Kitabı oku: «А где же Майя?», sayfa 3
– А Майя? – полюбопытствовала Берта, которой до сих пор волновал этот вопрос. – Я ждала учительницу английского языка.
– Тамара говорила, что перед тем, как я обратился, какая-то девушка отказалась от проживания в комнате.
– А почему ты явился ко мне в синих тапочках?
– Подошва от одного сапога отвалилась прямо перед подъездом, и я их выкинул в мусорку. Хорошо по дороге купил тапки. Как чувствовал.
Алек оказался обычным неудачным съёмщиком комнаты, а она уже окрестила его бандитом. Как всё, оказывается, просто, без детективных хитросплетений. Бабуля перевела дух и со спокойной душой отправилась смотреть музыкальную телепередачу и заодно вязать свой шарфик. Алек пошёл в комнату.
Где-то часа через два старушка проходила мимо комнаты. Дверь нараспашку. Берта случайно заглянула туда. Раскинув руки и ноги, Алек лежал в свитере с оленями и в джинсах поперёк кровати, прямо на колючем покрывале. Глаза были зарыты.
Отпрянув от косяка, Берта взволнованно прислонилась к стене. А вдруг ему плохо? А вдруг он вообще умер? Отравился ядом для клопов. Боже, что делать? Скорую вызывать? А как его зовут? Сама придумала, как к нему обращаться, сама и забыла. И тут старушка вспомнила, что в крошечном кармашке халата лежал маленький клочок бумаги. Развернув его, Берта прочитала: «Алек».
Из комнаты послышался смачный, сопящий храп. Берта вздохнула. Алек просто отсыпался. Наконец-то он обрёл тихое местечко. Без клопов и вредной хозяйки. Тут его даже накормили плотно.
Старушка отправилась на кухню отпаиваться чаем с мятой. И все-таки это была плохая идея – сдавать комнату. Сколько же нервов надо потратить, чтобы вот так утром попивать кофеек и беззаботно чесать языками!
Может, оно того и не стоит? Или просто чересчур мнительная Берта настолько отвыкла от людей, что каждый, кто врывался на её территорию, тут же попадал в ранг недругов. Наверняка. Что ж, в таком случае придётся торчать в пустой квартире и жарить книги на сковородке.
Забивай козла
Магда впервые сварила свой первый суп в возрасте десяти лет. Строгая бабушка-тиранша, отведав сие творение, со смехом и удивлением произнесла: «Раз я не отравилась, значит ты талантлива». С тех пор прошло шестьдесят лет. За это время Магда успела присвоить себе статус великой кулинарки. И причём она старалась продемонстрировать свои способности при любом удобном случае, будь то празднование Нового года, собственного дня рождения или же во время обычных посиделок с подругами. Вместо традиционных блюд, то бишь рыба под шубой и оливье, она готовила какие-нибудь замысловатые. Ей хотелось испробовать все кухни мира, а главное – удивить народ. А поскольку фантазия у бабули была неиссякаемой, то её родным и близким чего только не приходилось вкушать. В особенности она любила восточную кухню, перчила свои блюда от души, так, что у домашних изо рта шёл пар.
Время шло, дети выросли, разлетелись из родного гнезда, как птенцы, муж отправился в мир иной, а подруги уже не спешили к Магде в гости, считая себя слишком старыми для подобных посиделок. Больше удивлять блюдами было некого. И чтобы не умереть со скуки и немного подзаработать, старушка решила сдавать комнату, которая раньше принадлежала ей и мужу, вторую, служившую детской, закрыла, а сама перебралась в зал.
Таким образом к ней подселился один азербайджанец Анар со своим тринадцатилетним сыном Яшаром. Анару было около пятидесяти, он выглядел достаточно крупным, будто какой-нибудь боец без правил. Работал на стройке. Яшар внешне напоминал отца – такой же здоровяк, ходил в школу. И на удивление бабули Анар любил готовить, даже научил старушку паре-тройке блюд. Вот что значит, любовь к восточной кухне. Пророческой оказалась.
Спустя год, когда Анар подкопил денег, они с сыном уехали к себе домой, в Азербайджан. Старушка заскучала. Теперь никто не будет колдовать на её кухне со всякими вкусностями и ничему новому не научит. К тому же привыкла она к этим двоим. Один, старший, любил ещё и поболтать от души, а второй, младший, фанател от футбола. И всякий раз, когда начинался очередной матч, из зала слышались его крики: радость, переходящая в недовольство, и наоборот. Так что сдавать комнату чужакам Магда перестала.
Как-то весной Анар позвонил Магде и спросил, можно ли ей остаться у не на пару дней. Старушка очень обрадовалась. И решила сделать им сюрприз – приготовить азербайджанский суп пити. Его когда-то варил Анар. Бабушка заранее нарубила мясо, расфасовала бесформенные куски по целлофановым пакетам и каждый пакет подписала маркером: Г1 – говядина на первое, Г2 – говядина на второе, Б – баранина. Гости прибыли. Пока они отправились по своим делам, Магда разложила на столе продукты, раскрыла свою пухлую тетрадку, всю в жирных пятнах, куда она записывала услышанные ею кулинарные рецепты и, подпевая доносящемуся из приемника Шарлю Азнавуру, принялась очищать картофелины от кожуры, пока на плите варился бульон.
Французского Магда не знала, впрочем, как и азербайджанскую кухню (хоть старушка и хваталась тем, что все умеет, а до приезда Анара блюда его национальности не готовила). Зато непоседливое воображение старушки уже рисовало цветные картинки, как в её адрес летят сплошные комплименты, словно конфетти из хлопушки: «Вот это да! Как же вкусно! Магда, ты должна работать шеф-поваром в лучших ресторанах всего мира!» И фанфары, фанфары! От радости толстенькая и неповоротливая бабулька в красном халате и запачканном белом фартуке стала приплясывать, весело перебрасывая очищенные картошины в большую кастрюлю с водой.
Вечером гостей ждали две большие тарелки горячего супчика. И пока Анар с Яшаром мыли руки, Магда вовсю суетилась и резала хлеб. Наконец все уселись за стол. Анар с задумчивым видом взглянул на суп, взял ложку и хлебнул. Затем он надел лежащие на столе очки с крупными круглыми стёклами в зелёной оправе, в которых стал похож на лягушку и, как следует рассмотрев содержимое тарелки, с удивлением произнёс:
– А где горох?
– Плавает, – отозвалась старушка.
– Я вижу, что плавает, только это не тот горох.
– Совсем не тот, – подтвердил Яшар.
– Ошибочка, дорогая Магда, присутствует, так что пятерку не поставлю, – улыбнулся Анар.
Старушка насупилась. Думала обхитрить почти зоркий (пусть даже в очках, ведь в последнее время зрение стало немного шалить) глаз проницательного Анара и накидала обычный горох вместо нута, который величиной с фундук. Вот только её попытка потерпела крах, поскольку горошинки попросту затерялись в супе, словно жемчужинки в морской пучине.
Неужели Магда и вовсе никакая не великая кулинарка, а всего лишь обычная халтурщица? Великие кулинарки так не делают. Магда взглянула в окошко на пушистые белоснежные облачка. Теперь бабуля наверняка смотрит сейчас оттуда на глупую Магду и смеётся до коликов в животе.
– А вот бульон вкусный и наваристый, – добавил Анар. – Твёрдая четверка!
И как только мужчина опустил голову вниз, чтобы хлебнуть из ложки, а его сын уткнулся в свой мобильный телефон, Магда вновь перевела свой взгляд на облачка и с детской задорностью высунула язык. Вот так, бабуленция! Да, бабушку свою она ещё помнила.
На следующий день Анар появился на кухне с горохом нут. Такой большой горох в супе сразу будет заметен.
– Теперь супы готовить буду я, – по-хозяйски произнёс он.
Попивая чай с коржиками, Магда спокойно пожала плечами. Что ж, флаг в руки. Она ещё придумает себе новые таланты.
Анар вытащил из морозильника три пакета с буровато-коричневым ледяным месивом, снова надел очки и стал изучающе рассматривать их. И почему он все постоянно рассматривает? Прежде чем есть, прежде чем готовить. Может боится, что его отравят? Какой подозрительный.
– Что это? Г1? Г2? – Удивился он, вопросительно взглянув на старушку.
Магда продолжала молча уплетать коржики. Пусть ломает голову. Неужели непонятно? И как он собрался с такими познаниями суп варить? Анар крикнул сына. На кухню нехотя пришел Яшар, смотревший в зале по телевизору футбольный матч.
– Ты хоть понимаешь, что это за такое? – стал допытывать Анар сына.
– Не понимаю, а что? – произнёс Яшар, а самому так и хотелось сказать: «Отец, разбирайся сам как-нибудь. Там Месси гол забивает».
– Это неприлично: такое держать в морозильнике! – возмущенно бубнил очкарик. – Как-будто я не знаю, что обычно называют на букву «Г».
Неожиданно послышался хрипящий кашель. Это бабуля подавилась коржиком. Анар перебросил ледяное месиво, словно мячик, в руки Яшару, а сам подскочил к старушке и принялся хлопать ей по спине. Да так сильно хлопал, что чай, капелька за капелькой, в страхе выпрыгивал на белоснежную скатерть из чашки, которую Магда держала в руках. Как следует откашлявшись, старушка захохотала чуть ли не до слез. Анар испуганно взглянул на сына, стоящего с месивом в руках. Сын пожал плечами. А с бабулей-то что? Неужели приступ?
Успокоившись, старушка объяснила, что это всего лишь обычное мясо и расшифровала пометки. Теперь засмеялись все.
– Из-за твоей говядины, папа, я пропустил такой гол! – с укоризной произнёс Яшар, наконец-то всучив отцу кусок замороженного мяса, от которого руки стали холодными и влажными. Чуть не отморозил. – Варите, я ухожу.
– Да, Анар, забивай козла, – снова захохотала развеселившаяся Магда, слопавшая все коржики и расплескавшая чуть ли не весь чай.
Яшар даже приостановился на секунду, обернулся и отправился дальше.
– Какого козла? – Анар в недоумении стоял с мясом в руках.
– У нас здесь неподалеку стройка. И вот рабочие в обеденный перерыв постоянно играют в домино и забивают козла.
– А откуда они его берут?
– Ниоткуда. Это выражение такое. Проигравший садится под стол, либо встает в угол и блеет по-козлиному. Раз проиграл, то козел. Вот и мы с тобой, получается, соревнуемся, кто лучше суп сварит. И кажется, что блеять буду я. Как услышит Анфиска за стеной, психушку вызовет. А она не прочь, чтобы меня куда-нибудь упекли подальше с глаз долой. Я, видите-ли, громко пою вечером, когда на кухне кашеварю. А она уже спать ложиться. Складывается впечатление, будто эта старая развалюшка целыми сутками дрыхнет.
Магда рассмеялась. Анар даже немного притих, боясь, как бы она снова не подавилась. Затем отправился промывать баранину в раковине.
– Давно меня никто так не веселил горохом, мясом, козлами, – с удивлением покачал он головой. И это было сказано вполне искренне, поскольку проблем в последнее время навалилось выше крыши: и с долгами расплачиваться надо, и денег ещё подкопить, в общем, неудивительно, что Анар даже чувство юмора растерял.
Куски под названием «Г» он брать не стал. Иначе суп пити совсем обидится. Мало того, не тот горох, так ещё не тот коричневый кусок. Нет уж, стряпать надо по рецепту.
– Тебе впору розыгрыши на телевидении придумывать. Зрители животы надорвут от смеха, – добавил мужчина, раскладывая на большую тарелку освобожденное от целлофана и промытое мясо.
Магда гордо вскинула подбородок и мысленно представила, как у неё за спиной вырастают крылья. И вот она как взмахнет ими, как взлетит до самых небес своего же собственного таланта и воссияет, словно звезда Сириус . К черту все эти половники и кулинарные книги! Теперь она будет бороться с занудством своих старых кляч–подруженций и подкалывать их острыми, словно аджика, словечками.
А супы пусть варит Анар.
Тот самый «чифир»
Старушка Заза любила свежемолотый кофе. Похихикать она тоже была не прочь. Заза общалась со всеми товарищами своего сына, считая, что сорокалетние мужчины намного интереснее, к тому же полны сил и энергии, нежели её ровесники, семидесятилетние сгорбленные зануды со вздорным характером. У некоторых даже слуховые аппараты торчали из ушей. Что с них взять? Приятели сына, в свою очередь, тоже находили общество Зазы довольно интересным, поскольку она могла поддержать любую беседу (или почти любую), будь то счёт последнего футбольного мачта или очередные сплетни о том, в каком баре был замечен тот или иной рок-музыкант, спящий лицом в салате. Этакая компанейская пожилая мадам.
Вот только мужу старушки это совершенно не нравилось. Очкастый ворчливый Потап, которому было восемьдесят лет, постоянно ревновал Зазу к этим товарищам. Каждый вечер, сидя с газетой в руках на продавленном собственным весом диване, он постоянно бубнил: «Приличные старушки так себя не ведут. Будь приличной старушкой!». «Какая я тебе старушка! Я – женщина, которой за… Не будем уточнять. Я просто женщина». Взмахивая седой копной длинных волос, Заза проплывала мимо него в белоснежной ночной рубашке с кружевами, словно важная гусыня.
Одним субботним утром, расположившись на кухне за столом и попивая кофеек с булочкой и вареньем, Заза и Бюльбюль вели «традиционные бабушкинские» разговоры о родственниках, погоде и дворовом коте Бегемоте (так его прозвала сама старушка). Любопытный Потап периодически заглядывал к ним, подтягивая на ходу свои обвисшие треники и делая вид, что собирается налить себе чаю. А это была уже пятая чашка и Заза прекрасно знала, что находчивый муженёк попросту выливал чай в хлорофитум, растущий в большом горшке в зале. Бедный цветок уже утопал в чайном болотце. Сам Потап, встав в пол оборота, поскольку его левое ухо слышало намного лучше правого, с поддельной медлительностью резал колбасу – вроде как бутербродов ему захотелось.
– Что ты обычно пьёшь на ночь, чтобы успокоиться? – обратилась Заза к Бюльбюлю, искоса поглядывая на муженька. Ага, развесил уши, засранец! Да еще мельтешит здесь перед глазами в своей новой красной футболке. Раздражительная какая футболка, совсем как тряпка для быка.
– Я очень люблю чифир, – произнёс Бюльбюль, намазывая на булочку вишнёвое варенье. – Он меня расслабляет. Я, как только его выпью, засыпаю словно младенец.
Бюльбюль работал строителем и за день сильно уставал, а вот Заза разве что вела борьбу с тараканами и шумным соседом за стенкой, который каждую пятницу в полночь врубал на всю дурь хард-рок. Для бабули подобный взрыву атомной бомбы. Она в страхе подскакивала с кровати и принималась дубасить по стене деревянной скалкой, которая для таких случаев всегда лежала у нее на прикроватной тумбочке.
Потом Заза выслеживала на лестничной площадке двадцатилетнего негодника и покрывала его всяческими ругательствами, грозя вызвать полицию. Конечно, разве нервных клеток напасешься из-за подобных эмоциональных вздрязг! Надо было каким-то образом успокаиваться.
– Чифир, – старушка удивлённо посмотрела на Бюльбюля, с присущей ей аккуратностью держа маленькую кофейную чашечку чуть ли не двумя пальчиками, словно английская леди.
– Да, такой густой и белоснежный. Могу пить его бесконечно.
– Густой и белоснежный? Чифир тёмно-коричневого цвета. Ты что-то путаешь. К тому же он жидкий. И много его пить нельзя, потому что он бодрит, особенно свежезаваренный.
– Его надо заваривать? – Вытаращив глаза, Бюльбюль тряхнул своим тёмно-каштановым чубчиком.
Потап так вывернулся и рубанул ножом финскую салями, что один из кусочков выпрыгнул прямо в чашку Бюльбюля. Азербайджанец спокойно выловил этот кусочек ложкой и положил на тарелочку, на которой лежали булочки.
– Конечно. А ты разве не знал?
– Нет. А как его заваривать?
– Берёшь несколько пакетиков, кладёшь в чашку и заливаешь кипятком. Вот и всё.
– Пакетики? А я обычно покупаю в магазине литровую упаковку, наливаю в стакан и пью. А что остается, ставлю в холодильник.
– Как интересно. Не знала, что есть еще литровые упаковки. – Удивилась Заза, затем, обернувшись в сторону мужа, с недовольством гаркнула: – Ты решил всю каталку изрезать?
– А вы что, не можете чифир от кефира отличить? – Поправив очки, словно вузовский преподаватель, Потап разложил по тарелке полукругом шесть бутербродов.
Заза и Бюльбюль удивлённо посмотрели друг на друга. Действительно, как они до сих пор не поняли, что говорили о двух совершенно разных вещах? А всё было проще некуда. Когда-то у Потапа был товарищ, тоже выходец из Азербайджана, частенько заходивший к ним с Зазой в гости. Вместо «к» он в начале слова произносил «ч»: Киров – Чиров. Его так учила бабушка. Таким же образом учил язык и Бюльбюль, раз у него «кефир» превратился в «чефир».
Заза бросила неоднозначный взгляд на мужа.
Старушка всегда считала своего мужа занудным невеждой, который только и делал, что мастерил крючки для рыбалки и без конца ворчал, а себя – настоящей интеллектуалкой, у которой каждую неделю под подушкой лежала новая книжка. И тут оказывается, что очкарик обладает немалой сообразительностью. Вот как так?
– А что, чифир это и есть кефир? – Ещё больше удивился Бюльбюль, жуя булочку и капая вареньем на скатерть.
Заза, словно статуя, застыла с чашкой в руке, в недоумении рассматривая свежее пятно. Тихо радуясь своему чрезвычайно меткому высказыванию, Потап молча положил колбасу в холодильник, взял в руки тарелку с шестью бутербродами и, не спеша, с гордо поднятой головой, словно граф, вышел из кухни.
Вот тебе и тот самый чифир!
Oh mère!
Янка стояла у зеркала и внимательно рассматривала своё отражение, будто бы изучала, как под микроскопом изучают всяких инфузорий-туфелек. Полусонная, с растрёпанной копной апельсиновых густых волос, в старой длинной ночной рубашке в облипочку, словно Каспер, да ещё с припухшим левым веком – это утро было безжалостным. Наверняка её продуло в тот момент, когда вчера вечером она сидела у открытой форточки и читала книгу. Янка не выносила закрытых пространств, ей всегда был необходим глоток свежего воздуха, поэтому все форточки в квартире всегда были нараспашку. Странно, почему раньше веко не распухало, а именно сейчас – пожалуйста. К тому же начало марта в этом сезоне выдалось морозным. Зима и весна сражались друг с другом, словно два боксёра на ринге.
И всё же Янка не особо расстроилась. Веко пройдёт, в конце концов, не так уж это и страшно, однако идти в университет ей вовсе не хотелось. Красоваться в таком виде на лекциях – не самое лучшее, что могло с ней сегодня произойти. Тут же последовал звонок Матвею. Надо было предупредить, чтобы он её не ждал. С Матвеем они учились в одной группе, и он был её единственным поводом не прогуливать занятия. Они встречались с первого курса. «Неразлучные голубки» – так говорили про них подруги Янки, убеждённые в том, что после окончания университета эта парочка перевоплотится в счастливый семейный союз.
Приготовив себе кофе и парочку бутербродов с ветчиной, Янка разместила свой завтрак на небольшом подносе и отправилась к себе в комнату. Затем она захватила ноутбук с тумбочки и расположилась посередине комнаты, на коврике из циновки, скрестив ноги по-турецки. Янка всегда мыслила несколько своеобразно, поэтому была уверена, что кресла, кровати и прочие подобные им вещи сжимают ауру человека, лишая ощущения свободы. Того же мнения она была об автомобилях и прочих видах транспорта, поэтому предпочитала ходить пешком по возможности.
На мониторе, словно скаты в океане, плавно проплывали кадры чёрно-белого французского фильма «Девушка с моста» с Ванессой Паради в главной роли. Ванесса немного напоминала Владлену, маму Янки, которая жила в Польше со своим новым мужем. По крайней мере, короткая стрижка Ванессы в этом фильме была практически идентична маминой.
Родители девушки развелись, когда она училась на втором курсе исторического факультета. Спустя четыре месяца Владлена повстречала нового мужчину. Их встреча произошла в аэропорту. По нелепой случайности Владлена опоздала на самолет, сидя в зале ожидания и весело болтая по телефону с давней университетской подругой. Именно к этой самой подруге она и должна была лететь, ибо вживую не виделись они порядком более пяти лет, если не считать связь по скайпу. Руслан прибыл сюда из Польши с пересадкой в Москве. Там он жил и работал инженером, а здесь его ждали родители. Здесь был его родной дом.
Стечением обстоятельств эти двое незнакомых друг другу людей оказались не только под крышей одного аэропорта, но и в стенах одного и того же паба, хотя мест, где можно отдохнуть и перекусить, было предостаточно – аэропорт все-таки большой. Руслан хотел перевести дух, в самолете ему стало как-то не по себе, словно все внутренности переворачивались от взлёта и посадки. Он не любил самолеты, однако исключить их из своей жизни не мог. Руслан пил быстрыми глотками минеральную воду из маленькой пластиковой бутылочки. Перед глазами пестрел музыкальными картинками экран плоского телевизора, висевшего на стене. Руслану хотелось вырубить его: кадры казались бессмысленными, а музыкальное сопровождение било по вискам, как молоток.
За столиком, располагающимся позади, послышалась звонкая мелодия, которая оборвалась в одну секунду. «Чёрт!» – взвизгнул недовольный женский голос – реакция на неудавшийся входящий звонок. Руслан предполагал, как выглядела обладательница этого голоса, поскольку заметил её, когда входил в паб со своим чемоданом. Она сидела с поджатыми губами, уткнувшись в экран мобильного телефона. На полу возле её столика тоже стоял чемодан – большой и красный. Даже, наверное, больше, чем у Руслана. Как она только его допёрла?
Владлена смотрела расписание ближайших рейсов. Так или иначе, но собственная неуёмная болтовня теперь точно влетит ей в копеечку, если не считать утраченного билета. Подруга уже раза три за эти сорок минут пыталась повесить трубку. А может, и вовсе никуда не лететь? Наговорились же, все свежие новости друг другу выболтали. Ах, ну конечно, подруга хотела показать новый район, куда она переехала, наконец-то купив собственную квартиру. На новоселье всё-таки звала. Ну что ж, как-нибудь в другой раз… Или как обычно: выйдет с телефоном на улицу и наберёт по скайпу. Правда, наверняка обидится: она ведь так хотела живой встречи, а не виртуальной, готовила блюда. Эхх…
И в тот самый момент, когда она звонила, чтобы удостовериться в том, что Владлена села в самолет, у самой Владлены взял и отрубился телефон. Ни подругу предупредить Владлена не успела, что прошляпила рейс, ни телефон толком зарядить… Женщина ощутила полную растерянность, однако, заметив перед собой статную мужскую спину, почему-то решила, что одна из её проблем в скором времени может решиться. Она вскочила со своего места и подлетела к Руслану, получилось у нее это как-то по-взбалмошному.
Мужчина был слегка ошарашен при виде этой незнакомки, ни с того ни с сего оккупировавшей его столик: волосы в разные стороны разметались по капюшону расстёгнутой куртки, голос взбудораженный, зрачки расширены. Да еще и просьба такая… Ну вроде бы обычная. Но всё же. Руслан дал ей свой мобильный телефон. Теперь перед его носом развернулась самая настоящая бабская трескотня, минут на десять, наверное.
«Ах, дура я дура, как же так вышло? Со временем вообще не дружу…»
«Так ты пирог испекла? Мой любимый? Вот невезение…»
«Ну ладно, мы что-нибудь придумаем…»
«А помнишь, как на третьем курсе Тимофеева проблевалась прямо на свою тетрадку?»
Руслан нервно барабанил пальцами по столу, где стояла уже пустая бутылка. Эта болтунья опустошит весь его баланс. Да, понятия «время» и «предел» были ей, по всей видимости, незнакомы. И зачем он только проявил свой джентельменский жест? Однако, чем больше она хохотала, тем сильнее ему хотелось заострить внимание на симпатичных тонких губах, которые в этот момент сжимались на её лице в аккуратный полумесяц. Ему нравились тонкие женские губы, было в них что-то аристократичное что ли.
Наконец, завершив разговор, красная от смущения Владлена протянула телефон, жадно вглядываясь в его владельца: высокий шатен с тонкими чертами лица и худощавым телосложением – он был в её вкусе, а от его серо-голубых глаз исходил какой-то импульс, который она подхватила сразу же.
Они обменялись телефонами. Стали видеться. Все закрутилось слишком быстро, обоих охватил какой-то непонятный и сильный романтический накал. Когда отпуск Руслана подошёл к концу, оба поняли, что жить не могут друг без друга. Вот тогда, поддавшись чувствам, Владлена уволилась со своей работы, освободив место бухгалтера в крупной компании, производящей мебель, и укатила со своим мужчиной в Польшу. Там они сыграли свадьбу спустя месяц.
Янка не ожидала такого исхода событий. Это стало большой неожиданностью. Теперь она осталась одна в двухкомнатной квартире. Отец помогал ей, да и сама она подрабатывала, когда было время – писала курсовые для студентов-первокурсников, которым самим не хотелось вдаваться в исторические подробности. Жить можно было. Мать звала дочь к себе, но Янка не хотела бросать учебу, а вместе с ней и Матвея. Нет, ни за что. Доучиться надо, да и Матвей – как она будет вдали от него? Янка уже большая девочка, как-нибудь справится без матери. Конечно, она скучала по ней. Электронные письма, посылки, присылаемые из-за границы, кратковременные приезды домой – это было нескончаемой радостью и редкостью в то же время. И все же она была рада за мать, которая все-таки обрела своё счастье, и ни в чём её не упрекала.
Едва показались титры, Янка подошла к зеркалу. Припухлость оставалась на прежнем месте. Да чёрт с ней! Девушке до безумия хотелось гулять. Какой смысл сидеть в четырёх стенах только из-за того, что вздулось дурацкое веко?
* * *
Этот день выдался на редкость солнечным и совершено не морозным, как обычно. Воздух был невероятно свежим, словно только что постиранные шёлковые простыни, которые щедро ополоснули кондиционером. Снег по-прежнему лежал на тротуарах, грязный и уже водянистый, как мякоть арбуза. Кое-где проглядывался серый асфальт. Всё таяло. Неужели ранняя весна одержала верх в честном поединке с более холодной стихией?
Янка брела по широкой мостовой, вдохновляясь лёгкостью весенней свободы. Сквозь наушники бойко просачивались шальные звуки песен Милен Фармер. Девушка задумалась о том, что она давно не гуляла просто так, ради удовольствия. Удушливые зимние снегопады безжалостно «замуровали» её в собственной квартире, а дорога до университета и обратно домой была всего лишь необходимостью, и, если б не лекции, Янка, скорее всего, закрылась у себя в комнате до появления проталин и первых подснежников.
Даже Матвей не мог никуда вытащить Янку в выходные дни. Идти в кино на очередную разрекламированную новинку или же просто скоротать время в каком-нибудь интересном кафе девушка отказывалась наотрез, поэтому кино они смотрели у неё дома. Матвей, в свою очередь, хозяйничал на кухне и готовил коктейли, причем его коктейли были не хуже тех, что им подавали в «Лиловом рассвете», куда они частенько заглядывали.
В нескольких шагах от фонтана Янка увидела собравшихся молодых парней и девушек. Были слышны какие-то непонятные отдалённые звуки. Девушка сняла наушники и приблизилась к тому месту, где происходило, по всей видимости, небольшое представление. Наконец Янке удалось разглядеть двух парней примерно двадцати лет в длинных белых плащах и чёрных шляпах. Вокруг них постепенно собиралось больше народа. Один из музыкантов, упитанный и толстощёкий, играл на гитаре и притопывал ногой, а другой, худенький и кучерявый, пощёлкивал пальцами и пел неизвестную джазовую песню на английском языке, загадочно улыбаясь и будто бы заигрывая с толпой. Постепенно и на лице Янки появилась радостная улыбка. Она с удовольствием вслушивалась в невесомо-шелковистые аккорды, приятно окутывающие с ног до головы, словно воздушное облако.
– Вот, значит, как ты лечишься! – Неожиданно почти над самым ухом девушки раздался весёлый знакомый голос.
Янка обернулась. Ей улыбался Матвей. В пуховике и без шапки. Матвей не любил головные уборы, а почувствовав едва уловимое весеннее тепло, и вовсе решил не прикрывать макушку. А свою шапку он частенько забывал в университетской раздевалке.
– Матвей! – Янка очень удивилась. – Какой сюрприз!
Вот только она не ожидала увидеть своего кавалера, который, как оказалось, решил пропустить лекцию из-за того, что археологию по какой-то непонятной причине заменили физкультурой, которую Матвей не очень любил. Пусть уж лучше он разомнёт свои ноги необременительной прогулкой, нежели будет отжиматься в пропахшем резиной спортзале.
– Как насчёт «Лилового рассвета?» – предложил Матвей. – Кто знает, вдруг ненароком и «археолога», прогуливающегося по улицам, встретим на обратном пути.
Янка засмеялась. Как же она будет против?
* * *
«Лиловый рассвет» напоминал маленькую уютную веранду, расположившуюся на окраине городской суеты. В кафе были красивые белые изящные столики и стульчики, напоминающие зефир, на стенах висели разноцветные кашпо с цветами, а около одного окна, украшенного бирюзовым тюлем, стояла небольшая белая тумбочка на вогнутых ножках с куполобразной клеткой, в которой на жёрдочке сидел большой попугай желтого цвета с белым хохолком. Птица рассматривала посетителей и что-то бормотала, изредка подпрыгивая и вертя головой из одной стороны в другую. Матвей и Янка заняли столик рядом с попугаем. Матвей отправился заказывать коктейли. Посетителей в заведении было не так уж и много: парочка таких же прогульщиков-студентов, троица разнаряженных кумушек и одинокий мужичок, читающий газету.
От нечего делать Янка принялась рассматривать, что происходило за окном. Люди куда-то спешили, были чем-то напряжены. Девушке безумно нравилось это размеренное спокойствие, в котором она в данный момент пребывала, будто время замерло на месте – ни спешки, ни беспокойных мыслей. Вот счастье.
На секунду Янка уставилась в одну точку. Она кого-то заметила. Нет, это вовсе не «археолог», отлынивающий от занятий, а её собственная мама, вышагивающая вдоль шоссе в своём ярко-красном пальто и белых высоких сапогах на шпильках. Только она могла месить белыми сапогами грязную жижу на тротуаре. День маленьких неожиданностей.
Разве мама не должна сейчас быть в Польше? Янка тут же отыскала в рюкзаке мобильник и набрала её номер, а сама из окна наблюдала за тем, как мама начала копаться в своей сумочке в поисках аппарата – там у неё вечный беспорядок. Через секунду в трубке послышался мамин голос. Как только Янка заговорила, мама посмотрела в сторону кафе и помахала рукой.
Пухлые пальчики мамы с длинными красными ноготками легонько постукивали по маленькой чашечке эспрессо в такт музыке, игравшей в кафе, – какой-то весёлый и затасканный попс. Она сидела рядом с Янкой и смотрела на кофейную пенку, закрутившуюся в форме воронки торнадо, словно хотела её загипнотизировать. Матвей молча цедил из трубочки молочно-банановый коктейль. Он никак не ожидал такого и, возвращаясь, чуть было не выронил поднос из рук, увидев, как Владлена, не спеша, подходила к столику, где сидела его девушка.
