Kitabı oku: «Старуха Судьба», sayfa 2

Подходит к зеркалу, смотрится в него и поёт.

– «Хороша я, хороша! Да плохо я одета! Никто замуж не берёт девушку за это».

Опять стучат по батарее

Ольга Владимировна подходит к батарее, стучит в ответ.

– Слышу, слышу! Не глухая! Павел Григорьевич всё не уймётся! Неугомонный старичок! Любит, наверное, погундеть, попилить. Все мужчины в возрасте такие! Редко встретишь адекватного моего возраста! Как в лесу живу. Ау-ау! Налево посмотрю – глухой. Направо посмотрю – уже с деменцией дружит. Когда я была молодая, было много интересных здравомыслящих мужчин! Куда они делись? Вот и Павел Григорьевич плоховато слышит, да ещё, похоже, зануда.

Нехорошо как-то я о нём говорю. Я же его не знаю. Прости меня, Господи! (Крестится.) Не хочу никого обсуждать – все люди хорошие, у всех свои хорошенькие тараканы в голове!

Да и я хороша! Надо было заранее ему сказать, что юбилей намечается, пляски и песни будут, пока не упаду. Надо соседа предупредить, а то инсульт на нервной почве хватит – себе не прощу. Он мне говорил, что любит тишину, что ему не нравится, когда наверху топают. Поэтому и выбрал наш дом. Парк рядом, машин мало, пенсионеров много. Можно, сказать, попал в рай!

Сейчас позвоню. Где моя сумка? (Ищет сумку.) Там, в блокноте, записан номер телефона. Он мне сам недавно дал, когда от нотариуса шёл: свой номер дал и нотариуса. Да где же сумка?! Сколько раз себе говорила – все вещи должны лежать на своих местах! Нашла, наконец-то! (Открывает сумку.) Вот блокнот. (Листает блокнот.) А вот и номер. (Подходит к стационарному телефону, надевает очки, набирает номер.) Двадцать семь… Или двадцать один? Что за почерк! Тридцать четыре… Кошмар! Надо было самой записать. Пятьдесят… или шестьдесят? Вот, что набирать – шестёрку или пятёрку?! Если не дозвонюсь, ему будет хуже!

Говорит в трубку.

– Алло! Алло!

Павел Григорьевич? Это вы? Слава богу, к вам попала!

Конечно, могла не дозвониться. Кто так пишет цифры? Пятёрку от шестёрки не отличить, семёрку от единицы!

Да вы мне сами и написали. Позвольте, угадаю вашу профессию. Вы врач. Только у врачей невозможно прочитать в рецептах, что написано. Угадала?

Бывший следователь? Хм! Как интересно! Но, ближе к делу. Я звоню вам…

Нет, нет, не о нотариусе спросить. Мне это ни к чему, у меня квартира не приватизирована. Пусть приватизирует тот, кому она нужна, а я передам после смерти. Я по другому делу…

Какая собака?

Только что выла собака, как будто её душили? Да что вы говорите?!

У меня выла? У меня нет собаки!

Частенько воет?

А-а-а, поэтому вы стучите по батарее, чтобы прекратили издеваться над собакой? Какой ужас!

Да, у нас в подъезде живёт большая собака. Я не знала, что она так страдает! Хозяева – люди приличные.

По голосу пёсик небольших размеров? Тогда не он. Я видела эту собаку – мне по пояс.

Я не знаю, кастрированная она или нет. У неё, что, может измениться голос от кастрации?

Откуда я знаю, я же с ней не разговаривала, просто прошла мимо. Давайте, сменим тему, Павел Григорьевич.

Нет, я люблю собак! Но я звоню вам по поводу моего юбилея. Я хочу немного потанцевать и попеть. Звоню, чтобы вы не волновались, если будет шумно, вы ведь любитель тишины. Это только один раз, а потом будете отдыхать в тишине до следующего юбилея!

Сколько мне лет?

Почему неприлично спрашивать? Мне же не шестнадцать! В моём возрасте всё прилично!

Мне ещё только девяносто!

Спасибо…спасибо… Это благодаря скандинавской ходьбе я так выгляжу! А вы ходите?

Не пробовали… Понимаю, понимаю… После юбилея, отлежусь, и обязательно возьму вас на прогулку, запасайтесь палками, хотя бы лыжными. И без возражений!

Я? Танцевать? Конечно, буду! Нет, от вальса у меня голова кружится. Помните, как пела Клавдия Шульженко? (Поёт.) «Как это? Как это я не права? Я и не думаю злиться! Ах, как кружится голова, как голова кружится!» Не правда ли – мило? И Шульженко вне конкуренции!

Что я танцую? Я люблю степ.

Алло! Павел Григорьевич, вы куда-то пропали!

Я вас удивила? Степом?

Ну, я ещё вас по-настоящему не удивляла! Я с удовольствием посмотрю на вас, когда вы увидите, как я танцую степ. Вот тогда вы действительно удивитесь!

Вы уж извините, сегодня не приглашаю на юбилей, мы с вами мало знакомы. И приглашать незнакомых мужчин в гости, это – моветон. А на девяносто пятую годовщину – пожалуйста!

А-а-а, вы бы всё равно не смогли прийти, у вас артрит… Понимаю…

Но хотели бы посмотреть, как я танцую?…Хм… Я вам позвоню, когда начнутся пляски. До свидания.

Кладёт трубку. Сидит молча.

– Посмотреть, как я танцую?! Я бы сама хотела на это посмотреть. О чём это я? У меня ещё стол не накрыт, а я о танцах! Бездельница!

Кто там следующий из приглашённых гостей? Олег Викторович… Олежка.

Подходит к буфету, берёт четвёртую чайную пару.

– А куда Олега Викторовича посадить? Это мой бывший муж, уже покойный. Но успокоился он в другой семье. Царство ему небесное! (Крестится.) На его похоронах я была. Хорошие похороны, достойные…понравились. Помню, я там подумала, как хорошо, что не мне пришлось его хоронить. Я бы не выдержала, рыдала бы белугой, хотя он этого и не заслуживает. Да я и так плакала – без разницы – жена или нет. Всё-таки десять лет вместе прожили, да лет двадцать уже не жили! За такое время плохое забывается, а помнится только хорошее. Хотя у некоторых наоборот – плохое помнится, а хорошее забывается. Вот Зиночка из пятого подъезда… Зинаида Михайловна. Бывшая балерина… Еле ходит – ноги больные. А ведь до сих пор помнит, как я, лет сорок назад, последний пучок зелени в магазине, перед её носом, взяла. Так у меня гости должны были приехать, точнее гость. Мой любимый Андро! Он грузин! А какой праздничный стол, накрытый для грузина, без зелени? Это не стол! Так… столик. В ту пору в магазинах плохо было с зеленью, да и с остальными продуктами тоже плохо. А Зиночка, оказывается, только зеленью да гречкой питалась, и у неё тоже гость намечался. Я зелень Зине не дала, хотя она меня упрашивала, отдать этот пучок. Ну, меня тоже понять можно – мне накрыть стол надо было. А пучок маленький, даже не поделить. Я ей посоветовала пельмени взять, их как раз выбросили в соседнем отделе, а она возмутилась, говорит, ешьте их сами! А мы с Андро пельмени с зеленью и съели, и ничего, вкусно было! Сейчас в магазинах всё есть – фрукты, овощи, зелень на выбор! Бери – не хочу! Вчера Зиночку встретила, помогла ей до дома дойти, ноги у неё плохо ходят. Так она мне тот пучок припомнила! Пучок сорокалетней давности! Говорит, что я ей жизнь разбила этим пучком. К ней тоже мужчина в тот день пришёл, она салат приготовила, а зелени не было, так он больше к ней не пришёл! А зелень причём? Глупая она, надо было пельмени варить, тогда каждый день бы приходил! Зиночка так замуж и не вышла. До сих пор одна живёт. Может этот пучок ей по ночам снится? Надо будет, купить зелени, да прийти к ней мириться. Зелени поедим, прошлое вспомним и забудем! И всё будет хорошо.

Для кого это у меня чашка в руках? Я же Зину не приглашаю… А, вспомнила – чашка для Олега! Что-то про слёзы было… Ну, да, ну, да…про слёзы!

На похоронах Олега Викторовича жена его вторая – Светка – даже слезинки не проронила. Вобла сухоглазая! Хотя бы для приличия луковицу, чищенную, в верхний карман положила, хоть и жгучие слёзы, да слёзы! Но я Светку понимаю: ей обидно – пока они жили вместе, Олег по привычке бегал налево и направо. Я-то от него, когда всё узнала, сама ушла в эту мамину квартиру, а Светке пришлось этого ловеласа хоронить.

Олега Викторовича подальше посадим. К сердцу слева не посажу, этого разбивателя сердец. Сердце ещё мне нужно. Зато на него смотреть можно издали. Красивый был. Оттого и бабы на шею вешались.

Подходит к буфету, берёт пятое блюдце без чашки.

– Это блюдце для моей третьей подруги Светки-разлучницы. А начиналось-то всё как хорошо! Дружили, мечтали, ездили вместе отдыхать, работали в одном проектном институте. Потом Светка ушла из него, видать стыдно стало, что мужа у меня увела. Не смогла мне в глаза смотреть.