Kitabı oku: «Позывной «Ярила». Операция «Архив»», sayfa 3
Глава 6
Новое утро выдалось ясным, солнечным и безветренным. На завтрак, в огромной сковороде Кирилл приготовил яичницу с зеленым луком на сале для троих из двенадцати яиц. Больше всех стряпню Кирилла хвалил Кузьмич, запивая её кофем из литровой кружки. Судя по поведению, он был из «графьев»: растворимый кофе, который пила молодежь – не признавал, считал его суррогатом и подделкой. В знак благодарности за завтрак, Кузьмич вызвался убрать со стола и вымыть посуду.
Благодатная погода расслабляла и требовала похода на речку, под ласковое сентябрьское солнышко с пивком и вялеными карасями. Но Вадиму с Кириллом было не до этого. Боевая труба уже пела, не переставая, призывая к немедленной отправке в боевой поход. Надо было только проанализировать, вчера полученную информацию и сделать соответствующие выводы. На завтра они запланировали первую встречу с Имкой – Пеле. С Имраном Муштаговым.
А выводы напрашивались сами – собой: с Имкой можно и нужно говорить! В принципе – ничего нового, глобального Толик вчера им не поведал. Основные вехи биографии Имрана они знали из инструктажа полковника Кудинова.
Но товарищ Вадима дополнил и оживил сухие сведения из анкеты и дал возможность разглядеть в абстрактном Имке – футболисте конкретного, одушевленного человека. Со всеми его достоинствами и недостатками, с его нынешними симпатиями к происходящему на Кавказе и особенностями характера. Одним словом – они созрели для личной встречи и контакта на его территории.. В монстра и бородатого борца «за свободу Северного Кавказа», товарищ детства Вадима, не превратился, поборником ваххабизма он не стал.
Кузьмич, узнав о их «целях» приезда в станицу, взялся помочь им в выходе на руководство, недавно вновь начавшего работу, старого винного завода. Дело в том, что родной брат покойной жены – Ксении Павловны, всю свою сознательную жизнь проработал главным технологом на данном предприятии. Сейчас он находился на заслуженной пенсии, но связи с бывшими сослуживцами и нынешним руководством завода поддерживал. Легенда, объясняющая их прибытие в Слепцовскую, получила подтверждение, перестала быть легендой и стала явью.
В полдень, после посещения родственника покойной жены и заслуженного пенсионера, вернулся весьма довольный Кузьмич и сообщил, что тот готов оказать посильную поддержку прибывшим «бизнесменам». Он обязался организовать, в ближайшем будущем, очную встречу руководства винного завода, с приехавшими к Кузьмичу людьми. В свою очередь «бизнесмены»» ясно понимали, что такая встреча состоится только в одном случае: если переговоры с Имраном затянутся, или но будут иметь явных перспектив на положительный исход в будущем. А по большому счету, даже самое дешевое сырье, производимое винным заводом, им было до одного места.
Вечером с ответным визитом на огонек заглянул Толик Мартиросян с двумя бутылками марочного, армянского коньяка «Ани» и торбой со свежими и сушеными фруктами. Как говорят истинные, кавказские мужчины: от нашего стола – вашему столу с искренним уважением. Желания пить перед сном коньяк отсутствовало, но в таких случаях отказ «вашего стола» не возможен в принципе. «Наш стол» может зело обидеться. Кавказ, ведь, дело тоже тонкое!
Стол накрыли за домом, в беседке, густо увитой виноградными лозами. От более существенной закуски дружно отказались. Кузьмич, выпив две рюмки, покинул застолье, сославшись на свои дела. Поговорив о том, о сем и даже не допив нектар из второй бутылки, Толик засобирался домой. Вадим и Кирилл не возражали. Завтра их ожидал непростой день: в разговоре они узнали, что Имка сейчас находится в станице и выезжать никуда не собирается. А это значит, что встречу откладывать на более поздний срок не стоит!
Вадим с Кириллом заканчивали наводить порядок в беседке, когда хлопнула калитка, возвещая о возвращении хозяина – Кузьмича. Присев на лавочку, он закурил вонючую сигарету и с отсутствующим видом стал наблюдать за их хлопотами. Было заметно, что он чем – то сильно озабочен, но расспрашивать его не стали. Надо будет – сам все расскажет. И оказались правы! Докурив, он бросил окурок в банку и приглушив голос до минимума, сообщил:
– Полчаса назад, когда я сидел на завалинке, ко мне подошли два ингуша за тридцать лет возрастом. Для затравки разговора угостили меня дорогой сигаретой, а когда я похвалил их табачок – подарили мне всю, почти полню, пачку. Тары – бары, то да сё, как меня величают, хватает ли мне пенсии на жизнь. Козе понятно, что муму парят, а сами интерес ко мне имеют. Выпить вина предложили. Тот, что пониже, даже в магазин сбегать собрался. Я отказался. Сказал, что по ночам спиртным не балуюсь. Они не настаивали, даже похвалили! Потом про погоду речь завели, посетовали, что август в этом году был дождливым и прохладным. Виноград потому спеть не желает. А потом тот, что повыше, поинтересовался вашими личинами. Кто такие? За каким хреном в станицу приехали? Почему у меня остановились? Может родственники? Я им обстоятельно разъяснил:
– Хлопцы, из самого града Воронежа нагрянули. Торговым промыслом занимаются. Интерес имеют к нашему винному заводу. Коньячный спирт им нужон! А мне они не родня. Один из них, внук моих прежних соседей – Марковых, что на углу проживали. Фамилию его не знаю, поскольку он сын младшей дочки Марковых, а её фамилия по мужу мне не известна. Когда возьму его паспорт для регистрации, буду её знать. А зовут его Вадим. Его отчество для меня тоже темный лес: отца его я не знал, потому что в станице его никогда не видел: – Слушая его, Вадим навострил уши. Кирилл напрягся, как голодный хищник перед убойным прыжком за добычей. Появление любопытных ингушей обоих насторожило, и породило, вполне понятные, опасения. Кузьмичу посоветовали не делать из их приезда тайны, поскольку замыслы их чисты, и скрываться от кого – либо они не собираются.
Укладываясь спать, Вадим сунул пистолет под подушку, предварительно дослав патрон в патронник. Кирилл, глядя на его действия, иронически скривил губы, но подумав и повторно оценив ситуацию, поступил точно также. Более того: перед тем, как выключить освещение – закрыл форточку и наглухо зашторил единственное окно в комнате. Опасения оказались напрасными. Ночь прошла спокойно. Наутро, выпив по большой чашке растворимого кофе, покинули жилище Кузьмича.
Вернувшиеся после депортации в Казахстан ингуши (в том числе и дед Имрана), компактно проживали в поселке, расположенном рядом с железнодорожным вокзалом. Все именовали его незатейливо и «оригинально» – Станционный. От дома Кузьмича до него было километра три. По предложению Вадима идти решили пешком, хотя от автостанции к нему ходил, правда редко и без всякого расписания, рейсовый автобус. Все зависело от самих пассажиров. Как только они заполняли салон, автобус тут же трогался. Именно это не устраивало Кирилла и Вадима. Да и прогуляться по свежему воздуху они были не против.
Перед уходом напомнили Кузьмичу об обещанной регистрации и попросили от встречи с любопытными ингушами не уклоняться. В ответ он хитро усмехнулся, прижал раскрытые ладони к бедрам и попытался щелкнуть каблуками, на манер бойца вермахта. Получилось не очень. Вадим почувствовал, как у него зачесались кулаки, но вовремя вспомнил, что перед ним хозяин, который любезно предоставил им кров и регистрацию. А это подразумевает некую лояльность.
Уже на подходе к Станционному поселку окончательно пришли к согласию, что на первую встречу с Имкой, Вадиму надо идти одному. А уже по её результатам будет ясно, как поступать в будущем.
Родовое жилище Муштаговых было обнесено двухметровым забором из белого, силикатного кирпича. Вадим помнил, что ранее он был пониже и из толстых досок, окрашенных в зеленый цвет. Кирилл, глядя на «крепостную» стену, хозяйским взором определил, что этого кирпича с лихвой хватило бы на двухэтажный коттедж где – ни будь в центральной России.
Прежде чем постучать в железную калитку они неторопливо обошли весь квартал, осматривая и запоминая возможные подходы к усадьбе Муштаговых. Забор охватывал участок земли не менее пятнадцати соток. С улицы просматривалась только крыша дома, покрытая красной черепицей и кроны фруктовых деревьев сада. Дома, соседствующие с усадьбой, имели низкие крыши, крытые кровельным железом или шифером. Видеть с них, происходящее на подворье Муштаговых, растительность и сплошная стена не позволяли, а это означает, что снайпер позицию там не устроит. Осмотром территории Вадим остался доволен.
К железной калитке, украшенной наварными арабскими письменами, вела широкая дорожка, уложенная двухцветной керамической плиткой. На калиточном столбе присобачена розетка с кнопкой вызова хозяев. Обе половинки ворота, суля по всему, открывались автоматически с пульта, находящегося в доме.
Кирилл, готовясь к длительному ожиданию, обосновался на ветхой лавочке, наполовину скрытой кустами сирени, метрах в сорока от Имкиной «фазенды». Молодых людей, без дела торчащих по улице, здесь отродясь не водилось, а потому они вызывали подозрение и нездоровый интерес. Глядя на заросшую пожухлой травой тропинку к дому, возле которого «арендовал» скамейку Левочкин, было понятно, что в нем никто не проживал. Здесь, под прикрытием кустов сирени, он мог остаться незамеченным.
Нажатая кнопка вызова хозяев дома, какое – то время своего назначения не оправдывала. Никакого движения за «крепостной стеной» слышно не было, а плотно пригнанные друг к другу, детали калитки и ворот не позволяли даже краешком глаза заглянуть на территорию «фазенды». Наконец послышались неторопливые шаги, звон цепи, утробный, собачий рык и калитка на всю ширину распахнулась. Калитку открыл дед Имрана. Казалось, что время существует само по себе, а старик о нем понятия не имеет и оно над ним не властно.
С тех давних пор, когда Вадим видел его крайний раз – он практически не изменился. Та же костистая, поджарая фигура, та же папаха из серебристого каракуля, тот же офицерский, парадный китель времен Отечественной войны, только без погон и портупеи, но с наградной колодкой и блестящим орденом Боевого Красного Знамени на правой стороне груди. Вместо хромовых сапог – кавказские ичиги из мягкой кожи. Даже тяжелая, полированная палка, которую он использовал в качестве костыля, стариком его не делала. Правда борода его немного подкачала: черная, окладистая ранее, теперь была густо переплетена серебряными нитями седины. И голос оставался прежним:
– Молодой джигит кого – то ищет? Если это в моих силах – я помогу: – Его русский был безупречен, но ингушский акцент имелся: – Вадим приложил левую руку к груди:
– Здравствуйте уважаемый Ахмат Магомедович! Меня зовут Вадим и я товарищ детства вашего внука – Имрана. Вы меня, конечно, не помните, но я бывал в вашем доме лет тринадцать назад. Однажды я сопровождал Имрана после того, как его подлечили в госпитале летчиков. В то время мы оба были юнцами:
– Из под кустистых бровей сверкнули молодые глаза деда. Какое – то время он внимательно разглядывал Вадима и потом принял решение:
– И ты хочешь его видеть? У тебя к нему есть дело? – Не дожидаясь ответа, сделал шаг назад, освобождая проход во двор:
– Имран дома. Он в саду: яблоки поспели. Проходи. Я его вызову. Урожай может подождать: – Посторонился, пропуская Вадима вперед. Усмехнулся и добавил:
– Пистолет под брючным ремнем надо носить не на боку, а сзади. Так удобнее и надежнее: случайно не вывалится и доставать быстрее: – Вадим словно уперся в невидимую стену: Для того чтобы углядеть ПСМ под ветровкой – надо иметь рентгеновское зрение. Либо лично присутствовать при его укладке под ремень на боку!
Глава 7
Минут через десять, когда закончились дружеские объятия и богатырские хлопки по плечам, Вадим с Имраном уже сидели в увитой виноградом просторной беседке позади дома. Дед, под навесом, колдовал у печи угрожающих размеров, от которой уже тянуло свежеиспеченным чуреком. От помощи внука по хозяйству он категорически отказался и доверил ему лишь заботу о мясе, только – что освежеванного барана. Имран, в настоящее время занимался тем, что широким и острым ножом разделывал тушу и складывал мясо в эмалированный таз, не забывая при этом увлеченно комментировать события из их совместного детства.
Вадим отвлеченно разглядывал кисти поспевающего винограда и Имрана почти не слушал. Если быть справедливым перед самим собой, то надо признать, что его сегодняшний визит превзошел их самые смелые ожидания: встреча после долгой разлуки получилась, как говорят, «теплой и дружественной». Во всяком случае, так она выглядела, если смотреть со стороны.
То, что Имка был рад встрече – Вадим в том был уверен!
.Когда они вошли с дедом в сад, Имран, в одних шортах, стоя на стремянке, рвал спелые, желто – красные плоды с развесистой яблони. Издалека завидев деда с незнакомым парнем, он несколько секунд всматривался в приближавшихся, а затем с криком: – Вадька, дружище, ты откуда здесь появился? – Спрыгнул со стремянки и бросился им навстречу.
После объятий и попыток подержать друг – друга на весу, Вадим поспешил коротко объяснить причину своего появления в станице и сразу заметил: взгляд Имрана потерял восторженную теплоту и стал изучающе – колючим. А после того, как Имка неожиданно хлопнул его пониже спины, в его глазах стало читаться легкое удивление и немой вопрос: – А что это у тебя за поясом приторочено? Но надо отдать должное: через минуту он взял себя в руки, взгляд снова потеплел и он вызвался оказать посильную помощь в реализации его бизнес плана.
Уже, сидя в беседке и узнав, что он остановился на постой у малознакомого, бывшего соседа – возмутился и предложил немедленно принести свои вещи в их дом. Жить другу детства у какого – то старика он никогда не позволит! Еще больше его возмутил тот факт, что компаньон, с которым он приехал в Слепцовскую, сейчас дожидается его на улице и тут же окрестил Вадима дураком и дебилом, забывшим законы горского гостеприимства. А успокоился лишь тогда, когда получил от него обещание позвать своего спутника в беседку, как только Имка разделается с бараном.
В течении всего этого разговора, ничего не значившего, но обязательного и традиционного после длительной разлуки, Вадима не покидала мысль о театральности и некой унизительной снисходительности в его поведении Этакий поучительный разговор, умудренного и повидавшего жизнь старца с юным дальним родственником. Или заслуженного ветерана, с салагой – первогодком, еще не нюхавшим пороха. Ну, прямо эталон неприкрытого лицемерия!
Вадим правила навязанной игры принял и возникшую, легкую обиду скрыл. Тем более, что она не противоречит их планам. На чужом поле истинные намерения и свои козыри сразу не предъявляют. За Кириллом он отправился только тогда, когда тот приступил к нанизыванию мяса на шампуры, а дед принес в беседку, исходящую хлебным духом, горку румяных чуреков.
Стол не блистал количеством блюд, но соответствовал всем требованиям и рамкам истинного, Кавказского стола: много мяса, много свежих овощей и большой ассортимент различных трав. Вдобавок две расписные, глиняные миски с черемшой, урожая нынешнего года. Плюс огненная, как действующий вулкан аджика, томатный сок из сахарных, южных помидоров и все это домашнего приготовления. Спиртное, по понятным причинам, на столе отсутствовало.
Шашлыком, особенно если он румянится оранжевой корочкой, еще пышет угольным жаром и приготовлен из мяса молодого барашка, наестся невозможно. Вот тебе кажется, что желудок уже заполнен до отказа и еще одному кусочку мяса, уместиться в нем нет никакой возможности. Но через короткое время ты об этом забываешь, и рука непроизвольно тянется к очередному шампуру.
Имран, предвидя долгое застолье, постарался учесть традиции и привычки гостей: на столе появилась запотевшая бутылка водки и две хрустальные рюмки. Но они остались невостребованными. Вадим с Кириллом знали исламские законы и тоже уважали традиции кавказского застолья. Хозяева это заметили и оценили, но своего одобрения высказывать не стали.
Вообще – то, атмосфера за столом царила специфическая. Разговаривали в основном только Имран с Вадимом. Кириллу, казалось, был заинтересован только шашлыком и приправами. Он лишь изредка вставлял реплики в дружескую беседу. А вот деда Имрана пища не привлекала вовсе. Зато к беседе внука с Вадимом он относился с неприкрытым вниманием и интересом: по очереди переводил взгляд на говоривших, чему – то улыбался в усы и изредка кивал головой.
Часа в три по полудню, выпив по паре стаканов крепкого чая, отяжелевшие и умиротворенные Вадим с Кириллом стали прощаться с гостеприимными хозяевами. Ахмат Магомедович, узнав, что внук пригласил гостей переселиться в их дом, такое вариант одобрил. На прощание, пожимая руку Вадиму, со всей серьезностью сказал:
– Имран поступил верно, и согласно нашим законам. У нас вам будет лучше и спокойней. Своих шайтанов в станице почти не осталось, но с других краев, бывает, наведываются. Сейчас он отвезет вас на старое место. Собирайте свои вещи, а завтра утром он за вами заедет: – В согласии гостей поменять нынешнее место жительства он не сомневался.
Имран собрал «собойку», загрузив в нее штук восемь порций шашлыка вместе с шампурами, десяток огромных, малиновых помидоров, литровую банку аджики, пучок с разными травами и стопку еще теплых чуреков. Туда же отправил и невостребованную бутылку водки со стола. Прощаясь с дедом – долго жали ему руку, довольные встречей и проведенным временем.
Черный, сверкающий лаком джип «Toyota» с Имкой за рулем, уже ждал их перед воротами. С правой стороны между сидениями приторочен АКС со сложенным прикладом и пристегнутым, спаренным магазином. Еще два таких магазина покоились в дверном кармане слева. В открытом настежь перчаточном ящике виднелись три гранаты Ф – 1 с вкрученными запалами. Рукоять 92 – ой «Беретты» торчала из кобуры на правом бедре Имрана.
Как не странно, но в полной, боевой экипировке спецназовца он ничуть не выглядел ряженым клоуном. Оно и понятно: мир и благоденствие в Слепцовской еще не воцарились. Боевые трубы уже не ревели, но и пения гурий из райских кущ пока не было слышно. Просто Имке надо было соответствовать времени.
Посетить их нынешнее жилище Имран наотрез отказался. Спешил по своим делам. Высадил их прямо возле дома и укатил. Калитка была не заперта, но Кузьмича в дворике видно не было. Странно. Он никогда не оставлял вход в свои владения без присмотра. Первое, что делал он, возвращаясь с улицы – задвигал массивный засов на входе. На это обратили внимание оба его постояльца.
Кузьмич обнаружился в своей комнате. Вернее не он сам, а его тело, распростертое возле прикроватного столика в луже крови. Никаких следов борьбы, но горло развалено от уха до уха. Короткое время, не входя в комнату, они глядели в дверной проем, стараясь представить вживую картину трагедии, которая произошла в этом доме.
Ясно было одно: Кузьмича застали врасплох. Даже попытки активного сопротивления с его стороны и близко не просматривалось. Да и какого сопротивления можно было ожидать от глубокого старика? Тем более, что появления чужака или чужаков в собственной «крепости», он не предчувствовал и не ожидал.
Убили его не сразу. Вначале свалили на пол мощным ударом в область носа, о чем свидетельствовали брызги крови на лбу, разрыв ноздри, рассеченная верхняя губа и выбитые передние зубы. Горло резали, когда он в отключке лежал на полу.
В полном молчании, пятясь, они отступили к своей спальне. Для сбора личных вещей им понадобилось несколько минут, а уже через полчаса они жали кнопку вызова на калитке Муштаговых. А еще через час, вместе с Имраном и его бывшими коллегами из районного ОВД, они вернулись в дом покойного Кузьмича. К расследованию дела о зверском убийстве бывшего немецкого полицая, бывшего политзаключенного, а ныне просто домовладельца – Ефима Кузьмича Ковтуна, подключились официальные органы правопорядка.
Поскольку Имран дал письменные показания, что граждане Ярилов и Левочкин весь день провели в гостях у него и до пятнадцати часов сидели за одним столом вместе с ним и его дедом – вопросов ни Вадиму, ни Кириллу его бывшие сослуживцы задавать не стали. Получив от них твердое обещание, держать его в курсе расследования, все трое загрузились к Имрану в джип и отправились в домой..
Тот же двор, та же беседка и люди в ней в том же составе, а вот настроение иное. Теперь оно стало тревожное, в меру напряженное, с кислинкой досады о том, что уже произошло. Тягостная тишина за столом. Имран щелкнул зажигалкой и прикурил сигарету. К сигаретной пачке потянулся Кирилл. Немного подумав, его примеру последовал и Вадим. После пережитого стресса скорую помощь мог оказать или табак или алкоголь. По понятной причине они решили пренебречь собственным табу на никотиновый дурман.
Молчание нарушил Ахмат Магомедович, обратившись к внуку с вопросом на ингушском языке. Тот мгновение, подумав, утвердительно кивнул головой. Дед перешел на русский. Голос звучал приглушенно – таинственно:
– После вашего отъезда ко мне приходил Идрис Батаев. Я его мало – мало знаю. Три месяца назад он поселился в поселке. Дом купил возле керосиновой лавки. Родом он из Казахстана, а переехал он из Мужичей. Погорелец. Сыны его на Севере золото моют. Других родственников нет. В каком тейпе его корни, никому не говорит. Темный человек, нелюдимый. Мне он не нравится. Ну и Аллах с ним. Пусть живет, как совесть велит! Община от него зла не видела. Пока.
