Kitabı oku: «Военные истории», sayfa 12
– Ох и мученица, ты, да мужик твой ни за что срок отмотал. Я тоже сидел, понимаю. А что же эти волчицы и рубля тебе не оставили? –
Глафира покачала головой, всем видом показывая, что у нее ничего нет.
– Пошли быстрей, еще успеем, – открыв дверь машины и достав старое, но не рваное одеяло , протянул Глафире, указывая на ребенка.
Они зашли в привокзальный буфет. Мужик, был со всеми здесь знаком, он пошептался с официантами и через несколько минут, ему принесли сверток, завернутый в газету. Он расплатился. Потом подошел к Глафире. Протянул сверток, достал из кармана пятьдесят рублей:
– Больше нет, ну думаю, до Москвы дотянешь. Мальченку береги! Пойдем, поезд скоро, как сядешь, поешь, а то смотреть больно. Там и молоко для сына-
Он проводил их до поезда, посадил в вагон:
–Счастливо! Береги тебя Бог! А мужику твоему тоже поможем, если надо будет! –
Они попрощались. Поезд медленно покатил в новую жизнь…
Глава 11 Домой
Поезд был старый и грязный. Ввиду отсутствия билетов, Глафира купила билет в общий вагон. Сегодня многие даже не знают что это. Обычно такие вагоны включены в поезда для пассажиров, которые едут на небольшие расстояния, в течение нескольких часов. Когда начинается посадка в вагоны, пассажир с билетом может садиться на любое общее место в поезде, потому вагон при посадке люди берут штурмом, стараясь захватить более удобное место. Верхние полки тоже заняты, хотя езда на них приносит массу неудобств, и не предполагают выдачу постельного белья, но желающие так ехать находятся.
Глафира с ребенком вошла в вагон, когда все места были заняты. Кто успел, захватили нижнюю полку, садясь по три, а то и четыре человека на лавку, а кто по моложе, забрался наверх и теперь сидел, свесив ноги перед лицами пассажиров нижних полок. Дух в вагоне стоял такой, что напоминал конюшню. С ребенком на одной руке, с чемоданом и авоськой с едой, в другой, она смотрела, где бы ей присесть. Вместо того, чтобы подвинуться, люди недовольно смотрели на нее и старались побольше занять место на лавке, чтобы она, не дай Бог, примостилась рядом. Никому не хотелось всю дорогу ехать рядом с малышом, который будет капризничать, мешать дремать и надоедать своим присутствием. Глафира примостилась около титана, на маленькой ступеньке. Она не отчаивалась, главное богатство было рядом и тихонько сопело маленьким носиком. По вагону прошли проводники с проверкой билетов. Участливо посмотрев на мать с ребенком, пошептавшись о чем-то, они предложили пройти ей в другой вагон. Единственное пустующее место около выхода в тамбур с туалетом пустовало, и Глафира расположилась там. Впереди было почти 90 часов пути. В вагоне было холодно, из двери в тамбур дуло, и Глафира каждый раз с благодарностью вспоминала водителя, который дал ей одеяло для сына. Она старалась его уберечь, как только можно. Продукты к третьему дню закончились, хотя Глафира почти не ела. Самое главное, закончилось молоко. Выйти на станцию и купить что-то она не могла, боясь оставить сына одного , да и в этот вагон могла уже не попасть. Проводница и так смотрела на нее со злобой, потому, что старший отдал свободное место, с которого она могла заработать, этой нищенке. Поезд подошел к станции, где была объявлена стоянка в двадцать минут. Тут в вагон стали заходить местные жители, которые продавали пассажирам свою нехитрую стряпню. Глафира хотела купить кое-что для сына и стала спрашивать молоко. Статная полная женщина, увидев мать с ребенком, стала выкладывать такие молочные вкусности, что Глафира подавилась слюной. Там были и творожники, и топленое молоко и ряженка и даже масло.
– Бери, дите совсем худое, все свежее, хорошее, недорого, только тебе,-
–Сколько? , спросила Глафира, доставая из лифчика мятые пятьдесят рублей.
Женщина с жалостью посмотрела на нее и, вздохнув, все поняла без слов:
–Последние? Из ссылки едешь с ребенком? Домой?-
Глафира качнула головой, и хотела было сказать, что не совсем так, но в это время засвистел гудок, напоминающий, что поезд отходит. Женщина выложила все, что было у нее для продажи:
– Берите, на здоровье, ничего не надо! Счастливо! – и быстро побежала к выходу, выйдя на перрон , увидев Глафиру в окне поезда, еще долго махала руками и что-то кричала вслед.
– Есть же добрые люди, на свете. Помогай им Господи! Доедем теперь, не умрем, скоро будем дома. Повезу тебя к бабушке с дедом, там откормим, на воздухе будешь бегать по травке, поправишься и заговоришь! – шептала она сыну, который только улыбался в ответ. За всю дорогу он не произнес ни слова.
Как ни берегла Глафира сына, а он простудился. Приехали они в Москву с высокой температурой и кашлем, от которого надрывалось сердце. Еле дотащилась до брата с золовкой.
Мы тогда жили в коммуналке, в четырнадцатиметровой комнате и шестью соседями по квартире. В комнате была кровать, небольшой диван, стол, буфет и печка. Чтобы освободить место на диване, где я спала, мне купили маленькую раскладушку, которая мне очень понравилась. Брат был такой маленький и худой, что даже плакать не мог, а только пищал, когда ему было плохо от высокой температуры. Приехавший врач осмотрел его и хотел отправить в больницу, но потом предложил:
– Ребенок очень истощен, потому у него нет сил, бороться с болезнью. В больнице не будет такого ухода, как дома. И еда, сами понимаете. Если есть возможность обеспечить ему усиленное питание, витамины и прочее, то лучше оставить дома. Я назначу уколы пенициллина и витамины, будет приходить медсестра каждый день, а там посмотрим-
Мои приемные родители и мама Глаша стали выхаживать брата. Я помню, как медсестра, пришедшая делать укол, раздев брата и оттянув кожицу на попке, горько вздохнув, развела руками:
–Куда ж укол делать? Даже попки нет, один скелет…-
Но уколы делали, а братик почти не плакал. Мои приемные родители, как могли, помогали маме Глаше. И вот через месяц Валерка стал улыбаться даже медсестре, которая приходила делать укол. Он поправился и стал бегать, но самое главное, он вдруг заговорил и все сразу. Так чудно было слушать, как он интересно путал буквы в словах. Все мы, да и наши соседи вместе с нами радовались, что победили в сражении за жизнь маленького человека.
Я в том году должна была отправиться в школу, в первый класс. Мама Варя сшила мне форменное коричневое платье и два фартука – черный, повседневный и белый с крылышками для праздников. Я уже мечтала, как одену их и с новым портфелем пойду в школу. Однако, Глафира уговорила моих приемных родителей отпустить меня с ней к родителям мужа, в деревню, на воздух и коровье молоко. Я не хотела уезжать от ставших мне родными дяди и тети, которых уже звала мамой и папой, и отвыкнув, не признавала родную мать и никак не называла ее. Конечно, она надеялась, уехав от них, я привыкну, и все будет хорошо.
В это время в Красноярске вышел на свободу Михаил, отсидевший два с лишним года по оговору.
После смерти Иосифа Сталина инициатором самой масштабной амнистии в истории России – стал Лаврентий Берия. 27 марта 1953 года был подписан указ «Об амнистии», благодаря которому на свободу вышли более миллиона заключенных.
Да, среди амнистированных встречались и невиновные, но большинство из них были уголовной шушерой – воры, мошенники, насильники, которые в свое время загремели в лагерь на долгий срок. За период пребывания в неволе они не только не отвыкли от своих старых привычек, но и соскучились по «настоящему делу».
В результате страна на долгие месяцы погрузилась в криминальный хаос.
За короткое время криминогенная ситуация в некоторых регионах достигла критического уровня. Некоторые населенные пункты на время полностью перешли под власть бывших арестантов, превратились в «горячие точки». Очевидцы вспоминали, как по утрам собирали трупы: погибших от рук бандитов или рецидивистов, убитых сотрудниками правоохранительных органов. В составе жителей Красноярска тогда каждый второй был бывшим заключенным. Повсеместно происходившие воровство, бандитизм и драки, приводили в ужас обычных людей.
Глава 12 Михаил
Михаил, так долго ждавший свободу, наконец, вышел из тюрьмы. У ворот его поджидал Севастьян, водитель, который помог Глафире. Учитывая сложившуюся обстановку и неосведомленность Михаила, он взялся встретить его и посадить в поезд без приключений. По дороге познакомились, и так разговаривая, дошли до вокзальной площади. Вдруг из одного прилегающих к вокзалу домиков, раздались душераздирающие крики. Дверь с шумом открылась и на улицу выскочила девочка лет десяти и побежала к перекрёстку, дико крича и плача. Почти сразу же за ней вылетела растрёпанная, полураздетая женщина и, визжа, понеслась по тротуару вдоль домов в другую сторону. Затем в воротах нарисовался пьяный мужик в майке с топором наперевес, крича хриплым пропитым басом: «Зарублю-ю с-с-с-суки!». Он остановился около ворот, покачался, держась за забор, затем мутным взором оглядел пустынную улицу и, удивившись, что никто не выразил желания быть зарубленным, скрылся обратно. За секунду до этого, Севастьян во время успел Михаила схватить за руку и спрятаться внутри какой-то лавки. Севастьян посадил Михаила в поезд и тот благополучно приехал к родителям. Там уже ждала Глафира с маленьким сыном и дочерью.
Я помню бабушку и деда, как они встретили нас и окружили своей заботой и любовью. Как приехал отец и как целый день приходили к нам односельчане, чтобы поздравить с возвращением. Как и все дети, я не следила за календарем, а 1 сентября приближлося. Незадолго до этого дня, мы с подружкой и моим братом пошли на пруд, который был прямо напротив дома. Мы стали пускать лодочки и стали бегать за ними по берегу. Рядом женщина полоскала на бревнышках белье. Через некоторое время я, пробегая по берегу, увидела голову брата, который из- под воды смотрел на меня. Испугавшись, еще ничего не понимая, я закричала, показывая на него соседке. Она вытащила его из воды. Когда он упал туда, никто из нас не видел. Женщина положила его на землю. Возможно, что еще его можно было бы спасти, но вокруг никого не было, а пока собрались люди и прибежал фельдшер, он уже был мертв.
Мама Глаша просто выла от горя, да и отец был не лучше. Моя тетка вдруг сказала мне, что завтра все пойдут в школу и меня надо тоже туда отвести. Я устроила истерику, требуя отвезти в Москву, где меня ждала новенькая форма и школа. Отец уступил, быстро собрался, и мы помчались на вокзал, а рано утром были уже на месте. Меня успели помыть, одеть и проводить в школу, которая была за забором нашего дома. Так у меня началась совсем другая жизнь, где были новые встречи и расставанья, новые радости и тревоги.
НЕИЗВЕСТНЫЕ ГЕРОИ
В ряд имен легендарных советских разведчиков, таких как Рихард Зорге, Николай Кузнецов, Рудольф Абель, вернулось еще одно – имя Анатолия Марковича Гуревича, больше известного в различных книгах и статьях под разведывательным псевдонимом Винсенте Сьерра или "Кент".
Анатолий Маркович Гуревич родился в Харькове в еврейской семье. Отец, провизор Марк Осипович Гуревич был владельцем большой «Мариинской аптеки М. О. Гуревича, которая служила явочной квартирой для революционеров-подпольщиков]. Мать, Юлия Львовна, работала в семейной аптеке фармацевтом-лаборанткой. После установления советской власти отец работал в РКИ и Народном комиссариате здравоохранения, а в 1924 году семья переехала в Ленинград.
Анатолий Гуревич учился в Ленинграде в институте «Интуриста». Он был заметным студентом в институте. Играл в самодельном театре, учился стрелять в тире и возглавлял отряд МПВО. С юных лет проявились в нем широта интересов, готовность переносить большие перегрузки..
Узнав про гражданскую войну в Испании отправился туда переводчиком-добровольцем: попал на подводную лодку, познакомился с рядом высокопоставленных военных – и по возвращении в Москву стал нелегальным сотрудником ГРУ Генштаба Красной армии под псевдонимом «Кент». Пройдя спецподготовку, и смен нескольких паспортов и стран, 26-летний Гуревич легализовался в Бельгии под фамилией уругвайского бизнесмена Винсенте Сьерра.
Когда вернулся в СССР, ему предложили поступить на службу в военную разведку. Его готовили как радиста и шифровальщика. Прежде чем он отправился в путь, в ГРУ немало поломали голову над тем, чтобы запутать его следы. Сначала как мексиканский художник он поедет в Хельсинки. Затем в Швецию, Норвегию, Нидерланды и в Париж.
Так на ближайшие годы Гуревич станет уругвайцем…
Приехав в Брюссель, он встречается с офицером советской разведки Леопольдом Треппером, который передает «уругвайцу» Кенту сведения о брюссельской разведгруппе, которую ранее создавал. Кент становится руководителем разведгруппы в Бельгии.
Легенда Гуревича – сын богатых уругвайских бизнесменов, которые недавно умерли, оставив ему солидное наследство. Гуревич поселился в тихом пансионе, окруженном цветниками, с доброй хозяйкой и изысканной кухней. Но однажды Хозяйка сообщила ему, что один из номеров забронировал бизнесмен из Уругвая. Гуревич понял, что его ожидает провал, утром под благовидным предлогом он покидает пансион.
Как и подобает состоятельному человеку, он снимает просторную квартиру в центре Брюсселя. . По «легенде» Гуревич приехал в Брюссель, чтобы заняться бизнесом, и поступает учиться в коммерческий институт.
Гуревич снимает виллу в пригороде Брюсселя. Здесь проживают прибывший из Москвы радист Михаил Макаров, опытный радист – Каминский, а также шифровальщица Софи Познанская. Соседи недовольны, что на вилле часто по вечерам звучит музыка. Так подпольщики пытались заглушить звуки морзянки. В одном доме с ним проживают миллионеры Зингеры. Гуревич часто заходил к ним по вечерам – поиграть в карты, послушать музыку.
В этом же доме жила Маргарет. Они познакомились, когда он возвращаясь к себе, увидел ее плачущей –она потеряла ключи от квартиры. Пришлось Гуревичу вспоминать навыки, которым его научили в разведшколе: он открыл ее дверь металлической пилочкой для ногтей. Оказалось, что родители Маргарет – богатые чешские евреи, покинувшие страну из-за фашистов и владевшие в Брюсселе крупной экспортно-импортной фирмой. Они попросили юного уругвайца помочь им отвлечь дочку от непреходящей горькой тоски, поводить ее по городу, в театры, кафе, рестораны… «Отвлечение» как-то незаметно переросло во взаимное глубокое и искреннее чувство, которое привело к счастливому браку, где существовала только одна тайна – Маргарет до последнего своего дня понятия не имела, кем в действительности был ее новый супруг.
В те же дни столицу Бельгии оккупировали немецкие войска. Отец Маргарет сообщил, что они вынуждены покинуть страну, а фирму, ее клиентов и поставщиков, как и счета в банке, он передает в руки молодых. Так Кент вдруг стал владельцем АО «Симекско», имеющего филиалы в Париже, Марселе и других крупных городах Европы, а потому смог зарабатывать деньги и содержать на собственные доходы всю советскую разведсеть. Эта солидная фирма получает заказы от интендантской службы вермахта. Гуревич сложил невероятную комбинацию. Немецкие военные перечисляют деньги на счет Симекско, которые идут на содержание советской разведгруппы. Постепенно, внедрившись в высшие круги Бельгии, Гуревич через свою фирму стал сотрудничать с нацистами. Поступавшие ему заказы давали возможность получать информацию о планах развития военных действий. В Москву идут шифровки о скором открытии фронта в Африке, и самая главная -Готовится война против Советского Союза.
Из-за еврейского происхождения Брюссель вынужден был покинуть резидент советской разведки Леопольд Треппер. Отто не снимал с себя руководства европейской разведсетью, регулярно, но не всегда компетентно вмешивался в ее работу, что, в конце концов, и привело к провалу, А заботиться о ней, координировать взаимодействие, обеспечивать деньгами и радиосвязью он поручил Анатолию Гуревичу.
В марте 1940 года Гуревич получает шифровку из Москвы. Ему необходимо выехать в Женеву и встретиться с советским разведчиком Шандором Радо. Надо было выяснить – почему с ним прекратилась связь. Никто не знал, может быть, Радо арестован, и Гуревич попадет в ловушку.
Кент едет в Женеву, чтобы обучить работе на радиостанции, передать шифры и пароли Шандору Радо, венгерскому ученому-коммунисту, а заодно и советскому разведчику, который под псевдонимом «Дора» работал в Швейцарии.
– В горах идет подготовка альпийских батальонов вермахта для войны с Россией, – сообщил Радо Гуревичу. – Высшие чины германского посольства не скрывают, что нападение на СССР запланировано на май-июнь 41-го.
Информацию о подготовке войны против СССР, переброске отборных дивизий фашистских войск на польско-советскую границу, их номера, состав и вооружение, другие сведения, в Москве проигнорировали. Велено было не раздражать ею «Хозяина» – товарища Сталина. Но, с другой стороны, от Гуревича и его разведгруппы требовали посылать радиодонесения каждый божий день.
Приехав в Женеву и наблюдая за домом, Гуревич заметил, что из дверей часто выходили люди с рулонами географических карт. Здесь располагался магазин. Шандор Радо являлся ученым-географом. Он был убежденным антифашистом. По своей доброй воле стал помогать советской разведке. В Женеве под его руководством работали радиостанции, которые передавали сообщения в Москву.
Шифр, который он передал женевской группе Сопротивления, использовался четыре года. Шандор Радо передал в Москву сотни радиограмм. Многие из них были настолько ценными, что будто бы попали к разведчикам из самой ставки Гитлера. Женева в те дни приняла многих эмигрантов из Германии, в том числе и тех, кто понимал, что Гитлер ведет страну к гибели. Среди них были выходцы из высокопоставленных кругов Германии, которые обладали обширной информацией.
Гуревич получает новое сложное и опасное задание. Ему надо добраться в Берлин и встретиться с немецкими участниками Сопротивления. При составлении радиограммы, которую получил Кент, была допущена оплошность, которая приведет к страшной трагедии, в конце которой появится палач, веревочная петля и гильотина в темном подземелье… Составляя радиограмму Кенту, в Разведцентре на Лубянке указали подлинные адреса берлинских подпольщиков, пароли, фамилии и номера телефонов.
Приехав в Берлин и назначив место встречи, вдруг увидел, что к нему направляется немецкий офицер. Это был Харро Шульце-Бойзен.
Он верил, что Красная армия освободит его родину от коричневой чумы. Геринг по просьбе матери взял Харро на работу в Министерство военной авиации, которым руководил. Харро читал многие документы, которые составляли государственную тайну. Связь с советской разведкой он установил через своего друга Арвида Харнака, работавшего в министерстве экономики. Эти двое, рискуя своей жизнью, собирали сведения для советской разведки и стали центром берлинской группы антифашистов. Гуревич возвращается в Брюссель и принимается за работу. Якобы пустые страницы блокнота оживают под действием реактивов, и Кент одну за другой посылает шифровки в разведцентр. Часть текстов он передает радисту Макарову. Передатчики в Брюсселе работают по 5-6 часов, что было недопустимо с точки зрения безопасности, в следствие чего, немецкие радисты уловили сигналы радиопередатчика. Им удалось определить дом, откуда исходили звуки радиосвязи. Услышав шаги на лестнице, Макаров успел бросить в камин шифровки. Его арестовали и затолкали в машину. Радист Давид Каминский выпрыгнул из окна, но упал, раненый, на улице. Гестаповцы арестовали его, а также шифровальщицу Софи Познанскую и хозяйку виллы Риту Арну. Это случилось в ночь на 13 декабря 1941 году.
Утром в дверь виллы постучал приехавший из Парижа Леопольд Треппер. Он увидел перевернутую мебель, плачущую хозяйку Арну. Леопольд Треппер заявил, что перепутал адрес. Документы у него были в порядке, и его отпустили. По телефону он сообщил Кенту о погроме на вилле.
Гуревичу надо было срочно скрыться. Но как быть с Маргарет? Она ничего не знала о тайной жизни. Придумав удобный предлог они уехали в Париж, а затем в Марсель. В этом городе работал филиал предприятия Симекско. В октябре 41-го Кент получил задание выехать в Берлин и восстановить утерянную связь Центра с немецкими антифашистами, организацию которых потом назовут «Красной капеллой» (так называлась гестаповская операция по ликвидации советских разведчиков, действовавших на территории оккупированной Европы.
О причинах провала бельгийской резидентуры исследователи спорят до сих пор. Кто-то напоминает о гитлеровских «заплечных дел мастерах», которые умели развязывать любые языки. В том числе своими пытками «раскололи» Хемница, отдавшего им коды, которыми шифровались телеграммы в Москву и оттуда.
Дальше начинаются тайны и разные версии. Кто выдал адреса подпольщиков и шифр, которым они пользовались? Анатолий Гуревич считал, что шифр выдал один из радистов, не выдержав пыток.
Он с Маргарет сумел ускользнуть от преследования, уехал в Париж, потом – в Марсель. Но документы сменить было невозможно, В ноябре 1942 года Гуревич и его жена Маргарет были арестованы. Только во время допросов Маргарет узнала, что полюбила советского разведчика.
Гуревич смог доказать, что она не причастна к его делам. В камере он узнает, что попал в ловушку. От его имени в Московский разведцентр отправлены шифровки
Началась страда, к которой должен быть готов любой нелегал, но выдержать которую может не каждый. Нет, его, Кента, в отличие от других членов разведгруппы не били и не истязали, даже разрешали иногда ночевать в одной камере с женой. Хотя и под приглядом охранников. Но очень четко дали понять, что от согласия на сотрудничество зависит не только его собственная жизнь, которой он вправе распорядиться, как пожелает, но и жизнь других людей. В том числе и любимой женщины. А через некоторое время сообщили, что «от его имени» в Центр идут телеграммы самого разного содержания. «Для Москвы вы, как ни крути, уже предатель», – сказал Анатолию высокопоставленный сотрудник гестапо.
При этом он, якобы, сообщает, что находится на свободе и продолжает вести разведку. В отчаянье Гуревич решает включиться в радиоигру, которую затеял абвер. Он надеется – каким-нибудь хитроумным способом передать, что арестован и работает под контролем. И ему с течением времени это удалось. Как оказалось, через пару недель после ареста Кента немцы схватили Отто. И он включился в радиоигру с ГРУ, организованную тайной гитлеровской полицией.
Гуревич смог установить особые отношения с офицером абвера Паннвицем, который вел дела «Красной капеллы…Кент вместе с Паннвицем, его секретаршей Кемпка и немецким радистом Стлука добирается в Австрию. Паннвиц сообщает Гуревичу, что в концлагере его жена Маргарет родила сына. Паннвиц получил задание – устраивать в Австрии базы для тех, кто будет бороться после поражения Германии. Но сейчас все озабочены своим спасением. По существу Кент командует действиями группы.
В парижской тюрьме в апреле 1944 года у Маргарет родился сын – Мишель. К концу оккупации Франции, когда уже не Паннвиц руководил Кентом, а Кент – Паннвицем, Маргарет Барча и Мишель жили на вилле Фридрихроде, где женщина близко сошлась с принцессой Изабел Руспули – женой сына итальянского короля. Принцесса владела огромным поместьем в Латинской Америке, предлагала Виссенту поехать вместе с семьей в Аргентину, стать там ее управляющим. Но Гуревич рвался в Москву.
Всю войну он сдавал Москве планы немцев. И даже попав в плен, смог завербовать одного из главных нацистов. На родине заслуг разведчика Анатолия Гуревича не оценили – тут же отправили в лагеря.
В иллюминаторе военного самолета показалась Москва. Разведчик Анатолий Гуревич не был в родном городе восемь лет – и уже представлял, как пройдется по знакомым улочкам, заглянет к друзьям и прямо завтра начнет обустраивать быт. Ему хотелось как можно скорее перевезти из Франции любимую Маргарет и их годовалого сына Мишеля.
Однако на аэродроме вместо коллег из Главного разведывательного управления его встретили сотрудники НКВД – попросили проехать с ними на Лубянку. Там повели не к главному входу, а куда-то вглубь. «Прием арестованных», – прочитал Гуревич. И услышал команду: «Руки назад! Идите вперед!» Первый допрос проводил начальник Главного управления контрразведки «СМЕРШ» генерал Виктор Абакумов. Гуревич был абсолютно спокоен: обвинить его, передавшего в Москву за годы войны десятки самых засекреченных гитлеровских планов, было не в чем.
День за днем он рассказывал менявшимся следователям одно и то же: где вырос, как пришел в разведку, над чем работал под прикрытием в годы войны. Много лет спустя выяснится, что эти протоколы просто пылились в личном архиве расстрелянного впоследствии Абакумова. На суде их никто не читал – да и суда-то не было. По крайней мере, Гуревич на нем не присутствовал. Решение «Особого совещания» МГБ СССР Гуревичу озвучили прямо в камере – 20 лет лагерей за измену Родине. Но приговор тут же отошел на второй план, так как следователь передал и другие новости: его Маргарет и их сын Мишель погибли во время американских бомбардировок в последние дни войны.
Скорый суд вынес Гуревичу постановление: 20 лет исправительно-трудовых лагерей по статье – измена Родине. Осуждение ОСО при МГБ СССР на 20 лет ИТЛ по ст. 58-1а УК РСФСР, т.е. как гражданского лица, а не офицера Советской Армии. Этап в Воркутлаг. Лагерь СПГ (Строительство Промышленных и Гражданских объектов), Работа на строительстве бараков.
В формирования эшелона были допущены необдуманные ошибки. Этап состоял из «политических» и уголовных преступников. Предусматривалось, что каждая из этих групп будет размещена в разных вагонах.
Однако все обстояло иначе. К месту посадки заключенных был подан железнодорожный состав, состоявший из сдвоенных вагонов. В каждом из них были размещены заключенные из двух следующих друг за другом вагонов.
Смешение в одном вагоне «политических» и уголовных преступников в скором времени проявилось в невыгодном свете для «политических». Этап оказался длительным и сложным.
В вагоне были нары в несколько ярусов. На них и под ними, на полу, с боем разместились все многочисленные заключенные. Вполне естественно, уголовники завоевали себе лучшие места. В вагоне были установлены параши значительных размеров. Их можно было выносить только на полустанках, когда последовательно открывалась створка вагонов, и конвоиры выводили тех заключенных, которые должны были выносить параши. И в этом случае преимущество оказывалось уголовникам.
На этих же полустанках в вагоны подавались продукты питания. Здесь тоже появились некоторые особенности, которые не учитывались сопровождавшей этап службой охраны. Например, сахар и хлеб подавались в вагон не порциями для каждого заключенного, а в общем количестве для всех, и те, кто принимал их, обязаны были делить пропорционально каждому из нас. В действительности же их принимали и захватывали в основном господствующие в вагоне уголовники. В лучшем случае минимальными дозами они раздавали «политическим» заключенным.
Между собой уголовники относились друг к другу весьма дружелюбно. К «политическим», были настроены очень враждебно и всячески унижали. Это облегчало исполнение обязанностей сопровождающих конвоиров.
В вагоне Гуревич оказался под нарами на холодном полу, занятом уголовниками. Вскоре узнав , что он бывший военный, уголовники стали относиться к нему доброжелательно и потеснив себя, отвели место на нижних нарах, а через пару дней начали передавать увеличенные порции поступающих продуктов.
Естественно, Гуревич незаметно, делился полученным пайком с наиболее ослабленными «политическими» заключенными. Это впоследствии оказалось очень полезным.
С «новыми друзьями» Гуревич беседовал, собираясь на нарах. Молодых уголовников, а их было большинство, очень интересовали рассказы о прочитанных им книгах, и об истории нашей страны. Пришлось придумать новую версию, согласно которой он попал в плен к гитлеровцам, а это считалось изменой Родины. Они расспрашивали о фашистских лагерях, про которые он знал.
Состав эшелона, переполненный заключенными, передвигался очень медленно, часто по непонятным причинам останавливался. В вагоне, конечно, было невыносимо душно и шумно, кроме того, давали о себе знать и огромные параши, которые освобождались довольно редко.
Наконец состав прибыл в конечный пункт, в город Горький. Началась медленная высадка заключенных из вагонов, вокруг которого расставлена усиленная охрана. Под охраной вооруженных винтовками и автоматами конвоиров, в сопровождении лающих овчарок, едва сдерживаемых собаководами, заключенных повели в неизвестном направлении. Дорога была не из легких. Земля покрыта толстым слоем снега. Стоял жуткий холод. Время от времени начальник конвоя подавал команду: «Остановка!» Все старались восстановить нормальное дыхание. Несколько раз во время остановок подавалась команда: «Ложись!» Все буквально валились на снег. Некоторым заключенным было очень тяжело передвигаться, особенно престарелым. Тяжелый, довольно длительный переход закончился в пересыльной тюрьме.
Условия здесь были жуткими. Камеры набиты людьми до отказа. Многие не имея возможности повернуться или встать, валялись на полу. Параши, имевшиеся в камерах, переполнялись, и постоянная вонь не покидала.. Кормили плохо, хотя и чуть лучше, чем на этапе.
Конечно, при поступлении в пересыльную тюрьму опять повторились обыски, сверка личности каждого заключенного с сопроводительными пакетами. Чувствовалось, что охрана тюрьмы готова к любым издевательствам, что обусловливалось невиданным переполнением тюремных камер. Всем было не только морально, но и физически очень тяжело. Иногда к некоторым заключенным даже приходилось вызывать в камеру врача. Хотя можно с ответственностью сказать, что это были не медики, принесшие клятву Гиппократа. Они были грубы, жестоки и не проявляли никакого внимания к тем заключенным, к которым их вызывали.
В ужасных условиях шли дни пребывания в пересыльной тюрьме. Изредка из камеры вызывали отдельных заключенных для направления в какой-то лагерь. Все ждали с нетерпением своей очереди. Понятно, что общение между сокамерниками было сдержанным, или даже натянутым. Это объяснялось не плохим отношением друг к другу, а невыносимыми условиями. Все были в возбужденном, нервном состоянии. Конечно, почти никто не говорил, за что был арестован и к чему приговорен. Вообще о каких-либо беседах не могло быть и речи.
Неожиданно настал долгожданный день, когда дверь в камеру с шумом открылась. Стояло несколько человек из охраны. У каждого в руках была пачка пакетов, и по ним поименно вызывались заключенные.
