Kitabı oku: «Тайна Тавантин-Суйю. Научно-фантастический роман-предостережение», sayfa 6
* * *
Сидеть на троне неудобно. Наверняка Инки использовали мягкие подушечки. Золото подлокотников раскалялось. Тело окутал плотный зной. Гилл окинул взглядом небо – лазоревое сияние разлилось по куполу, вбирая жар светила. Под таким небом хочется одного – оказаться в собственном доме, коснуться прохладных бревенчатых стен. Потом раздеться догола, пройтись босиком по росистой траве к озеру, окунуться на часок в прохладную живую воду. Искусственные озёра не дают этого непередаваемого ощущения: словно обновляются и душа, и тело; будто рождаешься заново, для жизни без ошибок и лишних, посторонних воспоминаний. С севера, со стороны Кора-Кора, одного из домов Пача-Кутека, донеслось комариное жужжание. Гилл вздохнул – начинается! Кто-нибудь из Консулата на его бедную голову. Он немного ошибся. Через пару минут на Говорящей площади приземлилась индивидуальная «Стрекоза» с алым пятиугольником на борту – личный транспорт вице-консула. Кадм неторопливо сошёл на каменные плиты.
«Всё! Пора!»
Гилл рывком поднялся с королевского трона.
Кипение и бурление в Зоне Реконструкции затихли. Люди расслабились в ожидании команды Гилла. Он поднял вверх правую руку, краем зрения отметив возвращение сына.
– Вот так здесь мог сидеть Повелитель Времени! Ведь так примерно переводится имя первого императора, девятого короля инков Пача-Кутека? Как, отец, соответствую я великому образу?
Голос сына прозвучал отчётливо, близко. Будто и не разделяет их площадь. Сценарий ещё не запущен, а пространство изменилось. Неужели его предположение верно, связь времён уже установлена? Илларион занял трон, принял торжественную позу, поправил цветную ленточку, стягивающую лоб. Фрикс, взъерошив пальцами и без того лохматую причёску цвета жухлой соломы, нахмурился и сдвинул чёрные густые брови:
– А ведь в самом деле! То, что требуется! Живые актёры воплощаются в роль удачнее голографических фантомов. Древние со своими театрами и кино понимали поболе нашего. А? У твоего сына талант.
– Илларион! Освободи кресло, его займёт фантом. Копия профессионала из команды Гектора. Ты не подходишь! Все меня поняли?
Ни Илларион, ни Фрикс не успели ответить. Небо разом потемнело, и солнечный диск поблёк. Воздух сделался вязким и тугим, дышать стало астматически тяжело. Гилл одним движением натянул шлём и потянулся к клавиатуре преобразователя. Но не успел ничего сделать, в следующее мгновение всё вернулось на свои места.
– Флуктуация! – просипел он и прокашлялся, – Неужели мы?
Фрикс подошёл к нему, успокаивающе коснулся рукой плеча и шёпотом сказал:
– У меня такое впечатление, что рядом с нами кто-то…
– Кто-то? – Гилл нашёл в себе силы улыбнуться, – Друг или враг?
– Чужой или свой? – Фрикс выглядел более чем серьёзно, – Пока не понимаю. Но некая сила пытается влиять на процесс.
– Хромотрон молчит. Анализ записи ничего не даст. Гиперпространство, причём…
– Причём не наше, – продолжил его мысль Фрикс.
– Суперхромотрон? – Гилл вспомнил описание устройства в лабиринте Пакаритампа, – Но у нас нет выхода, я правильно понимаю?
– Правильно, – согласился Фрикс и они оба оглянулись на помост, где под тентом устроился Кадм. Вице-консул, казалось, не заметил фокуса с небом и невозмутимо разглядывает Иллариона в кресле Инки. Участники опыта, озадаченные преждевременной флуктуацией пространства, затихли, обратив взгляды к Гиллу.
– Начинаем! – громко сказал он, – Все по местам. Не задействованных в сценарии Реконструкции прошу покинуть Зону.
Операторы мачт зафиксировали антенны излучателей, Хромотрон мигнул экранами. Актёры, живые и голографические, заняли свои места. Площадь Куси-пата приняла вид съёмочной площадки обычного художественного ремейка, которыми изобилуют развлекательные программы Хромотрона. Возможно, и Кадм считает, что Гилл решил сделать очередной суперхит о жизни одного из героев-предков, попавшего при розыгрыше мест очередного рождения в империю Инков. Но уже за невмешательство в работу Гилл готов относиться к нему с уважением. Он ещё раз осмотрел Зону, повелительным жестом головы приказал Иллариону покинуть трон.
– Вперёд!
Вначале, как обычно, проявился интерференционный рельеф: тёмными и светлыми полосами поплыли волны, на которых заплясали цветные пятна информационных сгустков и уплотнений. Рельеф на время поглотил площадь, но позволил открыться первому изображению, ради явления которого и качали сюда энергию электроцентры провинции. Где-то рядом с троном – самого трона не видно – возникла прозрачная фигура человека, облачённого в подобие туники. Человек-призрак оживлённо жестикулировал, обращаясь в сторону Гилла.
Гилла охватило возбуждение – дело пошло! Но тут же фигура – фигура Инки, настоящего Инки! – окрасилась в грязный зелёный цвет. Ещё мгновение – и лицо сделалось тёмным пятном неопределённой формы. Через секунду ноги призрака распухли и обрели вид кактусов.
– Дисперсия! Кома! И ещё хрен знает что! – Гилл напрягся всем телом, пытаясь не показать растерянности, – Такого у меня ещё не бывало. Оптики-то нет, откуда эффекты аберрации?
Приблизившийся к преобразователю-«предметнику» Гектор принуждённо рассмеялся:
– Хрен? Если ты ударился в ботанику, дело действительно усложнилось.
Фрикс, сделав отталкивающий жест в сторону Гектора, спокойно сказал:
– Гилл! Плюнь на сопутствующие миражи и продолжай. То ли ещё будет! Мы на верном пути, я не сомневаюсь.
Гилл благодарно кивнул – возбуждение ушло, как молния в разрядник – и прошептал:
– Отойти всем за пределы периметра! Даю коррекцию!
Динамики усилили голос, он прокатился по камням готовой ожить площади, отразился от стен Золотого квартала, вернулся смятым эхом. От шаровых антенн-излучателей шлёма оторвались снопы лучей, слившись в световой конус. Изменение волнового фронта за счёт уточнения длины предметной волны устранило аберрационные эффекты. Призрак у невидимого трона обрёл нормальные размеры и цвета. Но рядом с ним появился двойник, повторяющий его во всём. Окружающий пару из прошлого фон налился тяжёлой зеленью.
– Пошли нелинейные искажения, – прошептал Фрикс Гектору.
Гилл скомандовал операторам опорных волн уточнить настройку приборов на мачтах. Этого оказалось достаточно: картина установилась, очищенная от помех. Лишний фон, необходимый для первоначальной настройки информационного поля, растворился в кристалликах воздуха, и рядом с движущимися тенями инков различились фигуры актёров, создающих нужную плотность живой мыслящей материи в Зоне Реконструкции. Изменилась и ситуация за пределами площади Куси-пата: поднялись здания-кварталы в западной части города, закрыв вид на склады в Чакиль-Чака, где переносили мешки с зерном на дорогу Кунти-суйю статисты Гектора (они же встреченная утром Гиллом и Илларионом группа охраны складов). На севере, поверх невысокого квартала Касана – восточного дома Пача-Кутека – хорошо просматривались ранее отсутствовавшие квартал школ Йача-васи и квартал Вака-пунку – «дверь в святилище». Южнее Говорящей площади, со стороны квартала Пуман-чупак, донёсся рык льва. Окрестности площади, улицы и дороги зазеленели и покрылись множеством цветов. Запахов Реконструкция не воспроизводила, Гилл отказался от них, чтобы не перегрузить терминал. Платформа радости и ликования заполнялась людьми, среди которых опознать статистов-актёров не так просто. Тела призраков обретали плоть и видимость жизни.
Гилл, Фрикс и Гектор соединили руки над головами в жесте ликования. Кадм привстал со своего сиденья и потёр глаза жестом неверия. Гилл огляделся. Но Иллариона поблизости нет. Далее картина должна развиваться автономно, пора выводить живых людей – точнее, людей настоящего времени – из зоны действия излучателей. Они выполнили задачу, сыграв роль задающего генератора. Оставалось главное – дождаться появления короля и попытаться установить с ним голосовую или ментальную связь и зафиксировать диалог на всех возможных диапазонах. Контур «собеседования» с ожившей тенью, призраком короля, готов. Гилл хотел говорить только с Инкой, ибо только Инка знает тайны Тавантин-Суйю.
* * *
Но торжество организаторов праздника прошлого на оживлённой площади Куси-пата оказалось преждевременным. По всему объёму Реконструкции, распространяясь далее по городу, пошли яркие блики. Будто с неба упало множество лёгких зеркал и зеркалец, постепенно слившихся в единый отражающий фронт, грозящий закрыть место действия непроницаемой отсвечивающей плёнкой. Появление зеркального поля означало: во-первых – установлен непосредственный и прямой контакт двух состояний времени, двух встречных потоков информации; во-вторых – недостаточно выделенного лимита энергии. Информационный поток из прошлого превысил расчётный предел и захлёстывает сценарный объём.
– Проклятие! – закричал Гилл, – Кадм, какого хрена ты здесь сидишь? Давай команду через Хромотрон!
Но вице-консул сам дошёл до сути и уже работал с браслетом универсальной связи. Правая рука его закрыла лицо, скрыв эмоции, если он им и поддался. Резиновые секунды тянулись мучительно, не прерываясь. Наконец сплошное зеркало, готовящееся прикрыть Золотой квартал, раздробилось на мелкие кусочки и растворилось в незримой пустоте. Актёры собрались двумя кучками: у «Стрекозы» вице-консула и на перекрёстке у Храма Солнца. По выражению лиц некоторых можно судить: в следующий раз они ни за что не согласятся на участие в устрашающих экспериментах реконструктора-беспредельщика. О неопределённости дозы риска предупредили всех, но до этой минуты никто не верил, что голографический опыт с высокой энергетикой таит в себе опасность. Гиллу ясно: если сегодня не получится, завтра он не наберёт команду. А если выйдет – птица Славы коснётся кончиками крыльев всех, кто посетил сегодня руины Коско.
Окинув взглядом пространство, увидел Иллариона: тот остановился перед западным домом Пача-Кутека, посмотрел на площадь, оглянулся на дом императора и быстрым шагом направился в Зону Реконструкции. Уверенно обойдя группу актёров, занял трон Инки, положил руки на подлокотники, вскинул голову. Лицо его мгновенно преобразилось, повзрослело на несколько лет, глаза смотрят через прищур. Сейчас это лицо прямого наследника повелителя народа.
Никто ничего не понял, такое поведение сына постановщика Реконструкции могло быть и дополнением к сценарию, и необходимым экспромтом. Сам Гилл не знал, что предпринять – остановить процесс нельзя, а голос его мог нарушить едва установившееся равновесие между настоящим и прошлым. Он почувствовал на плече ладонь Гектора и прерывисто вздохнул от бессилия. Где теперь проявится король, если место на троне занято? По замыслу там место призрака Хромотрона, готового при появлении короля мгновенно раствориться.
Ведь не могут они – король и Илларион – наложиться друг на друга, совместившись в одной точке! Интересно: инки-фантомы видят Иллариона, но считают его поведение нормальным. Неужели признали в нём принца, Инку королевской крови? Времена продолжают совмещаться, уже трудно отделить воссозданное от естественного.
Представление развивается, минуты идут, народ на площади волнуется – подданные Инков ожидают своего монарха. Преображение случилось в мгновение, оставшееся незамеченным не только для дирижёров и наблюдателей Реконструкции, но и для всевидящего Хромотрона. Сидящий на троне Илларион медленно встал и поднял руку, в которой оказалось копьё. Глаза его горят светом возмущения, лицо исказила гримаса недовольства. Люди на площади опустились на колени, Илларион резким движением руки бросил копьё, оно со свистом пролетело десятки метров и вонзилось в бок «Стрекозы» вице-консула. В момент, пока копьё летело к цели, Гилл увидел то, чего не должно быть: голову Иллариона окружала не лента-имитация головного убора, а подлинная плетёная тесьма, обёрнутая несколько раз, со свисающей на лоб кроваво-красной бахромой. С плеч ниспадала цветная накидка, оставляя свободными руки. И – надменно-гордая посадка головы!
Гилл повернул голову и увидел искажённое лицо Фрикса. И понял – до того тоже дошло! Он дал мысленную команду остановить процесс и продублировал её через сенсоры преобразователя, натолкнувшись на встречный, непонимающий взгляд. То не был взгляд Иллариона! Перед троном стоит совсем другой юноша!
Команда прошла и сработала. Голограмма, только что накрывавшая половину Коско, пропала, открыв вековые руины и замшелые камни. Праздник инков вернулся на своё место в истории, забрав с собой одного из актёров труппы – случайного, самозваного статиста – а на его месте оставив своего полпреда. Гиллу теперь есть с кем говорить, не ограничивая беседу минутами. Реконструкция более чем состоялась.
Неожиданно быстрый и проницательный Кадм, балетно-скользящим шагом, в несколько мгновений оказался рядом с Гиллом. Тот через браслет пытался связаться с Элиссой, но не получалось. Терминал супернадежного Хромотрона не выдержал энергетической атаки древней империи. Замолчали все датчики, отказали все носители информации. Не работало то, без чего человек не мыслил ежесекундного бытия. Понятие «свобода» потеряло смысл. Организаторы Реконструкции не представляли, что делать дальше.
– Гилл, продолжайте работу! – настойчиво, но без начальственной интонации, произнёс Кадм, – Разбираться с последствиями будем позже…
* * *
Инка смотрится колоритно.
Да, издали его можно спутать с Илларионом. Но вблизи… Выше на голову, с развитыми мышцами, истинно королевской осанкой. На растянутых мочках ушей тяжёлые золотые серьги, изображающие пуму в броске; бахрома от пересекающей лоб ленты спускается жёлто-алыми кисточками от виска до виска. Из-под накидки, отдалённо напоминающей ту, которую накинул на плечи перед Реконструкцией Илларион, проглядывает набедренная повязка из белой шерстяной ткани. На ногах – расшитая цветными нитями мягкая шерстяная обувь, которую можно назвать сапожками-тапочками.
Он прошёл на середину площади и огляделся. Сразу стало понятно: вид лишённого голографических ухищрений Коско ему не понравился. Взгляд Инки остановился на «Стрекозе» вице-консула. Гилл понял: он смотрит на своё копьё, так удачно пронзившее туловище страшного чудовища. А копьё само по себе достойно внимания – к древку тонкими золотыми кольцами крепится лента, сплетённая из цветных перьев. Копьё, которое может принадлежать только истинному Инке. Пока Инка изучал перемены в облике своей столицы, Кадм прикоснулся к руке Гилла и тихонько спросил:
– Вижу, вы сами не ожидали такого исхода? Объясните мне, прошу, только на простом языке…
– Голограмма-фантом не может ожить и превратиться в живого человека. Я сам пока не понимаю, что случилось, – признался Гилл, убирая ладонью пот со лба, – Могу лишь предположить – произошла замена. Один человек ушёл в прошлое, другой из прошлого перенёсся в наше время. Если только это прямая замена, а не зигзаг в омуте времён. Голограмма Инки, предельно насыщенная информацией, могла изображать человека… И с ней можно вести диалог, можно было… Информационной ёмкости программы, созданной нами и загруженной в Хромотрон – качества и количества достоверных деталей – хватало вполне. В какой-то момент сработал неучтённый фактор и реализовалась другая… Не наша.
– Этот неучтённый фактор ваш сын, – с едва намеченным знаком вопроса, почти утвердительно сказал Кадм, – Илларион ведь на самом деле выглядел Инкой. Только помоложе этого. И был увлечён вашей идеей, не так ли?
Гилл только вздохнул в ответ. Инка между тем определял, кто именно в новом и странном окружении главный. Мягкими осторожными движениями он пересёк вторую половину пустой площади и остановился перед преобразователем, переводя взгляд с Гилла на Кадма и обратно. Фрикса с Гектором слева от Гилла он будто и не заметил. Фразу, произнесённую гортанно и повелительно, никто не понял.
– Язык Инков, – негромко заметил Гилл, – Нам он неизвестен.
Это осознал сам Инка. И после минутной паузы заговорил на кечуа:
– Я Юпанки, сын и наследник Вира-Кочи!
Гилл побледнел – прошло всего несколько часов после экскурсии с Илларионом по временно возрождённому Коско. Касана и Кора-Кора – два дома, к которым так тянуло Иллариона! Догадка о неслучайности происшедшего переросла в убеждение.
– Перед нами будущий первый император Инков – Пача-Кутек. Ему предстоит объединить все окрестные племена, создать империю. А он здесь…
Поняв, какая невероятность содержится в его объяснении, Гилл вспотел. И, наткнувшись рукой на неснятый шлём, сбросил его на землю. На самом деле, зачем беспокоиться о племенах, объединённых десяток веков назад и успевших истлеть? Принц Юпанки внимательно выслушал путаное объяснение Гилла; ноздри его прямого носа раздувались и подрагивали. Кроме кечуа, у него не было средства общения со странно одетыми и непонятно говорящими людьми.
– Ты ватук! – Инка смотрел в глаза Гиллу, – Но и ватук не равен богам. Запомни слова моего первопредка Манко Капака: «Следует для другого делать то, что ты желаешь для себя, ибо нельзя позволять себе для себя хотеть один закон, а для другого – другой». Объясни мне, какое волшебство ты сотворил, и верни всё на свои места!
– Он считает меня волшебником, – пояснил Гилл, – И требует вернуть его назад.
– Для принца целый вице-консул не авторитет, – позволил себе улыбнуться Кадм, – А звание волшебника для вас, Гилл, вовсе не несоответствующий титул. Давайте заканчивать спектакль, он слишком затянулся. Люди пусть займутся свёртыванием Зоны, а нам предстоит детально разобраться в происшедшем.
Гилл наконец успокоился. И попробовал оценить обстановку с позиции молодого принца Юпанки. Пожалуй, рыба, схватившая крючок с наживкой, и сменившая водную среду на сухопутную, испытывает меньший стресс. Жаль юношу.
Праздничный, цветущий, многолюдный Коско, центр благоустроенной четырёхсторонней империи. Жизнь, здоровье, счастье – наследник короля будет править долго и мудро; он готовит себя к высокому предназначению, совершенствуя разум и тело. И вдруг воля неведомого ватука-волшебника переносит его в место, лишь отдалённо напоминающее родную столицу. Развалины, запустение, кругом не то люди, не то демоны. Не в подобной ли ситуации сейчас Илларион? Но как держится принц Юпанки! – ни тени страха в глазах, а возмущение да требование повернуть время вспять. Он ещё не постиг глубины свершённой драмы, потрясение впереди. Волна сочувствия и сопереживания всколыхнула Гилла. Нет возможности помочь Иллариону. Но этому, почти столь же юному страдальцу нужно создать соответствующие условия. Не ожидая, пока проснётся Консулат. Он обратился к Кадму:
– Да тут негде и поговорить. Полевые условия, палатки. Принц всё-таки! В Лиму бы…
Вице-консул согласно кивнул и сказал, не отрывая взгляда от возмущённого лица гостя из прошлого:
– Я вызвал соответствующий транспорт. Моя «Стрекоза» ранена. Гилл, берите принца. Вы и ваши ближайшие коллеги, все перебазируемся в Лиму. Акклиматизируем гостя из прошлого. Возможно, через него откроется путь к Иллариону.
4. Маяк «Фрэзи»
«Нам не хватает Гесиода! Своего собственного, современного Гесиода. Ведь мы так любим, когда нас хвалят. Почему-то считается, что герои Эллады альтруисты, что они тратили жизнь на борьбу за счастье всех других, не за своё личное. И почему-то считается, что и мы такие же, какими были они. Мы, живущие в довольстве и комфорте, не помнящие даже, что такое настоящий риск. Мы, боящиеся потерять минуту своей драгоценной жизни, желающие продлить её за Барьер и далее, насколько глаз видит. Герои…»
Гилл стоит на носу яхты, не замечая, что встречные брызги промочили одежду, а солёная вода стекает в ботинки. Чёрно-голубая равнина впереди волнуется, меняя рельеф, выращивая в себе холмы и горы, ущелья и каньоны.
«Совсем недавно Элисса показала, как она бесстрашна перед голодным тигром. Но то бесстрашие от незнания, от непонимания близости смерти. Если б она это поняла, хоть на мгновение допустила в себя эту мысль, что бы тогда было? Он бы не успел ей помочь, всё решали именно мгновения, вырванные ею самой и Дымком. Героизм слепого… Слепых…»
«Аретуза» идёт ровно и мягко. Поколения истинных героев строили корабли из дерева, те ничего не гарантировали. «Аретуза» – не простая яхта, она живая и разумная. Она – дельфин, увеличенный в размерах, обученный мореходному делу, вооружённый приборами. Такие корабли не строятся, а выращиваются из генетически преобразованных зародышей. Механическое копирование природы ушло в забытое прошлое, оно от нас дальше, чем приблизившиеся времена Инков. Легко не бояться в безопасности. Гилл обернулся. Элисса на корме, спиной к нему. Она все эти дни спиной к нему, даже когда смотрит в лицо. Она ускользает от взгляда, она закрыла душу. Она считает его виновным в исчезновении Иллариона.
– Аретуза, будь добра, покажи акваторию!
Он прошёл в рубку и остановился перед экраном, не имеющим прямой связи с Хромотроном. Приятная отделённость от всевидящих глаз мирового голографического монстра. Как, почему, обладая непревосходимой интеллектуальной мощью, Хромотрон не успел остановить процесс Реконструкции вовремя? Потому что Гилл не захотел того? Слишком мало дней прошло для правильного ответа.
Треть мягкого стекла рубки заняло объёмное изображение подводного пространства. Редкое удовольствие для человека сухопутной профессии. Мир чарующих цветов и бесконечных оттенков-полутонов, неэвклидовый многомерный мир завораживает. Встречным курсом, на глубине около трети километра, идёт вереница грузопассажирских «китов», обычный транспортный караван. «Аретуза» говорит с «вожаком» каравана, пятисотметровой длины «китом». Беседа дублируется по громкой связи, но Гилл не прислушивается. Нет желания говорить с кем-либо, ни с «китами», ни с людьми внутри них. Повинуясь его желанию, «Аретуза» уводит сектор обзора в сторону, меняет масштаб и контрастность изображения. Он сейчас видит то же, что дельфин, он как бы сам дельфин Аретуза. И чувствует, понимает всю мощь мозга живой яхты, её невероятные для человека возможности. Можно поговорить и с настоящими дельфинами, как это делает яхта, когда люди не возражают. Но Гилл знает: не поймёт и половины из того, что они ощущают и осознают. Не тот диапазон, не та глубина.
– Аретуза! Как Элисса?
В это «Как?» Гилл вложил чувством весь спектр вопросов, относящихся и к её психофизическому состоянию, и к её сегодняшнему отношению к жизни, к миру людей. «Аретуза» ответила тоже кратко, но ёмко:
– Нормально. Отклонения в допустимых пределах.
«Вот так! В пределах допустимого. Сколько раз мы ошибались с этими самыми пределами…»
– В зоне моей видимости остров, которого в данной точке не должно быть, – доложила «Аретуза».
Яхта показала карту моря, себя на ней, маршрут движения и впереди – небольшое зеленоватое пятнышко. Остров, не отмеченный на морских картах? Да такое в принципе невозможно, системы космического и наземно-водного слежения фиксируют на планете всё. И фиксируемое тотчас отражается на всех картах мира! Определённо, что-то происходит с миром людей! Тигры, желающие гибели человека; исчезновение людей в неизвестных временах-пространствах; неоткрытые острова… Он пока не добрался до устройства в лабиринте Пакаритампу, а ведь там – он уверен – сокрыты выходы на многие тайны. Гилл выглянул из рубки и крикнул:
– Элисса, море волнуется. По прогнозу впереди шторм. Аретуза обнаружила неизвестный остров. Укроемся там?
Элисса кивнула, не отрывая взгляда от окантовавшей тело Аретузы бурунной зыби. Гилл тоже посмотрел вниз: так называемая бегущая волна. Дельфину плыть во сто крат легче, чем человеку, он не прилагает мышечных усилий. Минимум трения, никаких завихрений, всё стабилизировано – максимум совершенства и красоты в движении! Пока он любовался игрой воды, Элисса прошла в рубку – расширенный спинной плавник яхты. Неучтённый мировым реестром остров её не заинтересовал. Смотря поверх экрана на начинающее штормить море, она произнесла равнодушным голосом:
– Прости, за эти дни ни разу с тобой не поговорила. И ты думаешь, что я во всём виню тебя. Это не так. Илларион с детства тянулся к древности, к истории. Возможно, влияние генов, окружения. Если б я не разрушила нашу связь, всё могло сложиться по-другому.
«Ничего не меняется… Зачем искать вину и стремиться к суду? Над другими, над собой, всё равно. Она не меняется и никогда не изменится. Если я не прав, кто лучше меня поймёт это?»
Подавив наплыв тоски, Гилл сказал:
– Площадь Куси-пата… Я применил новый метод воздействия на информационное поле. Через шлём, непосредственно. Сила мозгового излучения трудно контролируется. Превысил энергетический предел. Пространство перенасытилось и возникла флуктуация.
– Предел?! Мы все перешли пределы допустимого, не только ты, Гилл. Мы уже начали шутить со временем. Надо же!
«День оценки пределов! Она мыслит, используя логику эмоций?»
Море заштормило как следует: тело супердельфина подрагивает, колебания передаются и в сердце. На мгновение Гиллу показалось, что дрожат клетки перенапряжённого мозга. Воздух заметно посвежел, небо опустилось и потемнело. Но Элисса ничего не замечает.
– Я уточнила данные острова, – Аретуза говорит с виноватой интонацией? – Никакие приборы его не фиксируют. Только живые образования, подобные мне. Остров требует осторожности при ознакомлении.
«Я уточнила». Неужели и пол у них сохраняется? Спросить бы, да как-то… И – «живые образования». Действительно, мы переходим некие пределы в своём прогрессе, — Гилл задумался, – Аретуза предлагает миновать этот островок? Он небольшой, но укрыться от непогоды можно. В чём же дело?»
– А ты можешь установить связь с морским народом? – спросила Элисса Аретузу.
– Колонии Георгия Первого далеко отсюда. Дальневосточное побережье Тихого океана ими слабо освоено. Но я могу связаться через спутниковые системы. Или включить Хромотрон?
– Нет, так не надо. Спасибо, – отреагировала Элисса, – Я просто хотела узнать, как часто появляются такие вот острова. Любопытно побывать там, где до тебя никого не бывало.
Её настроение меняется. Без причины? Во всяком случае, Гилл не видит и повода.
– Я покажу вам океан, – отреагировала «Аретуза», – Вы можете ослабить воздействие циклона на этот район.
– Не надо, – отозвалась Элисса, – Мы пойдём к острову. Зачем беспокоить службу погоды? А вид океана – это хорошо.
Ей хочется шторма, понял Гилл, она желает влезть в хорошую передрягу. Чтобы отвлечься от себя самой? Но Аретуза не всё объясняет понятно.
«Почему? Моё мышление ущербно, или дельфин не желает?»
Голографический экран расширился, точка обзора поднялась над водой. Где-то слева внизу, идя попутным курсом, сверкает множеством огней пассажирский лайнер. Справа-вверху, уходя за угол экрана, разворачивает вихри мощный водоворот, видимый на сотни метров в глубину. Он-то и творит бурю на поверхности, преобразуя кинетическую энергию воды в атмосферный ураган. Полоса кругом водоворота сияет штилем. Сверху хорошо просматривается спиральная воронка, обращённая вниз. Да, пожалуй, встряска обеспечена, уяснил Гилл. Но «Аретуза» не деревянный или железный корабль, она легко выдержит любые баллы, закрыв пассажиров в непроницаемой для воды рубке. Яхта направляется на юго-запад, оставляя справа Курильскую гряду. «Аретуза» подчинилась желанию Элиссы, уходит мористее. Если б не дикий островок, они направились бы к Симуширу, к людям. Ураган предвидится серьёзный. Но люди Элиссе не нужны. Зачем она вышла из рубки?
Пришлось вернуть её силой. Пространство рубки затворилось, лишив полноты восприятия. Тело яхты качает в растущих волнах, но шум моря почти неслышен. Воздух снаружи проходит свободно, очищенный от излишней влаги. Обоняние фиксирует изменения в атмосфере: прибавилось йодисто-горького, терпкого. Молекулы озона пощипывают кончик языка. Гилл усмехнулся: утерянная морская традиция требовала в подобных условиях пару солидных глотков подогретого рома. Неплохо бы, но в их всеобщей, почти повальной трезвости, ром такой же раритет, как шпага на поясе.
«Скучно живём. Нам бы учредить Консула по части питья всякого зелья. Мозги периодически надо размачивать, орошать. Народы успешно боролись с сухим законом, а мы добровольно вериги навесили». Гилл улыбнулся самому себе.
«Аретузу» тряхнуло, и мысли о пользе алкоголизма выскочили из головы как пробка из бутылки шампанского. Гилл едва удержал Элиссу от падения. На минуту прижал её к себе и поразился: вместо упругого тонуса дряблость, груди как у преклонной старушонки…
Смотровые стёкла заливает водой и пеной, яхта то проваливается на дно океана, то взлетает к небу. Усилием воли он подавил приступ тошноты. Желающая бури Элисса совсем обессилела и забыла о борьбе. Он устроил её в уголке, она сжалась в комочек и закрыла глаза. Сломалось что-то внутри. Вот она, привычка постоянно меняться и всё менять, в том числе привычки!
Сквозь водонепроницаемую защиту рубки проникают свист и вой ветра, грохот взбешённого океана: всё это сливается в единый гул, раскалывающий монолит личности на независимые кусочки. Но без ранее прозмеившихся трещин такое разве возможно? Когда он приступил к саморазрушению собственного единства? Гилл собрал остатки воли и отвлёкся от внутреннего допроса.
Впереди, совсем близко, небо разветвило перевёрнутое дерево молнии. Гилл заметил прямо по курсу яхты тот самый неизвестный остров и прикипел к нему взглядом. Там – надежда на передышку и запоздавший на много сроков разговор по душам. Если получится. По душам… Очень непривычно звучит. Как бы не ко времени и не к месту жизни. Но почему «как бы»?
Небо над островом просветлело, он стал виден яснее. Коралло-рифовых образований быть не должно, но как похоже: тёмно-зелёное полукольцо с тихой бухточкой внутри, небольшой беленький домик на возвышенности. Прямо оазис в океане!
Гилл присмотрелся и удивился. И поразился тому, что не потерял способность удивляться. Было чему: с неуловимой периодичностью остров преображался. Примерно так делают некоторые постановщики голографических зрелищ, заставляя отдельные элементы проходящей сцены менять свето-цветовую насыщенность от нуля до максимума. Тут нуля-исчезновения нет, но некий минимум присутствует: полупрозрачность, лишающая островной пейзаж цвета и чёткости контура. То вот он – есть; то его почти нет…
«Неужели пришла расплата за давнюю попытку приблизиться к касте звездолётчиков? И усовершенствованное зрение даёт сбои, рождает внутренние миражи? Не исключено: предки утверждали – за всё приходится платить. Присвоишь чего не положено – исчезнет то, что было дано само собой, даром. Не хватает в такой момент потерять зрение!»
