни длиною меньше трёх сезонов. Но у прогулки имелась и другая цель. Живописный путь привёл в оранжерейный комплекс.
Воспользовавшись шлюзом, он вошёл в один из куполов, где наконец-то смог вдохнуть без респиратора. Это место стало домом для нуждающихся в длительном лечении. Обитатели оранжерей вели обыкновенную размеренную жизнь, только регулярно посещали процедуры, в том числе сеансы кислородной терапии, и почти не выходили за пределы куполов, передвигаясь между ними по прозрачным переходам.
Не прошло и полминуты, как пилот увидел силуэт, возникший на пути. Ему навстречу шёл мужчина, в котором даже издали он сразу узнал друга.
– Заметил тебя на берегу. Боялся опоздать, – выдохнул литолог.
– Неужели ты решил, что я уеду не простившись? Позже заглянул бы и к тебе, – со сдержанной улыбкой объяснил пилот.
Они свернули на аккуратную тропу, обвивающую невысокие холмы. Разговор нередко прерывали оказавшиеся поблизости знакомые, которые при случае решили попрощаться и пожелать удачи в путешествии.
– Не пожалеешь, что остался? – наконец спросил пилот.
– Моё место возле Основания, – литолог был полностью уверен в своём выборе. – Я должен увидеть пробуждение. Стать тем, кто завершит этот долгий путь. Или же продолжит, – добавил он загадочно.
– Я бы тоже хотел его увидеть, – протянул пилот, будто друг не знал этого.
– Всё произойдёт нескоро, – уверил собеседник. – К тому моменту наверняка наладят связь, так что не пропустишь, – повернувшись к стеклянной стене купола, он задумчиво глядел на озеро и лес за ним. – А ты не пожалеешь, что лишил себя возможности увидеть последний век Кальдеры и выбрал бескрайнюю, но безжизненную пустошь?
– Ты знаешь, я всегда мечтал увидеть, что там, за пределом, – пилот поднял взгляд на монолит, чернеющий над облаками.
Несмотря на то, что друг оказался не готов покинуть дом сейчас, он всё же понимающе вздохнул. В последнем разговоре мужчины обошли едва ли не весь купол и остановились возле небольшого сада. Указав в просвет меж фигурно подстриженных деревьев, литолог сообщил:
– Он ждёт тебя. А меня ждёт лекция.
Они прощались, понимая, что если и встретятся когда-нибудь ещё, то пройдёт не меньше двух сезонов.
Тропа вывела пилота к краю купола, где ожидал глубокий старец. Его ослабленные ноги покрывал мягкий яркий плед небесного оттенка, а худые руки сжимали маску с фильтром. Похоже, он надеялся хотя бы на короткую прогулку. Для обитателя скованной земли его жизнь казалась необыкновенно долгой. Он не только пережил своих детей, но и стал старейшим человеком на планете. И в завершении пути с неугасшим интересом наблюдал за миром сквозь прозрачные стены своего последнего пристанища. Дыша с помощью кислородного баллончика, он задумчиво глядел во мглу северо-западной границы.
