Kitabı oku: «Возвращение к жизни. Как один человек может изменить судьбу семьи», sayfa 2
Дочки-матери
Света, 28 лет, менеджер, женщина с высшим педагогическим образованием, обратилась ко мне с жалобами на головную боль. Она пришла ко мне как к врачу-психоневрологу и не собиралась заострять внимание на внутрисемейных отношениях. Почему-то вскоре мы заговорили о Свете и ее маме. Маме 54 года, она работает директором школы в другом городе и приезжает к дочери время от времени. Отношения у них весьма напряженные. Сейчас она гостит у дочери уже третий день, нянчится с внучкой.
По словам Светы, мама вмешивается в дела ее собственной семьи, критикует зятя и дочь. Характер у мамы трудный, от ее советов никуда не денешься. С ее появлением атмосфера в доме накаляется до предела.
– И что тогда происходит?
– Мы разговариваем на повышенных тонах, ссоримся, потом ходим надутые и не разговариваем вовсе.
– Это помогает?
– В чем, в решении вопроса – кто прав, кто не прав?
– Нет, в том, чтобы улучшить ваши отношения. Кажется, это ваша цель?
– Нет, не помогает. У нас так давно сложилось. Мы то ссоримся, то молчим.
Разбирать список разногласий между Светой и мамой бессмысленно. Каждая из женщин борется не за свои принципы и, конечно же, не за благополучие внучки. Все это псевдопроблемы.
Реальная проблема сидящей передо мной Светы – это ее борьба за независимость от мамы. Да, в психическом облике Светы немало черт созависимости. Выздоровление от созависимости и переход к более здоровым отношениям, то есть к естественной взаимозависимости, проходит через фазу достижения независимости. Постоянно в состоянии независимости жить нельзя, тогда у нас не будет никаких отношений с людьми. Но как временное состояние, как точка опоры она необходима нам, чтобы, оттолкнувшись от нее, строить уже более здоровые отношения.
Света долгое время ведет борьбу с мамой за независимость, за право быть уникальной, неповторимой, быть самой собой, состояться как мать и почувствовать себя ценной, значимой. Борьба тянется долго и изнуряет обе стороны.
Я спросила Свету:
– Почему вы не поговорите с мамой о важных для себя вопросах?
– Не знаю, кажется, я боюсь ее.
– Можете ли вы объяснить маме свои намерения, мотивы?
– А как?
– Ну, может быть, так: «Я поступаю так со своим ребенком, потому что убеждена, что именно в этом он и нуждается».
– Моя мама ничего слушать не будет. Это только ухудшит дело. Я уже тысячу раз объясняла ей, и все бесполезно.
– А вы можете проявить твердость и внятно заявить, что в ее советах не нуждаетесь, напомнить, что вам уже 28 лет?
– Сказать, что я не нуждаюсь в ее советах? Да вы что! Это убьет мою маму.
– Тогда ваше счастье, что она живет далеко.
– Да, я люблю свою маму, но ее постоянного присутствия я бы не выдержала.
– И все же я не понимаю, почему вы ей не говорите о своей любви и не просите меньше вмешиваться в вашу жизнь.
– О, вы не знаете мою маму!
Звучит знакомо, не правда ли?
Когда эмоциональная напряженность в семье достигает высокого уровня, большинство из нас возлагает всю ответственность за плохие взаимоотношения на другого члена семьи. Эти другие – мама, папа, сестра, брат, муж, зять, невестка – нас не слышат, нам не помогают и т. д. Это другой человек мешает нам говорить, быть понятым, это другие не хотят изменить отношения к лучшему, а мы…
А что, собственно, мы для этого делаем? Только боимся, возмущаемся, плачем, наконец. Мы пребываем в атмосфере сильно накаленных чувств и культивируем их. Чувства – это важная часть нашей жизни, но пока мы находимся в таком разгоряченном состоянии, нами легче манипулировать. Пока мы находимся на взводе, мы – удобная игрушка в руках других. Хорошо бы начать с того, чтобы как минимум не культивировать свои запредельные эмоции и включить разум, чтобы остановиться и подумать о том, что происходит.
Обычно на консультации я применяю такую тактику. Сначала позволяю клиентке выплеснуть эмоции, затем подтверждаю их уместность в ее ситуации («Да, да, это действительно тяжело, я не знаю, можно ли чувствовать себя иначе в вашем положении»). Выражаю сочувствие («Вы и вправду находитесь сейчас в трудных обстоятельствах. Счастье, что у вас находятся силы все это переносить»).
Тем временем клиентка успокаивается, слезы (они часто льются в кабинете психотерапевта, и это хорошо!) просыхают. Что произошло? А произошло что-то очень важное. Я называю это эмоциональным вытрезвлением. Теперь «на трезвую голову» клиентка включает разум.
Четыре встречи с психотерапевтом имели для Светы следующий результат. Она пришла к выводу, что пытаться изменить маму, доказать, что она не права, – абсолютно тупиковый путь. Желаемого результата не будет. Более того, это путь поражения, а не достижения успеха.
Мы переформулировали цель. Теперь Света уяснила, что ее задача – не изменить маму, а установить с ней более здоровые отношения. Света усвоила, что если она и дальше будет жить, как маятник, между надутым молчанием и горячими перебранками с мамой, их отношения не изменятся. В конце концов, обе женщины застряли в нездоровой ситуации. Важно не упускать из виду, что проблема заключается не в плохих людях, а в непродуктивных правилах, которые они используют, чтобы общаться.
Узнала Света и о том, что взаимоотношения с мамой влияют на ее отношения с мужем и дочерью. Если Света не обретет желанную для нее независимость, отношения с дочкой в будущем будут либо такими же напряженными, как у Светы со своей мамой, либо отстраненными – мать и дочь могут держать эмоциональную дистанцию, прикрываясь завесой вежливости. К следующему визиту мамы Света была готова начать новые отношения, но эмоционально эта задача оказалась такой трудной, что молодая женщина не могла от волнения подобрать слова, когда пересказывала мне очередную сцену.
К третьему дню пребывания мамы атмосфера накалилась до известного уровня. Она критиковала дочь, что та неправильно распоряжается деньгами, а зятю досталось за то, что он не починил забор на даче. С неудовольствием отметила, что внучка «одета в синтетику, а это вредно для здоровья», и подарила ей платье из ситчика, которое сшила своими руками. Свете платье не понравилось, и она забыла поблагодарить маму. Мама обиженно заметила, что ее помощь здесь не ценят. Света и мама уже готовы были разойтись надутыми по своим углам, но на этот раз Света отодвинула обиды в сторону (обида – неконструктивная эмоция) и применила новую тактику.
Она спокойно выслушала все замечания мамы. В основном та говорила о том, как не следует поступать с ребенком, во что следует одевать. Советы правильные, тут и спорить нечего, но в голосе мамы слышался с трудом подавляемый гнев. Голос Светы был спокойным и уверенным (но как трудно это ей далось, никто не знает!):
– Мам, я высоко ценю твою заботу об Анечке. Я знаю, как важно для тебя, чтобы твоя внучка была ухожена. Но есть нечто очень важное для меня. И я хочу тебе сказать об этом… – Здесь Света сделала паузу, она почувствовала леденящий холод в груди, страх, но продолжила: – Видишь ли, мам, Аня – моя дочь. Я прилагаю много усилий, чтобы быть хорошей матерью и чтобы мои отношения с дочерью были хорошими. Мне очень важно осознавать – то, что я делаю для своего ребенка, хорошо для него. Для меня это очень важно. Я знаю, что иногда я делаю ошибки. Я допускаю, что ты тысячу раз права в том, что ситцевое платье лучше синтетического костюмчика. Но сейчас мне нужно утвердиться в том, что я могу заботиться о своем ребенке так, как я понимаю заботу. Это важно и для меня, и для Анечки. Я должна быть уверена в том, что я – хорошая и разумная мать. Помоги мне в этом.
Когда Света закончила, она впервые заметила, что в ее голосе звучала уверенность и зрелая сила. Она впервые почувствовала себя равной с матерью, а не пристыженной маленькой, навеки перепуганной девочкой. Света смогла продолжать:
– Я каждый раз испытываю горькое чувство, когда ты, мама, объясняешь, как мне обращаться с ребенком, или берешь дела в свои руки. Тогда мне кажется, что я ничего не умею, ничего не могу правильно сделать. Это мешает мне чувствовать себя взрослой. Иногда в раздражении мне хочется спросить тебя, уж не считаешь ли ты меня глупой.
После этого наступила гробовая тишина. Мать выглядела подавленной и вот-вот грозила разразиться возмущением. У нее на лице как будто было написано: «Как это так? Яйца курицу не учат!» Света же чувствовала себя так, как будто вонзила матери нож в сердце. Она испытывала боль, вину, тревогу… Затем послышался мамин голос, знакомые нотки гнева и раздражения:
– Я не могу спокойно наблюдать, как мучается ребенок. И чувствую, что мой долг – вмешаться и защитить его. Если ты не понимаешь самых простых вещей, о чем с тобой вообще говорить?..
И далее привычные, много раз звучавшие в этом доме фразы. Света внешне спокойно дослушала тираду до конца. Затем сказала:
– Мам, я не уверена, что ты услышала меня. Я говорила не о том, что я права в отношении Анечки. Наверное, я делаю ошибки в ее воспитании. Но я говорила о том, как важно мне ощущать, что я делаю для ребенка то, что ему лучше подходит. Пойми, это важно для меня как для матери Ани. Я отчаянно борюсь за то, чтобы чувствовать себя уверенно как мать. Ты была матерью четыре раза. Помоги мне почувствовать, что со своим ребенком я поступаю так, как надо.
Света чувствовала, что мама становится все более напряженной. У нее самой внутри несколько раз начинал клокотать гнев, но она не дала втянуть себя в привычную борьбу. Она все подчеркивала, что пытается не критиковать мать, не обесценивать ее советы, а лишь делится с ней тем, что сама чувствует и чего она, Света, хочет.
В конце беседы Света была изнурена до предела и близка к обмороку. Ее состояние называется в научных терминах «тревога отделения». Впервые она действительно (не физически, а психологически) покидала родительский дом, отделялась от матери, перерезала пуповину. Света решилась порвать ту болезненную зависимость, которая мешала ей стать взрослой, зрелой женщиной. Отделяться от родителей или других людей, с которыми нас связывает зависимость, часто бывает очень больно, но другого пути к свободе я не знаю.
Независимость нужна Свете для того, чтобы прочувствовать свои особенности, определить, кто она такая, чего она хочет. Независимость нужна ей, чтобы чувствовать себя отдельной и отличной от матери женщиной. Это совсем не означает, что отношения с мамой теперь разорваны, что они больше не близки друг другу. В условиях независимости Света по-прежнему остается любящей дочерью, но приобретает совсем другое ощущение себя, находит свое истинное «Я».
Мы продолжали работать со Светой. Она начала понимать, как чувствует себя мама и почему она так резко сопротивляется.
Главное чувство, которое испытывает мать при отделении дочери, – это чувство отвержения. Ужасно болезненное чувство, лежащее, кстати, в фундаменте всякой зависимости или созависимости. Человеку больно, тревожно, дискомфортно. Перемены несут угрозу привычному образу жизни. Спокойнее всего жить, ничего не меняя, сохранять существующее положение вещей. В этом случае работает правило проблемной семьи: «Не раскачивай лодку».
Естественно, мама сделает все возможное, чтобы в отношениях с дочерью ничего не изменилось. В арсенале мамы есть много способов. Главное – вызвать у Светы чувство вины за дерзость так говорить с матерью. Мама своим поведением шлет Свете сигнал: «Сейчас же вернись к прежнему положению. Пусть все остается, как было».
Вот почему в первый раз она «не расслышала» смысла слов Светы, во второй раз упрекнула в неблагодарности, в третий – привела веский аргумент своей компетентности: она мать четырех детей и всю жизнь воспитывает детей в школе. Все эти демарши продиктованы страхом отвержения, страхом утратить ту важную связь с дочерью, без которой мать не чувствует себя целостной и самодостаточной личностью. В свое время у нее были сложные отношения созависимости со своей мамой.
Тот, кто начал что-то менять, несет ответственность за установление эмоциональной близости на новом уровне. А тревога отделения лечится именно эмоциональной близостью. Сидение по углам в молчании не может помочь добраться до основной цели – установления новых здоровых отношений.
И Света взяла на себя эту ответственность. Она расспросила маму о взаимоотношениях с ее мамой, бабушкой Светы. Она спрашивала, чем интересуется мама, чем наполнена ее жизнь, с кем она общается, что делает каждый день.
Расспрашивать родственников об их прошлом и интересоваться их нынешней жизнью – лучший путь для поддержания эмоциональной близости. Света узнала много нового и важного для себя и о себе. Раньше мама давала советы, и предполагалось, что Света их получала. Теперь они впервые обменивались чувствами.
Между прочим, головная боль у Светы прошла. Взаимоотношения с мамой стали теплее. Света как будто нашла свое потерянное место в родительской семье и обрела устойчивость, точку опоры и почувствовала связь с корнями своего рода. Корни держат дерево в бурю, от корней зависит качество кроны.
Когда человек достигает определенной степени независимости в родительской семье, это обязательно сказывается положительным образом на всех других важных для него взаимоотношениях. Если мы застряли в конфликте с матерью или с отцом, то как мы можем создавать новые привязанности? Получается, чтобы стать хорошей матерью, надо вначале завершить дела в родительской семье, отделиться от родителей психологически, а не только географически. Чтобы отделиться, нужно принять родителей спокойно и больше не возмущаться их ошибками. Тогда мы можем принимать и себя, можем становиться женами, матерями. То же самое относится к мужьям, отцам.
История Светы – это история со счастливым концом, цель была достигнута – отношения с мамой улучшились.
Посмотрим шире на взаимоотношения матерей и дочерей. Бабушка – мама – дочь – внучка… Вертикальная цепочка в родословной. По цепочке передается что-то очень важное. Что же? Может быть, наша женская сущность?
Веками женская доля означала воздержание, обязательность, терпение, стойкость в перенесении любой боли. Быть женщиной значило быть либо собственностью мужчины, либо его «половинкой». И сейчас еще говорят: «Для женщины она зарабатывает хорошо». Или: «Для женщины она пишет неплохие романы». Кто сказал, что женщина не может писать такие же хорошие романы, как мужчина?
Если мама впитала подобные идеи, то будьте уверены, она передаст их дочери. Мамы – отменные учителя. Главная классная комната дочерей – это кухня. Здесь преподается наука быть женщиной, женой, матерью. Здесь дочь узнает все, что мама думает о себе. Если говорить по-научному – передается самоидентификация от матери к дочери. Здесь пишутся семейные сценарии.
Быть привязанной к матери естественно и нормально. Почему же мы боимся полного сходства? Наверное, в нас, дочерях, живет неистребимое желание уникальности. Каждая дочь имеет право на свою собственную индивидуальность, имеет право быть единственной и неповторимой.
Мы, дочери, боимся полного сходства с матерью потому, что нас к этому призывают: «Будь как я». Многие дочери не хотят повторить судьбу матери и выйти замуж так, как мама вышла за папу, а судьба повторяется. Если папа поднимал руку на маму, дочь может оказаться в том же положении. Жертвы рождают жертв. Если мама была женой алкоголика, то весьма вероятно, что дочь повторит ее историю.
Дочери получают судьбу «в наследство» скорее в том случае, если ни мама, ни дочь не знают о существовании внутрисемейных законов. Следовательно, они не могут пользоваться ими в своих интересах.
Матери связывают с дочерями особые ожидания. Либо «будь как я», либо «будь совсем другой». И та, и другая задача для дочери тягостна, она бременем ложится на ее хрупкие плечи.
Чем опасна позиция «будь как я»? В этом случае мать не говорит дочери о многообразии возможностей жизни. В этом послании скрыт смысл: «Все усилия напрасны. Что толку делать больше? Выше мамы не прыгнешь». Страх женщин всех времен и народов быть отвергнутой, нелюбимой, брошенной идет от маминого «делай, как я говорю, иначе любить не буду». В этом случае дочь навеки обречена доставлять удовольствие маме.
Чем опасна позиция «будь совсем другой» (счастливее, образованнее, лучше меня)? В этом случае дочь живет под прессом «будь лучшей». Свободное развитие ребенка принесено в жертву ради удовлетворения тайного желания матери улучшить свое собственное благополучие.
И в первом, и во втором случае ожидания матери мешают дочери развиваться. Источник ожиданий мамы – недостаток чувства собственного достоинства, размытые представления о себе. Мама не знает, где заканчивается граница ее личности, где начинается территория дочери. Границы другого человека чаще нарушает тот, у кого отсутствуют собственные. Уважительное отношение к суверенитету ближнего (границы людей, как и государств, надо уважать) означает, что мать и дочь – люди родные, близкие, но разные. Что хорошо для мамы, то не обязательно подойдет дочери. Пусть дочь развивается в соответствии с замыслом Творца.
Взаимоотношения с матерью будут влиять на все другие взаимоотношения, особенно с мужчинами. Дочь выберет себе друзей, мужей, может быть, даже начальников, которые будут относиться к ней так, как мама.
«Хорошая» девочка выберет мужа, который будет ее холить и лелеять, не даст ей повзрослеть, будет держать у себя в подчинении, для него она всегда «малышка», жена-девочка. А «малышка» будет бледнеть при одной мысли, что может сделать что-то такое, что ему не понравится.
«Плохая» девочка выберет мужчину, который будет обходиться с ней плохо, усиливая ее чувство неполноценности.
Хорошие девочки, плохие девочки… Что общего в их судьбах в зрелом возрасте? Отказ ценить свое мнение и слишком полагаться на мнение других.
Мамины послания, которые мы заглотнули еще в детстве, имеют власть над нами почти всю жизнь, даже после ее смерти.
С чего начать взрослой, умной дочери, если она страдает от маминого пресса? Спросите себя: «Чего я хочу?» Допустим, ответ будет: «Я хочу быть не такой, как мама, хочу иной жизни». Тогда громко и твердо скажите: «Я постараюсь сделать это». С этого дня дух бунтарства, дух протеста против маминых предписаний пойдет по новому, более конструктивному пути. Для достижения своей цели вам потребуется настойчивость и отвага. Но вначале перечислю, какие действия могут оказаться непродуктивными, чего вам делать не следует.
Непродуктивно:
♦ Обвинять маму.
♦ Покорно молчать.
♦ Бороться с мамой.
♦ Доказывать, что мама не права.
♦ Держать эмоциональную дистанцию.
♦ Искать замену маме, утешителя (друга, психотерапевта). В этом случае можно получить лишь временное облегчение.
♦ Уезжать из дома только для того, чтобы успокоиться. Ни расстояние, ни время не разрешают конфликты с родителями.
♦ Становиться жертвой.
Продуктивно:
♦ Не спешить.
♦ Признать за мамой право думать иначе, чувствовать иначе, чем вы сами думаете и чувствуете.
♦ Ставьте целью сохранить не только себя, но и хорошие отношения с мамой.
♦ Начинайте первой общаться.
♦ Расспрашивайте маму о ее прошлом.
Нарисуйте свою родословную, попросите маму рассказать вам о родственниках.
Станьте «биографом» своей мамы, узнайте, как складывалась ее жизнь.
Интересуйтесь текущими делами мамы.
Поделитесь с мамой чем-то своим. (Осторожно! Избегайте обвиняющего тона.)
Говорите о том, что вам важно (например, о том, что вызвало ссору), твердо и спокойно.
Примеры конструктивной формы таких заявлений.
«Я уважаю твои чувства, но…»
«Прости, если я обидела тебя, но моим намерением было не задеть тебя, а высказать свое мнение».
«Я знаю, как много это значит для тебя, но это не мой путь».
Пытайтесь улавливать скрытый смысл маминых высказываний. Вот универсальный ключ к пониманию: все плохое, что было сказано в адрес дочери, продиктовано плохим отношением мамы к самой себе. Хочешь знать, как человек относится к себе, слушай, что он говорит о других.
Отцы и дочери
Олю ко мне прислал ее отец. Вот уже второй месяц каждый день она плачет и звонит в другой город Игорю. Девушка страдает от любви. Отец – мой коллега, врач – просит лечить Олю: возможно, у нее депрессия. Девушка страдает, она самозабвенно любит Игоря и говорит, что жить без него не может.
История их отношений вкратце такова. После института, где Игорь и Оля учились вместе, молодой человек уехал за границу, где нашел работу по специальности. Оля поехала вслед за ним. Влиятельный отец помог найти ей место в аспирантуре, правда, не по специальности. Оля была готова на все, лишь бы быть рядом с Игорем.
Там, за границей, в их отношениях начался кавардак. Когда-то, еще в институте, Игорь признался Оле в любви, а теперь, когда Оля бросила родной город, родной дом и поехала вслед за ним, Игорь вел себя отстраненно.
Он всегда был занят работой, говорил, что до ночи проводит опыты в своей лаборатории. По воскресеньям у него теннис. На встречи с Олей у него не хватало времени.
Однажды по случаю дня рождения Игорь пригласил гостей, указал Оле на трех девушек и сообщил, что за каждой из них он пробовал ухаживать.
Дойдя до этого места в своем рассказе, Оля начала громко плакать. Боль, нанесенная Игорем ее сердцу, из разряда таких уколов, какие с трудном забываются, но Оля продолжает любить.
Олины знакомые принимали участие в ее судьбе: одни сочувствовали, другие осуждали. Говорили, что она позволила Игорю обижать себя, что у нее нет чувства собственного достоинства. Оля не хотела вступать в споры и отмалчивалась.
Мой диагноз: созависимость. Чтобы понять корни проблемы, надо разбираться в характере взаимоотношений, которые были приняты в родительской семье.
Я знаю семью Оли. Отец очень заботлив, всю жизнь много работает и многого добился. Я не сомневалась, что отец обожает свою дочь.
Я удивилась, услышав от Оли, что она не только не испытывает теплых чувств к отцу, но ей тяжело, даже невозможно, как она выразилась, находиться с ним в одной комнате. Полгода назад они расставались перед отъездом Оли за границу, и ей пришлось принудить себя обнять отца на прощание в аэропорту.
Задаю Оле несколько вопросов, касающихся ее раннего детства:
– Скажите, Оля, вы помните себя маленькой, сидящей на коленях отца?
– Нет, не помню.
– А его руки помните, его прикосновения?
– У нас есть фотография, где отец держит меня за руку, но таких ощущений я совсем не помню. Может, он и прикасался ко мне, но в памяти ничего не осталось.
– Как вы воспринимали своего отца в детстве?
– Он всегда мне представлялся строгим, недоступным. Как памятник на пьедестале.
– Как сейчас Игорь?
– Недоступностью и холодностью они похожи.
Запомним это Олино «похоже».
Из рассказа замужней 42-летней Алевтины:
– В детстве я все время злилась на отца за то, что он обижал маму. Я никак не могла выразить свой гнев. Теперь мой муж точно так же обращается со мной. Мои чувства к нему точь-в-точь такие, какие я испытывала к отцу. Разница состоит лишь в том, что тогда я не могла открыто злиться, а мужу я могу об этом сказать.
Мать двух детей Ирина, 29 лет, живет в браке с «трудным» мужем, который пьет, иногда по три дня не приходит домой. О своем опыте общения с отцом в детстве Ирина рассказывает:
– Родители разошлись, когда мне было два года. Отец пытался навещать меня, но мама не хотела наших встреч. Она была очень задета его изменой. Иногда папа встречал меня на улице, приносил подарки. А мама потом говорила, что ему делать нечего, вот он и ходит за мной. А подарками он откупается, поскольку чувствует себя виноватым.
Практически во всех трех судьбах, в которых мы видим трудные взаимоотношения у женщин с мужчинами, можно проследить одну общую закономерность: отец как теплый, заботливый, любящий человек отсутствовал. Он был эмоционально недоступен для дочери.
Многие отцы не знают о потребностях детей, и главная из них – это любовь. Возможно, Оля уже забыла, как девочкой она пыталась ласкаться к отцу, старалась доставить ему удовольствие, но он повелительным, безапелляционным тоном приказывал: «Теперь пора спать». Или, рассеянно взглянув на дочкин рисунок, замечал скороговоркой: «Хороший рисунок, но сейчас иди гуляй». Либо еще резче: «Я сказал тебе, не беспокой меня!»
Самое болезненное чувство в детстве вызывают ситуации, когда мы чувствуем себя отвергнутыми теми, кого мы любим. Пережившие это чувство еще и в зрелом возрасте пуще огня боятся быть отвергнутыми, брошенными. В одних случаях, как с Олей, не утоленный с детства эмоциональный голод толкает девушку к странным, на первый взгляд, отношениям – к чрезмерной и болезненной привязанности к своему избраннику. Желание принадлежать кому-то так сильно, что девушка буквально липнет к парню и терпит от него то, что терпеть не надо.
Примечательно в этом смысле свидетельство Анастасии Ивановны Цветаевой. Читаю в ее книге «Воспоминания»: «Отец нам был скорее – дед: шутливый, ласковый, недалекий». И в другом месте: «Его трогательная в быту рассеянность создавала о нем легенды. Нас это не удивляло, папа всегда думает о своем Музее. Как-то сами, без объяснений взрослых, мы это понимали».
Добрый, трогательный, погруженный в свои дела – в годы детства Марины и Анастасии, – их отец был поглощен заботами о создании знаменитого теперь на весь мир Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. А для детей он был эмоционально недоступным человеком.
Вот Анастасия Ивановна рассказывает о своей первой пылкой влюбленности и вслед за ней скоропалительном, впоследствии несчастливом браке. Первая встреча на катке: «Что-то ослепительное, несомненное, никогда не виденное, нужное было в этом подлетевшем и умчавшемся человеке. Все остановилось. Важным было только одно – его возвращение». И далее в том же тоне: «Кто он, этот изумительный человек, до мозга костей насмешливый и – чую! – до глубины сердца лиричный, не поддающийся осознанию и описанию, из них рвущийся, как угорь из рук?!»
Разве по силам выдержать человеку (просто человеку, а не тому идеальному герою, что не поддается «осознанию и описанию») такой накал чувств, такую игру воображения, такую высокую планку ожиданий?! Юная Ася Цветаева, как известно, в скором времени пережила драму развода.
Избранник моей клиентки Оли в силу воспитания и душевного развития или ставшей сейчас нормой жесткости отторгает ее «завышенную» любовь, прибегая к недостойным мужчины оскорблениям.
Вы скажете, а как же долгий, по-своему счастливый, хотя и не безоблачный брак сестры Аси – Марины Цветаевой с Сергеем Эфроном, ведь отец у них был один? Ну, в иные времена Сергею Эфрону приходилось очень нелегко, о чем свидетельствуют его письма.
Я бы хотела обратить внимание читателя на романтические увлечения Марины Ивановны. Их было немало. И в каждом все то же: накал чувств, идеализация всех качеств «героя», высокая планка требований, затем – спад, похожий на разочарование в том, кто не оправдал надежд.
Приходят на память слова Корделии из «Короля Лира»: «Любовь к отцу я мужу передам». Из отношений с отцом вырастает стиль поведения по отношению к мужчинам, а также некоторые установки поведения.
