Kitabı oku: «Случай из жизни трейдера. Часть 3», sayfa 3
Чувствую, что надо брать «Газ» на все. Ниже в ближайшее время цена не будет. С такими мыслями я ложусь спать. Однако просыпаюсь от какого-то толчка, словно кровать подбросили вверх, и вижу мелькание цифр: 210, 230, 250, 270, 290, а потом я засыпаю и вижу удивительный сон. Будто бы на улице зима, метель, валит снег и ничего не видно, а потом откуда-то выплывает огромное-преогромное солнце и съедает снег. Становится тепло, и я вижу море, пальмы и желтый песок.
Просыпаюсь. Я помню сон, но он непонятен. Что же могли означать цвета? Итак, сначала я подумаю о белом цвете. Это цвет снега. Затем в фокус моего внимания попадает голубой – цвет моря и неба, потом зеленый и, наконец, желтый. Что-то здесь зашифровано… Мир вокруг нас полон информации, однако мы не умеем ее читать. Чувствую, что сон позитивен. Смотрю на часы. Ба! Да рынок пятнадцать минут назад как открылся. «Проспал, разгильдяй, – я начинаю себя ругать и быстро включаю компьютер, а там Газ уже торгуется по двести десять рублей. – Нужно звонить Надьке». Набираю ее номер телефона:
– Надежда, срочно докупай Газ в рынок, и, притом на все деньги!
– А что случилось?
– Ничего не случилось, но Газ немедленно надо купить.
– Вчера утром цена была двести пять рублей, на пять рублей ниже сегодняшней, и вы мне ничего не говорили о том, что надо покупать. А теперь, когда он стал дороже, вы требуете его брать. Я что-то не вижу здесь логики.
– А логика здесь простая. Бумагу надо покупать тогда, когда она растет, а не тогда, когда она падает. Я вам это уже говорил. Хватит разговаривать, покупайте немедленно.
Она отвечает довольно неохотно:
– Хорошо.
Проходит несколько часов. Надежда не перезванивает. Мне непонятно, купила она, или же не купила? «Как тяжело с этими тетками, ни хрена не понимают в торговле, – думаю я про себя. – Вопросы задают, логику включают, а зачем? Им говорят купить, значит, надо купить». Звоню ученице сам:
– Надежда, вы купили Газа, как я просил?
– Да, купила. По двести двенадцать рублей. Пятьдесят тысяч акций.
– А что так высоко? Ведь в течение последнего часа мы видели цены и по двести десять рублей!
– Да, это так, но меня мучили сомнения – покупать, или не покупать.
– А зачем же тогда вы попросили меня вам помогать? – я начинаю раздражаться. – Цена вопроса – сто тысяч рублей, я вижу, они у вас лишние?
Надежда ничего не ответила.
Наступил новый день. Опять торги, опять открытие… «Газ», который мы полюбили как отца родного, торгуется по цене двести семнадцать-двести двадцать рублей. «Ай да Володя, ай да молодец, – думаю я про себя. – Все-таки успел купить Газку задешево».
В последующие дни «Газ» пер вверх и только вверх. Цена доходила до двухсот сорока рублей. Но потом она налетела как бы на каменную стену и пошла вниз. Раз, два, три – и вот, я вижу уже совсем другие цены. В окне котировок замелькали цифры 238, 237… и даже ниже. Звоню своей ученице:
– Надежда, цена начинает сползать. Предлагаю на этих ценах закрыть часть покупки…
– Какую?
– Ну, скажем, сто тридцать тысяч акций, которые мы купили по цене ниже, чем двести тридцать восемь рублей. Если цена упадет, так мы опять купим весь объем.
– Владимир, – с раздражением отвечает Надежда. – Что вы мне предлагаете, ведь цена еще не дошла до трехсот рублей, как я планировала!
Я говорю ей в ответ:
– А если цена опять начнет падать, то мы закроем часть позиции и опять купим, ниже.
– А если цена уйдет выше?
– То будем ждать уровня в триста рублей.
– Владимир, но акций у нас будет на сто тридцать тысяч меньше. Значит, мы получим меньшую прибыль.
– Да, но помните, что мы брали их по двести десять рублей! – парирую я.
– Нет, – решительно говорит Надежда, – так мы делать не будем. Нужно ждать цену в триста.
Слежу за рынком. Цена действительно отошла вниз до отметки в двести тридцать четыре рубля. Я нервно рассуждал: «Вот послушалась бы меня тетка, имела бы прибыль в полмиллиона рублей, а теперь что? Жди теперь, когда Газ начнет расти».
На следующий день началось что-то страшное. Открытие по акциям «Газпрома» –двести тридцать восемь рублей. Затем цена срывается с катушек и резко уходит вверх, к уровню в двести сорок восемь. Движняк не прекращался, акции «Газпрома» брали и брали, брали и брали. «А Надька оказалась права, – думал я про себя. – Действительно, зачем было дергаться? А если бы мы сделали, как я предлагал, то есть, закрыли бы позицию, а цены бы не упали, то тогда Надька, наверное бы меня убила». Ближе к обеду телефонный звонок:
– Владимир, как видите, я была права.
– Конечно, вы всегда правы, но и я тоже был немного прав, ведь перед началом роста цена упала на целых четыре рубля.
– Приезжайте ко мне, – вдруг выдает она без паузы и без лишних слов. – Я хочу вас видеть.
– Прямо сейчас? – переспрашиваю я, предполагая, что она ответит «На днях», либо еще чего-нибудь такое, что обычно говорят женщины ее возраста.
– Прямо сейчас. Можете взять такси, я оплачу.
– Но сегодня пятница и у меня через два часа лекция в компании Феко.
– Да шут с ней, с этой лекцией… Придумайте что-нибудь. Приезжайте, я буду вас ждать… Пожалуйста, приезжайте, я давно вас не видела.
И вот я уже в пути. Я попросил прочитать лекцию Костю, который не отказал и заменил меня в острый момент жизни.
Итак, я опять в ее однокомнатной квартире в «доме на ножках». Все тот же большой кожаный угловой диван с большим количеством маленьких подушечек, огромный телевизор с умопомрачительной диагональю, под ним большой панцирь океанской черепахи. Тот же застекленный шкаф с разнообразными статуэтками из кости, из красного, черного, сандалового дерева… Одним словом, интерьер не изменился. В аквариуме резвятся рыбки. Они пытаются поймать лучик солнца, который падает на аквариум и на хрустальные бокалы…
Надежда встречает меня довольно радушно:
– Ну что, садись… Коньяку маханешь?
– Да я сейчас не пью, – выдавил я из себя шаблонную фразу.
– Что это с тобой, никак заболел? Брось всю эту ерунду… У меня отличный французский коньяк, подлинный, не то, что здесь в Москве. У вас тут сплошное говно продают.
«Так, – думаю я про себя. – Значит, в Москве – это у нас. А где тогда это у вас? В Лондоне, что ли»?
Я говорю очень спокойно:
– Ну ладно, давай выпьем.
Выпили. Коньяк отменный, мягкий, приятный, пошел по жилам горячей волной. Надежда спрашивает:
– Еще?
– Давай!
– Ну, как там рынок? – спросила она, держа рюмку коньяка за тонкую ножку.
– Давай посмотрим.
Включает компьютер, а связи с Интернетом нет. Надька реагирует бурно:
– Вот, говенная Москва, даже цены посмотреть не можем.
– Я набираю номер компании «Феко»:
– Сколько стоит Газпром?
Брокер сообщает мне котировки. Я говорю Надежде:
– Отвечают, что Газ торгуется по двести пятьдесят три рубля шестьдесят копеек.
Надька захлопала в ладоши:
– Я знала, что Газ поднимется!
– Может, по этой цене закроемся? – предложил я. – У тебя же хорошая прибыль!
– Нет, нет, и еще раз нет, – отвечает она очень жестко. – Будем закрываться по триста рублей. Ведь Газ развернулся вверх, на хера нам его закрывать? Не забывай, Володя, что мы с тобой полтора месяца стояли в убытках. Я уверена, что цена будет выше трехсот рублей.
– Откуда такая уверенность?
– Ну, как бы это сказать… Есть у меня один источник, – и она усмехнулась.
Я про себя подумал, «Да, у богатых, наверное, есть какие-то свои источники ценной информации».
– Еще по одной? – продолжает неугомонная Надька.
– Ну, давай еще по одной.
Выпили. Закусили маслинами. Надька сбегала на кухню, принесла несколько бутербродов с севрюгой. Выпили еще, закусили. Моя ученица спрашивает:
– Вкусно?
– Вкусно, – отвечаю я.
– Тогда давай еще по одной.
– Но ты уже не в форме.
– Херня, давай еще.
Маханули, и тут началось интересное кино. Надька, сидя ко мне в пол-оборота, начала стаскивать с себя кофту:
– Уф, жарко, – объясняет она.
Я вижу ее огромные сиськи под красным лифчиком, округлые плечи, курчавые волосы подмышками, ощущаю запах ее пота, смешанный с дезодорантом. Затем она начинает стаскивать с себя юбку. Юбка заворачивается у нее на талии узлом, и слезать не хочет.
Я думаю про себя:
«Вот, юбка закрутилась узлом. Наверняка, моя жизнь сейчас вот так же закрутится… Надо вспомнить, какие узлы мы изучали в мореходке? Ага, вспоминаю… Беседочный, двойной беседочный, боцманский, брамштоковый, буйрепный, выбленочный, калмыцкий… Вот, например, беседочный двойной. Это незатягивающийся узел в виде двух петель, служащий для подъема человека на мачту, при этом одна петля служит сиденьем, а другая охватывает туловище, – вызубренные сорок лет назад формулировки начали всплывать в сознании. – Хорошо, еще, если меня обвяжут таким вот беседочным узлом, это еще ничего, он незатягивающийся. Подумаешь, поднимут на мачту… А вот, если сдавят горло калмыцким, то это конец…»
Я пытаюсь остановить Надьку, но не тут-то было. Она с остервенением срывает юбку, и я вижу ее крупные ляжки и большую жопу. Хотя многие предпочитают заменять такие слова эвфемизмами, но я не из таких. Какие тут эвфемизмы? Слова «жопа» я не боюсь. Итак, я вижу большую, крепкую женскую жопу в каких-то немыслимо ярких трусах. Надька поворачивается ко мне и быстро расстегивает лифчик. Я пытаюсь встать, но ее сиськи уже лежат у меня на лице, а ее рука сжимает мою промежность. Еще мгновение и ее пальцы шевелят мой взбухающий член. Вот так! Что делать? А делать нечего. «Снегопад, снегопад, – промелькнуло в голове. – Если женщина хочет…».
С ее стороны все произошло быстро и агрессивно. Потом она курила, сидя рядом со мной. Халат, который она надела на себя, все время расстегивался. Она что-то говорила. Я ее не слушал, а только глушил коньяк. В девять часов вечера я сказал, что мне пора идти домой. Надька встала с дивана, поправила прическу и с улыбкой спросила.
– А что, Владимир, разве я тебе не понравилась?
Я отвечаю слабым голосом:
– Понравилась, но мне надо идти домой.
– Но, если я тебе понравилась, разве ты меня не хочешь? Разве ты не хочешь женщину, которая только-только распалилась?
Я опять ей мямлю:
– Все было замечательно, но время идти домой.
Она садится ко мне на колени и начинает меня облизывать. Ее рука опять у меня между ног, но в этот раз я устоял и потихонечку, помаленечку, бочком выскользнул из квартиры.
Прошла неделя, на рынке было затишье, и цены вяло колебались в небольшом диапазоне. Надьке я не звонил, потому что не было повода, и она тоже притаилась. Проходит еще неделя. «Газ», да и весь фондовый рынок просто замер. Цена на акции «голубого гиганта» та же, что и две недели назад – двести пятьдесят три рубля.
В отношениях с Надеждой начинает складываться дурацкая ситуация. Вроде бы надо позвонить, потому что между нами что-то было. Кроме того, я как бы ее управляющий, и когда идет сильное движение по бумагам, либо когда надо закрывать позицию, я должен звонить, а ни того, ни другого условия нет. Разредила ситуацию сама Надежда. Поздно вечером раздается звонок:
– Владимир, привет! Как дела? Куда вы пропали?
– Да никуда я не пропал. Я здесь, в Москве.
– А мне показалось, что вы испугались меня и уехали в какой-то другой город.
– Да что вы, Надежда! Зачем мне вас пугаться и ехать куда-то? Все в порядке. Вы все еще находитесь в Газе?
– Да. Цену в триста рублей он еще не показал. Ваше мнение, когда опять начнется рост?
– Я не знаю… Это может быть завтра, или придется подождать месяц. Пока на рынке идет консолидация22 цен на текущем уровне. Обычно она кончается сильным движением.
– Хорошо, а если так, то, что же вы задаете мне дурацкий вопрос о моей позиции? Ведь вы сами прекрасно видите, что на рынке идет консолидация! Будем ждать цену в триста рублей. Да, вот что, чуть не забыла… У меня к вам опять серьезный разговор.
– Когда мы встретимся?
– Да, когда хотите, хоть завтра.
– Но завтра днем у меня ученик, – я как бы выстраивал перед ней свою занятость. – А вечером лекция.
– Ну, смотрите… Как будет время, так приезжайте. Но не затягивайте, это для меня очень важно.
«Ей это очень важно, а как у меня распланировано время, или, какое у меня настроение, так это ей не важно» – время от времени у меня начинала закипать ненависть на буржуев:
«Ну вот, смотрю я на Надьку… И что в ней есть такое, что она владеет десятью миллионами долларов? Что в ней есть особо выдающегося? Обычная баба, со своими заморочками… Да таких женщин на просторах России миллионы. Но почему у нее есть серьезные деньги, а у других серьезных денег нет и, видимо, не будет никогда? Что эти надьки ближе к Богу, что ли? В чем их заслуга перед мировым мирозданием? Ну, кто они такие, почему у них все есть, а у нас ничего нет? Вы задумайтесь на минуточку… Десять миллионов долларов в американской валюте. Вы хоть себе представляете, как они выглядят? Что такое десять миллионов долларов? Это резанная, цветная бумага на сто кило. Также это возможность купить либо тысячу роскошных шуб, либо четыреста автомобилей «Форд Фокус», либо несколько суперквартир площадью не менее двухсот квадратных метров каждая в престижных районах Москвы».
Прошла неделя, звонить Надежде почему-то не хотелось. И не потому что я чего- то смущался или чего-то боялся… Ничего меня в Надьке не смущало и ничего не волновало, просто она богатая тетка, и этим все сказано.
«Хрен знает, – размышлял я, – что она выкинет в следующий раз? Миллионы долларов на счете делают людей свободными в своих поступках, но, в то же время, они делают людей более развязанными, циничными и наглыми».
Время от времени я ловил себя на мысли, что надо бы ей позвонить, потому что у нее был ко мне какой-то очередной «серьезный разговор». Не выдержал, позвонил. Это было уже начало июня. В телефонной трубке знакомый голос:
– А, Владимир, рада… Очень рада тебя слышать. Ты мне очень, очень нужен. Нам надо обсудить одну очень важную проблему. Давай, дуй ко мне прямо сейчас.
– Но сейчас я должен идти к теще.
– Кончай с этими тещами, давай приезжай. Дорогу помнишь?
– Помню.
– Ну, так давай, я жду.
Я приезжаю к ней через час с небольшим. Тот же подъезд, тот же этаж, та же квартира и та же Надька. Накрашенная, в домашнем халате, слегка датая. Открывает стальную дверь:
– Заходи!
Захожу.
– Выпить хочешь?
– Давай.
– Но у меня сегодня только виски.
– Виски? Это тоже хорошо.
Она достает бутылку, рюмки, начинает наливать.
– О, Чивас Ригал, – говорю я, – отличное виски. Этот напиток пьют из больших стаканов, наливая всего на два пальца, чтобы вискарь окислился воздухом, находящимся в стакане. В этом состоит важная особенность потребления данного продукта. Не я это придумал, а родоначальники этого алкоголя – шотландцы.
Надежда тут же убирает рюмки и приносит стаканы, наливает мне и себе «на два пальца», причем себе пытается налить какой-то сок. Я ее останавливаю.
– Виски, Надежда, пьют напрямую, без всяких смешиваний.
Смотрю, она меня послушалась, отставила сок. Мы маханули вискаря, заели сушеным инжиром. Сидим все на том же кожаном диване. Хорошо. Солнце играет теплыми лучами в огромном аквариуме, рыбки стремительно гоняются за отблесками этих лучей. Тишина. Вискарь растекается по жилам. Надежда снова наливает, наклоняется ко мне, чтобы чокнуться стаканами. Ее халат распахивается, под ним ничего нет. Выпирает ее голый живот и мохнатый бугорок. Чокнулись, выпили.
– Ты меня хочешь? – медленно выдавливает она из себя.
– У тебя, помню, ко мне был серьезный разговор, – угрюмо отвечаю я.
– Да был, – говорит она несколько раздраженно.
Надежда немного помолчала, потом налила виски, причем только себе, задумалась и встряхнула головой:
– Я хочу сделать тебе одно предложение, – она отпила немного из стакана и начала медленно говорить. – Это предложение заключается в следующем.
Потом последовала долгая пауза. Я ей говорю:
– Да, я внимательно слушаю.
А сам думаю: «Сейчас что-нибудь брякнет. Им, миллионерам, все позволено». Я весь напрягся и сильно вспотел. Говорю ей:
– Давай еще выпьем.
Выпили. Она еще раз показала из-под халата свои стареющие прелести: сморщенный живот и обвисшие сиськи. Они выглядели как цветы, которые давно не поливали.
«Да, и миллионеры тоже подвластны старости» – промелькнуло у меня в мозгу.
– Ну и в чем вопрос? – разредил я тишину довольно резкой репликой.
– А вот в чем, – начала излагать свои мысли моя ученица. – Я вижу, ты мужик нормальный во всех отношениях, и я хочу попросить тебя поуправлять моим счетом.
Здесь я пытаюсь возражать:
– Я не управляющий, а советник. За такие дела я не берусь.
Она жестко меня перебивает:
– Владимир, слушай меня внимательно. Ты знаешь, что у меня открыта большая позиция по Газу, а он никак не может достигнуть цены в триста рублей. Понимаешь, мне на несколько месяцев нужно уехать в Англию.
– В Лондон? – почему-то переспросил я.
– В Англию, – поправила она меня. – Так вот, я еду в Англию, и смотреть за Газом мне будет некогда, поэтому я прошу тебя закрыть Газ когда он достигнет цены в триста рублей. Понятно?
В этом месте ее голос стал довольно жестким. Я притих и очень тихо ответил:
– Понятно.
Наливая себе «Чивас ригал» она продолжила:
– На днях, скорее всего это будет во вторник, я дам тебе свои пароли, номер счета и имя моего брокера в компании Боцман плюс.
– И когда ты уезжаешь?
– Еще точно не знаю, может, через неделю, а может через две.
– А если за это время цена Газа подойдет к трестам рублей, ты и сама сможешь его закрыть.
– Со следующей недели я буду за городом, у своих друзей, а потом сразу улечу в Лондон. У меня не будет времени следить за рынком.
Я выждал паузу. Потом спросил:
– Желаете дать еще какие-нибудь указания? – я постепенно стал входить в роль эдакого придурковатого компаньона, который старается поймать каждое слово своего более опытного и богатого партнера.
– Время от времени я буду тебе звонить, чтобы узнать как наши дела, – на мое паясничанье Надежда внимания не обратила.
– А как долго ты будешь отсутствовать?
– Месяца два, три… А там посмотрим. Что, скучать, что ли, будешь?
И она сморщила лицо, закашляла, зачихала. И все это одновременно. Потом она очень грустно улыбнулась и сказала:
– Жди меня и я вернусь, только очень жди… Не помню, кто это сказал.
И налила себе еще виски.
– Это сказал поэт Константин Симонов, – как бы подводя черту под всем сказанным, неожиданно для самого себя выдал я.
Мы расстались. Надежда закрыла за мной стальную дверь. В пятницу утром она позвонила:
– Владимир, я тебе все передам во вторник. Я позвоню, и мы встретимся.
– Хорошо, нет проблем, во вторник, так во вторник.
И тут со мной что-то началось. Что – понять не могу. Тревога какая-то… Сам себя, конечно, успокаиваю, но все равно хожу сам не свой. Проходят пятница, суббота, воскресенье и понедельник. Мысли путаются, в голове «сердце стучит», судорожно размышляю, что, в принципе, идея простая – закрыть «Газ» по триста рублей и все. Но в мое сознание вторгается другая мысль:
«Все, да не все. Сколько у нее сейчас куплено? – считаю. – Здесь купила, здесь еще купила, здесь добавила… Так, триста десять тысяч акций… Умножаем на триста рублей… Получаем девяноста три миллиона рублей… Делим на курс доллара… Ба! Да Надька мне доверяет более трех с половиной миллионов долларов»!
Ух ты, аж в жар бросило: «А если после того, как я ее закрою, начнутся какие-нибудь предъявы? Я, ведь, про Надьку толком то ничего не знаю… А происхождение этих денег»?
Я перестал спокойно спать. В голову полезли какие-то дурацкие мысли… Наконец, наступил вторник. К этому дню я как-то осунулся. На лице у меня появилось выражение озабоченности. Жена спрашивает:
– Ты как себя чувствуешь?
– Нормально.
– Что-то ты осунулся в последнее время, – жена заглядывает мне в глаза. – У тебя все нормально?
– Нормально, – эхом отвечаю я.
– Ну, славу Богу, – она меня перекрестила и еще раз заглянула в глаза.
Прошел вторник, Надежда не позвонила. «Ну вот, – думаю, – у этих баб то на белых клавишах играют, то на черных, и нет никакой определенности». Сам решил не звонить. В таких делах все в руках Божьих, да и вообще в Божьих руках абсолютно все.
Наступил среда. Звонка нет. Я без конца проверяю свой мобильный телефон, заряжен ли электроэнергией, есть ли деньги на счете? Вроде, все в порядке. Акции «Газпрома» слабо колеблются около цены двести восемьдесят один рубль. Сплошные нервы. Четверг – опять никаких звонков от Надьки. «Ну и что делать? – говорю я сам себе. – Как быть? Договорились, выпили, закусили и тишина».
Наступает пятница. В восемь часов утра раздается телефонный звонок. Я чуть не свалился с постели:
– Да, слушаю, – стараюсь говорить я как можно спокойнее, а сам судорожно сжимаю телефонную трубку.
– Володя, привет! Ты готов сегодня со мной встретиться?
В ответ я лепечу, что готов.
– Отлично! Значит, так. Мы встречаемся через полтора часа на Кропоткинской, там, где стоит Кропоткин.
– Там Энгельс стоит, а не Кропоткин, – отвечаю я как можно мягче.
Из трубки несется:
– Ну и хрен с ним, с этим Энгельсом или с Кропоткиным… Самое главное – не опаздывай, времени у нас очень мало.
Приезжаю на десять минут раньше. Она уже меня ждет – какая-то очень нервная, дерганная, с синяками под глазами и плохо положенной косметикой.
– Здесь есть какое-нибудь приличное кафе? – говорит Надежда сходу, без всяких приветствий.
– Да. Тут есть неплохое кафе Азия, на той стороне улицы.
– Пошли… Только побыстрей, Владимир, у нас совсем нет времени.
Переходим улицу и садимся за столик. Подходит официант. Он спрашивает:
– Что-нибудь, выпьем?
– Да, но неагрессивно, дел полно, – отвечаю я.
– У вас водка есть? – как всегда, Надежда берет инициативу в свои руки.
– Да, – отвечает официант. – Водка Алтай и саке.
– Вот этой гадости нам не надо. Давай два раза по сто Алтая и что-нибудь закусить, – выпалила Надька.
Официант отошел выполнять заказ. Моя ученица начинает быстро говорить:
– Бери ручку и записывай. Логин Мельникова, пароль Утес, счет номер сто сорок семь, компания Боцман плюс, брокер Рыков Вадим.
Тут принесли водку. Она нервно со мной чокнулась:
– За успех нашего предпринимательства.
Выпили, закусили.
– Проверь еще раз, что написал.
– Давай, проверим
Надежда продолжает довольно озабоченно:
– Номер договора, логины, пароли… Надеюсь, ты понимаешь, что это важно?
– Понимаю, не первый год на рынке.
Сидим, проверяем. Я говорю:
– Все правильно.
Она говорит
– Да, кстати, я компанию предупредила, что вместо меня счетом будет управлять мужчина. Ты будешь давать им команды по телефону. Понятно?
Отвечаю, что понятно.
– Ну вот, все… У меня мало времени, – говорит она очень печально. – Я буду позванивать. Но нечасто.
Потом Надежда резко встала и пошла к выходу, на ходу расплачиваясь с официантом. Затем вдруг развернулась ко мне и говорит:
– Совсем забыла, – она лезет в свою сумку и достает пачку долларов, перевязанную резинкой. – Здесь десять тысяч долларов. Это тебе аванс. Приеду – расплачусь окончательно.
– Спасибо, Надежда, вы так щедры ко мне, но я еще для вас толком то ничего не сделал.
Она быстро выходит из кафе. Я зачем-то иду за ней. Мы доходим до угла Пречистенки. Она говорит:
– Не сделал, так еще сделаешь… Какие твои годы, Вовчик? У тебя же еще все впереди!
С этими словами она быстро ловит такси, и уже из машины несутся слова:
– Пока, я позвоню… Через две недели…
Я приехал домой и чувствую: со мной что-то не так. Посидел в кресле, посмотрел телевизор. Пробовал начать читать какую-то книгу. Где там… Мысли разбегаются, тут уже не до чтения. Пошел на кухню, выпил водки. Немного – грамм сто пятьдесят. Потом еще маханул грамм сто:
«А что, собственно говоря, я нервничаю? Ну, что такого особенного произошло? Надька доверила мне свой счет. Что здесь страшного? Ну, не знаю я о ней ничего, ну, не знаю я происхождения ее денег, не знаю ее родословную, вообще ничего о ней не знаю. Ну и зачем мне это знать? Мне нужно помнить только об одном: закрыть ее позицию по триста рублей за акцию, вот и все. Возможно, никто и не подозревает о том, что она мне что-то поручила. И, что такого произойдет, если я закрою ее позицию по цене в триста рублей»?
Постепенно я успокоился, но ночью, все равно, спал плохо, так как мне пытались сниться какие-то кошмары. Якобы, я захожу в туалет, и после того, как спустил воду, она через край унитаза начинает заливать всю квартиру. Или вот еще: поднимаюсь к себе домой, а после третьего этажа ступеньки становятся маленькие, и пройти наверх, практически невозможно. Через некоторое время, однако, я уже спал спокойно, и ничто меня не волновало. И, как мне показалось, я понял причину, почему дергался: до этого жизненного момента таких поручений я еще никогда не выполнял.
Неожиданно звонит Надежда:
– Владимир, я тормознулась на несколько дней, тут возникли кое-какие дела, и я подумала, что тебе надо дать доверенность на вывод денег, вдруг они мне понадобятся, а я буду далеко от Москвы. Поэтому, давай подъезжай через час на Кропоткинскую с паспортом. Мы там это дело быстро оформим.
Я отвечаю:
– Хорошо.
И начинаю быстро одеваться, понимая, что это важно для Надежды. Но еще больше понимаю, скорее на подсознательном уровне, что это еще более важно для меня.
Встречаемся через час. Надежда в легком бежевом костюме с зонтиком в руке и с маленькой сумочкой. Видя меня, быстро подходит. Мы идем по Гоголевскому бульвару. Она говорит:
– Владимир, времени у меня очень мало. Здесь, недалеко есть нотариальная контора. Быстро оформляем доверенность и разбегаемся… Понимаешь, я подумала, что деньги понадобятся, а меня в Москве нет, а Газ может достигнуть цены в триста рублей через неделю… А потом деньги на счете будут болтаться без дела, вот тогда ты их переведешь на счет в один дружественный мне банк, у меня там все схвачено.
Это она говорит на ходу, то прибавляя, то замедляя шаг.
– Вот, пришли, – выдохнула она. – Так, быстро заходим. Кто последний?
Надежда задает этот вопрос пожилой толстой женщине. Та молчит, уставившись в журнал «Караван историй».
– Вы не скажите, кто последний к нотариусу? – повторяет Надежда свой вопрос.
– Ну, я последняя и за мной занимал кто-то, – отвечает толстая тетка.
Надежда тут же, без стука, входит в кабинет.
– Гражданка, куда же вы идете без очереди? – заволновалась толстуха, и попыталась было подняться с кресла.
Когда же она встала, Надежда уже приглашала меня зайти в кабинет. Толстуха пыталась схватить меня за рукав:
– А вы, молодой человек, куда пошли?
Но в дверях показался нотариус – миловидная дама, которая вежливо сказала:
– Гражданка Мельникова и гражданин Шацкий, пройдите пожалуйста, а вы, – обратилась она к негодующей женщине, – пойдете после них.
Процедура оформления документа заняла минут двадцать. Мне была выдана генеральная доверенность на совершение сделок купли-продажи ценных бумаг и вывод денежных средств с Надькиного счета сроком на один год.
– Я думаю, что тебе нужна доверенность на год. На больший срок ее выдавать не надо, – сказала Надежда, глядя в потолок. – За год все образуется.
Затем мы опять быстро пошли в сторону метро «Кропоткинская» и моя ученица торопливо говорила мне следующее:
– Как позицию закроешь, то переведешь деньги в Первый индустриальный коммерческий банк, там у меня счет открыт, но… – в этом месте она резко остановилась и, глядя мне в глаза, медленно произнесла. – Но это ты будешь делать только по моему звонку, понял? Вот реквизиты банка и номер моего счета.
Она передала мне бумажку с рядом написанных цифр:
– На, возьми, не потеряй, а то по телефону неудобно говорить, сто раз надо повторять цифры, а в трубке все пищит и трещит… Ну, все, дорогой, мы пришли. Я буду тебе звонить, а ты мне будешь все докладывать. Давай, пока!
Она чмокнула меня в щеку, быстро перешла улицу и улетела на такси в неизвестном направлении. Почему-то мне стало очень грустно.
Я стал следить за рынком. «Газпром» не падал и не поднимался. Он спокойно торговался в узком коридоре: двести восемьдесят на двести восемьдесят три рубля. Вот вам и вся торговля. Очень часто на фондовом рынке цены акций торчат на одном месте. Начинающие торговцы думают, что цены на бумаги могут только расти. На самом деле цены могут месяцами стоять на одном месте. В этом и заключается одна из сложностей биржевой торговли.
Итак, я слежу за ценой акций «Газпрома» день, другой, третий и вдруг мне приходит в голову мысль «проверить» Надькин счет: я же управляющий, а управляющий должен иногда очень оперативно принимать решения на рынке и действовать. Либо покупать бумаги, либо продавать. И для этого нужно опробовать, как компания выполняет поручение, чтобы устранить возможные заминки заблаговременно.
И вот, в начале июля (а Надьки в Москве уже не было больше десяти дней), я набираю телефонный номер «Боцмана». Автоответчик начал повторять привычную фразу: «Ваш звонок очень важен для нас, дождитесь ответа оператора, либо наберите в тональном режиме…». Потом в трубке раздается приятная музыка в духе «Эммануэль». Минут через пять меня соединяют с брокером:
– Мне господина Рыкова, – говорю я.
– Рыков слушает.
– Мой пароль утес, – я стараюсь изо всех сил говорить спокойно. – Счет сто сорок семь, купите мне в рынок две тысячи акций Газпрома…
Меня прерывают:
– Повторите еще раз ваше кодовое слово.
– Утес.
– Хорошо, я вас слушаю.
– Две тысячи акций Газпрома купите в рынок.
– Так, – отвечает брокер, – покупаем в рынок… Все, готово. Куплено две тысячи акций Газпрома по цене двести восемьдесят рублей двадцать копеек.
– Отлично!
Мое сердце учащенно бьется. Ура! Все великолепно, Надькин счет работает, пароли и явки тоже работают.
Через день я закрываю эту позицию с небольшой прибылью. Настроение улучшается, начинаешь осознавать свою причастность к управлению большими деньгами.
Прошла неделя, прошла другая, а цена «Газпрома» все та же: двести восемьдесят рублей. Иногда чуть выше, иногда чуть ниже. «Газ» болтается в проторговке. Цена никуда не идет. Однако по своему опыту знаю: чем дольше цена стоит в проторговке, тем сильнее будет последующее движение.
Как-то раз я еду в метро на занятие в компанию «Боцман плюс» и раздается звонок по мобильнику. Ничего не слышно, в трубке какой-то треск, но чувствую – звонит Надежда, и я ору на весь вагон:
– Ничего не слышу, еду в метро, перезвоните, пожалуйста, через двадцать минут.
Ровно через двадцать минут звонок. В трубке Надькин голос:
– А сейчас слышишь?
– А сейчас слышу.
– Здравствуйте, Владимир! Как наши дела?
– Здравствуйте, Надежда. Все в порядке, Газ под контролем. Но в последнее время он не растет.
– Стоит? Как всегда, страдает сухостоем? Ладно, действуй по плану. Как поднимется к трестам рублям, сразу закрывайся.