Kitabı oku: «Мой (не)любимый дракон», sayfa 22
Глава 33
Тьма, назойливо мельтешившая перед глазами, будто кто-то вымазал холст моего сознания черной краской, в какой-то момент схлынула, распадаясь на клочья. Расползлась по углам и впиталась в камень. Теперь я отчетливо видела перед собой Крейна, крепко удерживавшего меня за руку. Маг быстро шел по пустынной галерее, наполняя ее гулким эхом шагов. Волоча меня за собой, словно любимую игрушку на веревочке. Паровозик там или машинку. Уперлась хмельным взглядом в герцогский хвост, перехваченный темной лентой, мечтая основательно его проредить, чтобы наконец остановился.
Не хвост, а герцог.
Куда это он меня тащит?
– Пустите. Мне больно.
По плану должна была угрожающе завопить, но звуки, сорвавшиеся с губ, больше походили на писк несчастного комара, над которым занесли мухобойку.
Проклятье! Да что со мной такое?!
Блейтиан обернулся. В глазах, в сумраке казавшихся чернее ночи, в выражении его лица с хищно заострившимися чертами промелькнули удивление, досада, раздражение.
Мужчина нахмурился и бросил, ускоряя шаг:
– Нам надо поговорить.
– Если так хочется разговаривать, вернемся в зал. И говорите там, сколько влезет.
Но уже не со мной, а с Герхильдом, которому я обязательно настучу на этого беспардонного солдафона! Только хорошо бы сначала избавиться от его железной хватки.
Запястье болезненно ныло, саднило, будто в том месте, где сейчас сжимались пальцы Крейна, Снежок прежде вырисовывал своими коготками снежинки.
– Да пусти ты меня! – все-таки прорезался голос, хоть и не с первой попытки.
Это незначительное усилие – закричать во все горло – стоило мне остатков энергии. Рывок, меня протащило по полу, и вот я уже в какой-то комнате. Вроде бы стою, хотя на самом деле очень хочется лечь, и никак не пойму, то ли в глазах снова мутнеет от того, что со мной обращаются, как с марионеткой: дергают бесцеремонно, не думая, что мне и без того плохо. То ли все из-за позабытой брошки, а может, из-за выпитого лишнего на празднике или черт знает чего еще. В этом змеином логове все возможно: и отравят, не моргнув глазом, и магией укокошат за милую душу.
Я повисла в руках прихвостня Хентебесира, чувствуя себя все той же игрушкой, только теперь уже без веревочки. Ядовитая горечь парфюма, смешавшись с терпким запахом алкоголя, заставила поморщиться.
Еще одно различие между Крейном и Лешей – муж на дух не переносит крепкие напитки. В то время как герцог, да и все прихлебатели в темнодольской своре, не знают меры в распитии горячительного.
Впрочем, его светлость не выглядел пьяным. Твердая походка, цепкий колючий взгляд. Он казался скорее опьяненным. Не вином – похотью, долго сдерживаемым желанием. Которое, не успели за нами захлопнуться створки, принялся тут же утолять.
Губы мага ужалили поцелуем, будто пчела ядовитым укусом. Первые мгновения даже не поняла, что вообще происходит: настолько неожиданным оказался коварный выпад. Мерзавец и не думал останавливаться и прекращать исследовать мой рот, вызывая у меня рвотные позывы. Не знаю, откуда только взялись силы: прикусив негодяю губу (пусть скажет спасибо, что язык не оттяпала), отчаянно ударила его в грудь.
Вырвалась, отскочив. Блейтиан зашипел, как потревоженная кобра. Сплюнув кровавый сгусток, вытер сползшую по подбородку каплю. В полумраке кровь больше походила на деготь. А может, у таких как он, она действительно черная.
Я отшатнулась, встретившись с магом взглядом. Его – был страшным, безумным. Опасным.
– Ну и где же обещанная мне покорная и податливая алиана?
– Совсем охренел? – вырвалось возмущенное. – Когда это я тебе что-то обещала?!
Я выпала в осадок. На какую-то долю секунды даже бояться перестала, почувствовав себя актрисой в театре абсурда. Нет, он точно свихнулся.
Паника вернулась, петлей перехватив горло, когда Крейн, премерзко скалясь, двинулся в мою сторону. От внезапно опрокинувшейся на меня слабости окружающая обстановка снова поплыла.
Немалых усилий стоило выдавить угрозу:
– Держись от меня подальше, урод. Тронешь – и больше никогда не увидишь свое чертово Темнодолье!
Наверное, в тот момент луна вышла из-за туч. Косые лучи, проникнув в комнату, будто прожектором высветили Крейна. Его перекошенное злобой лицо, жесткий прищур глаз. Брови, сомкнувшиеся на переносице, и жуткий оскал, от которого у меня затряслись поджилки. И душа, уже давно отправившаяся отдыхать в пятки.
Нет, никакие они с Лешей не двойники. Два совершенно разных человека, пусть и лицо одно на двоих. Лицо, на которое я теперь не могла смотреть без содрогания.
– Значит, не хочешь упрощать мне задачу?
Я продолжала отступать, пока не поняла, что пятиться больше некуда. Плечи царапнул холодный, будто ощерившийся льдом, камень, сознание – сталь в голосе мага.
– Не хочешь, – ответил сам себе, противно ухмыляясь. – Придется сделать так, чтобы захотела. Я, девочка, не привык к отказам.
Метнулся – отскочить не успела. Губы – горячие, влажные, липкие – будто вросли в шею. Хватка у маньяка было железной. Казалось, меня вот-вот расплющит стальным прессом. Крик оборвался: широкая ладонь впечаталась в губы. Попытка цапнуть гада за пальцы закончилась яростным рыком и пощечиной, унизительным клеймом ожегшей щеку.
– Ты не алиана. Ты – заносчивая шлюха! Маленькая избалованная дрянь. А с шлюхами и дрянями я не церемонюсь!
От осознания того, что сейчас должно произойти, тело пронзило ледяной дрожью. Соленая пелена застлала глаза. Я почти не видела искаженное яростью, безумным голодом лицо, зато прекрасно слышала полный ненормального вожделения шепот и то, как рвется, превращаясь в жалкие лоскуты, жемчужная парча. Чувствуя жадные прикосновения к бедрам, к груди, больно сминаемой этим одержимым.
По-другому его и не назовешь. Безумец.
Демон.
Кричать не пыталась – пальцы удавкой сдавили шею. У меня и дышать получалось с переменным успехом, не то что звать на помощь. И тело, извиваясь ужом, слабело, постепенно признавая поражение. Сопротивляясь, я только еще больше распаляла Крейна. Но и сдаться не могла. Царапалась, вырывалась, пока еще были силы.
Тошнотворные прикосновения – я чувствовала их повсюду. Цеплялась за них сознанием, несмотря на то, что было противно. Понимала, если отпущу, убегу сейчас из реальности, потом пробуждаться уже точно не захочу.
Разъяренное шипение заглушило все остальные звуки: бессвязный шепот ублюдка, мои судорожные всхлипы. А потом оглушило и меня – истошным воплем Крейна, пытавшегося содрать с лица Снежка.
Я привалилась к стене, тяжело дыша. Зажмурилась, ослепленная холодным светом, лучом прорезавшим клубившийся вокруг мрак. Оглушенная шумом голосов, ворвавшихся в помещение.
Отодрать кьерда от Крейна удалось не сразу. К тому моменту, как мой маленький, но такой храбрый защитник грозным изваянием застыл у моих ног, оставив в покое корчащегося на полу мага, я уже немного пришла в себя и даже попыталась прикрыть тряпочками, в которые превратился лиф платья, то, что не предназначалось для всеобщего внимания.
По приказу Герхильда, снежным вихрем ворвавшегося в комнату – эту камеру пыток, один из стражников накинул мне на плечи свою синюю куртку. На нем она смотрелась как рокерская косуха, обильно обшитая металлическими пряжками, блестевшими в объявшем помещение магическом сиянии. Мне же целомудренно прикрывала бедра, все еще горевшие от грубых посягательств этого покусанного урода.
Следом за Скальде и двумя охранниками примчались и вельможные бездельники. То ли их приманило шумом, то ли, как назло, ошивались где-то поблизости.
В голубоватом мареве, затянувшем комнату, я различила смертельно бледную Мабли, багровеющего Огненного, мамзель бывшую фаворитку, рожа которой была кислее квашеной капусты. Парочку старейшин, парочку придворных и вездесущую эссель Тьюлин. Падать в обморок, как это часто бывало, придворная сваха не спешила, потому как сейчас в игре на публику не было смысла. Даже вздумай она отдать богу душу, на нее вряд ли обратили бы внимание.
Взгляды всех собравшихся были прикованы ко мне. Как же много читалось в этих взглядах… Но единственное, что имело для меня значение, чего так боялась – это бури в душе Скальде. Глаза тальдена напоминали прорубь. Лед радужки захлестнуло тьмой: непроницаемой, бездонной.
Снежок грозным белым комочком восседал у моих ног, не переставая шипеть и скалиться. Будто предупреждал, что участь Крейна постигнет каждого, кто только попытается приблизиться к его хозяйке.
Мой герой.
Отблески магического света, отпечатавшиеся на напряженных руках тальдена, льдом отразившиеся в его глазах, стали блекнуть. В то время как атмосфера в комнате, наоборот, накалялась. Я так и видела, как воздух вокруг нас густеет, алеет и начинает искриться.
– Уведите его! – приказ ударил наотмашь. К счастью, не меня, а чертового недонасильника. Ледяные оковы, созданные магией дракона, намертво приковали Крейна к стене.
– Подождите! – Из зрительских рядов выступил Игрэйт, точно павлин, распушивший хвост. Князь едва не скрежетал зубами от злости и все продолжал багроветь. – Куда это вы собрались увести герцога? Нужно сначала во всем разобраться!
Если бы мысль убивала, его негодующую светлость порубило бы на части секирой тальденового взгляда.
– В чем тут разбираться? – От низкого, хриплого от гнева голоса Скальде мороз пробежал по коже, и, кажется, не только у меня одной: народ слаженно вздрогнул. – Ублюдок напал на мою невесту и будет наказан.
– Я сам с ним разберусь! – протестующе взвизгнул Игрэйт. – Он мой человек, и только я имею право решать его судьбу!
– Со своими насильниками будешь разбираться в Темнодолье. – Было видно: тальден на пределе. И если его охамевшая светлость не прекратит закатывать концерты, запросто составит компанию Крейну. – Но здесь тебе не Темнодолье. Уведите его! – повторил резко.
На меня Скальде… почти не смотрел. А может, намеренно избегал встречаться со мной взглядом. Мне же так хотелось оказаться с ним рядом, прижаться к сильной груди, спрятаться в его руках от всего этого сумасшедшего мира. И – если бы мы были одни – в голос разреветься. Но ни дать волю слезам, ни уж тем более приблизиться к магу я не смела. Приходилось просто стоять и ждать, когда в разыгравшейся драме прозвучат финальные аккорды.
– Проводите эсселин Сольвер в ее покои, – велел тальден Мабли и подоспевшим стражникам, добавив: – И немедленно пришлите к ней Хордиса.
– Ты не посмеешь его тронуть! – тем временем продолжал качать права Хентебесир. – Крейн – мой подданный. Мой! – взревел. – И только я! Я распоряжаюсь его судьбой!
Ярость Огненного напоролась на толщу льда, которую он так и не сумел растопить. Пламя Игрэйта погасло, обратившись жалким дымком.
– А скоро станет трупом. Им будешь распоряжаться, сколько захочешь.
Сложно сказать, какая каша варилась в голове Крейна. По его лицу – распухшему от укусов, изукрашенному кровоподтеками, оставленными когтями Снежка – понять хоть что-то было невозможно. Разве что глаза горели такой ненавистью, таким жгучим бешенством, что я испуганно отпрянула, когда стража, отодрав «приваренного» к стене льдом мага, повела его к выходу.
Скальде ушел следом за пленником, лишь на мгновение обернувшись. Вроде бы и на меня глянул, а такое ощущение, будто разглядывал бугристую кладку за моей спиной. Словно я была прозрачной. Призраком. Умерла для него.
Сердце в груди болезненно заныло.
– Пойдемте, ваша утонченность. – Мабли ласково взяла меня за руку, тихо увещевая: – Все хорошо. Все будет хорошо.
Прозвучи эти слова из уст Скальде, и я бы поверила. А так…
Веры во что-то хорошее у меня больше не было.
* * *
Шаги прогромыхали по пустынному коридору, пугливым эхом отозвавшись в его темных глубинах. Князь Темнодолья ворвался в свои покои. Разъяренным зверем бросился к бутылке, по темному стеклу которой вился узор лозы. Во рту нестерпимо горчило от осознания собственного бессилия, и Игрэйту не терпелось хмелем приглушить этот тошнотворный привкус.
Омерзительное ощущение.
Серебряный кубок опустел, едва успев наполниться, а потом, сопровождаемый грозным рыком, полетел в камин. Пламя жадно зашипело, принимая подношение, слизывая чеканный узор каемки. Заставляя металл тускнеть и тонуть в белесом пепле. Огонь бушевал и в сердце тальдена, плавя легкие, выбивая из груди раскаленное дыхание, смешанное с хриплыми криками:
– Дрянь! Лживая сука!
На этом словесный поток его светлости не иссяк. Тальден продолжал награждать графиню д’Ольжи все новыми, далеко не самыми лестными сравнениями. Проклинал и желал ей гореть синим пламенем вечно.
– Стерва клянется и божится, что дала алиане зелье, – не то вслух, а может, мысленно вспоминал их разговор Хентебесир. – Якобы подговорила одну из невест, эту куклу Рианнон, подлить его Фьярре в вино во время их посиделок. Брехливая тварь!
Маг снова грязно выругался.
– Если б подлила, оно бы подействовало! – прорычал глухо. Второго кубка в поле зрения Огненного не нашлось, и ему ничего не оставалось, кроме как припасть к узкому горлышку бутылки. Не прошло и минуты, как та, опустев, стекольным крошевом укрыла дно камина. Пламя в котором бесновалось, откликаясь на огонь в душе тальдена. – Далива пожалеет об этом. Еще как пожалеет, тварь!
Игрэйта беспокоило не только собственное поражение, но и судьба Крейна. Где еще он найдет такого умельца?! Преданного и на все согласного. Никогда прежде его светлость не видел кузена в таком исступлении, а потому герцог и правда мог возвратиться к своему господину трупом.
– Что на него нашло? Идиот! – выплюнул сквозь зубы Хентебесир. – Видел же, что план не работает. Какого тагра к ней полез?! Не остановился!
– Ох и жаркая получилась сценка. Все как я люблю.
Игрэйт пошатнулся: крепкий напиток неожиданно ударил в голову, будто его со всей силы приложили лбом обо что-то твердое. Дракон несколько раз моргнул, вглядываясь в проступающие в полумраке очертания снежного духа. Облаченная в сотканное из снежинок платье, Леуэлла полулежала на кровати и коварно, с заговорщицким видом улыбалась.
– Такие страсти!
– Ты к этому причастна?
Игрэйт нервно облизнул губы, на которых еще ощущался терпкий вкус вина, и впился взглядом в Древнюю, понимая, что без причины та не стала бы к нему являться.
– В какой-то мере.
– Леуэлла…
Снежная красавица перевернулась на спину. Любовно рассматривая свои отливающие синевой изящные кисти, на которых блики пламени создавали причудливые узоры, невинно призналась:
– Мне было скучно, и я решила немного пошалить. Внушила его светлости не отступать ни при каких обстоятельствах. Действовать, скажем так, до победного конца.
– Я не давал тебе права проникать в сознание моих людей! – прогремел Хентебесир. – Крейн – не твоя марионетка!
Леуэлла передернула плечами, не впечатлившись грозными нотками, прозвучавшими в голосе мага.
– Я сама себе дала такое право. Потому что знала, что твой план провалится. Девчонка тебе не нужна. От нее лучше избавиться.
– Откуда такая осведомленность?
Князь мрачно цедил из себя слова.
Снежная дева соскользнула с постели, серебристой дымкой подплыла к тальдену.
– А у тебя, дорогой, по-другому не бывает. Проигрыш за проигрышем… – вздохнула с напускным сочувствием. Облетев мага по кругу, припала к нему и прошептала в самое ухо: – В общем, так, дракончик! Сыграли по-твоему. Теперь будем играть по-моему.
* * *
Покои алиан огромны. Но я задыхалась в своих, как в какой-то каморке. Казалось, со всех сторон на меня надвигаются стены. Готовые схлопнуться в любое мгновенье, раскатать меня в тонкий блин.
Я не могла усидеть на месте. «Устоять» или «улежать» тоже как-то не получалось. Возможно, всему виной убойная доза лекарственного препарата – обезболивающего, которое перед уходом влил в меня Хордис. А может, у бешеных скачек в груди, что затеяло мое сердце (только непонятно, с кем бежало наперегонки), была совсем другая причина.
Лекарь уверял, что помимо обезболивающего дал мне также успокоительное. Но успокоенной я себя не чувствовала. Надеюсь, и упокоенной вскоре не стану, после недавних событий.
Я нервно мерила комнату шагами: от сундуков к кровати, от камина к камину. Кусала до крови губы, дергала себя за разметавшиеся по плечам пряди, воскрешая в памяти все те разы, когда герцог-мудак подкатывал ко мне, расшаркивался и улыбался, прикидываясь мистером Галантностью. Теперь понятно – играл на публику. А я, наивная, здоровалась с ним, отвечала на вопросы, иногда даже улыбалась его шуткам. Из вежливости.
Дура! Идиотка! Кретинка!
Надо было бежать от Крейна без оглядки, а не хорошие манеры ему показывать. Так бежать, чтоб только пятки сверкали! И не позволять этому маньяку ручки мне целовать. Которые – стоило вспомнить о прикосновениях губ мерзавца – тут же захотелось продезинфицировать. В отбеливателе, например, прополоскать. А лучше на ночь замочить в кислоте.
Отражение, мелькнувшее в зеркале, заставило меня уныло вздохнуть. После настоек Хордиса скула больше не ныла, но выглядела весьма живописно: вся такая распухшая, серо-буро-малиновая. Да и все, что ниже подбородка, тоже оставляло желать лучшего. Я была подсвечена синяками, как елка новогодними огнями. Только, в отличие от зеленой красавицы, я больше не являлась самим очарованием и отнюдь не выглядела по-праздничному нарядной.
Господи, что же будет? Что теперь будет…
Случись это в нормальном мире, в цивилизованном обществе, и мне бы сочувствовали все знакомые. Но в этой чокнутой средневековой Адальфиве… Старым склочникам хватит ума заявить, что виновата распутница алиана. Они меня и так особо не жалуют. Скажут, сама спровоцировала мужика. Заигрывала с ним, кокетничала напропалую, строила глазки. Вот бедолага и не устоял, уступил соблазну. И поди докажи обратное. Что не заигрывала и ничего не строила, а, наоборот, старалась держаться подальше.
А если Герхильд поверит? Ослепнет от ревности, одуреет от чувства уязвленного самолюбия и попранного доверия.
Внутри все переворачивалось от мысли, что вот сейчас он переступит порог этой комнаты, окатит меня ледяным презрением, словно водою из проруби, и велит отчаливать на фальвах в Лунную долину или куда подальше.
Прежняя Аня, быть может, даже порадовалась такому результату. Но вот Аня теперешняя… Ане теперешней хотелось рыдать. А еще кричать, ругаться и проклинать похотливого мерзавца.
А еще хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы понял меня, а не отталкивал. Не возводил между нами преграду из ледяных айсбергов. И сам не становился похожим на айсберг. Чтобы…
Дверь за спиною негромко скрипнула. Я обернулась и застыла, забыв, как дышать. И сердце, вволю напрыгавшись, словно ребенок на батуте, напряженно замерло в груди.
Окружающая обстановка поблекла. Стерлась мебель. Зеркало, щекотавшее мне нервы моим же отражением, исчезло. Разорванное бальное платье, светлой лужицей растекшееся по креслу, поглотил сумрак.
Я видела только глаза Скальде, горевшие расплавленным железом, и не могла отвести взгляда от его лица. Кто знает, вдруг вижу в последний раз. Хоть насмотрюсь напоследок, постараюсь запечатлеть в памяти каждую ледяную черточку.
– Я…
Собиралась объясниться, а вместо этого задохнулась от лавиной обрушившегося на меня чувства. Мгновение назад нас разделяли пара метров расстояния и километры его зимы и моего отчаянья. И все они вдруг сузились до каких-то жалких миллиметров, чтобы потом совсем исчезнуть. Схлопнулись, как те самые стены.
Когда тальден оказался рядом. Когда его губы нашли мои. Когда он впервые попробовал их на вкус. Это было требовательно, жадно, щемяще-сладко. До слабости в коленях и жара во всем теле. Лицо горело под лаской прохладных пальцев. Скольжение ладоней по пылающей коже…
Я вся покрывалась мурашками – от беспорядочных, алчных и одновременно таких нежных, почти невесомых прикосновений. Он целовал, скользя по губам умопомрачительной лаской. Размыкая их, проникая глубже, выпивая мои стоны, сплетаясь со мной дыханием, будто оно у нас было одно на двоих.
Поцелуями – быстрыми, сумасшедше-страстными, невозможно-острыми и такими дурманящими – словно исцеляющим бальзамом касался каждой отметины на шее; подушечками пальцев очерчивал линию плеч. Стирая из памяти боль, причиненную мне Крейном. И отвращение, и липкий страх.
Тальден подчинял себе так, что хотелось подчиняться. И льнуть к нему, и сходить с ума дальше. Пьянеть от губ, от дразнящих ласк его пальцев.
Он сливался со мной, вплавляя меня в себя. Растворяя меня в себе. Перемежая россыпи поцелуев, волнующей дрожью отзывавшихся в каждой клетке, с хмельным шепотом.
Повторяя сладкой музыкой звучащие в тишине слова:
– Моя… Только моя…
И что он меня не отпустит.
Ни за что. Никогда.
