Kitabı oku: «Жди меня на берегу», sayfa 2
Птичка посмотрела на часы, полдень давно прошёл, пора было бы выезжать к Мириам, чтобы она не волновалась за них.
– Может поедем?
– Не хочу, давай ещё чуть-чуть здесь посидим и поедем, а то ты мне так ничего и не расскажешь до конца. Мне же интересно, что было с тобой раньше, пока ты не нашла такую замечательную подружку, как я, которая так любит послушать чужие истории, даже если это сплетни.
Девушки засмеялись одновременно, Птичка любила сплетничать не меньше подруги, и считала это достаточно важной коммуникацией. Она поцеловала подругу в макушку, принюхавшись, уловила запах шампуня, смешанного с запахом сигарет, и продолжила свой странный рассказ, заставивший её вернуться туда, где ей больше нет места.
– С ним я смогла почувствовать себя в безопасности. Лёд был такой рассудительный, спокойный, всегда рядом, и руки теплые. Мои, вот, всегда холодные, – и прижала свою руку к открытой шее Анны, та вздрогнула, а Птичка снова рассмеялась.
– Когда мы были вместе, мне казалось, что я могу всё, вообще всё. До него ни с кем такого не было, все мои отношения были недолгими, и заканчивались по смс. Так что, это была зона безопасности, в которой я нуждалась всю свою жизнь. Со всеми другими парнями было весело, но как только я понимала, что всё идёт к чему-то серьёзному, я бежала от них или делала что-то такое, что заставляло их уйти. И вот появился мужчина, который мне по-настоящему дорог, от которого бежать не хочется, наоборот, хочется быть рядом каждую минуту, чтобы не пропустить ни одно мгновение. И как-то я сидела дома, у меня был такой маленький черный диванчик из Икеи, на нём я с утра в позе креветки пила кофе, а по вечерам кино смотрела или сериальчик. И вот сижу я, никого не трогаю, смотрю что-то и мысль: “Я люблю его”. Мне кажется, я сама себе не поверила. Как такое могло произойти? У него же женщина есть. Почему? Бред какой-то. Да он даже не в моём вкусе, но мысль эта поселилась в моей голове и отделаться от неё уже было невозможно.
– А кто в твоём вкусе?
– Ну я люблю высоких, светловолосых, с такими точеными скулами, да и вообще парни младше тридцати лет обычно мне нравились больше, чем взрослые. И вот сижу я на диване и думаю: “Ну ок, с ним интересно, он не похож на других, он не проходит ни по одному параметру, разве что, глаза голубые”. И я реально весь вечер только об этих холодных голубых глазах и думала. Лёд был какой-то другой, будто не из моего привычного мира, чем бесил меня страшно. Когда мы только начали вместе работать общаться с ним было невыносимо, такой закостенелый сексист, всё-то он знал, на всё-то у него было своё мнение в корне, отличающееся от моего. Сейчас мне кажется, что он специально меня провоцировал.
– А ты, конечно же, спорила ка не в себе, доказывала свою правоту? – Анна выпрямилась и посмотрела на подругу, достала очередную сигарету, пачка была практически пуста, нужно будет зайти в магазин. Мириам не разрешает курить даже в подъезде, придется снова бегать туда-сюда, но лучше так, чем разгневать эту иногда такую суровую женщину.
– У нас не было любви с первого взгляда, это было такое сознательное взрослое чувство, когда ты медленно открываешься кому-то, рассказываешь о самом сокровенном. И в процессе возникает желание прикоснуться, сначала легонько, к плечу, колену, проскользнуть пальцами по руке, когда спускаетесь по лестнице или когда он держит в ладони что-то нужное тебе, например карандаш или точилку, потом это становится всё сильнее, невыносимее, и желание физической близости поглощает тебя на уровне инстинктов так, что ты даже рядом сидеть не можешь от возбуждения.
– Ну так и что тянуть? Ты хотела, он хотел, смысл вот этого всего? Вот вы железные, кончено, он так вообще кремень.
Анна не понимала всех этих сложностей, для неё это было чем-то лишним, если ты хочешь его, а он тебя, то зачем отказывать себе в удовольствиях? Она посмотрела на подругу, и поняла, что эти комментарии лучше держать при себе, и вскоре забыла, как и обо всём, чему в её жизни места нет.
– Я просто хотела, чтобы он сделал первый шаг, разве непонятно. Все хотят, чтобы мужчина сделал первый шаг. – Птичка хмурится и надевает очки с видом человека, которому нанесли смертельную обиду. Анна улыбается и обнимает подругу за плечи.
– Я могла сказать, что хочу его, сделать всё сама, но я так не хотела. Я в своей голове представляла, как он притянет меня, поцелует и я, как Бастилия, которой суждено было пасть, сдамся без боя. А он не делал ничего, даже говорил, что сам ничего делать не будет. В итоге, я первая его поцеловала, в подъезде. Иногда мне кажется, что этого не было, что это какой-то сон, который ускользает, как только проснешься.
– И долго вы играли в эту игру? Я бы так не смогла, мне такое тяжело и непонятно. Зачем тратить время, когда можно получить удовольствие.
Птичка задумалась, она не особо хотела говорить, что он был в отношениях, не хотела лишний раз акцентировать внимание на этом, думала, подруга её осудит, тем более, она сама себя осуждала за это столько раз, что уже и не счесть. Иногда ей казалось – это карма отыгрывается за всё, что она сделала по отношению к той, другой. Хотя, в сущности, она не сделала ничего, скорее наоборот, пыталась выстроить дистанцию, держаться подальше, но как только он это чувствовал, сразу же возвращал всё в прежнее русло с ещё большим рвением. Она поняла это только здесь, когда смогла трезво оценить, проанализировать всё, что произошло с ними. Нет, на ней тоже была вина, но нельзя брать всю ответственность на себя, виноваты были оба.
– Ой, так мы играли больше года, то сближались, то отдалялись. Всё просто, он жил с другой очень долго уже, лет десять точно. Я не хотела лезть туда, все эти любовные треугольники не для меня, слишком сложно. А когда поняла, что люблю его, все границы начали расплываться. Я думала об их расставании, хотела, чтобы она нашла себе кого-то другого, чтоб я не была конченой, не знаю как объяснить, чтобы ты поняла, короче, я не хотела быть разлучницей. Клянусь, всё началось после их расставания, и я, хотя бы, знаю, что не разрушала их отношения, я послужила чем-то вроде катализатора. Ну это как когда в соду льешь уксус и она начинает шипеть, гасить соду, у нас так говорят, вот и тут реакция просто началась из-за меня. У нас сложилась эмоциональная близость, в которой каждый видел другого, слышал и слушал, я делилась своими идеями и не боялась быть высмеянной, и он тоже. Он часто говорил мне, что там его не слышат, что он не важен. Для меня же было наоборот, я ему в рот заглядывала. И я перестала думать о чем-то другом, реально, я только и делала, что выискивала намеки на будущее в его словах, взглядах, действиях, мечтала о нём, не видела других рядом с собой. Мне хотелось говорить с ним, рассказывать обо всём, делиться впечатлениями. Он не был готов к такому, для него это было слишком. Такая открытость была для него чем-то новым, неизвестным и пугающим.
Птичка замолчала, посмотрела в очередной раз на часы, было уже почти пять вечера.
– Поехали, уже скоро темнеть начнет.
Анна встала нехотя, ей очень хотелось узнать больше подробностей, почему они разошлись, как жили, каким был первый поцелуй, секс и вообще все подробности, но взглянув на подругу поняла, что ещё рано спрашивать об этом.
Дорога до трамвайной остановки занимает не больше десяти минут, подруги идут молча, Анна курит, Птичка думает о чём-то своём, а потом пускается в бег, их трамвай подъезжает к остановке. Анна бросает сигарету и бежит за подругой. Они успевают заскочить в вагон перед самым закрытием дверей.
Смеясь, две красивые девушки вбегают в трамвай и садятся рядом друг с другом, синхронно достают наушники, кудрявая брюнетка проводные, а её подруга беспроводные последней модели.
Мириам ждёт их на пороге, она, как хорошая добрая мать или бабушка, ворчит, что их не было долго, что они замерзли и, должно быть, сильно проголодались, а она волнуется, ждёт их.
– Я уж думала, что за вами надо посылать Абдуллу на поиски. Так долго ехали ко мне, обед остыл, пора ужинать садиться. Ну что ты смотришь, да я хотела ему позвонить, но тут вы примчались, смеётесь, значит хороший день.
Она обняла их по очереди, расцеловала и отправилась накрывать на стол. Птичка повернулась к Анне:
– Оставайся сегодня у меня, у тебя же смена завтра после обеда? У меня выходной, встанем пораньше, позавтракаем и поедем мне за очками, может еще, что-нибудь купим, я тебе шарф подарю.
Анна соглашается не раздумывая, подруга всегда покупает ей что-нибудь в подарок. Птичка делает это не то, чтобы из корыстных побуждений, она просто обожает смотреть на неподдельную радость девушки, которая была лишена многих вещей в детстве, да и сейчас редко может позволить себе даже маленькие радости, которые необходимы каждой.
Они всегда спят вместе, хотя в гостиной есть свободный диван, им так комфортнее. Одно одеяло на двоих, пару тонких подушек, которые не нравятся Анне, но к которым привыкла Птичка. Она привезла странные привычки из серого города, по крайней мере, так часто кажется окружающим, но в этом и есть её особая прелесть.
В Птичке угадывается острый ум, она хорошо владеет английским языком, быстро учится местному языку, вообще схватывает всё на лету. Хозяин кафе часто говорит, что, если бы у неё была рабочая виза, он сделал бы её управляющей, но с визой помочь не хочет, да и Птичка к этому не стремится, ей нравится легкость, ощущение свободы, некоторая степень безответственности и немного риска в привычной размеренной жизни.
Просидев у Мириам пару часов, подруги отправились в соседнюю квартиру. Птичка сварила кофе, пока Анна была в ванной, села на подоконник и задумалась о прошлом. Когда Анна вышла из душа, увидела, что по щекам подруги текут слёзы. Она подошла к ней нарочно громко, чтобы не испугать и положила руку на плечо. Птичка прижалась к ней щекой, ей было нужно человеческое тепло. казалось, что это мгновение будет вечным, а еще было ощущение, что в мире снова только боль и отчаяние.
Анна поняла, что подруга вспомнила что-то болезненное, поэтому крепко сжала её плечо, хотела показать, что одиночество и боль в прошлом, в настоящем Птичка не одна. Так они просидели в полной тишине минут двадцать, а может и меньше, или дольше, никто не следил за временем.
За окном был ярко-розовый закат, в окне квартиры, где в тишине сидели две красивые девушки, его было практически не видно, лишь легкие отблески на медленно проплывающих облаках и маленькая кухня погрузилась в темноту, как и вся остальная квартира. Птичка глубоко вздохнула и с шумом выпустила воздух, она всегда так делала, когда что-то беспокоило её, Анна к этому уже привыкла.
– Я совсем забыла, что сварила нам кофе, он уже остыл, придется варить новый.
Но Анна уже включила свет и пошла мыть турку. Она налила туда холодной воды, добавила сахар, насыпала кофе и поставила на огонь, как только кофе начал подниматься, приподняла турку, размешала и снова поставила на огонь. Проделала это дважды, чтобы наполнить чашку Птички свежим напитком, добавила молока, и они обе сели за стол.
– Как ты? – обеспокоенно спросила Анна, в её светлых глазах читалась тревога, она не видела подругу в таком состоянии ещё ни разу.
– Нормально, просто о некоторых вещах вспоминать всё ещё слишком тяжело. Кажется, что всё прошло, а потом раз, и ты снова в аду своей головы. Кажется, что можно всё изменить, ах, если бы я сделала, сказала, ушла и прочее, только история не терпит сослагательных наклонений. Всё уже случилось, и ничего-то ты не можешь. Хотя, как-то один СэнСей, так его называли, а по мне он просто очень интересный человек, изучивший много разной информации, религий и философий разных стран, сказал, что мы можем изменить прошлое, изменив к нему своё отношение.
Анна не очень поняла, что сказала подруга, но переспрашивать не стала, она просто стояла в домашнем платье подруги и пыталась уложить быстро высыхающие волосы. Птичка давно разрешила ей курить на балконе, но так, чтобы Мириам не видела, поэтому она пошла за сигаретами, оказалось, что в пачке осталась последняя, естественно, в спешке они забыли купить новую пачку. Анна вздохнула, а Птичка улыбнулась, ситуация была не новая, это происходило с завидным постоянством. Девушка решила оставить сигарету на утро и вернулась на кухню с грустным лицом, идти в магазин не хотелось.
– Помнишь, у нас была война? Тогда все про это говорили, писали, показывали. Было ощущение, что больше в этом мире ничего не происходит.
Анна помнила, точнее, слышала что-то про это, но в подробности не вдавалась, тогда у неё была очередная любовь до гроба, до событий в мире ей дела не было. Птичка продолжила:
– Практически сразу после войны мы поехали в командировку в город М. Мне потом так плохо было, когда вернулись в серый город. Я плакала две недели подряд, просто сидела и плакала, теряла всё, забывала, есть не могла, а еще причиняла себе вред, не осознанно, но всё же, то ударюсь об стол, то об кровать, споткнусь на ровном месте или внезапно врежусь в стену. Синяки вообще не проходили, были черными, зато цвели потом всеми цветами радуги, они вообще у меня долго заживают, хорошо, что зима была и можно было не вылезать из джинсов. Я тогда плакала не из-за разрушенных домов, их можно заново построить, причем достаточно быстро. Я плакала по разрушенным жизням, по семьям, которые никогда не будут вместе, по судьбам, которые останутся искалеченными навсегда. Лёд ездил со мной тогда и его впечатления были другими.
Птичка замолчала, казалось, она вернулась в прошлое, которое никак её не отпустит. Анне даже показалось, что в комнате дрожит воздух от этой внезапной тишины, мир будто замер, как будто есть только этот стол, эта кухня на четвёртом этаже, этот дом, и две подруги, сидящие в тишине. Внезапно в этой гулкой тишине раздался голос, он был тихим, будто ненастоящим, словно кто-то говорил в трубу, как дети, нашедшие обрезок на стройке во дворе и кричащие в него разные глупости. Так звучал голос Птички этим вечером.
– Всё просто, я плакала об украденной жизни не только у этих людей, но и у нас, о том, чего нас лишили в один день, что мы потеряли и чего не вернуть уже никогда. Он не разделял моих чувств, он следил за ситуацией давно, поэтому воспринял всё иначе. А я впервые столкнулась с реальными последствиями человеческой жестокости. Я видела людей, которые стоят на остановке словно неживые, будто им запретили чувствовать, видела с какой болью они смотрят на своё прошлое, слушала истории о том, что они пережили и не могла поверить, что это происходит не где-то там, а в моей стране. Видела детей, которые молчали, они выходили из школы, и я краем глаза заметила яркое пятно, оказалось, что с уроков ведут колонну из двенадцати ребятишек, они шли ровным строем в полной тишине. Ты можешь представить, чтобы восьмилетки не издавали никаких звуков, просто шли ровной колонной и молчали, будто у них всю радость забрали. Представь: в нашем дворе нет песен Мириам и детских голосов. Грустно и страшно, это не жизнь. Дети должны смеяться.
Анна, как ни старалась, не смогла понять о чём говорит подруга, знала лишь, что ни за что не хотела бы увидеть такое, она всегда бегала и смеялась с детьми во дворе, представить, что кто-то отберёт у неё это, она просто не могла.
Птичка поёжилась, но закрывать окно не стала, закуталась в плед, который принесла из спальни, пока подруга была в ванной и продолжила свой странный рассказ.
– Когда увидела этих детей, просто встала и уставилась на них, не могла понять, что не так. Сейчас, когда в квартире или в маленьком садике у Мириам собираются четверо или пятеро ребят, стоит такой шум, что своих мыслей не слышно, а там была полная тишина. А еще я запомнила мужчину с цветами, он стоял на фоне полностью разрушенного первого этажа старой пятиэтажки. Вот как здесь, на первом этаже всякие магазины, а на верхних этажах люди живут. И вот стоит он, позади всё в копоти, с выбитыми стёклами, местами заколочено, у него в руках букет ярко-красных гвоздик, а у нас это кладбищенские цветы, такая жутковатая картина. Мне было ужасно страшно, а люди так жили, причем очень долго жили. Тогда я поняла, что жизнь всегда побеждает. И побеждает всё. Я видела, как молодая мамочка везет малыша в коляске, как возрождаются рынки, как открываются маленькие кофейни навынос, как парень идет с совершенно невероятными белыми розами, с очень длинным стеблем, правда я такие не понимаю, мне вообще герберы нравятся за их яркость, только вряд ли там был особенно большой выбор, и несет два кофе в подставке. Жизнь всегда пробивается, даже через самую кромешную тьму.
Анна пыталась представить себе эти картинки в голове. Птичка не торопила, она разглядывала красивое лицо подруги и надеялась прочитать, о чем та думает в эту минуту, разделяет ли она с ней весь ужас этих картин, или даже не пытается понять, о чем она говорит. Девушка решила, что потом спросит об этом у подруги, посмотрела на часы, хотя и так было понятно, что за окном глубокая ночь. Часы показывали, что начался новый день и если они хотят успеть завтра в торговый центр, лучше лечь спать прямо сейчас, о чем она тут же сообщила подруге.
Наскоро вымыв турку и чашки, Птичка пошла в ванную, когда через 20 минут она зашла в спальню, Анна уже спала, уютно укутавшись в тонкое одеяло, которое было специально куплено для неё, хоть и спали они всегда под одним.
Утром, пока девчонки собирались в торговый центр, Птичка решила продолжить, а точнее, договорить про свои впечатления от той командировки.
– После моего возвращения, он сказал, что такая эмоциональность для него – это слишком. Он отдалился и между нами образовалась пропасть. Нужно было начинать строить наши странные отношения сначала. Он не разделял моих переживаний, не понимал, почему меня так впечатлило всё увиденное. Ведь всё уже закончилось, ведь мы делаем хорошее дело, восстанавливаем разрушенное, строим новое. Он видел рост, а я лишь разрушенные судьбы. Я до сих пор в своей голове называю город М. – труха и плесень.
Закончив свой рассказ, Птичка смотрит на себя в зеркало, она недовольна: красные от слёз глаза, без того немаленький, покрасневший и опухший нос, из которого ещё и течёт без остановки. Она вздыхает и закатывает глаза, чтобы не расплакаться уже от обиды на своё отражение, идёт к холодильнику за патчам. Анна, напротив, вся сияет, и не только из-за умело нанесенного макияжа, утро идёт ей на пользу, особенно когда у неё вечерняя смена в кафе – она позволяет себе максимум ритуалов красоты в такие дни. Птичка замечает, что подруга в её платье, но сил возмутиться у неё нет, она смотрит с некоторой долей возмущения, но вспоминает, что сама отдала его подруге и оно специально висело на дверце шкафа, чтобы не забыть отдать.
Они садятся завтракать, на столе свежие нарезанные овощи, фрукты, клубника, тосты, сыр, сливочное масло в маленьких порционных упаковках, мёд и варенье тоже. Это странное пристрастие Птичка привезла из серого города, ей кажется, что так удобнее, каждый возьмет столько, сколько ему нужно и не полезет ложкой в общую пиалу. На плите в маленькой кастрюльке овсянка, которую Птичка обожает есть с джемом или вареньем, и свежесваренный кофе в турке, который заботливо приготовила Анна. За завтраком обе перебрасываются ничего не значащими фразами и планами на поход в торговый центр, обсуждают куда нужно зайти обязательно, а куда только если останется время.
Через сорок минут девушки закончили завтракать, загрузили посуду в посудомойку и не спеша отправились на остановку. До торгового центра им нужно было проехать на автобусе, спуститься в метро, а потом пройти минут десять-пятнадцать до центрального входа.
Дорога заняла чуть меньше часа, и вымотала без того уставшую Птичку окончательно, в Зорлу она вошла с абсолютно недовольным лицом. Анна не приставала к подруге, а лишь предложила взбодриться кофе, а потом приступить к поискам нужных вещей. Так они и сделали. Через пятнадцать минут, они зашли в первый из запланированных магазинов и приступили к поиску солнцезащитных очков для Птички, точнее Анна приступила, а Птичка просто бесцельно бродила среди вешалок с одеждой, походы по магазинами всегда наводили на неё тоску. В сером городе, она предпочитала пользоваться услугами интернет-магазинов с пунктами выдачи около дома или офиса, минимальная трата времени и отсутствие возможности купить что-то ненужное, такой расклад её полностью устраивал.
Находясь в примерочной, хоть Птичка этого и не планировала, она задумалась в очередной раз: что все это было, зачем, для чего? Почему она должна переживать столько боли каждый раз, когда воспоминания пробиваются наружу?
От этих мыслей её отвлекла Анна, подруга принесла целый ворох летних платьев в надежде переодеть Птичку во что-то женственное. Они начали препираться, как было всегда, когда Анна увлекалась игрой в стилиста.
– Я не буду это носить.
– Возьми хоть раз платье для разнообразия. Тебя так и похоронят в этих облезлых джинсах, они уже протёрлись в самых неожиданных местах у тебя.
– Ну нет, я куплю новые.
Анна не нашлась, что сказать и бросила попытки приодеть подругу, решила, лучше выберет себе шарф или новый ремень, бросила платья на пуфик рядом со входом в примерочные и пошла к аксессуарам. Птичка тем временем надела джинсы, окинула себя критичным взглядом: «Надо похудеть», и пошла вслед за подругой выбирать солнцезащитные очки.
– Ни одна пара не подходит, мне не нравится. В этих у меня лицо круглое как блин.
– Возьми коричневые, ты их первыми примеряла.
– Нет.
– Почему? Тебе хорошо, они тебе идут.
– Они коричневые, что непонятного.
Анна не удивилась такой резкой смене настроения, она знала, подруга всегда раздражается, если не может найти и купить то, что нужно с первого раза.
– Значит, пошли дальше.
Птичка увидела в руках у Анны красивый шарф с яркими голубыми цветами на светлом фоне, он идеально подходил к её глазам, взяла его у подруги и пошла оплачивать на кассу. Радости подруги не было предела, она улыбалась, обнимала Птичку и целовала в щёку, отчего у той появился чёткий отпечаток губ на щеке. Взглянув на себя через фронтальную камеру на телефоне, она засмеялась и влажной салфеткой попыталась оттереть помаду, вышло не с первого раза, Анна красилась очень стойкой розовой помадой, и теперь у Птички был такой вид, будто она использовала румяна только на одной щеке.
Птичка сурово посмотрела на Анну, та засмеялась, предложила поцеловать подругу в другую щёку, а потом растереть точно также.
– Да ну тебя.
Птичка зашагал дальше, продолжая тереть влажной салфеткой поцелованную щёку.
Побывав ещё двух или трех магазинах, они, наконец, нашли идеальные черные очки со скидкой. После такой удачи нужно было срочно выпить кофе, тем более, у них был запас времени перед вечерней сменой Анны в кафе.
Удобно устроившись в углу, девушки продолжили разговор, начавшийся вчерашним днем. Немного подумав, Птичка негромко, почти шепотом, заговорила, будто и не прекращала рассказ:
– За это я стала называть его Лед…
Тут же по щеке покатилась слеза, девушка вздохнула, Анна сжала руку подруги, и вытерла катившиеся слезы с её веснушчатых щек.
– За это я стала называть его Лёд. Именно так, Лёд, чёрствый, холодный, часто хмурый, безэмоциональный, он мало улыбался, особенно зимой. Таким он казался мне в самом начале нашего общения. А что делать, когда зима восемь месяцев в году? Я стала реагировать на это, считывала его эмоции, и сама становилась грустной и печальной. А мне так хотелось, чтобы он был счастлив, и я изо всех сил старалась делать его таким. Это моя суперсила или проклятье – считывать эмоции близких и реагировать на них. Когда тебе грустно, мне тоже грустно, когда тебе весело, я радуюсь. Замечала такое? Когда дорогие сердцу люди счастливы, я всегда автоматически разделяю их радость. А он впадал в уныние осенью, вместе с уходом солнца, становился грустным, немного занудным и вечно всем недовольным. И так продолжалось до весны, мало что могло вывести его из этого состояния. Мне тогда казалось, что я должна сделать его счастливым, просто обязана, нужно постараться, приложить побольше усилий, подобрать нужные слова. И правда, он был счастлив, пока у него была я, пока я полностью принадлежала ему. Новость о ребенке осчастливила лишь меня. Я была уверена, что у нас будет семья, что это новый этап, что теперь мы будем счастливы по-настоящему.
И тут Анна закашляла и уставилась на Птичку, не моргая: ребёнок, а где он теперь? У подруги не было никаких детских фотографий или других признаков наличия ребёнка. Анна разволновалась не на шутку, её дыхание участилось, детей она любила, поэтому тема была для неё особенно важной. Если бы посторонний человек обратил на них внимание в этот момент, ему показалось бы, что кудрявая брюнетка услышала что-то действительно ужасное, с чем не в состоянии справиться и с ней вот-вот случится какой-нибудь срыв. Все эти эмоции были так явно выражены на её лице, в позе, будто бы даже в воздухе вокруг их стола, но Птичка не обратила на них никакого внимания и продолжила говорить, словно ничего не произошло.
– Но что такое по-настоящему? Ведь мы и так были счастливы. Особенно, когда были вдвоем, без каких-либо дел, просто лежали в кровати, смотрели кино, или пили вино на кухне в субботу. Мы любили узнавать новое и делиться этим друг с другом, рассказывать обо всём в деталях, объяснять непонятное друг другу на пальцах, обсуждали фильмы, песни, книги, технологии, нам хватало друг друга.
Анна молчит, она не спрашивает про ребенка, не пытается выяснить, узнать, что произошло, влезть в душу подруги за подробностями, она лишь садится ближе к Птичке и обнимает её за плечи, молча, без каких-либо слов. Кажется, что их объятия длятся целую вечность, на самом деле не проходит и минуты, как Птичка отстраняется.
– Мне больно, Анна, мне до сих пор так больно.
По щеке её снова катится слеза, она успела забыть, что, когда начинает плакать, поток этой солёной воды уже не остановить. Анна разворачивает лицо подруги к себе и вытирает салфеткой бегущие слёзы, такие крупные, словно обиженный ребёнок плачет навзрыд. На прекрасном лице брюнетки отражаются все эмоции подруги, кажется, будто она пережила тоже самое. Так думает Птичка в этот момент, и от этого осознания, она начинает плакать ещё сильнее. Хорошо, что девушки выбрали столик в самом углу кафе, там им никто не помешает горевать.
Анна не выдерживает затянувшейся тишины, берёт руку подруги в свою и говорит, вздыхая:
– Птичка, милая, жизнь не дает больше, чем мы способны выдержать, так моя бабушка говорит всегда. Сейчас сильно больно смотреть в прошлое, но оно прошло. А впереди нас обеих ждет будущее и новая любовь, точно знаю. Вон сколько их вокруг ходят, смотрят, улыбаются, готовы прямо сейчас броситься тебя спасать и веселить, чтобы не плакала. Серьёзно, вон смотри. Это на мужиков так слёзы действуют, я проверяла не раз. Ты знаешь, что Абдулла из-за тебя приходит в кафе.
Анна начинает смеяться, да так звонко, что Птичке ничего не остаётся, кроме как улыбнуться в ответ. В этот самый момент солнце пробивается сквозь облака и его лучи, не находя препятствий, попадают на Птичкины волосы, кажется, будто они пылают огнём. Анна замирает, эта картина завораживает, она касается волос подруги и тихо продолжает говорить про Абдуллу.
– Он и расписание твое выучил, просит, чтобы ты его обслуживала. Абдулла хороший, красивый, богатый, присмотрись к нему, он вылитый Серкан.
Птичка смеётся, она знает, что Анна обожает турецкие сериалы и может смотреть их сутки напролет, отвлекаясь лишь на еду и походы в уборную. Она смотрит на подругу и улыбается – эта добрая, наивная и такая красивая девушка способна растопить любое сердце. Анна будто читает её мысли и начинает улыбаться ещё шире, поправляя свои кудрявые волосы, достаёт зеркальце из маленькой бесполезной сумочки, именно так думает о таких моделях Птичка, чтобы поправить макияж и ещё раз посмотреть на так удачно купленный шарф, и пока она это делает, Птичка отвлекается на мысли о парне из её новой реальности.
Она приходит в себя, смотрит на время, ещё чуть-чуть и они опоздают.
– Еще 10 минут и нужно ехать, а то опоздаешь на работу.
– Точно, Онур грозится, что уволит меня за ещё одно опоздание, но я знаю, что он так не сделает.
– Сегодня не сделает, а завтра психанет, пошли, я говорю.
– Еще надо сигареты купить.
– Около кафе купишь или возьмешь у кого-нибудь, быстрей иди, опоздаешь.
Хорошо, что они сразу оплатили счет, не нужно ждать нерасторопного официанта, который их обслуживал в этот раз. Птичка берет футляр с новыми очками, а Анна небольшой пакет, в который умудрилась впихнуть вчерашнюю одежду. Она надевает очки, которые взяла у подруги и с совершенно непосредственным видом направляется к выходу. Птичка идет чуть позади, ей нравится смотреть, как окружающие поглядывают на подругу, когда-то так смотрели на неё саму, когда она была жива, когда были другие цвета, кроме чёрного, смех, радость и любовь.
Сидя в вагоне метро, Птичка думает про парня, который так усердно пытается привлечь её внимание, уже и Мириам начала его сватать, скоро это станет совсем невыносимым. Она не знает, как им всем объяснить, что всё видит и понимает: Абдулла и правда хороший, просто не сейчас, она только начала приходить в себя, перестала просыпаться в слезах, только стала чувствовать себя живой.
6.
Всю следующую неделю лил дождь, а, с моря дул прохладный ветер, даже чайки, которых невозможно было чем-то испугать, прятались где-то далеко. Птичка скучала, ей очень хотелось отправиться на набережную и посмотреть, как море волнуется, но она ещё помнила пронизывающие ветра своего серого города, она позвонила Анне и предложила приехать в гости, по графику у них как раз совпали выходные. Подруга согласилась сразу, сказала, что принесет вина и с удовольствием послушает продолжение о жизни в сером городе.
Через сорок минут Анна уже стучала в дверь, очень тихо, чтобы Мириам не увидела её. Девушка была одета в дождевик немыслимого жёлтого цвета и в резиновые сапоги такого же оттенка, но даже этот наряд не мог испортить её красоты: кудрявые волосы распушились больше обычного, щёки покрылись румянцем из-за быстрого подъема по лестнице, а густо-накрашенные ресницы подчеркивали изящный разрез глаз. Птичка залюбовалась подругой и не заметила, как та залила весь пол в коридоре.
Мириам услышала шум на площадке, выглянула, убедиться, что это кто-то из своих, вручила девушкам свежую долму и экле экмек только из духовки и ушла заниматься своими делами дальше.
