Kitabı oku: «Взлёт и падение. Книга вторая. Падение», sayfa 5
Что ж, думал Дунаев, советская система назначений руководящих кадров в основном была совсем не плоха, тут нечего сказать. Тогда спрашивали строго, но ведь и давали всё необходимое. Нужно было только этим разумно распорядиться, что делали не все. Уж он-то знал об этом, работая в управлении. Сломалось, ну и чёрт с ней, ещё дадут. И давали. В каждом аэропорту он видел не один варварски раскуроченный какой-нибудь аппарат, проработавший всего три, два или даже один год.
А сейчас назначат человека, сколько с него не спрашивай – что он сделает, если ничего никто не даёт и всё буквально, любую мелочь, нужно покупать? Но ведь и денег никто уже не даёт. Даже на самое необходимое – безопасность полётов, которая стоит немало и на которую в нормальных странах тратится государство, поддерживая на нужном уровне. Так было и в Советском Союзе. Но не так теперь в России. Не оттого ли, уважаемый автор, и растёт аварийность? – мысленно спорил с ним Дунаев. Это первое.
А выбранные командиры, как правило, почти все работают честно и добросовестно, насколько можно работать в этой экономической клоаке и в этом финансовом беспределе. Многие бьются, как рыба об лёд, и не находя поддержки властей ни из центра, ни на местах в отчаянии уходят. А потом на них тычут пальцем: вот они развалили предприятие. И невдомёк им, что развалило и «забыло» эти предприятия само государство в лице его политических деятелей, которые не забывают только себя любимых. Всё остальное только следствие.
И о назначениях. В условиях дикого рынка и не менее дикой демократии вряд ли будут объективно назначаться (а, главное, отбираться) такие же компетентные люди, каковые были в советское время. Скорее всего, будут назначаться нужные люди. Это второе. И ради этого затеяна газетная шумиха части продажной прессы, которая, как панельная девка, готова лечь под первого встречного, но лишь под того, у кого больше денег.
Так думал Дунаев на высоте 11000 метров, возвращаясь из очередной поездки в Москву в министерство транспорта, где его поддерживали на словах, но почти ничего не делали практически. Да почему – почти? Вообще ничего не делали. Купайся ты там в своих делах в своём долбанном Бронске, как хочешь! Кстати, дела у тебя идут неплохо и нечего прибедняться. Вон компания с экранов телевидения не сходит. Заелись вы там, господа, заелись. На других посмотрите.
Шло самое золотое время ельцинского экономического бардака и беспредела.
––
Седьмого мая выдался тёплый, да нет, пожалуй, даже жаркий день. Праздник ветеранов, посвящённый дню Победы, был в самом разгаре. Столовая профилактория, переоборудованная под кафе была забита до отказа. За столами сидело более сотни ветеранов войны – бывших работников авиакомпании.
С приходом в предприятие Дунаева такие вечера организовывались ежегодно, и ветеранам это очень нравилось. Где ещё могут вот так собраться уже довольно старые люди? Тем более получить приличную денежную сумму, выдаваемую прямо здесь же в малом зале, где за биллиардным столом сидела девушка кассир. Стоило только подойти, назвать фамилию, расписаться и получишь деньги. Никаких документов она, кроме фамилии, ни у кого не спрашивала.
Ансамбль авиакомпании играл фронтовые песни. Недостатка спиртного, как и закусок, на столах не было, многие уже успели приложиться к рюмке не раз и с удовольствием стали подпевать. Некоторые завели оживлённые беседы, вспоминали воздушные и наземные бои, погибших друзей, взятие Берлина и другие военные операции. Но всё-таки общий настрой вечера оставался каким-то сдержанным, многие то и дело бросали взгляды на входную дверь, как будто кого-то с нетерпением ждали. И действительно они ждали. Ждали генерального директора Валерия Николаевича Дунаева, который всегда приезжал поздравлять ветеранов с праздником и никогда не опаздывал. Произнеся речь, он обычно подсаживался к кому-нибудь из знакомых фронтовиков и с удовольствием выпивал с ними несколько рюмок. А потом, когда веселье разгоралось, незаметно выходил из зала и уезжал на работу. Дальнейшее его присутствие уже было не обязательным. Ведущий программу праздника доводил её до конца обычно часа через четыре. К тому времени ветераны, изрядно наговорившись, наслушавшись поздравительных речей и загрузившись спиртным, уставали. Некоторые, несмотря на преклонный возраст, звеня орденами и медалями, лихо отплясывали, вспомнив фронтовую молодость. Но возраст брал своё. Скоро их рассаживали по автобусам и развозили по домам.
Сегодня Дунаев впервые не смог приехать на открытие праздника. Вчера пришёл приказ о ликвидации их территориального управления. Официальная мотивация – падение объёма работ и закрытие всех оставшихся приписных аэропортов.
Этим же приказом им вменялось перейти в подчинение бывшему территориальному управлению, а все нерентабельные аэропорты региона передать под юрисдикцию местных властей. Таковых насчитывалось более десяти. Это классифицированных, с искусственными взлётными полосами и ещё полтора десятка неклассифицированных, типа Ак-Чубея, рейсовых полётов в которые уже давно не было. А уж что с ними будут делать местные власти – никого не волнует. Аэропорты мелкие они без особого труда передали местным властям ещё год назад, а большие оставили, предварительно законсервировав оборудование.
Но содержать их авиации, терпя ежемесячные убытки, нет возможности. И вообще-то это решение правильное. Да вот беда, местные власти категорически отказывались брать их на свой баланс. Там ведь только с бетонными полосами сколько хлопот. Теперь приказ был подкреплён решением местных властей и тут уж хочешь – не хочешь, исполнять его придётся.
С самого утра он совещался с начальником приписных аэропортов, как лучше и быстрее это сделать, куда девать оборудование и технику. Решили: всё, что можно продать на месте – нужно продать, радиооборудование – вывезти, ну а сами здания и сооружения передать местным властям и закрыть этот вопрос в течение месяца.
– Сколько сил, средств и труда стоило, чтобы открыть эти аэропорты! – вздохнул начальник приписных аэропортов. Сам бывший лётчик, он прекрасно знал, что значит аэропорт для горной и малодоступной местности, особенно зимой. – Эх, встал бы сейчас Бобров да посмотрел, что делают с плодами его трудов! Ведь это он всё пробивал и строил.
– К сожалению обстоятельства выше нас, – печально улыбнулся Дунаев. – За символическую плату, как было в СССР, сейчас пассажира не повезёшь. – А за нормальные деньги – увы, не получится, у народа их просто нет. Да и откуда им взяться, если по три-четыре месяца не платят ни зарплат, ни пенсий. Просто поразительно, как люди выживают в такой обстановке? Да и летают ещё. Вот посмотри, – подвинул он сводку, – заграничные полёты увеличиваются ежемесячно. Ну, это конечно, челноки. Крутятся как-то.
– Почти у каждого городского жителя есть родственники в деревнях. Оттуда и везут продукты питания. А что ещё нашим людям надо?
– Ну, если так – тут никакой дефолт не страшен.
– А в деревнях его многие и не заметили, особенно там, где живут почти, что натуральным хозяйством. У меня у самого старики в деревне, так они месяцами в магазин не ходят.
– Да, страна! – встал из-за стола Дунаев. – Куда её Ельцин с Черномырдиным приведут? Как ты думаешь?
– Чего тут думать? Гнать обеих нужно в шею. Один – пьяница горький, второй – шут гороховый, такое скажет, хоть стой, хоть падай! Ну, где это видано, чтобы пенсии и зарплаты не платить? Да такого и в войну-то не было.
А вскоре вошла секретарша и сказала, что уже звонили с территориального управления и интересовались, где находится генеральный директор.
– Кто конкретно?
– Был женский голос,– доложила она, – вероятно из приёмной начальника управления. И ещё, – потупилась девушка, – просили вас не покидать кабинета, будут звонить.
«Ну, вот всё и возвращается на круги своя, – подумал Дунаев. – Недолго-то мы вкушали свободы. Теперь сиди весь день в кабинете и жди звонка начальника управления. С сегодняшнего дня он мой непосредственный начальник. Вероятно, скоро нужно будет ждать комиссию оттуда. Всё-таки больше пяти лет не были. Но как мы с ним сработаемся, если между нами стоят старые разногласия? Или сделаем вид, что ничего не было? Чёрт, а ведь он в бытность моей работы в управлении тоже был одним из замов начальника управления и всегда на собраниях, помнится, выступал на стороне шефа. Кстати, бывший начальник управления, старый друг покойного Боброва, уже довольно старый человек числится там в советниках. Да, ситуация».
Он посмотрел на лежащий на столе документ. Приказ этот, хотя и давно ожидаемый, сильно расстроил Дунаева. Тем более он знал и неофициальную версию такого решения. Катализатором ускорения и формальным поводом послужило то, что у него произошло несколько происшествий на безопасность полётов абсолютно не повлиявших. Автозаправщиком повредили самолёт Ту-154 и во время буксировки краснодарского самолёта Як-42 умудрились сломать носовую стойку. Ещё один Як-42 загорелся на рулении и его с трудом потушили, успев эвакуировать пассажиров. Кто-то умудрился в салоне пролить подсолнечное масло (пассажиры, скорее всего) и оно протекло в подпольное пространство в районе кислородного отсека. Прогремел взрыв, вспыхнул огонь. Самолёт надолго вышел из строя. Ну и пошло поехало. В целях укрепления дисциплины и безопасности полётов и т.д. и т.п.
В итоге пришёл этот приказ. Он, конечно же, был согласован и с местными властями. А возможно они, власти, и были инициаторами этого приказа. Ведь за его излишнюю самостоятельность и нежелание стелиться перед ними многие его не любят в администрации региона, в том числе и главный прокурор, никак не желающий понять, что всё ЧП, происходящие в аэропорту – это всего лишь человеческий фактор, и никто от этого не застрахован. Конечно, были такие случаи, есть и будут. Да и сам глава региона не балует его вниманием, как например нефтяников и газовиков. Впрочем, там уже давно сидят в руководителях угодные ему люди, готовые по первому требованию выполнять всё, что им скажут. А тех, выбранных народом на волне горбачёвской эйфории давно уже нет.
Как-то, проанализировав события последних шести месяцев, Дунаев сделал вывод, что работать ему осталось недолго. Месяц назад, выходя из здания Белого Дома (так модно стало называть здания губернских и республиканских администраций) он, как говорится, нос к носу столкнулся с председателем лётного профсоюза и пилотом-инструктором Галимовым, который когда-то, ещё до Заболотного, работал заместителем Боброва по лётной службе. Уже мало кто и помнил, за что его тогда сняли, кажется, за какую-то катастрофу то ли Ка-26, то ли Ан-2. Пассажиров там не было, пострадал только экипаж. Галимов ушёл на пенсию, но при горбачёвской перестройке снова вернулся и стал работать инструктором на Ту-154. На вопрос, чего они тут, в этом здании, потеряли, лётчики внятно так и не ответили, проворчали что-то про земельные участки под коттеджи. Какие к чёрту коттеджи! Кажется, это будет мой преемник, подумалось тогда Дунаеву.
Конечно, он знал, что часть лётного состава им недовольна, и они нашли понимание у профсоюза. Мотивы были таковы: он, Дунаев, не лётчик и потому не может понимать в полной мере желания и чаяния лётного состава. Особенно они недовольны были заработной платой, сравнивая её с зарплатой лётчиков иностранных. В кулуарах об этом говорили всё чаще. Другие им возражали. Иногда доходило до ругани и даже мелких стычек. А ему было обидно. Чёрт возьми, в таких непростых условиях повсеместного экономического бардака, он, не жалея своего времени и сил, работал по 18 часов в сутки. Он сделал первую отдельную авиакомпанию и смог удержать её на высоте, несмотря на чудовищные события в стране, теперь получал отрыжку, как он считал, части зажравшегося лётного, да и части наземного состава. И это в то время, когда многие предприятия лежат полностью на боку и прекратили полёты, а лётный состав разбегается, кто куда.
Конечно, всем хочется получать больше. Но разве можно сравнивать экономику той же Франции, где чаще всего бастуют лётчики недовольные зарплатой, и России?
Обиженный, он перестал ходить на лётные разборы, чем подлил ещё больше масла в огонь недовольства.
– Ему на нас наплевать! – кричали некоторые. – Когда он у нас был последний раз?
– Таксист с вокзальной площади за смену больше получает, чем мы за рейс! – громоподобным голосом вещал в курилке Владимир Палда. – Дурдом!
– А чего же в таксисты не идёшь? – ехидно осведомлялся вездесущий Устюжанин.
– Уйди, изуродую! – отмахивался тот. – Бастовать пора. Куда, чёрт возьми, смотрит наш профсоюз?
– Отделяться нужно от всех наземных служб! – поддерживали его. – Вон в штабе целый день табунами ходят люди. Чего они делают? Бумажки ворошат?
– Ага! Один с сошкой, а семеро с ложкой.
– Смотри, а то и сошки тебя лишат. Ты же в экономике – ни уха, ни рыла, а туда же! Крути свой штурвал и сопи в две дырочки, пока их не заткнули.
– Ты что ли заткнёшь? Вон диспетчерская служба отсоединилась, и получать там стали намного больше.
– Да потому, что с тебя, дурачка, они дерут три шкуры. Не успел твой самолёт из зоны ответственности выйти, как вслед уже радиограмма – плати за пролёт территории. А за что такие деньги? За то, что диспетчер здравствуй – до свиданья нам сказал?
– У них ответственность большая.
– А у нас – её нет?
– Дело в том, что самолёт превратили в дойную корову, – авторитетно говорил Самохин. – Ведь за всё нужно платить. Летишь в воздухе – плати за пролёт зоны, на земле – плати за заправку маслом, топливом и водой, платить нужно за обслуживание каждого пассажира, которого тебе посадят, за радионавигационное обслуживание, за метеорологическую консультацию, которая мне не нужна – сам синоптик, буксировку и прочее и прочее. Даже за стоянку на перроне в чужом аэропорту нужно платить. А сколько нефтяники за тонну керосина дерут? Ну и чего ж тут лётчику останется? Все хотят в рай на чужом горбу въехать.
– Так ведь всё это в стоимость билета заложено, – возражали ему.
– А на ремонт самолётов и двигателей деньги нужны? – продолжал Самохин. – А на покупку запасных частей деньги нужны? А на агрегаты и машины обслуживания? А вам бы всё только в заработную плату вбухать, и через год остановились бы.
Самохин знал, что говорил, его жена работала экономистом.
И такие разговоры возникали всё чаще.
В тот день из управления так и не позвонили. Просидев в кабинете до четырёх часов, он не выдержал, вызвал из гаража машину и поехал в профилакторий. Появление его было встречено аплодисментами. Он решил, что отсюда поедет домой, так как время работы уже кончилось. И тут к нему подошла администратор профилактория.
– Валерий Николаевич, извините, вас к телефону.
Он прошёл в комнату администратора, взял трубку. Сменный начальник ПДСП сообщил, что звонили из управления, просили разыскать генерального директора с приказанием немедленно туда позвонить. И назвал номер телефона. Дунаев помнил его, это и был номер телефона начальника управления.
– Немедленно? Скажите, что у нас уже закончился рабочий день, – немного подумав, ответил он. – Об этом звонке вы мне доложите завтра, а сегодня вы меня не нашли.
– Понял вас! – радостно ответила трубка. Работники ПДСП больше всего не любили аппаратчиков управления, с которыми оперативно вынуждены были контактировать ежедневно. Столько лет от них отдыхали и вот теперь опять…
– Им ещё два часа работать, – взглянул он на часы. – Разница во времени. А у нас рабочее время уже закончилось.
– Да, уже седьмой час.
– Поэтому мы имеем полное право расслабиться. Не правда ли? – улыбнулся он администратору.
– Конечно! – ответно улыбнулась женщина.
А он подумал, что возможно, уже завтра ему предложат лично явиться в управление. Или как оно там теперь называется? Не УГА как раньше, а какой-то УГАН. Вывески-то они поменяли и не раз. Но по старинке его, как и прежде называли управлением. И ещё подумалось, а какие функции оно теперь выполняет? Неужели осталось всё от советских времён, несмотря на прошедшие в стране перемены?
––
В середине мая над регионом установился холодный северный антициклон. Передняя его часть словно гигантский насос закачивала холодный полярный воздух с Баренцева и Карского морей, понижая температуру до такой степени, что в мелких водоёмах по ночам застывала вода, а на почве образовывались заморозки. И как следствие по утрам образовывались плотные туманы. Антициклон был малоподвижный, и давление то начинало падать, то вдруг снова поднималось, приводя в смущение синоптиков.
– Так и должно быть, – пожимала плечами Окклюзия, отмахиваясь от наседавших на неё лётчиков. – Откуда я знаю, сколько это продлится и что будет завтра? Сегодня же раньше обеда туман не рассеется, – говорила она, поколдовав над своими бумагами. – Вот глядите, температура воздуха равна точке росы. Это стопроцентная вероятность образования плотных туманов. К тому же сказывается и радиационное выхолаживание.
– Так значит, до обеда наши не пляшут? – спрашивали её. – Ну, хотя бы двести метров для взлёта наскребёте?
– Не знаю, запляшут ли ваши, а я вам ничего не наскребу, – отвечала Окклюзия, – сейчас видимость на старте 50 метров. Ждите.
Ближе к обеду весеннее солнце всё-таки делало своё дело, туман приподнимался, превращаясь в низкую нависшую над полосой облачность. Но это уже лётчиков не волновало, самолёты начинали взлетать один – за одним, и едва оторвавшись от полосы, исчезали в плотных клубах водяного пара, из которого ещё несколько минут был слышен рёв двигателей. Аэропорт начинал работать в одностороннем порядке, то есть на вылет погода была, а вот для посадки видимости ещё не хватало. Но скоро водяной пар под действием солнечного прогрева поднимался выше и тогда аэропорт входил в обычный свой рабочий режим. И так повторялось каждое утро уже несколько дней.
А по аэропорту ходили всевозможные слухи. Некоторые были правдой.
– Слышали?
– Чего?
– Говорят, что Дунаев от нас уходит, и на его место назначат Заболотного.
– Что ты болтаешь? Кто его выберет.
– Про выборы забудь, поиграли в демократию и хватит. Назначат и тебя не спросят.
– А куда же Дунаев уходит?
– Говорят в Москву на повышение.
– Да не Заболотный будет генеральным, а Галимов. Его профсоюз лётчиков выдвигает.
– А ещё говорят, сокращение будет. Около тысячи человек сократят.
– Слышал звон, да не знаешь, где он. Не сократят, а отделят от авиакомпании. А аэропорт будет сам по себе.
– Не надо ля-ля, Дунаев против этого.
– Говорят же тебе, что он уходит. А ещё будут транспортную авиацию от авиации ПАНХ отсоединять.
– А я слышал, что хотят ещё три самолёта купить.
– На какие шиши?
– А мне говорили, что все самолёты Ан-2 продавать будут. И вертолёты – тоже.
– Кто же их возьмёт? Они же по всей стране стоят.
Самолёты Ан-2 действительно стояли. Зимой полётов практически не было, выполнялись только редкие санитарные задания. У медиков не было денег оплачивать свои заказы. Лётчики сидели на голых окладах и не мудрено, что за зиму из эскадрильи Долголетова уволились почти все молодые вторые пилоты, которые не ушли раньше.
– Когда это было видано, чтобы лётчики десятками увольнялись? – вздыхал начальник штаба. – Ах, беда, беда! Всю жизнь, сколько себя помню, их не хватало всегда. Да что же это делается? Ведь столько денег вбухано на учёбу! И переучиваться их не берут – налёта не хватает. Неужели и, правда, торговать на наших барахолках импортным тряпьём стало важнее?
Командир отряда Токарев надеялся, что с наступлением весны и лета появятся заказы на авиационные химические работы, но ни одно хозяйство не заключило с ними договора. У колхозов не было денег. Бардак в стране продолжался, шёл делёж самых крупных в стране лакомых кусков, таких, как газовая и нефтяные отрасли, чёрная и цветная металлургия, алмазная и шахтёрская отрасли и до каких-то колхозов никому не было дела. С экранов телевизоров не сходили непонятно откуда взявшиеся, как черти из табакерки, Березовские, Гусинские, Ходорковские, Абрамовичи, Потанины, Дерипаски Вексельберги и другие в одночасье ставшие миллионерами и миллиардерами. За всеми просматривалась известная всюду вороватая национальность. А Березовский даже пробился во властные структуры. Пьяный, ничего не соображающий президент назначил его то ли председателем совета безопасности, то ли ещё кем-то.
Колхозы были предоставлены сами себе. А основные продукты питания предпочитали ввозить из-за границы. То, что своё было бы дешевле и качественнее никого не волновало. Ведь из-за рубежа в основном везли залежалый товар, не пользующийся спросом. А в России всё купят. Свои шоколадные фабрики стояли, а полки магазинов были завалены «Марсами», «Сникерсами» и другой сомнительной продукцией. Американские окорочка, привезённые из-за океана, заполонили страну. Мясо сомнительного происхождения также привозили из Бразилии, Польши, Канады и даже с Австралии. Господи, да найдётся ли хоть один пророк в Отечестве? А впрочем, какая разница, чего есть? В России всё съедят. И запьют самогоном. А уж с ним-то переварится любая пища.
Пророков не было. А президент Ельцин продолжал пить горькую и на экранах почти всегда выглядел помятым и с явно заторможенной речью. Но ведь именно такой он и был нужен кому-то. А народ смеялся и плевал на экраны с его изображением.
– И это бывший коммунист? – удивлялись. – Неужели они все были такие? Не мудрено, что СССР развалился. Да он и Россию скоро развалит. С ума сойти, стыдно перед всем миром! О. боже, боже, за что это нам? И как он смог выиграть выборы?
А многие колхозы между тем прекратили своё существование. Некоторые распались на фермерские хозяйства, некоторые существовали только на бумаге. А те немногие, что каким-то чудом сохранились и как-то сводили концы с концами благодаря предприимчивости их руководителей и были способны купить удобрения, предпочитали самолёту наземную технику. И намного дешевле и качественнее. Ну а самолёт оставляли на крайний случай, как например, нашествие саранчи или каких-то других вредителей. Тут уж, хочешь – не хочешь, а деньги находили, ведь промедление – смерти подобно. Или рассчитывались своей продукцией, которую потом продавали своим работникам в магазине на территории аэропорта. Как правило, это были мясо, мёд, яйца и другие сельскохозяйственные продукты.
И Токарев стал задумываться. Еврейская составляющая его отца подсказывала ему: пора заняться своим делом. Сейчас без проблем можно, используя, некоторым образом, ещё считавшееся государственным добро, нажить на нём неплохой капитал. Но конечно не на этой должности командира отряда. Тут – давно ясно – через год, а может раньше, всё развалится окончательно. Ну что тут взять? Похоже, скоро можно будет распоряжаться аэропортом, как своей вотчиной. А вот тут совсем было бы другое дело. Но как?
А примеров было множество. Разворовывались (считай – приватизировались) уже не только крупные, но и мелкие предприятия. В городе Токарев пытался наводить справки и, наконец, на кое-какие каналы вышел, благодаря своей родословной. О-о, тут, как говорится, рыбак рыбака – видит издалека. Виктор Токарев теперь и не скрывал своей настоящей фамилии – Трутман. Когда-то ещё в 50-х годах отец сменил фамилию, так надо было, когда родился сын, а сейчас – ого! – демократия и такая фамилия становилась нужной. Не Ивановым же называться. Да их и без того пол России и все пьяницы. Ну, конечно не все – так многие. Чего с них можно взять? И это с ними Горбачёв хотел осуществить свою перестройку? Нет, не на тех он опирался, не на тех. Вот Ельцин – свой человек. Ну и Наина – чего говорить – тоже своя баба. Эта семейка с известной составляющей даст развернуться в стране нужным людям. А потом… да мало ли, что будет потом. Или, как говорится, мулла умрёт или ишак подохнет. А то чего доброго этот пьяница, которого он за это презирал, долго не проживёт, хотя и здоров, как боров, и тогда времена могут поменяться.
А потом, зачем ему приватизация? О, это такие хлопоты. Лучше использовать государственное предприятие в личных целях. Короче, половить рыбку в мутной водичке. Самое время.
И Трутман только ждал случая. А тут вот, пожалуйста – скоро уходит довольно надоевший своей прямолинейностью Дунаев. Уж это-то он, как командир отряда, знал точно, как и то, что на смену ему придёт бывший заместитель Боброва по лётной подготовке Галимов. Но кто такой Галимов? Лётчик, воспитанный на советских законах. А это значило, что долго он не продержится, советские законы сейчас никому не были нужны. Хотя, чего скрывать, некоторые законы очень даже были хороши.
К тому же Галимов был не так уж и умён по сравнению с Бобровым или Дунаевым. Так что, этот пока ещё не новоиспечённый генеральный директор долго на своей должности не продержится. Ну, год от силы, полтора. А что нужно делать нам? Как там говорили в древнем Риме? Разделяй и властвуй? Разделяй – ого! – и властвуй! Да козыри сами в руки летят! Теперь нужно сделать всё, чтобы отделить лётный комплекс от аэропорта. А затем стать во главе нового объединения – международного аэропорта. Ну, если и не генеральным директором, так его заместителем. А там – будет видно.
И Трутман поставил перед собой стратегическую задачу: всеми возможными способами не очень навязчиво, но аргументировано убеждать нового генерального директора об отделении от аэропорта и его служб и создании только чисто лётной авиакомпании «БАЛ». И в этом ему помогут лётчики.
–
Уже второй час Дунаев сидел в кабинете и сочинял пространную статью в собственную газету авиакомпании «Крылья». Он всегда с удовольствием читал её, но никогда за время своей работы ничего туда не писал. Считал это делом малозначительным, даже не нужным. Да и время было жалко на это тратить. Как оказалось, зря. Хотя бы раз в квартал нужно было находить для этого время. Ну, не писать статьи самому, а хотя бы давать народу информацию в виде интервью.
Недостаток правдивой информации – этот своего рода информационный вакуум всегда заполняется сплетнями. Вот и сейчас сплетни одна чудовищней другой гуляли по аэропорту об уходе Дунаева с должности. Кто-то «достоверно» знал, что его переводят в Москву на большую должность, кто-то утверждал, что он снова уходит в бывшее территориальное управление на должность первого заместителя.
То, что он уходит, знали все. Ну, разве это скроешь? А вот куда уходит и, главное, почему никто толком, кроме нескольких человек не знали. Никто не верил, что человека, поднявшего авиакомпанию на такую высоту известную всей России и за рубежом, открывшую свои представительства во многих странах могли вот так просто взять и снять с должности. Потому-то и преобладала версия его перевода в вышестоящие инстанции.
На самом деле никто его никуда не приглашал. И никто его не снимал с должности. Решение о своём уходе он принял сам, проанализировав ситуацию и взвесив всё за и против. Человек умный и неординарный он понимал, что его глухая конфронтация с местными властями долго длиться не может. Им там нужны безмолвные исполнители их приказов, зачастую некомпетентных и вредящих производству и по этому поводу он мог спорить и отстаивать свои интересы, невзирая на ранги. Не рабски невнятно возражать, как это всегда делал Глотов и потом согласиться, а чётко и твёрдо отстаивать свою позицию, потому что был уверен в ней. Уверенность подкреплялась знанием дела и опытом работы. Правда, не всегда хватало выдержки грамотно и мотивированно аргументировать то или иное решение. Да и как можно это объяснить не специалисту? Это его раздражало, и споры иногда заканчивались на повышенных тонах.
Ну и теперь вот управление, возврат к старому. Не совсем конечно. Теперь оно уже не будет отбирать заработанные ими деньги. Зря, что ли вступили в рыночную экономику? Теперь за всё нужно платить. За продление ресурса самолётов – платите. За лицензию – тоже. За сертификат – пожалуйста, платите. И так за любую бумажку, за любую подпись на ней. И суммы, надо сказать, не хилые. Наши инспекторы прилетят к вам с проверкой – заплатите им. Но ведь все бумажки нужно ещё дублировать в Москве (зачем?) и там тоже платить. Опять начнутся бесконечные поездки специалистов в управление, отстоящее от них почти на тысячу километров, бесконечные командировки специалистов по различным, иногда просто мелочным, поводам. Ну, это ладно, как говорится, деньги на командировки казённые. А вот дадут ли ему теперь спокойно работать? Вставить палки в колёса бывшему строптивому заместителю начальника управления желающие найдутся. Схема известная: выговор, строгий выговор, а дальше несоответствие занимаемой должности. Ещё проще, чем в советские времена, когда в карманах таскали партбилеты. Ну а уж затем назначение своего человека.
Над аргументацией причин ухода со своего поста и корпел уже второй час генеральный директор и основатель авиакомпании «БАЛ» Дунаев. Он как-то только недавно остро ощутил, в каком вакууме информации жил последние годы коллектив. Отчасти оттого, что постепенно в новых условиях хозяйствования СТК – совет трудового коллектива почти прекратил свою деятельность и практически существовал пока ещё только на бумаге. Коллегиально решения уже не принимались, как когда-то раньше на парткомах, а потом в пору намечавшегося уже заката горбачёвской перестройки на тех же СТК. Обо всём этом он вдруг и ощутил мучительную потребность высказаться. Он, единственный избранный народом генеральный директор, не мог уйти просто так вот, молча, не объяснив коллективу мотивы своего ухода. Решение это далось ему очень и очень нелегко.
Сегодня он должен отдать своё сочинение редактору и уже завтра начать передачу дел новому генеральному директору, пока, правда, официально ещё не утверждённому. Но вопрос уже практически решён и утверждение Галимова – дело нескольких дней.
Три дня назад, когда он был в столице в департаменте авиации с рапортом об отставке, новый молодой директор департамента только и спросил его:
– Чего вы там, Валерий Николаевич, не поделили с местными властями и со своими лётчиками? – И сам себе ответил на вторую половину вопроса: – Ну, с лётчиками ясно – народ строптивый, а вот с губернским руководством…
И он вопросительно посмотрел на Дунаева.
– Не сложилось, – пожал Дунаев плечами. – Да вас наверняка информировали.
– Хотелось от вас услышать. А то, что информировали – да, и не очень уж с лестной стороны. И мне это показалось странным. Ваша авиакомпания входит в десятку лучших компаний России, а по некоторым показателям прочно стоит в первой пятёрке. Про авиацию ПАНХ не говорю, она по всей стране в упадке. Кстати, у вас там ещё летают и Ан-2 и вертолёты, а вот в других предприятиях полностью стали. Казалось бы, нет причин для ухода.
