Kitabı oku: «Случай из жизни трейдера. Часть 3», sayfa 4

– Это понятно, – отвечаю я.

– Я время от времени буду тебе позванивать, чтобы ты не скучал.

– Когда приедешь в Москву?

– Точно еще не знаю. Но думаю, что не раньше, чем через три месяца. Все, пока.

– Пока, – и тут я уловил в ее голосе нотки какой-то грусти.

Дни летят, проходит неделя за неделей, фондовый рынок просто умер, ничего на нем не происходит. Жена говорит:

– Володь, давай сгоняй с Максимом на юг, пока еще каникулы, пока еще лето не кончилось.

Я ей на автомате отвечаю:

– Хорошо, давай поедем в середине августа.

Она говорит:

– Какой-то ты все-таки странный стал.

Я про себя подумал:

«Да, я сейчас очень странный. Что, я разве должен тебе рассказывать, как мне доверили более трех миллионов долларов? Для того чтобы во время отдыха мы вместе колотились и дергались? Отдохнуть хорошо, но для этого нужно, чтобы Газ рванул вверх к искомой цифре. Там его бы закрыть, а уж потом можно поехать и на юг».

Мне снится сон. Высокая гора. Жарко. Страна вроде Египта, и большое количество людей катят на гору огромный-преогромный шар из чистого золота. Я проснулся. К чему это может быть?

Через день «Газпром» открылся с большим ценовым разрывом вверх и стал торговаться по цене в двести девяносто один рубль. Вот, видимо, к чему был сон – к росту на фондовом рынке. На следующий день «Газпром» дошел до двухсот девяноста семи рублей, а день этот, как сейчас помню, был пятницей, а это означало, что в понедельник, скорее всего, цены будут еще выше. По опыту знаю, что торговцы, не успевшие купить растущие акции в пятницу, в понедельник пытаются наверстать упущенное.

Жена уговаривает меня поехать на дачу. Я соглашаюсь, однако уже в воскресенье я собираюсь уезжать. Жена мне говорит:

– Володя, ты устал. Посмотри, как ты выглядишь. Ты уже не отдыхал целых три года. Что, нельзя поехать домой завтра с утра? И машин будет меньше, и выспишься на свежем воздухе.

Убедила, я остался на даче до понедельника. В голову лезут мысли: «Газ с утра рванет вверх и я не смогу его закрыть, поскольку буду в дороге». Ночью спал плохо, хотя и на свежем воздухе. Ни свет, ни заря, помчался в Москву. То, что я поднялся в шесть часов утра, не помогло – недалеко от МКАДа я застрял в мрачной пробке. На Варшавском шоссе перевернулся трейлер с фруктами и забил всю проезжую часть. Одним словом, в десять часов тридцать минут – это время открытия рынка, я еще в дороге. Набираю по мобильнику номер брокерской компании «Боцман плюс», а там как всегда: «Ваш звонок очень важен для нас, оставайтесь на линии…». Энергии в телефоне ноль, я начинаю злиться на себя, на жену, на судьбу. Наконец, меня соединяют. Я почти кричу, что это счет сто сорок семь, что пароль такой-то, что договор такой-то, что это Мельникова… Тут происходит обрыв связи. Я снова набираю «боцманский» номер, там опять мне говорят о важности моего звонка, далее музыка из кинофильма «Эммануэль», наконец, я слышу в трубке голос Рыкова:

– Я вас слушаю.

– Какая цена по Газпрому?

Вадим успевает мне ответить:

– Цена триста один рубль.

Я истошно кричу:

– Продайте все в рынок!

Бац, телефон отключается, энергии нет… Однако за то время, что я разговаривал по мобильнику, пробка рассосалась. Наконец-то я въезжаю на МКАД и через пятнадцать минут я уже дома. Сразу включаю компьютер, смотрю цены. «Газпром» торгуется по двести девяносто девять рублей. Ах, черт! В голове пронеслись мысли: «Все провалил, не закрыл Надьку по триста рублей, а ведь такая цена была, вот тебе и отдых на даче, вот тебе и сон на свежем воздухе». Смотрю график движения акций: максимальная цена была триста семь рублей, а сейчас падает… Что делать? Надька не поймет, как это я проморгал цену в триста семь рублей. Принимаю волевое решение – крыть все, набираю телефон компании «Боцман плюс», говорю пароль и номер договора. На связи Рыков:

– Да слушаю.

– Продайте акции Газпрома в рынок.

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч бумаг!

Через минуту Вадим продает весь объем по цене двести девяносто девять рублей. «Хорошо, – думаю я про себя. – Пусть хоть так, чем никак, цена близка к искомой… А то, кто знает, вдруг котировки начнут падать? Но в данном конкретном случае часть бумаг уже продана. Однако что делать дальше? Целый месяц я ждал эту цену, и вот, такой компот… Получается, все пропустил… Пропустил, или еще побьемся»? Сижу перед компьютером в страшной концентрации, боюсь даже дышать и потихоньку шепчу, как колдун: «Ну, давай Газок, давай, выпрыгни еще раз к цене в триста рублей, ну что тебе стоит»? А цена в это время болтается на уровне двухсот девяноста восьми рублей. Так проходит час, другой, третий… Время тянется очень медленно. Позвонил Костя, мой партнер:

– Как сам?

– Я? Да все нормально. Что думаешь по рынку?

– Думаю, – отвечает Константин, – что будет ход вниз. Газ будет стоить рублей двести девяноста.

«Нормально, утешил, лучше бы и не звонил, – подумал я про себя. – Так, сколько мне еще закрывать? О! Еще двести шестьдесят тысяч акций… Немало». Сбегал на кухню, нарезал колбасы и хлеба, налил чаю, перекусил и опять к экрану монитора. Смотрю внимательно в окно котировок. Вроде, «Газ» опять начал подрастать. Хорошо. «Давай, давай, – думаю про себя. – Еще хоть рублик, твою мать, очень надо, Газок, очень надо». Но «Газ» прилип к цене в двести девяносто девять рублей и пилится на этой отметке уже два часа. К закрытию рынка цена оставалась та же. За десять минут до закрытия я отвлекся на телефонный звонок, и когда снова взглянул на экран монитора, не поверил своим глазам. Цена по «Газпрому» была триста четыре рубля за акцию. Я сразу вспотел, руки, конечно, затряслись. Сразу набираю телефон «Боцмана», там опять: «Ваш звонок очень важен для нас», потом занято, а время сессии истекает, торги вот-вот закроются. Я так напрягся, что готов был выскочить из своего тела. Страшная гримаса перекосила мое лицо. Наконец, меня соединяют с брокером, и я не кричу, я просто ору:

– Продать Газ в рынок!!!

Но в этом месте я сам себе задаю вопрос: «А сколько акций продать? Вдруг завтра цена будет выше»? Вадим предельно вежлив:

– Сколько лотов?²³

– Мельникова, пароль такой-то, договор такой-то, – говорю я в телефонную трубку, тщетно пытаясь совладать со своими эмоциями. – Сто тысяч Газа продать в рынок!

– Хорошо, – отвечает брокер.

И тут в телефоне что-то затрещало, запищало, и связь нарушалась. Я в шоке: «Успели продать или нет? Ну, почему всегда в ответственные моменты происходит всякая фигня»? Опять набираю телефон брокера, сам весь на иголках. «Ваш звонок…». Затрахали, вашу мать, с вашим предисловием.

– Да, Рыков слушает.

– Вадим, это Мельникова, договор…

– Да я понял.

– Вадим, ты понял, что нам надо было продать сто тысяч акций Газпрома?

– Я-то понял, но объем был очень большой, торги уже заканчивались, и ваша заявка прошла частично. Так, сейчас посмотрю… Да, прошло семьдесят две тысячи пятьсот двадцать бумаг по цене триста четыре рубля и пятьдесят копеек.

– Жаль, Вадим.

– Да ладно, не расстраивайтесь, завтра цена наверняка будет выше.

– Ну, хорошо, – говорю я. – Хоть ты успокоил.

Беру калькулятор, начинаю считать. Первый раз я закрыл пятьдесят тысяч акций, второй – семьдесят две тысячи пятьсот двадцать, значит, осталось закрыть еще сто восемьдесят семь тысяч четыреста восемьдесят штук. «Значит, я продал более сорока процентов ее акций, – рассуждаю я про себя. – Хорошо… А что хорошего? Она же сказала закрыть все по триста рублей… А что если завтра цена будет ниже трехсот рублей? Да, открывать позицию тяжело, но и закрывать ее не легче. Ну, да ладно, пора идти спать. Утро вечера мудренее».

Жду завтрашнего дня. Думаю про себя: «Да ведь никто не знает, какое это будет завтра… Можем открыться резко вверх, можем по своей, а можем и резко вниз».

И вот наступает это «завтра». В голове крутятся различные варианты открытия рынка, сплошные фэнтези. Хочется, чтобы рынок открылся со страшной силой вверх, либо, на худой конец, хотя бы по своей. Торговец, у которого большая позиция, мечтает об открытии в свою сторону, но часто его мечтам не суждено сбыться. К сожалению, фондовый рынок двигается по своему сценарию.

Открытие. Смотрю на «Газпром». Ура! Он открывается по триста десять рублей и сорок копеек. В голове проносится мысль: «Ну, Володя, давай, закрывай весь Газ, вот отличная цена для фиксации прибыли». Но, вместо того, чтобы продать все в рынок по текущим ценам я что-то медлю. Перед глазами вращается число 320. «Вот, где надо закрывать весь Надькин объем» – при торговле часто так бывает, когда в голове возникает образ или цифра, которая довлеет над тобой. Что это? Наверное, вмешивается Бог.

Действительно, цена начинает резко уходить вверх. Раз, и торговля идет уже по триста двенадцать рублей. Два, и торги по «Газу» идут по триста четырнадцать, три – и я вижу цену в триста пятнадцать. «Фиксируйся, – какая-то железная спица появляется в голове, – отличная цена, чего тебе еще надо? Чего надо? А где цена в триста двадцать рублей? И, если она будет, то зачем тогда фиксироваться по цене, которая меньше на целых шесть рублей»? Такие-то мысли лезут в голову. Это, кстати говоря, еще одна сложность работы на фондовом рынке. Мои мысли – мои скакуны.

Время близится к обеду. Открываются рынки Европы. И началось: Европа вроде вверх. Наш рынок притаился, а потом стремительно пошел на повышение. И вот, цена по «Газу» – триста пятнадцать рублей пятьдесят копеек. «Вот так замечательно, вот так славно, интуицию не обманешь» – говорю я сам себе. Пошел на кухню что-нибудь съесть, а в голове свербит мысль: «Буду закрывать Надьку только по триста двадцать рублей. Сколько я ей нарежу дополнительной прибыли… О, не меньше трех с половиной миллионов рублей. Класс! Может, еще премию какую подкинет».

И вот с такими мыслями я сижу на кухне, пью кофе, намазываю масло на хлеб и вдруг меня что-то толкнуло. Стремительно возвращаюсь к компьютеру. О, матерь Божья! Торги по нашей бумаге идут на уровне триста шесть рублей и цифры в окне заявок стремительно меняются с больших на меньшие. Ах, черт! Быстро набираю телефон «Боцмана». В трубке раздается: «Ваш звонок…» и пошла обычная мура. Наконец, я дозвонился. Говорю быстро и энергично:

– Немедленно продайте в рынок Газ… Да… Сто тысяч … Исполнено? Хорошо. Почем? По триста четыре рубля за акцию? Хорошо.

Да на фондовом рынке такое бывает очень часто – была какая-то цена и вот, уже ее нет! Мечты, мечты, как сладок ваш обман… «Ну, хорошо… Хоть так, – думаю я про себя. – А что же ты, дорогой, не закрыл весь объем, кому ты оставил еще восемьдесят семь тысяч акций»?

А цена по «Газпрому» уже двести девяносто восемь рублей с копейками. Во как! Поторговал, называется. Вечером приезжаю на лекцию в компанию «Феко», смотрю цены. «Газ» закрылся по двести девяносто шесть рублей. Говорю сам себе: «Ну, и что теперь делать? Как себя вести, если котировки упадут еще ниже? Вот олух, придумал себе какую то цену в триста двадцать рублей, и в итоге остался в покупке еще на восемьдесят тысяч акций… Придурок, ну как так можно торговать? Ведь тебе было сказано продать все по триста рублей. Начал выеживаться и довыеживался».

Потом для меня наступило несколько тяжелых дней. Цена по «Газпрому» все время находилась в ценовом коридоре от двухсот девяноста четырех до двухсот девяноста семи. Мои мысли начали крутиться около этих цифр: «А может, надо закрыть оставшийся объем по этой цене? Ведь от первоначального количества у меня осталось меньше тридцати процентов бумаг… На них я чего-то недоберу, но ведь я продал более ста семидесяти тысяч акций по цене выше трехсот рублей! А, раз так, то у меня есть запас прочности». Я взял калькулятор и посчитал, что если оставшиеся бумаги продам даже по двести девяносто четыре рубля, то, все равно, я выхожу на искомую сумму в девяносто три миллиона рублей. «Значит, – определил я для себя, – нижний уровень цены по Газпрому, на который я согласен – это двести девяносто четыре рубля». После этих нехитрых вычислений я успокоился и продолжил наблюдения за ценой.

Прошел еще один день. Цена вяло сползла к двухсот девяноста пяти рублям. Я напрягся: «Может, на этом уровне все и закрыть»? Пока думал, цена уже на рубль ниже. Набираю номер «Боцмана»: «Ваш звонок…» и пошло, поехало… Цена еще на рубль ниже… Хватаю калькулятор и быстро считаю, устраивает ли меня цена по двести девяноста три рубля? Вижу, что устраивает. Опять телефон, опять «Боцман», опять «Ваш звонок…» Ура! Дозвонился. На проводе Рыков:

– Пароль?

Отвечаю, и пока идет идентификация моей личности, цена «Газа» уверенно пошла вверх. Я замер и восторженно смотрел, как цена прибавила рублик, затем другой.

– Але, Але… Вы будете, что-нибудь делать? – Вадим меня потерял.

Я молча повесил трубку.

«Конечно, остаток можно закрыть и на этих ценах. Но, ведь хочется большего, – размышлял я. – Чем выше я закрою позицию, тем больше вероятность того, что Надька отметит мой подвиг».

«Газпром» оправдал мои ожидания и потихонечку стал подрастать. Через день его цена была опять триста рублей. Я для себя решил: «Если дернет хоть чуть-чуть вниз, сразу закрою весь объем». Но «Газ» дернул вверх и, притом очень сильно. Сначала мелькнула цена в триста пятнадцать, а в пятницу торговля уже шла по триста двадцать два рубля. Я опять весь синий от внутреннего напряжения: «Ура! Вот она, желанная цена! Давай, закрывай весь объем!» Но я что-то медлю, видимо, жду цену выше.

За два часа до закрытия торгов цена была триста двадцать пять рублей с копейками. Принимаю волевое решение и продаю пятьдесят тысяч акций. Но, закрытие сессии происходит по максимальной цене этого дня – триста тридцать два рубля и десять копеек. «Твою мать, – говорю я сам себе. – Как закроешься, все продолжает расти, как держишь, все падает, да что же это такое»?

А это фондовый рынок, это его сущность. Пленных он не берет, и все время норовит отнять у вас денег. Поэтому трейдеру нужно терпение и концентрация.

В субботу и воскресенье я на даче, но мне что-то не отдыхается: в голове сплошные мысли – как рынок поведет себя в понедельник, как откроется, как будут двигаться цены? Не выдерживаю, и под тем предлогом, что с утра надо идти к стоматологу, вечером в воскресенье срываюсь в Москву, несмотря на уговоры жены побыть на даче до понедельника.

Утром в понедельник, в десять часов тридцать минут по московскому времени я уже перед монитором. Открытие рынка – это очень эмоциональная точка, а если у вас открытая позиция, то эмоции ощущаются особенно сильно, потому что у вас на кон поставлены деньги.

Как я и ожидал, рынок открывается вверх и через час цена оказалась в районе трехсот тридцати восьми рублей. К обеду на этом уровне она начала пилиться, а к вечеру достигла отметки в триста сорок рублей и начала быстро падать. Я и глазом не успел моргнуть, а торговля по «Газу» пошла уже по тремстам двадцати одному рублю. Я закрыл оставшиеся акции в количестве тридцати семи тысяч четырехсот восьмидесяти штук по цене в триста восемнадцать рублей и облегченно вздохнул: «Все, Газ весь закрыт, план выполнен, а местами даже и перевыполнен. Теперь можно расслабиться».

«Ведь мы с Надькой сделали где-то один миллион долларов, – беру калькулятор, считаю, оказалось всего двадцать миллионов рублей или семьсот шестьдесят шесть тысяч долларов США. – Конечно, за три месяца это неплохо. А как со мной Надька будет рассчитываться? Наверное, всю прибыль разделит на четыре части и одну отдаст мне… Это сколько же получается? Почти сто девяносто тысяч долларов. Уф! Класс. Однако, возможно, она кинет мне еще десять тысяч долларов и скажет: «Ты, Володя, молодец», а двадцать два процента от прибыли не даст. Так что вылазь ка из автомобиля, размечтался. Жадные они, эти миллионеры. А вот эти два миллиона рублей, сверху заработанные, как с ними быть? Как она меня вознаградит»?

Из моих мыслей по поводу дележа прибыли я ничего не вынес. Поэтому я решил отдохнуть от фондового рынка, а также от суеты и напряжения жизни. На цены не смотрел, гулял по Измайловскому лесу, и так провел несколько дней. Настроение хорошее, погода хорошая. Наступила какая-то безмятежность души и тела.

Я смотрел на природу, наблюдал за людьми, которые гуляли в лесу. Однако через некоторое время мысли снова переключились на деньги Надежды, на наши финансовые отношения, и я опять начал сильно беспокоиться, заплатит она мне деньги или, как в прошлый раз, начнет динамить. Затем я подумал, что Надежды нет в Москве, и что же тут, волноваться, но, после этого на меня налетела новая волна страха и подозрительности. Так прошла неделя, затем другая. За окном август. Жена опять мне говорит:

– Лето уже почти прошло, съездили бы куда-нибудь с Максимом.

Я ей:

– А ты с нами поедешь?

Она:

– Куда поедешь? Мама себя плохо чувствует, и ремонт на даче надо доделывать.

Итак, я решил поехать на Азовское море, в село Мысовое. Мы там уже отдыхали несколько лет подряд, когда с деньгами было совсем плохо. Место хорошее, красивое. Рядом с селом – застывший грязевой вулкан Казантип. Приезжаем, народу полно, жара, все пьют пиво и водку. В общем, отдыхают. Ну и мы с Максимом пытаемся отдыхать, но не очень-то получается. По ночам, вместо того, чтобы спать, приезжий народ с еще большей силой пьет водку и пиво, и слушает на местной дискотеке песни типа «Нас не догонишь». Какой уж тут сон? Музыка с побережья разрывает ночь, спать жарко. Десятки комаров тоже поют свою песню, а в голове пульсирует мысль: «Под твоим контролем три с половиной миллиона долларов, три с половиной миллиона долларов, три с половинной миллиона… три…». И где-то здесь ты вырубаешься, но спишь очень тревожно, как будто вокруг тебя вьется какая-то субстанция или какая-то энергия, пытаясь тебе что-то передать. Промучился я так дней десять и уже ближе к отъезду, поздно ночью, вышел из нашего домика на двор. Вокруг красота, роскошное южное небо, мириады звезд. Вега из созвездия Лиры, Альтаир из созвездия Орла, Арктур, Капелла – все они горят, как крупные брильянты, и через весь небосвод мерцает Млечный Путь. Я сделал несколько шагов в сторону туалета и примыкавших к нему сараев, как вдруг заметил какие-то тени у этих строений. Я резко остановился, напрягся и стал всматриваться в темноту. И тут ко мне пошел как будто какой-то воздух, причем довольно густой и плотный. А потом вроде как шепот, или ветер по кустам, и я увидел, как какая-то тень, напоминающая силуэт женщины, быстро удаляется от меня. Мое сердце бешено забилось, и я покрылся потом. Придя в домик, я лег на кровать. Не спалось. Я лежал с открытыми глазами и размышлял, что это было? То ли явь, то ли сон? К утру я задремал с мыслями о том, что все у меня нормально, «Газ» закрыл хорошо, деньги в семье есть, с Максимом отдыхаем, только вот от Надежды звонка давно нет, ну, да ладно, скоро она позвонит.

Но она не позвонила. Ни через месяц, ни через два. Мы приехали в Москву. Жена плотно занята ремонтом. На даче живут таджики, весь участок завален строительным мусором, а также кирпичом, песком, цементом и деревянным брусом. Караул! Работы нет, лекции не читаем, на фондовом рынке полный застой. Я пытался помочь жене в перестройке дачи, уйти с головой в ремонт – возил со строительного рынка какие-то блоки, паралон, сайдинг и еще всякую лабуду. Но в душе оставалась тревога. Она не проходила ни днем, ни ночью, и как червь точила меня изнутри в области пупка. Что это такое? Непонятно, но я чувствовал, что это мое состояние как-то связано с Надькой.

Время шло, тревога не прекращалась. И я решил позвонить моей ученице сам. Номер у меня, славу Богу, есть. Набираю – он недоступен, опять набираю – опять недоступен. Она сказала: «Уезжаю на несколько месяцев». Это было в середине июня, а сейчас у нас конец августа. Пора бы ей уже и появиться. И опять тревога, и опять какая-то вибрация, идущая из середины живота.

Где-то в середине сентября поздно вечером я сидел перед телевизором и смотрел последние новости, а там рассказывали про какой-то криминал на территории Англии, про наших граждан, имеющих там недвижимость и про русскую мафию, которая третирует этих граждан. Краем глаза смотрю передачу, параллельно готовлюсь к занятиям. На экране появляется глава Скотленд Ярда, который рассказывает о том, что за последние несколько лет в Великобритании были отмечены случаи убийств россиян, имеющих недвижимость в Соединенном Королевстве, и что правоохранительные органы страны ведут серьезную работу по этим случаям. Он продолжал говорить, но я его уже не слушал. Через меня прошел поток энергии и перед глазами поплыли красные круги. Было такое ощущение, что меня пробила молния. Я как будто теряю сознание и в это время слышу женский шепот: «Помни, помни обо мне».

В эту ночь я не мог спать. Задремал только под утро. И мне приснился сон, будто бы иду я по лесу, залитому солнцем, по вьющейся тропинке, кругом трава по пояс, деревья, кусты, и будто бы я выхожу к чудесному озеру, а по нему плывет белоснежная яхта с белыми парусами. На яхте никого нет, а на парусах написаны то ли буквы, то ли цифры. Я подхожу к самой воде и читаю: «Помни, помни обо мне, и все у тебя будет хорошо». Просыпаюсь с нормальным настроением и, как будто знаю, что мне надо делать.

Однако время идет, а что делать, я по-прежнему не знаю. Уже конец сентября, а от Надьки ни привета, ни ответа. Ее телефон молчит. У меня под рукой три с половиной миллиона долларов, но эти деньги пока лежат мертвым грузом. Я решил выждать еще месяц, а потом принять меры. Правда, какие меры я буду принимать, я четко себе не представлял.

«Что там Надька говорила, когда уезжала? Что уезжает на несколько месяцев. Несколько, это сколько? Два, три, четыре, пять? Нет, пять это много – почти полгода. Значит три, четыре – это максимум. А сколько у нас прошло? О, уже три с половиной месяца… Ладно, еще немного подожду» – утешал я себя, как будто мое ожидание могло на что-то повлиять».

Мы с Костей продолжали читать лекции по фондовому рынку, даже съездили в командировку в Волгоград. Красивый, теплый город. Правда, несмотря на капиталистический путь развития, который избрала наша страна, Волгоград остался городом прокоммунистическим.

Короче, не успел я оглянуться, а уже начало ноября. Солнечных дней мало, по ночам заморозки, дни короткие, ночи длинные. Автомобиль заводится плохо, да еще и печка не работает. Одним словом, как сказал классик – «Гусей крикливых караван / тянулся к югу / Приближалась довольно скучная пора / Стоял ноябрь уж у двора».

От Надежды ничего! Это становилось даже интересно. А если Надька не появится вообще никогда? Я стал задавать себе вопросы:

«Это как это не появится? Как, как? А, просто – автомобильная катастрофа, сердечный приступ, несчастный случай… Мало ли что? Почему она пропала? Почему ее телефон не отвечает? С тех пор, как она уехала, прошло больше пяти месяцев, а с ее последнего звонка прошло более трех. Что это значит? Если так пойдет дальше, то, как быть»? Для себя решаю, что как-то надо выяснить, что с Надеждой: «Я же знаю, где она жила, но, может, та квартира была съемная. И что мне это дает? Кто я ей? Управляющий? Я знаю ее фамилию, я знаю ее пароли, ну, и что дальше? А что я вообще о ней знаю, как говорится, по существу? Да, ничего»!

Все эти мысли настолько меня поглотили, что я стал как лунатик. Плохо ел, плохо спал, плохо выглядел, да и лекции о фондовом рынке стал читать тоже плохо. Константин спрашивает: «Что с тобой, устал?» Я ему: «Да, мол, устал». А сам у себя спрашиваю:

«Что же с Надькой»?

Так проходит неделя, другая, уже конец ноября. Вдруг мне на мобильный телефон приходит звонок:

– Мне Владимира, – говорит мужской голос.

– Да, это я.

– Нам надо с вами встретиться по очень важному делу.

В ответ я говорю очень вежливо, почти ласково, напрягая все свои жизненные силы:

– А с кем я говорю?

Когда несколько лет назад мои финансовые дела шли очень плохо, такие звонки меня изрядно беспокоили.

– Меня зовут Степан, я хотел бы с вами сегодня встретиться где-нибудь в центре города.

Я посмотрел на часы. Было около трех часов дня. Через три часа у меня лекция в компании «Феко».

– Степан, а какой вопрос вас интересует, и кто вы, или от чьего имени вы со мной говорите? Я думаю, что сегодня встреча у нас вряд ли получится. Извините, у меня через несколько часов лекция. Давайте попробуем завтра.

– Наша встреча очень важна как для вас, так и для нас. И, Владимир, у нас очень мало времени. Поэтому хотелось бы встретиться именно сегодня. Это ненадолго. Пожалуйста, приезжайте. Станция метро Смоленская синей линии, шестнадцать часов. На выходе из метро есть английский паб Джон Фулл.

В разговоре возникла пауза. Степан спросил:

– Владимир, вы меня слышите?

– Да. Хорошо, а как я вас найду?

– А вы заходите в паб. Я там уже буду вас ждать. На мне будет яркий свитер с цифрами девяносто девять.

– Ну, хорошо, но это как-то неожиданно.

Степан отвечает вежливо:

– Ожиданно, неожиданно, это не важно, – и с нажимом добавляет, – пожалуйста, не опаздывайте.

Я одеваюсь, а сам весь напрягся: «Наверняка, это звонок как-то связан с Надеждой». Жена спрашивает:

– Куда это ты так рано собрался?

Я ей что буркнул и вышел из квартиры. К метро я пошел пешком, чтобы хоть немного сконцентрироваться.

«Что я имею? Звонок от незнакомого человека. Ну, и что? Чувствую, пойдет разговор про Надьку. Это серьезно, а если это серьезно, то это либо менты, либо… Надо быть чрезвычайно внимательным в ответах, и не говорить ничего лишнего» – решаю я.

Приезжаю на «Смоленскую». Напротив входа в метро действительно располагается английский паб «Джон Булл». Вхожу неспеша. Обвожу публику взглядом и вижу в углу за столиком высокого спортивного парня лет двадцати восьми и в красном свитере с цифрами «99». Я направляюсь прямо к нему, предполагая, что за мной уже могут наблюдать.

– Здравствуйте, Степан.

– Владимир, здравствуйте, садитесь. Что-нибудь выпьете? Водки, коньяка, пива, чаю?

– Можно коньяка.

Он:

– Хорошо. Официант, два коньяка по сто и лимон.

И затем резко наклоняется ко мне со словами:

– У нас к вам вот какой вопрос…

И в ту же секунду из-за соседнего стола встают два габаритных мужика и садятся к нам. Я сразу понял, что это бандиты. Внутри все задрожало, и мне с трудом удалось справиться с волнением.

Один из бандитов начал говорить сразу, еще не сев за стол:

– Ваша фамилия Шацкий?

Я отвечаю:

– Да, Шацкий.

– Вы были знакомы с Надеждой Петровной Мельниковой?

В этом месте я вспомнил, что если при игре в шахматы с пятиминутным контролем ты попал в трудную позицию, то надо тянуть время, делая нейтральные ходы, авось, противник ошибется, или же у него упадет флажок – кончится время.

– А вы из органов?

– Да, – сказал один из них, – мы из органов, причем из компетентных.

Мой собеседник криво усмехнулся. Я говорю:

– Надежда Петровна была моей ученицей. В начале этого года я провел с ней несколько занятий на предмет обучения основам торговли на фондовом рынке России.

Один из них говорит:

– С этого места поподробнее. Когда и где вы проводили занятия? Как часто? И чем ваши занятия закончились?

– У меня много учеников, – начал я довольно небрежно, – поэтому я не могу точно сказать, сколько занятий она у меня взяла, но, кажется три. Одно в феврале и два в марте.

Один из них, с мрачной рожей, меня спросил:

– Значит, одно занятие в феврале и два в марте?

Я стараюсь отвечать как можно расслабленнее:

– Да, всего три. Одно занятие я провел с ней в компании Феко, я там преподаю, а два других у своего приятеля, который живет недалеко отсюда. Помню, что в компании были какие-то технические трудности.

– Какие же это там случились технические трудности? – спросил меня тот, с мрачной рожей.

В это время принесли коньяк. Я быстро хлопнул рюмку и закусил лимоном.

– Ну, не удалось провести занятие в Феко, у них были какие-то проблемы с компьютерами. Поэтому пришлось заниматься у приятеля. А что тут такого? – видимо, на меня начал действовать коньяк. – Да, перенесли занятие к приятелю, он человек порядочный.

Один из них говорит:

– Степан, все записывай.

Степан перед собой держит ручку и записывает в небольшой блокнот все, что я говорю. «Тоже мне, журналист» – отметил я. Замечание «старшого» про запись очень болезненно меня резануло. Я опять вспотел, и стал судорожно думать: «Зачем я соврал про Сергеича»? Но было уже поздно, процесс, как говорится, пошел.

Тот, который вроде главный, мне говорит.

– Владимир Васильевич, а как его фамилия, не вспомните?

В этом месте я еще сильнее вспотел и отвечаю:

– У нас на бирже все друг к другу по кличкам обращаются. Вот, у меня кличка Стар. Есть у нас Ферзь, есть Кровельщик, есть Музыкант.

И, не давая им опомниться, сбивая их наглый ритм, обращаюсь к Степану:

– А еще коньяка грамм пятьдесят можно?

– Конечно, – отвечает он. – Официант, повторить!

А «старшие» сами ничего не ели и ничего не пили, только пристально меня изучали. Один из них говорит другому:

– Ха, Игла, секи, у них клички, ну, совсем как у нас.

Потом обращается ко мне:

– Слышь, Стар, нам по этому делу важно все. Понял? Любая мелочь важна.

Я сделал непонимающее лицо:

– Но я и так вам все подробно рассказываю.

– Ты, Стар, давай про этого Сергеича нам рассказывай. Как мы поняли, он где-то недалеко живет…

– Поэтому, – подхватил другой, – давай, звони ему. Мы тоже хотим с ним познакомиться.

– Но в данный момент у меня нет его номера телефона.

– А вспомнить не можешь? – с нажимом сказал тот, у которого была бычья шея. – Ты же проводил у него индивидуальные занятия.

– Да, проводил, – я стараюсь говорить как можно расслабление, – но это не значит, что мы друзья.

– А его фамилию или адрес ты знаешь?

– Ну, вы ребята даете! Фамилию, паспортные данные, где прописан, есть ли родственники за границей, где ключ от квартиры, в которой деньги лежат…

– Ты, парень, с нами не шути, – завелся с полуоборота тот, которого звали Игла, – а то мы быстро тебя шутить отучим.

Другой, с такой же мерзкой рожей, говорит своему коллеге:

– Игла, поостынь, не заводись.

И, обращаясь ко мне, более ласково, но все же с нажимом:

– Сейчас, Володь, ты выпей коньяка и мы дальше потолкуем.

Принесли коньяк. Я его выпил одним махом.

– Так, значит, зовут его Сергей, а фамилию не помнишь, а как его кличка? – продолжил допрос мой оппонент.

– Его кличка Филателист.

– Значит, Сергей Филателист, – хмыкнул Игла. – А фамилию, говоришь, не помнишь?

– Не помню.

– Плохо, что не помнишь, – мрачно выдавил из себя Игла. – Надо вспоминать.

И тут я опять вспылил, видимо, на меня подействовал выпитый ранее коньяк.