Kitabı oku: «Воительница Ольга. Книга вторая», sayfa 6

15

В горнице повисла оглушительная тишина. Княгиня и воевода зачаровано зрели на чудо, созданное человеческими руками. И не надо быть знатоком железа и оружия, чтобы понять: перед ними – НАСТОЯЩЕЕ ЧУДО! Такое, какое не всем судьба позволяет узреть в течение всей длинной человеческой жизни.

Меч выглядел необычно. Это была уже не заготовка, а готовое к бою оружие. Длиной чуть больше двух аршин. Шириной – в вершок. Сквозь голубоватую, полированную поверхность клинка, явственно проступали замысловатые узоры скрученности металла. Булат! Настоящий! Сомнений нет!

Рукоять убрана костяными накладками – кольцами: в руке скользить не будет! Гарда – крестообразная с защитными шишаками на всех четырех лучах. В навершии рукояти – крупный ограненный кристалл зеленого цвета. Изумруд? Похоже! Но сколько, же стоит камень такой величины?

Как мать, с осторожностью и неземной нежностью, принимает у повитухи только что рожденного дитя, Ольга, с трепетом, взяла меч в свои руки. От его тяжести исходило мужественное тепло, которое усиливалось перстнем и растекалось по всему телу.

Чувства, которые сейчас охватили Ольгу, были сродни тем, что она испытала несколько раз, в светелке, убранной речными лилиями, от близости с Романом! Но было в них – больше нежности материнства, чем восторга от слиянии с мужским телом! И тепло от клинка распространялось по телу от головы – вниз, к лону. Тогда же волны счастья катились, наоборот: от лона – к сердцу.

За спиной, глядя поверх её плеча, взволнованно сопел Демир. Ольга обратила взгляд, на продолжавшего стоять перед ней на коленях, мастера. Лицо его выражало бесконечную горечь, от расставания со своим детищеми блаженный восторг, что меч попал в надежные руки:

– Прости княгиня, за мой вид! Три ночи не спал ни я, ни мои подмастерья! Меч довести успели, а вот на ножны и личный образ – времени не хватило! А ждать, от переполняющих меня чувств, я больше не мог! Клинок жег мне руки и душу: к тебе в руки просился! Я это точно знаю!

Не мог я более его приказам противиться. Несмотря на ночь, поскакал к тебе с подарком! Прими его, от всех нас, оружейных мастеров! Каждый внес свою лепту в создание этого чуда! Но твой вклад в его рождение – неизмерим с нашим! Только благодаря твоим словам, твоему совету, он стал тем, кем он сейчас стал! Гляди сама: – Суетясь и спеша, достал из пазухи, её же шелковый плат, который она забыла в его кузнице, после необычного испытания остроты клинка. Взмахнул рукой и подбросил легчайший клок материи, высоко над головой:

– Лови, княгиня, его клинком! – Ольга подставила меч под плавно опускавшийся, невесомый квадратик щелка. Платок спланировал ровно на лезвие и …… разделился на две половинки!!

Демир, от удивления, широко раскрыл рот. Но вымолвить, хоть одно слово, не смог. Только зубами клацнул, когда его закрывал!

Изумленная увиденным, воительница, молча разглядывала две половинки платка, сиротливо лежащие на полу. А мастер Прокоп не унимался:

– Воевода! Доставай меч, и скрести его с моим! Княгиня, рубани, что есть мочи! Посмотрим, чей клинок крепче и острее! – Демир, завороженный происходящим, мгновенно выполнил команду мастера: выхватил свой меч из ножен и принял боевую стойку, держа его двумя руками и выставив перед собой.

Ольга, на полусогнутых ногах, заскользила в сторону воеводы. Замах по широкой дуге! Демир сделал шаг вперед, подставляя и встречая атаку своим мечом. Звон металла при встрече! И воевода, в изумлении, уставился на короткий обрубок, что остался в его руках. Рот повторно раскрылся, да так и остался в таком положении, сведенный судорогой удивления, произошедшим. Ольга, по инерции, посунулась вперед, и новоявленный клинок со свистом врезался в деревянные плахи. Картинка замерла.

Демир с преглупым видом пялилися на то, что осталось от его боевого меча. Ольга, в полусогнутой стойке, взирала на острие своего, на три вершка утонувшего в деревянном полу. Целого и невредимого!

От меча воеводы осталось рукоять и треть клинка. Срубленный остаток – валялся под ногами. Густой бас Прокопа перерос в визг. Что – то среднее между предсмертным поросячьим и брачным ревом лося, при встрече с самкой.

В следующие мгновения, Княгиня могла зреть диковинный танец в исполнении воеводы и мастера Прокопа. Она прилагала массу усилий для того, чтобы освободить свой клинок из пола; Демир, махая над головой обрубком меча, очень правдоподобно изображал, разбуженного до времени, медведя – шатуна. Прокоп, продолжая визжать, пробовал плясать вприсядку, но часто сваливался на пятую точку, при этом, зачем – то лбом, пробовал на крепость, плахи пола.

Ольге, наконец, удалось освободить чудо – меч из деревянного плена и она, близко поднеся клинок к очам, выискивала последствия встречи двух мечей. На её клинке не было ни зарубки ни царапины! И она с посвистом и гиканьем присоединилась к сумасшедшей, дикой пляске. Новорожденный меч выписывал сложные фигуры над её головой.

В горницу, привлеченный ревом, визгом и свистом, заглянул старшина Унибор. При виде такой картины, он поспешно захлопнул дверь. Пляшущие, княгиня и воевода: расскажи кому – не поверят!

Наконец восторги улеглись. Пришло отрезвление и время анализа. Мастер Прокоп выразился кратко, но емко:

– Княгиня! Заслуга в удаче – полностью твоя! Булат ковали как всегда. Трое кузнецов, одновременно, смешивали кувалдами на наковальне три стальные полосы. Когда клинок приобретал свои формы, в дело заступал – я! Заматывал рукоять мокрыми шкурами и садился на коня. Студил клинок, рубя им утренний туман. Именно от этого происходила та самая закалка булата, которая позволяла сохранить три ипостаси металла: остроту, гибкость и крепость! – Медовый бас мастера ласкал уши. Было понятно, что этот день, стал в его жизни главным:

– Отныне, я могу не ставить свое клеймо на оружие! Меч, сделанный мною, прославит воина, им владевшим, – на века! Имя Прокопа, оружейника из Ивеля, будет известно во всем поднебесном мире! – Чувствовалось, что недостатком гордыни, мастер Прокоп – не страдал! Наконец он поднялся с пола. Показалось, что он увеличился в росте. Лицо выглядело торжественным, и в очах плескалась уверенность в себе и неприкрытое достоинство за воплощение своей многолетней мечты:

– Позволь откланяться Княгиня! Дел полон рот! Надо заканчивать работы по ножнам и запускать изготовление первой партии мечей для дружины! Надеюсь, заказ от тебя последует?

Да, самое главное, я у тебя не уточнил: как носить меч будешь? За спиной, аль на бедре? И под какую руку ножны ладить? – Получив ответы, низко поклонился и чуть ли не бегом отправился восвояси.

Княгиня и воевода вновь склонились над чудесным мечом. Стоило Ольге прижать персты к булату, как он, словно живой, откликался порциями дружеского тепла. Ничего похожего, Демир не чувствовал. На его прикосновения – меч не отвечал! Вскоре, к их любованию клинком, присоединился Унибор. На их повет, он недоверчиво улыбался и поглядывал в сторону кувшина с медом. Очевидно, что он полагал его причиной, столь восторженного рассказа. Даже обрубок меча воеводы, не настроил старшину на серьезный лад!

Воительница прибегла к последнему аргументу и через мгновение, от боевого меча Унибора, в его руке осталась только рукоять! Чисто срезанный клинок, как живой, запрыгал по деревянному полу и успокоился в углу горницы.

И вот тут старшину проняло! Остекленевшим взглядом он глядел на огрызок своего боевого меча, с которым он уже шесть зим не расставался, и который многократно выручал его в тяжелых сечах. Побелевшими губами, как заклинание, повторял:

– Быть такого не может! Мой меч рожден в роду Кротов, пещерных жителей предгорий Караньского хребта. А они справедливо считаются лучшими кузнецами – оружейниками, среди кузнецов всех близлежащих земель! Ему сносу быть не должно! – Вмешался воевода:

– Мой бывший меч служил еще моему деду, а затем отцу! И меня, почти два десятка зим, ни разу не подвел. Я им ступеньки в песчанике сек, во время похода против горцев! И ему хоть бы хны!

Тупился – это да! Но пройдусь по лезвию оселком, и опять хоть брейся! А видишь, что сегодня, после встречи с прокоповским мечом, что с ним стало? Как друга близкого потерял, душа и сейчас ноет! – Княгиня перебила:

– Хватит вам плакаться, когда радоваться надо! Первые мечи, которые Прокоп с мастерами изготовят – ваши! Не хуже прошлых будут! Еще и гордиться будете: одними из первых чудо – мечами, великого мастера, обзавелись! Али нет желания владеть клинком, таким, как я владею? Это же не просто кусок откованного железа! Это произведение, кладезь человеческой мысли, итог многолетнего труда многих и многих мастеров! – Стоны и всхлипы мгновенно смолкли. Внимание опытных воинов вновь обратилось к новорожденному клинку.

Княгиня, наконец – то допила, налитый в серебряный кубок, мед.

Рано утром, когда уже начало светлеть, вновь явился Прокоп. Он свое обещание выполнил: под мышкой, завернутые в мешковину, прибыли ножны для меча – кладенца. Так предложил назвать его Унибор, услышав о «КЛАДЕЗЕ человеческой мысли».

Ножны были под стать мечу. Клинок вошел в них не оставив ни малейшего зазора, обняв его, как боевая рукавица обнимает богатырскую длань. Снаружи они были обличены в красную кожу, хорошей выделки. На ней примостилась россыпь мелких золотых и серебряных звездочек, образуя затейливый узор. Края ножен, были подчеркнуты золотой же проволокой. Вход в устье и дно охватывали серебряные накладки тонкой работы, в виде виноградных гроздей. Одним словом – это были НОЖНЫ с большой буквы и очень дорогие по цене. Даже крепежные ремешки были не простыми: витыми из желтой буйволиной кожи с серебряными застежками.

На вопрос Ольги, сколько она должна за кладинец, Прокоп поморщил лоб и молвил с обидой в голосе:

– Не ты нам, а мы все, мастера горячего железа, тебе должны! Только благодаря тебе и твоему с нами откровению, мы, много лет на это потратив, научились делать настоящее булатное оружие! Твой секрет, который ты передала нам, стоит всего злата и серебра, которое есть в твоем княжестве. Мы, мастера, подумав крепко, решили платить тебе четверть с каждого проданного оружия. Это – не считая обычной дани! А как наши мастеровые решили – так и будет! А за мечи для дружины, будем с казны просить половину их стоимости. Если согласна, то по рукам! – Рукопожатие состоялось!

– Только просьба к тебе, мастер Прокоп! Первые два сделанных меча – воеводе и старшине! Негоже заглавным дружинникам, без мечей перед воинами красоваться! – Прокоп, в ответ, согласно закивал головой.

По уходу мастера, Ольга вновь освободила кладинец из ножен. Рукоять грела длань, или длань грела рукоять – не поймешь, да это было и не важно! Главное, что они оба, и меч и хозяйка, чувствовали взаимное тепло. Меч в длани сидел, как влитой и казалось, что он является живым продолжением руки. Перед тем, как вложить его обратно в ножны, она приложила полированный булат к губам, и ей показалось, что она коснулась губами не мертвого железа, а живых, теплых губ Романа. Она даже встряхнула головой, сбрасывая наваждение: настолько явственными были её ощущения!

Ольга еще раз осмотрела ножны и подивилась предусмотрительности Прокопа. Меч можно было носить как за спиной, так и у бедра. Мастер предусмотрел все! Воительница с мечом за спиной – выглядит нормально, а вот княгиня…… – не факт!

Сейчас она была одета в привычный походный костюм: шелковая рубаха с широкими рукавами, кожаные безрукавка и свободные порты, не стесняющие движения. На ногах – сапоги, с короткими, широкими голенищами, на низком каблуке. К такому одеянию, меч за спиной – самый раз. Удобно и привычно!

Вывела Бутона из денника, быстро заседлала и вскочила в седло. В налучи покоился любимый лук и колчан со стрелами. Выезжая за ворота подворья, заметила, что к ней пристроилась десятка дружинников из её личной охраны. Они, как привязанные держались, не приближаясь и не удаляясь, в пятнадцати саженях от Бутона.

Побыть одной, становилось несбыточной надеждой. Но к такому порядку, следовало привыкать. Не Воительница выехала в город: – Великая Княгиня! Её положение в личной жизни и государстве – изменилось! С этим придется считаться и, соответственно, менять подход к собственной судьбе.

16

Подготовка к походу в полночные страны, шла полным ходом. Число конных воинов в дружине, за счет призыва под княжеские стяги, только горожан и посадских жителей, увеличилось до двадцати четырех сотен. Три сотни, в скором времени, ожидались от родов проживающих в предгорьях Караньского хребта. Игрицкий посадник, голубиной почтой сообщал, что за счет пополнения от Бобровников и Армяков и мобилизации резервов Береговых Ласточек, численность малой дружины возросла до шести сотен конников.

Этот судоходный сезон на Речных Воротах, был особенно удачный и денежные поступления в городскую казну Игрицы, которые еще князь Роман разрешил оставить у себя для увеличения малой дружины, позволили выполнить княжеский наказ.

Отец обещал, что к концу месяца Сеченя (сечень – февраль), он сможет отправить в распоряжение Княгини, не менее четырех сотен обученных и подготовленных к боям гриден, под рукой сотника Симака.

Роды, селившиеся вдоль Смиглых болот, обещались, к тому же времени, не менее тремя сотнями конных воинов, но слабо вооруженных и плохо снаряженных. Княгиня, про себя добавила: значит и плохо обученных!

И в тот же день принял решение: усилить мастерские оружейного двора сотней учеников. Для этого отбирали самых сильных и работящих отроков, назначив им приличное жалование из казны. От желающих получить новое ремесло – не было отбоя!

Сама по себе возникла необходимость разобраться в возможностях казны, выдержит ли она ратную нагрузку? Ведь поступление дани от Речных Ворот, в последнее время, значительно сократилось!

Немедленно был вызван Главный княжеский казначей, думский боярин Краснонос, со своим помощником, писцом Никитой. Им была дана задача, в течении двух дней провести полную ревизию глубоких подвалов княжеского терема, где находилась, под строгой охраной, казна княжества. В помощь и для контроля им выделялось трое помощников. По одному из купеческой, боярской и дружинной, уважаемой знати. Оставалось только ждать их отчета.

В другом голубином послании, полученном вчера вечером, отец поведал, что прибывшие родственники, без проблем прижились на новом месте; отношения на подворье сложились душевные и даже – нежные. Домна и Стояна быстро нашли общий язык и теперь – не разлей вода! Мелюзга, уже подружилась с местными сверстниками и не чувствуют себя пришлыми. Одним словом – все хорошо! В самом конце маленькая приписка: – Свадьба Симака и Благаны прошла шумно и весело; гуляли три дня, всем городищем.

Прочитав послание, на душе Воительницы, как мед разлился. Очень захотелось наведаться в родные края, повидаться с близкими и дорогими ей людьми, но она понимала, что это желание, сейчас неисполнимо. И от этого, в сердце откладывалась полынная горечь, оттесняя мед. Предаваться долго сладким воспоминаниям, она себе не позволила: в преддверье больших дел – это непозволительная роскошь! Суточное время у неё было расписано по минутам. После обеда, по плану, она планировала посетить мирового судью.

Бывший купец Архип, а ныне мировой судья Архип, о посещении его ведомства не ведал, и соответственно к нему не готовился. При подъезде к городской управе, Ольга увидела, как в телеги с клетками, грузят четырех измордованных мужиков. «Осужденные на виселицу после суда» – сразу решила Княгиня. Бросив поводья, одному из гридней охраны, направилась к осужденным.

Она догадалась правильно: все четверых мировой судья приговорил к смерти. Это ей подтвердил один из стражников, грузивших приговоренных в клети. Ольга направилась к телегам. Осужденные выглядели вполне прилично. Только у одного, на лице, были видны последствия «задушевных» бесед с дознавателями: два уже пожелтевших синяка и вспухшая кожа на голове от вырванных волос. Ольга обратилась к приговоренным:

– За что, лихие люди, ответ держать будете? Правда на чьей стороне? – За всех ответил кудлатый здоровяк в первой клетке:

– Правда, Княгиня, она для каждого своя. Так, что считай, за правду! Я, например, со своим неуживчивым норовом не сумел справиться. Баб люблю, а рылом для симпатий не вышел! Чтоб любились они ко мне, подарки богатые потребны. А где и за что их взять? Вот и пришлось занятьсяворовским промыслом. И все бы хорошо стало, да прости мне, Княгиня, простонародную речь, – мужское семя не вовремя в голову ударила!

Вчера утром, на торжище, увидел такую сладкую отроковицу, что свет белый в очах померк! Лет ей двенадцать – тринадцать, а уже сложилась полностью. Все при ней! И грудки, как молодые яблочки, а жопка, как говорят – орех, так и просится на грех!

Подошел, поговорил, монисто из серебряных висюлек показал. Предложил обмен: я тебе монисто, а ты мне ласку на весь день и ночь! Постоялый двор там рядом. Она, долго не думая, согласилась!

Снял коморку малую, для пастельных утех возле торжища и повел её туда, при полном её согласии. Конечно, харчей подкупил побольше, чтобы от дела потом не отрываться. Сама, наверное, понимаешь: какая ласка на пустой желудок? – Кудлатый зажмурил глаза от сладких воспоминаний, очи заблестели от похоти:

– Только закрыли за собой дверь, я ей монисто и вручил. Она аж в ладони забила от радости! Поневу сбросила, монисту на шею водрузила и голая передо мной прошлась! От такой лепоты, у меня слюни по бороде потекли! Красна девица, от одного вида – дух захватывает! – И действительно: по бороде женолюба, тонкой струйкой, потекла слюна. В очах, сквозь туманную поволоку, вспыхивали желтые огоньки:

– Я уже взялся порты снимать, в предвкушении скачки, да не судьба! Отворилась дверь в каморку (запереть я её запамятовал) и ввалился её родной батюшка с заборным колышком и сразу на меня! Не помню, как нож у меня в руке оказался! Только я успел, перевей ему его в брюхо засунуть, чем он меня колышком по башке отоварить! Он заревел, как медведь насаженный на рогатину и вывалился за дверь. А меня, чаровница, схватила за руку и потянула к лежанке.

Ух, и сладкой она оказалась! Завела меня так, что я даже не понял ничего, когда городские стражники ворвались в каморку и стащили меня с визжащей от наслаждения дочурки! – Ольга передернула плечами от омерзения: раненый отец лежит в крови возле коморки, а родная дочь, предается любовным утехам, по другую сторону двери! О таком бесстыдстве и беспутстве – она даже и не слышала! Отвернулась в сторону и плюнула под ноги. Кудлатый понял:

– Княгиня! Ты ведь еще нашим богом не стала, но я готов перед тобой сейчас повиниться. Славных дел у тебя за плечами, уже сейчас много! Народ тебя чтит!

Виновен я, и приговор мирского судьи – считаю справедливым. Не должен любитель женского тела, такой как я, топтать жизненные тропинки. Боги это понимают, поэтому не прощают! Отгулял я свое! Сладость женского тела распробовал в полной мере, а в жизни не сделал ничего славного, хотя силушкой не обижен. Знать, выбрал до донышка, я свой беспутный срок. Пора и честь знать! – Кудлатый смотрел в сторону. Очи стали ясные, чистые. Ольга кивнула головой и перешла к следующей клетке.

Все трое смертников выглядели одинаково. Густо заросшие бородами лица, складки под очами, Грязные руки и лица; вонь, от давно немытых тел, неприятно щипала нос. Двое сидели по углам, один стоял. Ольга обратилась сразу ко всем:

– Ну а вы, детинушки! За что вас к конопляной петле пожаловали? Стоявший, повернулся к ней задом и высморкался себе под ноги. Заговорил сидящий, у которого была вырвана часть волос спереди головы:

– За неуёмную гордыню, Княгиня! Всех нас троих, зиму назад, зело обидел городской голова, вот мы и решили отомстить ему за несправедливость и унижение! Хотели его на колени поставить, да заставить прощение у каждого из нас просить. – Смертник замолчал и опустил голову. Ольга не стерпела:

– Ну а дальше что? Сказывай!

– А что, сказывать? Пришли ночью, деда, который подворье сторожил, палкой по голове тюкнули, он и ноги протянул. В терем пробрались, городского голову из пастели вытащили, на колени поставили. И тут он заартачился! Наотрез отказался прощение у нас просить! – Опять замолчал, но заговорил скоро и без понукания, отведя взор в сторону:

– У нас обида переросла в ярость. Не сговариваясь, кинулись к нему и топорами порубили.

– А родство, почто загубили? Они в чем повинны в вашей обиде? – Смертник вновь опустил голову и заговорил уже совсем тихо:

– Так они же при кончине своего батюшки присутствовали. Свидетели! Глядаки! Не можно было их в живых оставить! Ярость очи застлала, в головах от неё помутилось! Не ведали, что творим! – Вмешался старший стражник:

– Не слушай его, Княгиня! Врет он все, сволочь! Сегодня ночью, дознаватели, всю правду у них испытали!

Не было у них никакой обиды на городского голову. Они с ним и не встречались! Промышляли себе в тихую, у пристани, мелким грабежом. Без душегубства! Да на их беду, попались на очи варнаку Калине, ныне покойному. Он их и подговорил на смертоубийство, городского головы. За приличную мзду серебром! А до этого, они по его наущению, мирового судью кончили и в залив с каменюкой на ногах отправили, а по городу слух пустили, что он на охоту уехал. – Доклад старшего стражника Княгиня не дослушала, повелела важным голосом:

– Я все поняла! Этих троих – на площадь! Мой указ с приговором, скоро доставят тебе прямо туда. Этого – она кивнула на кудлатого женолюба – в цепи и в темницу. С ним решу опосля! – И поспешила к двери на крыльце, которая ведет в судебную палату.

В коридоре, который заканчивается помещением, где суд правит мировой судья Игрецкого княжества Архип, пройти удалось только при помощи личной охраны. Народу в коридоре было – тьма! Его охрана отжала к стенам, давая пройти Княгине.

При виде воительницы, Архип степенно покинул кресло, вышел из – за стола и склонился в глубоком земном поклоне. Ольга проследовала к другому креслу, стоящему поодаль, в углу горницы, под фикусом в огромной дубовой кадке. Оба окна были забраны внешней, кованной решеткой и до половины прикрыты тяжелыми, зелеными бархатными шторами. Тяжелая, деревянная мебель, намертво закреплена к полу. В настенных светильниках горели пять свечей. В помещении было светло и даже уютно. Архип разогнулся:

– Княгиня, творю суд над посадским мирянином Трешкой, который обвинен в поджоге избы соседа. Веду спрос и разбирательство злодеяния. Вину свою, мирянин признал полностью. Кается!

Перед столом, на массивном табурете, сидел худой, сморщенный мужичек с пегой бородой. Ольга села в кресло под фикусом и кивнула головой:

– Занимайся делом, мировой судья. На меня не обращай внимания.

– Дык, чего им заниматься? Уже все разобрали и порешили! Сосед, скотина, зимой передвинул межу между подворьями, на три сажени в свою выгоду. А он, решил челобитную не составлять, а самому с обидчиком разобраться. Деньгу на писца пожалел!

Поджег с двух углов избу соседскую, да неудачно! Весенний ливень огонь затушил. А сосед, на писца деньгу не пожалел. Вот дело о поджоге и возникло!

– И что порешили?

– Да все по – божески! Поджигателю – двадцать плетей на площади и месяц работ на древесном складе без оплаты. В пользу общества. Он согласен и обиды не питает! А соседу – тридцать плетей за жадность и самоуправство! – Мужичек согласно закивал головой. Архип позвонил в колокольчик. В дверь заглянул стражник:

– Забирайте этого! Сначала на площадь к кату, а затем на древесный склад. Через три дня, когда подживет задница – на посильные работы! Сам видишь, мужичек не богатырь, да еще после плетей. Тяжкие работы не сдюжит! Когда вести следующего – оповещу колокольчиком. За берестой с княжеским велением, зайдешь чуть позже! – Стражник забрал судимого и вывел его за дверь. Ольга кивнула мировому судье:

– Присядь Архип, хочу на малое время тебя отвлечь! Я по поводу тех четверых, которые сейчас сидят в клетках, возле твоего крыльца. Давай бересту на троих душегубов, что в смерти городского головы и твоего предшественника повинны. Подпишу прямо здесь!

А вот с развратником, как мне думается, ты поступил чрезмерно круто! За смерть отца малолетней бляжьей девки, он конечно должен ответствовать! Но давай посмотрим вглубь: девка – уже не ребенок малый и неразумный. Он её не принуждал и не сильничал! А когда отец в дверь с колом ввалился, то он свою жизнь защищал! По любому, после их встречи, один из них должен был стать трупом. И виновны они оба! Один – за свое сладострастие, второй – за воспитание чада! А больше всех, в случившемся, повинна молодая шлюха, которая продалась первому встречному и которая избежала наказания.

Будет справедливее, как мне видится, обоих полюбовников наказать: его в кандалы и на каменоломню. Пусть там свой колышек об песчаник чешет! А молодку – на каторжные работы, где мужиков на десять верст вокруг нету!

Если ты со мной не согласен – перечь! Готова тебя слушать! – Архип почесал затылок:

– А знаешь, Княгиня, я, пожалуй, соглашусь с тобою! У самого червячок сомнения, в справедливости своего приговора, в груди покоя не дает! Сейчас писца кликну, и он быстро новую бересту, с твоим словом оформит. А ты её тут же утвердишь! – Видно было, что такой исход, мировому судье, больше по душе. Он даже довольно потер длани и посмотрел на Ольгу, с большим признанием:

– Без лести говорю: Княгиня – ума палата! Спасибо за науку! – У Ольги, от похвалы порозовели щеки: было очень приятно!

– Ты только не забывай, о таких случаях, как поимка убийц городского головы и мирового судьи, вовремя докладывать! Для тебя, двери мои, всегда и в любое время, открыты.