Kitabı oku: «Последняя любовь Хемингуэя», sayfa 3
3
В Венеции Хемингуэи остановились в трехэтажном отеле «Гритти-палас» и, конечно же, на третьем этаже. Это было старинное здание, кажется, еще пятнадцатого века, непонятного стиля – смесь романского и готического, с полукруглыми арочными окнами, оставшимися в наследство от средневековья, с открытой террасой. Этот стиль в Венеции, называли венецианским. Конечно, это не самый шикарный отель в городе, но «Гритти» очень нравился Хемингуэю. С ним было связано много приятных, и не совсем приятных, воспоминаний о прошлом.
Он наслаждался панорамой Венеции с высоты номеров третьего этажа. Хемингуэй всегда брал номера с видом на Адриатику. С них открывался великолепный вид на Большой канал. Сейчас ветер гнал по нему тяжелую свинцовую волну. «Если такой ветер будет продолжаться, то сегодня прилив зальет площадь. Вот будет здорово! А куда ж деваться голубям? Выживут». – Думал Хемингуэй, осматривая Венецию из окна. Возле деревянного причала гондол не было. Гондольеры попрятались от ветра за зданием «Гритти». Вряд ли кто в такую погоду решится прокатиться на гондоле. Хотя нет. Вдали по большому каналу двигалась гондола. «Наверное, пьяный американец.– Подумал Хемингуэй. – Трезвый бы не стал выходить в такую погоду на прогулку. И холодно, и опасно». Но теперь ему стало понятно, почему гондольеры ждут пассажиров у «Гритти» – ресторан и бар отеля работали круглосуточно и всегда найдется смельчак, чтобы до нужного места добраться в гондоле или протрезвиться на зимнем ветерке. Ну, а венецианским гондольерам, смелости не занимать. И петь они могут в любую погоду.
Из спальни в зал вошла Мэри. Маленькая и стройная, она фигурой напоминала юную девушку. А короткая прическа, как у мальчишки. Недаром все ее называли – мисс Мэри, а не миссис Хемингуэй. Она считала себя еще молодой.
Но, внимательно взглянув на лицо можно было без большого труда определить ее возраст. Сорок лет не скрывала никакая пудра, а цепкие, в окружении заметных морщин, голубые глаза источали житейский опыт. Немудрено, стать такой умной на лицо. За плечами сложный жизненный путь, в том числе и война, где она была журналистом. Там она познакомились с Эрнестом. Он был женат, она замужем. Эрнест, несмотря на эти преграды, предложил стать его женой. Она согласилась, тем более со своим мужем они уже договорились о разводе. И еще – не каждой женщине выпадает возможность стать женой писателя, к тому же известного. Она любила Эрнеста, особенно, его поступки – громадные и неотесанные, как дикие гранитные глыбы.
Она помнит Чикаго. По дороге в аэропорт, их автомобиль на полном ходу врезался в дерево. Эрнест, несмотря на поломанные ребра и разбитые лоб и ногу, на руках отнес ее в пункт медицинской помощи. Превозмогая свою боль, нес ее, а у нее была разбита только щека. А когда во время ее неудачной беременности, врач посоветовал ему попрощаться в последний раз с женой, Эрнест заставил недотепу-врача сделать нужные уколы, принести кислородные подушки. Потом неделю сидел возле ее постели, делая все необходимое, чтобы Мэри не только выжила, но и не чувствовала себя одинокой. Мэри не раз говорила, что Эрнест это человек, которого хорошо иметь рядом во время несчастья. За эти бескорыстные поступки, за умение насиловать судьбу, она любила Эрнеста – своего большого, умного, но наивного мальчика. Так она ему иногда говорила в порыве откровения. Ее очень огорчал спад в творчестве Хемингуэя. И сейчас в Венеции она старалась сделать его отдых запоминающимся и творчески плодотворным. Она видела, что он пишет. Но также видела его неудовлетворение написанным.
Сегодня с утра Хемингуэй что-то писал, по старой привычке, сидя прямо в постели. Сейчас ждет гостей на завтрак. Пусть будут гости, раз он так хочет. Она услышала из спальни голос мужа:
–Мэри, как считаешь, завтракать будем в ресторане или здесь?
–Как посчитаешь нужным, Эрни. Если гостей будет много, то лучше спуститься в ресторан. Если твоя гостья будет одна, то можно и в номере. Ты уже заказал завтрак?
–Да. Ренато готов в любую минуту накрыть стол. Я пойду побреюсь, и приведу себя в порядок.
Хемингуэй вышел в зал и пошел в ванную. Она слышала, как он напевает какую-то итальянскую песенку с замысловатой мелодией. Она ее слышала раньше, но не знала слов. «Надо выучить слова, раз песня нравится Эрнесту». – Подумала Мэри, обладавшая хорошим музыкальным слухом и сама любившая петь.
Они ждали Адриану. В девять часов позвонил портье и сообщил, что к ним гости.
–Проведите их. – Распорядился Хемингуэй, и Мэри удивилась его волнению.
«Что за гостья? – Подумала она. – Почему Эрнест так хочется встретиться с ней. Может новый роман? Он не помешает. Кажется, с Афдерой дружба заканчивается. Все-таки она оказалась пустышкой. Посмотрим, кого сейчас выбрал мой муж? Легкий флирт ему не помешает. Он не сильно верит в себя, как мужчина. Его здоровье надо поддерживать уже и духовно».
Мэри с интересом ждала прихода гостей. У двери прозвучал звонок, и вошли двое – совсем юная девушка и юноша, немного старше, наверное, ее кавалер, подумала Мэри. Она обратила внимание, как Хемингуэй бросился к двери, крепко пожал гостям руки, в том числе и девушке, и пригласил их сесть за журнальный столик. Мэри следом за ним подала им свою руку, которую юноша галантно поцеловал. Она узнала Адриану. Эту девушку они подвозили на машине несколько дней назад. Гостей было всего двое, и Мэри предложила мужу, опередив его решение:
–Эрни! А было бы неплохо позавтракать в номере. А то на улице такая погода, что наши гости промерзли на ветру. – Мэри специально свалила в одну кучу завтрак, плохую погоду, гостей, чтобы Хемингуэй не смог отказаться от ее предложения.
–Конечно. – Сразу же согласился он, но спросил девушку. – Где вы считаете лучше завтракать – в номере или ресторане?
–Как вы считаете лучше. – Просто ответила девушка.
–Да, позвольте мне вас представить моей жене, хотя Адриана с ней знакома. Мисс Мэри. – Юноша удивленно раскрыл глаза, – какая мисс, миссис Хемингуэй, но как воспитанный человек не стал уточнять этих деталей – узнает позже. – А это – Адриана. Помнишь, два дня назад ты ее в машине согревала и сушила?
–Конечно! Помню милую девочку, которая из-за твоих долгих сборов промокла до нитки. Тогда вы не простудились?
–Нет. У меня новый плащ. Непромокаемый, резиновый.
–Она графиня. – Подчеркнул Хемингуэй, будто Мэри этого не знала. – А вот кто юноша? – Он ждал ответа от Адрианы.
–Это мой брат – Джанфранко, или просто Франки. Он так хотел с вами познакомиться. Я не могла ему отказать в этом желании.
–Я рад тебя приветствовать Джанфранко. – Обращаясь к нему на «ты» ответил Хемингуэй. Он, обычно, ко всем мужчинам после знакомства, сразу же обращался на «ты». Со стороны его слова могли показаться напыщенными, но это были обычные слова приветствия Хемингуэя к незнакомым людям. – Я скажу, чтобы завтрак подали сюда. – И он пошел к телефону.
Мэри про себя оценивала гостей: «Юноша – обыкновенный. Красив, как все итальянские мужчины. А его сестра… В ней что-то есть! Нос настоящей римлянки. Глаза черные, огромные, могут заговаривать потому, что в них светится ум. И фигура у нее ничего – худощава, но стройна. Одевается со вкусом. В ней что-то есть из героинь его произведений. Вот почему она произвела такое впечатление на Хема? Что ж, это в его духе». – Сделала она заключение о гостях, как опытная журналистка, умеющая с первого взгляда определять характер и глубину человека. Но в душе Мэри пожалела, что так быстро летит время и она не в возрасте этой девушки.
Мэри улыбнулась и начала, как всегда издалека:
–Такая скверная погода. Даже не хочется идти смотреть Венецию. Чем вы занимаетесь в такое время?
Брат и сестра, казалось, были застигнуты врасплох ее безобидным вопросом и Джанфранко ответил невпопад, но честно:
–Мы в такую погоду больше бываем в гостях, сидим с друзьями в барах. Больше нечего делать в слякоть…
–Да. Правильно. В такую погоду ничего серьезного не может придти в голову. Надо с чувством и весело пережидать непогоду. – Поддержала она молодого человека и обратилась к подошедшему Хемингуэю. – Все вопросы с завтраком решены?
–Да. Сейчас Ренато лично подаст завтрак. – Он внимательно посмотрел на брата и сестру. – Вы любите омаров на завтрак?
–Да. – Ответил Джанфранко. – Они хороши на завтрак. Только с вином… – Видимо, он недостаточно знал, когда и как употребляются омары, что заметил Хемингуэй.
–Вино будет. Виски тоже. Утром омаров обычно я не употребляю, но метрдотель сказал, что их только привезли и они еще живые. Пока они не заснули, я решил заказать их для вас. Вы не ловили омаров или лангуст?
–Никогда. Их нет возле берега. Они далеко в море. А я не рыбак. – Торопливо объяснял Джанфранко.
–А я ловил лангуст на Кубе. Знаете, какие они интересные, когда их только выловишь. Глазастые, и недовольно водят усами. Глядят на тебя так недружелюбно…
Раздался звонок и вошел метрдотель ресторана Ренато Корради, во фраке. Он всегда был одет с иголочки, как и положено метрдотелю. Это был его обычный рабочий костюм. Ренато считал, что на работе он должен выглядеть именно так. Следом за ним официант вкатил тележку с заказанными блюдами.
Ренато с доброй улыбкой протянул руку Хемингуэю – короткое рукопожатие, чтобы ощутить близость и радость встречи. Они давно знали друг друга – тридцать лет назад, будучи мальчишками, вместе защищали эту страну. А восемь лет назад воевали уже друг против друга. Ренато, считал за честь лично обслуживать Хемингуэя.
–Здравствуйте, мистер Хемингуэй! – Приветствовал его метрдотель, который был немного старше Хемингуэя. На работе он не позволял фамильярства с друзьями.
–Здравствуйте, Ренато. Приглашаю выпить рюмочку. – Он знал принципы своего фронтового друга и не мог называть его на «ты», уважая его добросовестное отношение к работе. А тот был сегодня на работе.
Они искренне любили друг друга и были рады каждой встрече, даже короткой и деловой, как сегодняшний завтрак – два брата рода человеческого, вышедшие из войны.
–Я на работе. Пить на работе не полагается, да и запрещено.
–Знаю. Но, ну их всех к чертовой матери эти запрещения.
–Извините, Хем. Не могу. Я пришел только для того, чтобы пожелать вам доброго утра и приятного завтрака.
–Под непогоду любой завтрак приятен. А с моими гостями – вдвойне. Знакомьтесь.
Ренато, не дожидаясь представления гостей, поздоровался с ними:
–Здравствуй Адриана, привет Франки. – Коротко приветствовал он их.
Те в ответ кивнули.
–Вы с ними знакомы?
–Коренные венецианцы знают друг друга не только в лицо, но и по именам. – Кратко, но весомо ответил Ренато.
Увидев, что официант накрыл стол, Ренато решил не задерживаться в номере. Не в его правилах было мешать отдыху постояльцев, даже своих друзей.
–Я желаю всем приятного аппетита.
–Ренато! – Восхищенно ответил Хемингуэй другу – Вы лучший из метрдотелей Америки и Европы. Среди этих мастеров – вы гроссмейстер.
–Я всегда на работе. – Несколько чопорно ответил Ренато Корради и, поклонившись присутствующим, вышел с официантом, катящим перед собой пустую тележку.
Мэри никогда не одобряла дружбы Хемингуэя с первыми встречными, как она выражалась, – в данном случае, с метрдотелем – и поэтому во время их разговора, недовольно молчала. Теперь же гостеприимно произнесла:
–К столу. Время завтрака уходит.
–Мы завтрак продолжим до ужина. – Хрипловатым голосом засмеялся Хемингуэй.
Адриана чувствовало себя скованно в присутствии таких людей. А брат Джанфранко ничем не мог помочь – обычно самоуверенный и болтливый, он тоже растерялся в незнакомой обстановке. Хемингуэй понимал их состояние и старался, как можно быстрее снять неловкое напряжение за столом. Он знал, как это делается.
–Мартини и виски с содовой. Я думаю завтрак надо начинать так.
Он взял открытые бутылки и начал разливать вино в фужеры. Гости не возражали, только Мэри попросила:
–Мне одной содовой. – Она не препятствовала мужу хозяйничать за столом.
Адриана смотрела на пучеглазого омара, а он в ответ, кажется, глядел на нее недовольно, как лангуст, о котором недавно говорил Хемингуэй. И она, неожиданно для себя, выпила все мартини. Джанфранко выпил виски и заметно повеселел. Но пока все молчали, ждали, кто же начнет первым разговор. Начала, как всегда при приемах гостей, Мэри:
–Адриана, милая! Мне Эрни сказал, что ваш отец убит в войну. – Она тактично не подчеркивала, что его убили партизаны. – А как здоровье мамы?
Вопрос был безобидным, может банальным, но Мэри чувствовала, что ей вскоре придется знакомиться со всей семьей Иванчичей. Просто так, она бы не задала такой вопрос.
Адриана встрепенулась:
–Все хорошо. Правда, ей пришлось много пережить после смерти папы. Но время притупляет душевные раны. Наша мама много молилась, чтобы бог простил грешную душу папе и наказал его убийц. Сейчас она почти успокоилась.
–Она католичка?
–Да.
–Впрочем, я могла бы не спрашивать. Италия – государство папы римского. Здесь все католики. Мы, с Эрни, тоже католики. А когда-то он был протестантом.
–Я, кажется, тебе и твоим родителям объяснил свою веру. Адриана, я такой же католик, как папа римский – буддист.
Адриана вежливо улыбнулась. Разговор за столом завязывался, и после второй рюмки она взяла ножку омара, к которому вначале не хотела притрагиваться. Джанфранко, от виски немного раскраснелся и начал выдавать вслух свои мысли.
–Это мама у нас соблюдает все обряды. У нас с Адрианой нет времени для них. Иногда, по праздникам что-то соблюдаем и мы.
Мэри, правоверной католичке, каковой она себя считала, было неприятно слушать откровения Джанфранко, и она снова перевела разговор на погоду.
–Когда мы уезжали с Кубы, там стояла ужасная жара. А здесь, такая сырость. Я говорила Эрни, что надо ехать в Венецию весной. Но разве его переубедишь. – Она ласково взглянула, на почему-то, недовольного Хемингуэя.
Адриана улыбнулась и Мэри поймала себя на мысли, что у нее привлекательная улыбка – скромная и загадочная. Хемингуэй, подтверждая ее слова, недовольно пробурчал:
–На Кубе всегда жара. – Он злился на себя за то, что не может поймать нить разговора. Но неожиданно помог Джанфранко.
–У нас в Италии, так мало современных американских автомобилей. Ваш новый «бьюик» производит на всех впечатление.
Хемингуэй самодовольно улыбнулся. Настроение его сразу же улучшилось:
–Я люблю большие машины. Из маленького автомобиля, открывается микроскопический вид. Мир и сам себе кажешься мелким. Маленький автомобиль сдавливает человека. Большой автомобиль дает чувство уверенности. Несешься, – любая стена не страшна!
–Ты со многими стенами и столбами познакомился, благодаря машине. – С улыбкой произнесла Мэри.
Она знала, что говорит. Благодаря автомобильной аварии в Англии, они поженились. Тогда Эрнест достаточно сильно разбился о столб. И ей пришлось, как сиделке, ухаживать за ним в палате. Бывшая жена посмеялась над его ранами и повязками, посчитав все не серьезным. А зря! Поэтому она сейчас и бывшая. А Мэри – настоящая жена и уже навсегда.
Хемингуэй гулко засмеялся. Мэри напомнила о многом.
–Действительно, не вспомнишь точно, сколько раз я разбивался на машинах. С тобой сколько раз?
Мэри подхватила его воспоминания. В нужный момент она могла подыграть Хемингуэя.
–Со мной, кажется, один раз.
–Два.
–Первый раз ты разбился без меня. Мы тогда были просто знакомыми, друзьями по работе. Но не супругами. Вы, знаете. – Обратилась она к гостям, как бы подводя итог разговора об автомобилях. – Он большой и ему надо большую машину. Как большому ребенку.
Все весело засмеялись, напряжение за столом спало совсем. А Джанфранко неожиданно спросил:
–Вы разрешите мне сесть за руль вашей машины?
–Несомненно! Ты можешь на ней ездить, когда я ею не пользуюсь. Только, с моим шофером. Мне нашли славного малого. Когда на Кубе я решил взять с собой автомобиль, то капитан потребовал, чтобы я слил бензин и масло. Ему, видите ли, не нравятся демократы, нарушающие инструкцию и путешествующие на своем автомобиле. А пароход оказался польским. Все, кто меня провожал, веселились в салоне. А раз ему не нравятся демократы, то я сказал в ответ капитану: «А мне не нравится твоя глупая рожа, и твой плюгавый польский пароход с именем литовского князя Ягайло». Так он совсем рассвирепел, приказал всем провожавшим меня немедленно покинуть пароход. А мы в ответ запели «Интернационал». Даже священник пел. Что он мог поделать против такой песни! Но потом мы с капитаном подружились. Славный малый оказался. Любил ром, как старый кубинский пират!
Рассказ развеселил всех окончательно. Только Джанфранко серьезно произнес:
–Я обязательно воспользуюсь вашим разрешением. Если доверите, то я могу быть вашим шофером. – Он поспешно добавил. – В свободное время. Я мечтаю о такой машине.
Но теперь Адриана никак не могла попасть в общее русло беседы и поэтому злилась на себя. Хемингуэй, обычно умеющий завести собеседников, конкретно к ней не обращался. Он был не такой, как на охоте – внимательный и с широкой душой. Наверное, их беседу сковывало присутствие Мэри. Но она его жена и он пригласил их на семейный завтрак. И тогда Адриана решилась обратиться к Хемингуэю с просьбой. С ней, собственно говоря, она и шла к известному писателю.
–Я принесла альбом со своими рисунками. Не посмотрите ли их? – Произнесла она, тщательно выговаривая английские слова.
–Конечно же! – С поспешной радостью ответил Хемингуэй.
Он взял альбом и стал рассматривать рисунки. Они были выполнены вполне профессионально для восемнадцатилетней девушки.
–У вас несомненный дар художника. Я знаю, что вы еще пишете стихи?
–Да. Но они написаны на итальянском языке.
–А перевода нет?
–Нет.
–Даже подстрочника?
–Нет. Пока никто не взялся за перевод, а сама хорошо перевести на английский язык, не могу.
–Жаль. Я постараюсь найти вам переводчика.
–Спасибо. У меня к вам одна просьба. Не оставите автограф в альбоме?
–Конечно. Никаких проблем. Только какое пожелание вам написать? Не могу придумать. – Писать банальность не хотелось, пожелание от души – стеснялся Мэри.
Адриана, не понимая его состояния, неожиданно пришла на помощь.
–Оставьте просто автограф. Этого достаточно для меня. Все будут завидовать.
Хемингуэй внимательно, посмотрел на нее и произнес:
–Кто знает, девочка, что достаточно в жизни…
Он вздохнул и размашисто поставил свою подпись на первой странице альбома. Мэри, бдительно следившая за ним, обратила внимание на его обращение к Адриане – «девочка», так он называл только близких себе людей. В жизни ему всегда чего-то недостает. Все время хочет большего. Правда, он мечтал о дочери. У него же три сына. Как он хотел, чтобы у них была дочка! Увы, беременность оказалось неудачной и детей у нее никогда больше не будет. Она ощущала себя в этом мире, обделенной богом. И Мэри вдруг почувствовала себя очень старой, в сравнении с юной итальянкой. И она, как можно веселей, произнесла:
–Давайте поднимем рюмки за Адриану, будущего великого художника!
Может быть, в ее тосте была и ревнивая издевка, но никто не заметил – так искренне было сказано.
–И за поэта. – Добавил Хемингуэй, наливая себе в фужер виски, но уже без содовой.
Он выпил все. Но это у него в крови, пить до дна и помногу.
Хемингуэй заметно повеселел и начал рассказывать о сафари в Африке, фиесте в Испании, рыбалке на Кубе. Адриана внимательно его слушала.
«Она умеет слушать. – Сделала про себя вывод Мэри. – Мне стало не хватать этого качества в отношениях с Эрни».
Адриана действительно больше молчала. Ей неудобно было прерывать известного человека для уточнения чего-либо, да и Хемингуэй так интересно рассказывал. Жаль было расставаться с ним. Но завтрак и так растянулся до обеда. Хемингуэй решил проводить гостей и побродить по Венеции. Мэри отказалась выходить на улицу, сославшись на не прошедшую простуду. В провожании гостей было что-то печальное. Когда еще Адриане представится возможность встретиться с писателем?
Но сегодня она поймет, что встречи с Хемингуэем у нее станут частыми. Даже больше…
Только Джанфранко не был настроен элегически. Он конкретно спросил Хемингуэя:
–Можно с вашего разрешения сегодня сказать шоферу, чтобы он предоставил мне руль автомобиля.
–Можно!
Ради Адрианы, он был готов облагодельствовать ее брата. Он чувствовал в ней личное будущее.
4
И в этот вечер Мэри осталась в своем номере одна. В последние дни такое случалось часто, с тех пор, как графиня Иванчич с братом побывали на их завтраке. Нет, нельзя сказать, что Эрнест забыл о ней полностью, или даже частично. Кроме, так сказать, официальных приемов, она ходила вместе с ним на вечеринки, которые он устраивал для Адрианы и ее друзей на террасе ресторана "Гритти" или в каком-нибудь кафе. Там он вначале молчит, пока не выпьет в меру, а потом рассказывает им о своих похождениях и все громко и без меры смеются. Она замечает, что и сам Хемингуэй, как бы молодеет в их компании, становится, мальчишкой. Но он, все больше и больше времени, проводит с Адрианой. Отправляет жену в отель, а сам идет на прогулку с молодой итальянкой. Вот и сегодня он гуляет с ней по вечерней Венеции. А она одна находится в номере.
Но с ним произошли изменения в положительном плане. Мэри это радует. Эрнест забросил все лекарства в ящик письменного стола и совершенно не принимает их. Но это не сказывается на его здоровье, он весел и подвижен. Он давно с таким упоением не работал над своими старыми рукописями. Доводит их до ума. А на уме у него мысль – написать новый рассказ, а может быть, роман. Сейчас ищет сюжет. Говорит, еще немного и он созреет в голове и захватит его сердце. Неужели, Адриана дает ему импульс для работы? То вдохновение, которое она, его жена не может ему дать. Раз так благотворно она влияет на него, то пусть встречаются. Ее Эрнест очень осторожен. Он не любит разводить слухов вокруг себя. Более того, их боится и старается не давать повода желтой прессе для пересудов о своей семейной жизни. Да, она знает, как Хемингуэй боится огласки своих похождений с женщинами. Два года назад в него влюбилась симпатичная кубинка, до умопомрачения. Так Эрнест отправил ее на лечение в психиатрическую больницу в Нью-Йорк. Подальше от Кубы, чтобы никто не знал. Но Мэри знает, только молчит.
Он лепит свой образ сам, и она должна помогать ему в этом. Так, чтобы он не заметил. Мэри создает законченный образ Хемингуэя. Ее имя в истории, должно стоять наравне с ним. Он должен написать новые произведения, которые превзойдут по славе прошлые. Мэри должна ему в этом помочь. Если она не дарит ему вдохновения, то должна создать все условия для появления и поддержания у него творческого вдохновение. Пусть даже с помощью Адрианы. Об итальянке забудут, как и обо всех его бывших подружках, как забыли об интрижках с Марлен Дитрих или Ингрид Бергман. Адриана никогда не сравнится с ними. Сохранится лишь имя жены, которая до конца жизни была с ним рядом. Сейчас необходимо, чтобы он создал что-то грандиозное. Пусть он погуляет с этой итальяночкой. Мэри терпеливая – все переживет, ради того, чтобы Хемингуэй обрел вдохновение.
Так рассуждала Мэри в одиночестве.
Но червь сомнения – правильно ли она все рассчитывает, грыз ее. Ему почти пятьдесят – Адриане восемнадцать или девятнадцать. При таком разрыве лет интрижка возможна, но брак – вряд ли. Эрнест говорил о противоречивости таких браков. Со стороны мужчины это коммерция, со стороны женщины – проституция или проявление жалости. К коммерции он неспособен, проститутку найдет везде, а жалости к себе никогда не потерпит.
И Мэри приходила к успокоительному выводу – для ее брака, Адриана не опасна.
Но все-таки? Билась и другая мысль. Есть же в мире ужасные примеры. Вот, например, Чарли Чаплин. Совсем недавно женился вновь. Ему, кажется, было тогда пятьдесят четыре, его новой жене – восемнадцать. Эрнест смеялся над стариком Чарли. А тот каждый год делает со своей юной женой по ребенку. Чем не пример? У них с Адрианой разница лет поменьше, чем у тех – Чаплиных. Не намного, правда. Да и Эрнест за последние пару лет стал не тем мужчиной, готовым при каждом найденном им красивом выражении, любить свою жену. Сильно сдал, поседел, погрузнел, не может жить без таблеток. Но, все же?… Надо начистоту поговорить с Адрианой, предупредить ее. Она, как женщина, должна быть разумнее в своих чувствах, чем Хемингуэй.
Так продолжала размышлять Мэри, готовая на все ради мужа, но только без потери его.
А в это время Хемингуэй и Адриана сидели в кафе «Флориан». За два часа прогулки по зимней Венеции они успели промерзнуть.
–Что ты желаешь выпить? – Хемингуэй посещение баров всегда начинал с употребления напитков. Он уже называл ее на «ты».
–Вы меня приучили к мартини. До этого я никогда его не употребляла. – Ответила Адриана и кивком головы откинула свои волосы на плечи.
–Еще раз сделай так, моя девочка? – Попросил Хемингуэй.
–Что?
–Также встряхни волосами, чтобы они летели, как ветер.
–Вам нравится?
–Очень.
–Не знаю, сумею ли я повторить. По заказу может не получиться.
–Попробуй еще раз.
Адриана опустила голову, и ее черные блестящие волосы полностью закрыли ее лицо. Она резким взмахом подняла голову, и волосы вновь заструились по ее плечам. Хемингуэй вздохнул и положил ей руку на голову и погладил волосы.
–Ни у кого я еще не видел таких волос. Послушных и жестких одновременно. Ни у кого.
–Вам действительно они нравятся?
–Да. Лет десять назад они нравились бы мне до безумия.
–Почему десять?
–Не знаю. Может быть, тогда я смотрел на все по иному.
–Через розовые очки?
–Нет. Наяву. Это сейчас я смотрю на мир сквозь розовые очки. К своему счастью, вижу в них тебя.
–Только меня?
–Только тебя. Других я в них просто не вижу. На прочих могу смотреть через обыкновенные очки.
–Это болезнь. Она пройдет.
–Пройдет. Только рецидивы останутся. Навсегда.
Официант принес два бокала мартини.
–Что ж, девочка, выпьем. – Устало произнес Хемингуэй.
–А почему у вас изменился тон?
–Пришла в голову дурная мысль. Подумал – многое недостижимое в жизни, почему-то уходит безвозвратно.
–Наоборот, всего можно достичь! – Воскликнула Адриана простодушно.
«Ей, в расцвете молодости, не понять, что жизненный опыт не приобретается. С этим качеством надо родиться. Я родился без него». – Подумал Хемингуэй и вслух сказал:
–Конечно, можно. Но оно все равно уйдет безвозвратно. Надо еще суметь и сохранить.
Адриана встречалась с ним уже три недели и часто не могла понять его рассуждений, ухватить их суть. Но она успокаивала себя тем, что Хемингуэй – человек с большим жизненным опытом, а она только постигает азы жизни. С ним говорить очень сложно, надо многое самой знать.
–Не надо говорить, так пессимистически. Плохое настроение когда-нибудь проходит. Давайте выпьем мартини.
–Спасибо, девочка, что умеешь успокаивать. Действительно пора выпить.
Адриана выпила свой бокал до дна. Хемингуэй внимательно смотрел на нее.
«Не приучить бы ее к алкоголю. Мне, старому пьянице, уже все равно. А ей еще жить». – Мелькнула усталая мысль, и он выпил весь бокал.
–А теперь от вина стало легче? – Спросила Адриана.
–Легче – нет. Теплее – да. От твоего присутствия, девочка, теплее.
Эти полупризнания Хемингуэя, обезоруживали Адриану. Она чувствовала, что нужна ему, но не понимала для чего. Но она не старалась разгадать, почему нужна человеку, почти в три раза старше ее. Она чувствовала себя обязанной, чем-то помочь этому не простому человеку, с изломанной судьбой. Его судьба не казалось ей, как раньше, безоблачной.
–Вы мне скажите все, что хотите, и вам станет легче. – С долей сострадания попросила она.
Он уловил интонации ее голоса.
–Жалеть людей нельзя. От жалости люди становятся медузами. Но спасибо тебе за то, что хочешь мне помочь.
Он часто говорил афоризмами, которые Адриана не могла понять. Она их старалась запомнить, чтобы разобраться на досуге, но не получалось, а многое из сказанного им, забывала.
«Не доросла еще до понимания простых истин». – Снова успокаивала Адриана себя.
–Уже поздно. Тебя не будут ругать дома?
–Нет. Мама знает, с кем я.
Хемингуэй вздохнул. «Счастливая! О ней кто-то переживает. И я теперь стал переживать за нее».
–Давай я тебя отвезу домой на гондоле?
–Вода в каналах поднялась, и лодка может не пройти под арками.
–Раз гондольеры работают, то они знают, где им проходить.
–Хорошо. Поедем на гондоле.
Хемингуэй подозвал официанта:
–Возьмите для нас гондолу и положите туда вино.
–Какое желаете синьор Хемингуэй? – Уточнил официант.
–Да. Действительно. Что бы нам взять в дорогу? – Обратился он к Адриане.
–На улице холодно. Пусть будет мартини.
–Сухое мартини.
Он протянул официанту деньги. Тот в ответ отсчитал сдачу и ушел.
–Ну, что пойдем, девочка. Посмотрим на Венецию с воды. Со студеной воды, на горячую Венецию. Мы ее будем видеть, она нас – нет. – Уточнил Хемингуэй.
–Вас здесь все знают. Венеция все равно будет смотреть на нас. Никуда от нее не скроешься. – Ответила Адриана.
–Наоборот. Это я знаю Венецию, а не она меня. Спрячемся от нее в темноте каналов.
Они вышли на улицу. Большой канал был рядом, через дорогу.
«Ветер дул им в спины и трепал волосы девушки. Ветер разделил волосы на затылке, и они улетели вперед, прилипая к щекам».– Мелькнула в его голове фраза. Кажется, из его же произведения.
У деревянного причала канала стояла гондола, освещаемая огнями, падающими из домов. В их свете гондола казалась черной, а промерзшая на морозе вода канала – зеленой.
«Какая красивая гондола! Изящество и соразмерность линий, как у призовой лошади. Почему я раньше не замечал ее красоты? – Подумал он. – Наверное, не с кем было сравнить лошадь».
Он вошел в лодку, которая закачалась под его ногами, и подал руку Адриане. Она прошла в гондолу и остановилась, раскинув руки, удерживая равновесие. Ветер развивал волосы Адрианы, и она была похожа на языческую статую. Такие статуи древние мореходы устанавливали на носу судов, как своих покровительниц и впередсмотрящих. Огромные глаза, казавшиеся в темноте еще большими, и прямой античный нос, делали Адриану похожей на языческую богиню.
«Она похожа на нее не только лицом. Она может, не только защищать от бурь, но и вдохновлять иссохшие бродячие души, жаждущие увидеть такой желанный берег». – С тоской подумал Хемингуэй.
Официант принес вино в ведерке и поношенное одеяло.
–Хозяин просил передать вам вино в подарок, синьор Хемингуэй.
–Передайте ему большое спасибо. Но я не могу принять такой подарок.
–Он сказал, что в такую погоду, при прогулке по воде, подарок греет душу лучше, чем что-то приобретенное за деньги. Заходите к нам чаще, синьор Хемингуэй.
