Kitabı oku: «Я тебя… никогда!», sayfa 4
От любви до ненависти
Превратившись в сплошное крошево,
Нахлебавшись любви сполна,
Я простила тебя, хороший мой,
Я простила… Иди ты на…!
Любовь Козырь
Когда Даша на минутку заскочила к подруге, Варенька наматывала на кулак слёзы, размазывая их по опухшему лицу вперемежку с чёрного цвета тушью. Выглядела она крайне непривлекательно, всем своим видом показывая состояние, если не трагедии, то сокрушительной драмы.
Что бы это могло быть! Дашино сердце застучало, часто-часто, сострадая и мучаясь, пока ещё неизвестно отчего. Она подскочила к Варе, взяла её рожицу, это выглядело именно так, двумя руками и принялась быстро-быстро, с нежностью целовать родное личико, слизывая слёзы.
Варенька лучшая подруга с раннего детства, когда они, держась за руки, вприпрыжку бежали в детский сад, радуясь возможности целый день быть рядом.
Конечно, в их жизни были и другие девочки и мальчики, но подобного родства интересов так и не случилось. Подружки не научились жить отдельно друг от друга.
Варя пыталась совладать со своими чувствами, которые выплеснулись совсем не вовремя. Они вовсе не предназначались для Даши. Точнее, она вообще не должна была знать о переживаниях, которые предполагали ужасные последствия.
Произошло страшное. Дашин муж, Витька, изменял. Мало того, поставил это право себе в заслугу.
Когда началась эта дружба, никто и вспомнить не может. Возможно, была всегда.
Во всяком случае, девочки не помнят, когда не знали друг друга. Их дружба была тотальной и безоговорочной. Её поддерживали даже родители, позволяя девочкам быть вместе и рядом, постоянно.
Если одну из них везли на дачу или в парк, то брали и другую. Нередко, они и ночевали вместе, оставаясь, то в одной квартире, то в другой. Любимой забавой у них было совместное купание в горячей ванной. Девчата наваливали на поверхность воды плавающие игрушки и устраивали морские бои с утятами и дельфинчиками.
Это было замечательно, весело.
Девочки росли и развивались, меняясь наружно и внутренне, однако, привязанности своей не утратили, считая дружбу кровным родством. Зачастую они и представлялись сёстрами. Даже одежду старались носить одинаковую, как близнецы.
Костюмчики и платьица шила соседка, подружка Вариной мамы, тетя Лена Герасимова. Она была хорошей портниха и большой выдумщицей. Подруги всегда были одеты оригинальнее всех в классе и во дворе.
*****
В комнату нахально и весело врывалось солнце, требуя для проказ пространства и времени, немилосердно раскаляя объём квартиры, заставляя танцевать и искриться каждую пылинку. Громко и протяжно играла медитативная музыка. Группа Enigma старательно выводила мелодию Mea Culpa.
В другое время эти божественные тягучие звуки вызывали бы чувство эйфории, а сегодня давали повод лишь расслабиться внутренне, позволяя непрошеным слезам, стекать горошинами.
Варенька словно обмывала потоком солёной влаги ранимую душу, по которой пробежались в грязной обуви, оставив безобразные следы.
Да, да… в этом есть и её вина. Хотела как лучше, а вышло как всегда, очень нелепо.
И ничего уже не исправить.
Она сильная. Ради дружбы способна на многое, если не на всё, но предательство, измена, это чересчур.
Витька, Дашенькин муж… она ведь для него всё что угодно готова сделать, а он… такая чёрная неблагодарность.
Впрочем, Варенька не считала произошедшее лично с ней событие изменой. Это была скорее плата за дружбу и близость к подруге, в некотором смысле услуга.
Витька тогда страдал. Мучился физически и психически. Изнывал от интимной неудовлетворенности, когда беременная Дашенька лежала в клинике с жутким токсикозом.
Время шло, подругу не выписывали, а Витька бесился. В то время он не был избалован вниманием женщин, но успел познать плюсы регулярного семейного секса.
Варя видела, как плотоядно глядел он на каждую девушку, попадающую в поле зрения, раздевая её, совершая мысленное совокупление.
Дедукция подсказала выход, если это так можно назвать, чтобы Дашенькин муж не побежал налево.
Ведь они самые-самые близкие. У них всегда всё было общее.
И вот теперь подруга обнимает её, успокаивает… а должно быть совсем наоборот. Это Дашеньку стоит пожалеть. Это её предали в первую очередь, ей изменили. Грубо, исподтишка. У них же семья, дочка, любовь.
Любовь, к кому, к чему!
И главное, с кем изменил… да ещё, чувствуя полную безнаказанность, признался, что подобное вероломство успело войти в привычку, стало обыденным.
Он, видите ли, начал скучать от употребления каждый день одного и того же чёрствого хлеба.
Это его слова. Разнообразия ему захотелось. Интересно, когда это началось? Неужели с неё, с Вареньки?
С годами отношения между девочками приобретали иные контуры. Не подумайте о непристойном поведении, этого у них и в мыслях не было. Просто раздельную жизнь они и вовсе теперь не воспринимали, расставаясь лишь ночью, да и то не всегда.
Случалось им спать и вместе. И с мальчишками они гуляли, не расставаясь. Даже влюбились в одного и того же.
И первая любовь тоже была общей.
Их кумиром был рыжий коренастый спортсмен из соседней школы, Артур Сокольников, с которым они познакомились на сборах, когда тренировались для участия в соревнованиях по плаванью.
Мальчишка был не из числа маменькиных сынков, но очень принципиальный. Целоваться с обеими отказался наотрез, требовал от девчонок сделать выбор.
Артур признавался, что нравятся обе, но раздваиваться не желал. Готов всей душой полюбить только одну. Вторая должна смириться с этим и освободить пространство, точнее исчезнуть, дав возможность, общаться лишь двоим.
Девочки долго думали и расстались с этим кавалером, так и не научившись целоваться. Впрочем, они об этом не сильно переживали, удовлетворяясь до поры общением между собой.
Однако время шло и неясное томление, плюс обыкновенное любопытство, заставляющее искать дружбы с мальчиками, трансформировалось в нечто более чувственное.
Стихи о любви, книжки и беседы перестали удовлетворять некие скрытые потребности подружек.
Мальчики стали вызывать неведомые прежде, сильные, влекущие эмоции, заставляющие краснеть от пристального или слишком внимательного взгляда, покрываться мурашками от случайного прикосновения.
Зов плоти день ото дня усиливался. Неодолимо хотелось близости, ещё не вполне осознанной, но влекущей.
Поцелуи и объятия на танцах случались у обеих. Разговоры о том, обсуждение переживаний, ощущений, становились всё более откровенными. Пока в их жизни не появился Виктор.
Молодой человек был в меру застенчив, но иногда становился крайне решительным. Прежний его опыт ограничивался поцелуями, но какими страстными.
Когда, проводив Дашу после танцев, он зажал Вареньку в подъезде, обмусолив девочке шею, лицо и уши впился поцелуем в губы, у неё от неожиданных ощущений напрочь отключился мозг.
Вареньке стало нестерпимо жарко. Лицо пылало, а сердце совершало акробатические этюды, пытаясь вырваться наружу.
Витька не просто целовался, виртуозно пользовался языком.
Голова кружилась. Было ощущение, что она покинула собственное тело, забыла о его существовании и летает в ином измерении, где одно мгновение длится вечность.
Варя понимала, что уже поздно, что пора домой, что их могут "застукать" за этим постыдным, как ей представлялось, занятием. Ведь такие отношения должны быть доступны только взрослым.
“А вдруг мы случайно сделаем ребёнка” – всерьёз испугалась она.
Ей стало страшно. Сознание моментально вернулось обратно в голову, или в душу, короче туда, где ему и положено быть.
Варенька вырвалась, и, не оглядываясь, поспешила домой.
Родители не спали. Её состояние или внешний вид дали повод для расспросов, что было очень неприятно и крайне стыдно.
– Как ты могла до такого докатиться, какой позор, – кричала мама, глядя как дочь на простой вопрос ответила малиновым сиянием кожи.
Это было давно, теперь Дашенька, успокаивая Варю, пыталась хоть намёком узнать причину внезапного проявления столь сильных эмоций. Нужно было что-то предпринимать.
Рассказать или нет, думала о том, что именно произошло, когда подруга лежала на сохранении? Если признаться во всём, можно навсегда потерять подругу, что попросту немыслимо.
Как же дальше жить без неё!
С другой стороны, если не рассказать обо всём, это может в дальнейшем привести к трагедии. Витька, свернул на кривую дорожку, где последствия могут быть какие угодно.
Дашенька недавно призналась, что опять беременна. Что, если этот кобель заразит подругу. Или что еще хуже, будущего ребенка?
Нужно найти выход, только кто может подсказать, как правильнее? Компромисс неуместен. Или да, или нет. Но как именно поступить сейчас?
О поцелуях в подъезде тогда Варенька подруге поведала. Как же иначе. Доверять как себе можно только в одном случае, если ты откровенен во всём и до конца. Иначе, если появятся секреты, рано или поздно ложь обнажится и приведёт к недоверию, а там и до настоящей ссоры недалеко.
Варенька рассказывала и краснела, переживая, тем не менее, случившееся, повторно. Вроде, обычные слова, но эмоции и ощущения волшебным образом оживают.
Даша слушала, смущаясь вместе с Варенькой, примеряя эти ощущения на себя. Как же и ей хочется такого. Но ведь Витя один, а их двое.
Как быть!
Придумали следующее: когда танцы заканчивались, у Вареньки якобы заболевал живот. Ей становилось плохо, и она убегала домой.
На самом деле, подруга ждала в укромном месте в парке, возле лавочки, которая располагалась в относительной темноте на отшибе.
Виктор, как и рассчитывали, те же действия предпринял повторно с Дашенькой. Только времени у него на этот раз было больше.
Получив желаемое легко и быстро, он решил особенно не церемониться. Залез под Дашину блузку, расстегнув бюстгальтер. В его практике это были новые ощущения.
Если быть до конца честными, понравились они и девушке, особенно, когда он, придерживая яблочко груди, взял вишенку соска в рот и начал ласкать её языком.
Не знаю, что творилось в голове и теле у парня, но Дашенька чуть не лишилась сознания.
До второй груди дело не дошло. Девушка не на шутку испугалась последствий.
Зато Виктор был на десятом небе от счастья.
Теперь у него была не одна, а целых две любимые девушки. Какую из них выбрать, если он от обеих без ума, мальчишка решить был не в силах.
Так и повелось: девушки провожались кавалером по очереди, и позволяли ему немного больше вольностей, чем в предыдущий раз, затем обсуждали между собой всё, каждую мелочь. Для подруг были важны мысли, ощущения, эмоции, впечатления.
Разговаривать о любимом они могли сколько угодно. Им казалось, что Витька – абсолютный идеал. Причём во всём: рост, внешний вид, характер, темперамент, голос. Даже у него запах был особенный, самый-самый.
Точку в этом вопросе поставила Даша, внезапно обнаружившая наличие беременности.
Варенька одновременно переживала, ревновала, и радовалась за подругу. Всё равно Витьку напополам не распилишь. С самого начала они знали, что в итоге кому-то из них придётся уступить место под солнцем.
Подружки смеялись и плакали, обсуждая как поступить.
Победила дружба. Варенька корректно отошла в сторонку, не позволяя более Витьке до себя дотронуться.
Впрочем, она так сильно радовалась за Дашу, что пережила это легко и просто. Зато у нас будет ребёночек.
"У нас", она произносила так, словно младенец родится от неё и Даши.
Девушки мечтали о будущем чаде, читая всё, что можно узнать, о беременности и родах, воспитании и кормлении.
Обе чувствовали себя матерями.
Варенька даже начала учиться шить и вязать. Пригодится.
*****
Решение к Вареньке пришло внезапно: Витька не только не идеальный, он эгоист, самовлюбленный кобеляка-шатун. Если начал гулять от жены еще в период конфетно-букетных ухаживаний, что будет дальше? Во всяком случае, не ей решать. Пусть свой выбор сделает Даша. Для этого она должна знать всё. И точка. Значит, признаваться. Пусть подруга её судит.
*****
Беременность Дашеньке далась трудно: плод настаивал на личных потребностях, не считаясь с обстоятельствами и здоровьем девушки, перестраивал организм под себя. Зародышу требовались, питание и чистая кровь.
Обычный для ранней стадии беременности токсикоз начал изнурять Дашу в первый же месяц. Варенька всегда была рядом, чтобы поддержать подругу, чего нельзя было сказать про мужа.
У него неожиданно появились проблемы и срочные дела, которые отложить невозможно.
Варя сильно переживала из-за подобного отношения, но раз Дашенька молчит, значит, наверно, так и нужно. Во всяком случае, она всегда рядом. Справятся.
Когда животик у девушки достиг гигантских для её роста и веса размеров, а противостояние Дашеньки и плода так и не прекратилось, врачи, во избежание осложнений и угрозы выкидыша, отправили девушку на сохранение, как они выразились, в клинику.
Дашенька очень переживала по этому поводу. Особенно волновалась за Витеньку, боялась, что тот не справится один с хозяйством. Очень уж он несамостоятельный: всё ему подай-принеси, мама так приучила.
Варенька обещала за её мужем проследить, помочь с домашними делами. А обещаний на ветер она бросать не привыкла. Вот и засучила рукава: готовила, стирала, гладила, прибирала, да ещё и к Дашеньке по несколько раз в день бегала, благо работала в больнице, совсем рядом, только в другом корпусе.
На второй или третий день, начала Варенька примечать как остервенело облизываясь, глотая слюни, смотрит на неё Витя.
Под его масленым взглядом, особенно когда поворачивалась спиной, Вареньке становилось горячо и не совсем уютно. А когда она заглядывала ему в глаза, видела в них мольбу и ещё… просто чувствовала, как он раздевает донага и мысленно приступает к процедуре совращения.
Ощущение было крайне неприятным, отделаться от него было невозможно – Витька не давал.
Всё время, пока она хлопотала по хозяйству, он сидел за спиной и наблюдал, пуская слюни.
– У меня с одеждой что-то не в порядке?
– Ну что ты, Варенька. Любуюсь твоей красотой… и грацией. Ты лучшая.
– Как же Дашенька?
– Но её здесь нет. Надо же мне на кого-то глядеть. Я ведь мужчина, чёрт возьми, у меня есть потребности. Мне необходима близость.
– Интересно, просвети. Я тут убиваюсь как проклятая, обслуживаю тебя. Разве что сопливчики и памперсы не меняю… чем занимаешься ты!
– Женщина…
– Что женщина?
– Ты женщина. Другой здесь нет. Я тебя хочу. Помнится, ты меня любила. Я привык иметь ежедневный секс, понимаешь. Жена меня бросила… как быть!
– Она болеет, выхаживая, между прочим, твоего ребёнка.
– Даже если так, это ничего не меняет. У меня физиологические проблемы, представь себе. Яички опухают от неудовлетворённой потребности. Я ночами спать не могу. А она, видите ли, болеет. Что делать мне – здоровому мужчине, которого природа заставляет искать близость… чтобы выжить?
– Я здесь, причём! Договориться с врачами, чтобы тебя к Дашеньке пустили на случку? Уморил. Потерпишь, родной. Другие мужики выдерживают воздержание годами. Это жизнь. Ничего не поделаешь.
– Ты же в урологии работаешь. Должна знать, что при застое крови в тазовой области с мужиками бывает. Зачем я потом Дашке нужен буду, без яиц-то?
– Дурак ты, Витька! От воздержания причиндалы не отваливаются. Спроси у мужиков как они из положения выходят.
– Как-как? Кто на сторону бежит, другие мастурбируют. Мне что – девочку с низкой социальной ответственностью заказывать на дом?
– Я тебе закажу, малахольный, только попробуй Дашутке изменить, я тебе сама эти самые, чтобы не опухли, отгрызу. Попомни. Она моя единственная подруга, почти сестра. Да что я говорю, она мне больше сестры, роднее матери.
– Вот и я о том же. С тебя не убудет. Велика беда: легла, ножки раздвинула… дальше я сам. Я же помню, как ты млела от моих поцелуев. Что изменилось-то? Вот он я, тот же самый, твой любимый мужчина. Я тебя до сих пор обожаю, честное слово, ты мне по ночам снишься. Дурак был. Неправильный выбор сделал. А всё почему? Дашка ноги вперёд тебя раздвинула. Окунулся с головой и пропал.
– Это ты брось, прелюбодей проклятый. И не хами. Во сне сколько угодно и что угодно вытворяй, ко мне приставать нечего. Кстати, я вспомнила, из учебника: при длительном воздержании ночью происходит поллюция, организм мужчины получает полную разрядку. Так что не надо рассказывать сказки. Воздерживаться не вредно.
– Умная, да! Ну ладно, как знаешь. Придётся девочку на стороне искать. Здоровье у всех разное. Моё не позволяет жить без женщины больше одного дня.
– Только посмей!
– Неужто у тебя спрашивать буду! Всё, решено, невмоготу. По вечерам агрегат свой, то парю, то остужаю. Хочешь, покажу? Синий весь. Дашка тебе этого не простит, так и знай.
– Я думала у тебя с головой порядок. Так и скажешь – не дала, поэтому заболел. И умер… ха-ха-ха! Оригинальный подход к пикапу: не дашь – повешусь. Да, пожалуйста. Нужен ты нам больно!
– Вам! Сама же говоришь, лучшая подруга, а понять самого родного человека этой подруги не хочешь. Чёрт с тобой. Сам справлюсь.
Варе бы плюнуть на всё и не ходить к нему больше, так нет, задумалась. А ну как правда по девочкам побежит? И заразу в дом приволочёт. Или того хуже…
– Да чёрт бы с ним, – подумала Варя, – не мыло, не измылится. Зато для Даши безопасно: нас-то проверяют постоянно, никакой нехорошей болезни со мной точно не подцепит. Вроде как таблетку дала. Варька, зараза, думай. Да поскорее, пока, шалаву какую в дом не привёл. Соглашаться нужно. Не для себя, для Дашеньки.
*****
Варенька высвободилась из объятий подруги, посмотрела на неё с сожалением и болью.
– Извини! Умойся пойди, расскажу кое-что. Больше не могу в себе держать. И не буду.
Даша долго приводила себя в порядок, пришла из ванной вполне похожей на себя прежнюю.
– Ну, вот и чудненько, подружка! Ты меня подожди тут. Телевизор пока посмотри, что ли… хотя нет. Закуску приготовь, любую. Что в холодильнике найдёшь, то и мечи на стол. Я быстро. За вином только сбегаю. Разговор у меня к тебе. На сухую не осилим. Жди.
И убежала. А Дашенька так и ждала стоя, недоумевая: что за разговор такой, для которого вино требуется?
Вскоре на лестнице застучали каблучки. Знакомая походка, привычные звуки. Вошла Варенька с тяжелой сумкой, выставила на стол два фугаса вина.
– Это же крепленое. С ума рехнулась, подруга? Мы же под столом окажемся.
– Не думаю. На всякий случай ещё и водку прихватила. Садись. Веселиться будем.
На её глаза снова навернулись слёзы, но усилием воли удалось с ними справиться.
– Витька, твой…
– Ну, конечно, мой, чей же ещё.
– Я не спрашивала, ты не дослушала. Витька тебе изменяет.
– Шутишь! Да он меня любит.
– И тебя любит, и меня любит. И Ингу Ташлову тоже любит.
– Это которую? У ней ноги от ушей… эту, что ли?
– Её самую. Раньше думали, что она фотомодель, оказалось, девочка эскортными услугами занимается. Бизнесменов в поездках сопровождает. Для создания имиджа. Параллельно иные услуги оказывает. Сама понимаешь, какие.
– Проститутка, что ли?
– Догадливая. Но Инга, это так, эпизод в длиннющем списке, самая последняя, или крайняя. Витька мне во всём признался. Бравировал, смаковал. Уверен был, что ничего тебе не расскажу, потому что у меня самой рыльце в пушку.
– Это как понять?
– О том после, под водку. Наливай подруга, иначе с ума свихнёшься.
– А как же я, дети?
– Болеет он у тебя, если с одной и той же близость имеет. Застой у него, видите ли, происходит. Только не падай в обморок. Изменять он тебе начал, когда ты ещё невестой была. Хвалился, что после очередной подружки мог и тебя мужской удалью порадовать. Силы, мол, много скопилось, чего жадничать: другие, девки тоже любви хотят. Обижать, мол, не след.
– Ты уверена, что всё ещё мне подруга, для чего это мне говоришь? Я ведь тебя родной считала.
– А ты суди меня. И Витьку своего, кобеля, тоже. Заслужили.
– Хочешь сказать… и ты с ним?
– Не хочу, но говорю прямо. Потому, что правда это. Уговорил, когда ты на сохранении лежала. Шантажировал, тем, что проститутку закажет. Испугалась я, что заразу может тебе принести. Потому и согласилась.
– Скажешь, один раз всего и было?
– Как бы ни так. Регулярно, пока тебя не было. Раза три в неделю. Мазок у него каждый раз брала. И кровь на анализ. Тогда всё в порядке было. Я уверена. Понимаю, что сложно в это поверить, но для тебя старалась. Договор у нас с ним был – только пока ты в больнице, и только со мной. В качестве необходимого лечебного средства.
– Вылечила, да! А потом?
– Прости, Дашуля! Дура я. Если прогонишь – не обижусь. Насчёт Витьки своего крепко подумай.
– А наливай. Думай, не думай…. катись он колбаской по Малой Спасской. Только, вот ведь беда: не верю я тебе. Вроде искренне говоришь, а на правду не похоже. Сама я убедиться должна. Инга говоришь! А откуда знаешь?
– Случайно, поймала. Бог шельму метит. Укол бабе Мане ходила делать поздно вечером, Пуляевой. Из шестнадцатиэтажки. В кошелёк в подъезде полезла за чем-то, выронила ключи. Они бряк, и под лестницу. Я бегом, а там твой Витька Ингу эту в собачьей позе шпилит, голую почти. Поздоровался сволочь, и смотрит на меня с ехидцей.
Ждал, пока я укол делала. Решил расставить точки над i, заодно, меня поиметь. Жениться обещал, между прочим.
*****
Витька как всегда ждал Варю, когда приберётся и накормит. Приобнял, развернул к себе и по отсутствию сопротивления понял, что крепость осадой взята. Похоже, противник белый флаг выбросил. Можно брать голыми руками. Но прежде, договорились об условиях капитуляции: только в качестве лечебного средства, пока жена не выздоровеет. И ещё, никаких измен на стороне. На этот счёт Варя однозначно предупредила. Если что – меры будут жёсткими.
Отдавалась она Витьке строго по графику, вечером. Ужинать с ним и вино пить отказывалась. Только секс. Нормальный, обстоятельный, с чувством, но в гомеопатических дозах. Лекарство, значит лекарство.
Витька соглашался для виду, но когда приступал к основному действию, забывал обо всём.
Варька-то нерожалая ещё. Кожа у неё гладкая, нежная. Опыта сексуального ноль. Источник удовольствия, сокрытый под кустистым треугольником – тесный, упругий. Того и гляди лопнет, если сильнее нажать. Войдешь, и остаться там навсегда хочется.
Стоит только начать, дальше у любой девчонки мозги отключаются. Живому – живое.
Одно условие было неизменным – останавливаться за секунды до финиша.
Очень не хотелось Витьке прерывать кайф, да ничего не попишешь. Не хватало ещё одну бабу на шею посадить. Одно дело удовольствие иметь, другое – тащить потом воз с их детишками.
*****
Даша слегка окосела от выпитого количества спиртного. Никогда прежде не вливала в себя такой лошадиной дозы. Считай, по бутылке на подругу выкушали. Но сегодня маловато показалось. Пить, так пить. Не праздник справляют. Больше на поминки похоже.
– Наливай, подруга!
– Так ведь только водка осталась. Значит, всё-таки, подруга?
– Давай водку. Пока подруга. Дальше видно будет. У меня нынче проводы вечной любви.
– Ничто, Дашута, не вечно под Луной. Любая вечность не может превышать размера человеческой жизни. Так-то. Любил – разлюбил. Да не любил он никогда… и никого.
Трахаться хотел и только. Гормональная истерия. Отбушевала и успокоилась. Огонь, если дрова сырые, поддерживать сложно, сама знаешь.
Помнишь, как мы с тобой в походы ходили, с мальчишками? И даже ни с кем не целовались ни разу. Правильные были, порядочные. А теперь что?
Я, Варька, мужа единственной подруги совратила. Только подумай. Идиотка. Лекарство. Развёл как последнюю деревенскую лошадь, как козу Маньку с бубенчиками. Воспользовался наивностью. Нет, Дашка, я не жалуюсь. Витька дело мужское туго знает. Войдёт, думаешь, умереть бы сейчас. От счастья, от удовольствия. Дура, кому я это говорю!
Ведь я первая с ним целоваться начала. Помнишь? Только ты опередила, позволив больше. Ты всегда была решительнее. У нас тогда что-то вроде соревнования было. Молодость, беспечность, наивность… ау! Где мои семнадцать лет. Даш, а ты бы хотела всё обратно вернуть?
– Это как, к мамке в животик?
– Да нет. Чтобы никакого Витьки не было, только ты и я. Как тогда. А давай в ванной поплескаемся. У меня и уточки есть.
– Я же беременная. А насчет Витьки… я что, одна буду детишек тащить? Не осилю.
– Пошли. Воду мы с тобой тёплую нальем, чтобы выкидыш не вызвать. Так ты что, простила его, что ли? Значит, зря я затеяла душевный стриптиз, пусть заразу носит, какую пожелает, пусть и дальше тварей подзаборных огуливает?
Всё стерпишь, потому что отец твоих детей? Я тебя не понимаю, подруга. Ты же молодая, красивая. Детей мы с тобой без него вырастим, воспитаем. Не хуже прочих. Поверь, нельзя этого спускать. Думай Дашенька, думай милая. Виновата я перед тобой, но всё же, поверь, нельзя жить ради чего-то призрачного. Лучше синица в руках, чем… а, чего я тебя учу? Спать, у меня останешься?
– Да ты что. Витька придёт, чё скажет-то.
– Какой, Витька? Бог с тобой, ты так ничего и не поняла?
– Всё, напилася. Боле не могу. Пойду домой. Голова совсем не варит. Ничего не понимаю. Завтра сначала рассказывать будешь, с подробностями, на трезвую голову.
Варя довела подругу до квартиры, то и дело поднимала её с земли, помогла открыть дверь, но не зашла. В голове всё ещё крутились разговор с Витькой и тщетное признание, которое, похоже, не принято.
Что-то будет!
*****
Варенька подозревала, что Витька может её поджидать, мысленно готовилась к неминуемому разговору, который никак не мог быть простым.
– Ну чё, Варька, развлечёмся?
– Тебе не хватило? Широка щёлочка оказалась, или кончить не удалось?
– У меня осечек не бывает. Сама знаешь. От тебя бы сейчас не отказался. У меня на тебя всегда аппетит имеется. Больно уж ты сладкая. Не карамелька даже, шоколадка, с сюрпризом. Во, можешь потрогать, готов к бою.
– Инге своей покажи, она обрадуется.
– Чё сразу своей. Она общая. И покажу. Инга баба безотказная, палочка-выручалочка. Когда настроение плохое, или дурь скопилась, первым делом до неё бегаю. Чем экономить, лучше ей зарядить. Долго упрашивать не нужно. Теперь тебя хочу. Нечего ломаться. Чего недотрогу из себя строишь? Не я ли тебя как последнюю шлюшку в Дашкиной супружеской постели драл? Позы разные перепробовал. То-то! Докторицей прикидывалась. Знаю я таких тихонь. Через день у них лечусь.
– Ты чего такой храбрый стал, бесишься, что с поличным застукала?
– Ой, прямо застукала она, простая честная давалка. Не я ли сиськи твои бесстыжие мял, вот этими рученьками, вишенки с тортика грудей сосал да облизывал? А как по дорожке меж тех холмов губами до куста срамного добирался, створки ракушки пальчиками раздвигал, по горошине языком елозил? Соку было, хоть в стакан наливай. И это не помнишь? Надо же, девичья память. Оно конечно. А как скакали с тобой на пару по два часа кряду, как глубже и сильнее просила, тоже запамятовала?
– Отчего же, всё помню. И договор с тобой, помню. Отгрызть обещала причиндалы тухлые, если посмеешь Дашеньке с кем-нибудь, кроме меня изменить. Не послушал. Посчитал, что вру. Грызть я их не стану, как бы не вырвало. А вольницу твою разрушу.
– Ой, ой! Испужался. Иди, докладывай. И про себя не забудь. Дура! Она тебя же первую из дому выпрет. У нас семья, дети. А ты, кто!
Или тоже ей будешь втирать про секс в лечебных целях? Отчего же ты так извивалась, стонала, поддавала задом, если это было лечение? Дрожала как осиновый лист, кончала по пять раз кряду? Это тоже лекарство было. Или имитация оргазмов?
Понимаю, баба незамужняя, а тут живой мужик, стояк железный и долбит как отбойный молоток. Где уж тут терпежу взяться, приходится подчиниться действию вездесущих гормонов.
Я же видел, как ты тащишься, потому и хочу тебя всегда, что темпераментнее тебя бабы не встречал, хотя тьму их перепробовал.
У Дашки моей, после родов вагина как ведро стала, не в размер с моим агрегатом, краёв не сыскать. А у тебя тютелька в тютельку, даже немножко узковата, натягивать приходится. Так в этом и кайф, подруга. В этом самом. Хочешь, я Дашку брошу к чертям собачьим, а на тебе женюсь, хочешь? Не пожалеешь. На руках носить буду.
– Помнится, ты и Дашеньке те же куплеты пел. Так она до сих пор не поняла, что это маркетинговый ход был, попросту говоря, лапша на уши. И изменял ты, уверена, не только со мной и Ингой.
– Догадливая ты наша. Тебе, списком или как? Не считал, но десятка три-четыре точно будет. И представь себе, ни одной порядочной не встретил: у кого муж, у других любимые, а от хорошего кобеля ни одна не отказалась.
Так, разве что поломаются слегка, для приличия, потом делай с ними, чего душенька пожелает. Хоть в зад, хоть вперёд, и в качестве леденца… только поначалу все в порядочность играют.
И ты тоже. Помню, всё помню, как просила, умоляла ещё разочек воткнуть, потому, как кончить не успела. Отказал я тебе хоть раз?
Влюблён я в тебя, без памяти, в твою мокрую щёлку, тугую как у девочки, сочную, словно арбуз. Каждый раз простыню стирать приходилось.
А как она пахла – не передать. Амброзия. По ночам снишься, прелестница. Просыпаюсь иногда, точно помню, что с тобой был, а на простыне следы великой любви. Липкие, с запахом мускуса и похоти. А ты? Ну, пошли, не ломайся. Как вспомню твою волшебную мякоть, аромат разгоряченного тела, влажную тесноту, жар. Это блаженство, словами не передать.
– Ты говори, говори… у меня память хорошая. А список, если не трудно, всё же напиши. Вдруг Дашенька не поверит, а тут бац, документ. Так я пошла.
– Ты чего, подруга! Заводила, заводила, и динамить! Нет, так дело не пойдёт. Как миленькая дашь. А не то…
– Облезешь, милый! Не для тебя мама ягодку растила. И про Дашеньку можешь забыть. Я ей глазки раскрою. Хрен тебе по всей морде, а не тесная пещерка. Ишь, разохотился! Та широкая, эта узкая. Разборчивый больно.
*****
Витька, половину ночи, пока Даша домой не пришла, бесился. А вдруг и правда рассказала, тварюшка. Больно долго жены нет. Никогда она не задерживалась, а тут… дочка у дедов, сама в загуле. Не к добру. Не дай бог, выставит к чёртовой матери. Квартира-то её.
Когда ключ заскрипел, и дверь отворилась, Витька выскочил в коридор.
Дашка была в стельку пьяная. Лучшая защита, как известно каждому, это нападение.
Витька начал орать как потерпевший, обвиняя жену во всём сразу. Для пущей убедительности врезал ей между глаз, чтобы порядок блюла.
Дашенька свалилась кулем без памяти. Витька махнул рукой и пошёл спать. Так, мол, и надо тебе. Виданное ли дело, бабе заполночь пьяной приползать? Понятное дело, проучить пришлось.
