Kitabı oku: «Древние города», sayfa 2
А здесь все гудело, шумело, булькало и выкипало. Двигалось, ругалось, улыбалось. Пихалось и говорило.
Молчаливой в этом семействе была только мать Еника. Молчаливой, спокойной, расслабленной. Уверенной и добродушной. Она знала, как управлять всем этим большим сообществом. И ее слушались. Достаточно было только поднять одну бровь и кивнуть Нгаке, как та тут же принялась собирать остатки еды со стола и кидать в печь. А две младшие взялись относить опустевшие миски. Да, вываляли их в песке, но ведь все равно мыть…
Вот Жак ринулся помогать сестрам. Вот поднялся легкий ветер, и Люк опустил натянутую между деревянными столбами ткань, закрывающую стол от песка. Все двигалось, несмотря на хаос и многоголосицу. Каждый знал свое дело и умел его делать.
И Мэй видела, как это впечатляло отца.
Она улыбнулась ему и хотела спросить, понравилось ли мьёково мясо, как на плечо легла рука Люка.
– Нам пора. Тут и без нас управятся, – коротко сказал он.
3
Енси опустился у неровной, бугристой стены, один край которой поднимался выше другого и торчал угрюмым каменным осколком. Почерневшая, осевшая стена казалась такой же старой и древней, как и вся пустыня Камлюки.
Яростный костер полыхал у ее основания, а чуть дальше, на огромной площадке, там, где песка было немного и проступала оголенная скала, стояли драконы. Так много драконов, что Мэй и не могла сосчитать. И они уже не казались милыми и дружелюбными, как Енси. Их сложенные крылья, прикрытые глаза и торчащие в разные стороны рога пугали, угрожали, наводили ужас.
Каждый дракон был особенным – это Мэй сумела разглядеть с высоты, пока подлетали. У кого-то на носу и по всей голове выступали острые шипы, у кого-то на крыльях торчали рога. Голова одного казалась большой, а выступающая челюсть придавала выражение свирепости.
Драконы стояли неподвижно, лишь некоторые лениво и медленно выпускали дым из ноздрей, отчего драконья площадка временами покрывалась дымной завесой.
Спустившись с Енси, Мэй оглянулась на множество мужчин, устроившихся у костра, и почувствовала, как ее одолевает робость. Даже не робость, а нервная дрожь. Перед ней были воины, закаленные в битвах. Свирепые, серьезные, строгие. Длинные волосы большинства из них были убраны в хвосты и украшены кожаными рыжими и зелеными лентами. Многие стояли с обнаженной грудью, и можно было видеть темно-синие татуировки – разверзнутые пасти драконов с горящими глазами. Ни один из воинов не улыбался, никто не был настроен дружелюбно.
Мэй тут не ждали. Ей не были рады, к ней относились с опаской. Она была врагом для всех этих свирепых мужчин, вооруженных арбалетами и лучевыми мечами. Ее могут убить одним движением, едва она навлечет на себя гнев или даже просто неудовольствие.
Другими словами, если Мэй не понравится отцам клана, с ней, видимо, не станут церемониться…
И зачем только Люк задумал всю эту авантюру?
Но Люк не смущался и не тревожился. Он стал спокойным, и его глаза заблестели так же презрительно и дико, как и у остальных Всадников. Он был в своей стихии, он знал правила, он ловил настроение.
Потому тихо приказал Мэй держаться рядом, но чуть за спиной. Шагнул вперед, медленно и с огромным достоинством. Вышел к костру, встал перед воинами. Мэй, потея от страха, двинулась следом. Люк слегка поклонился, и Мэй сделала то же. Люк не отводил глаз от отцов клана, и Мэй старалась держать голову ровно.
Раз такое дело, надо хотя бы показать, что Городские девушки вовсе не трусихи и умеют общаться с врагом. Или Всадники сейчас не враги? Если бы еще разобраться и определиться во всем этом…
– Мое имя Гайен-Сей-Сай-Люк, я сын Гайена-Ким-Лагена-Дюка. Мой отец – храбрый воин, сын храброго воина. Он сражался за клан, он побеждал во многих битвах. Он дал жизнь многим детям, из которых четверо – мальчики. Но он погиб, сражаясь за клан, и после него остался дракон. В семье есть мужчины, способные владеть машиной, но в их жизни Буймиш поднимался в самый зенит только семь раз. Мои братья – воины, но еще слишком маленькие воины. Им не удалось управлять отцовским драконом, и Хмус моего отца погиб. И теперь я пришел к отцам клана с просьбой оставить плату отцовского дракона в семье и позволить на Праздник Посвящения опустить плату в священный источник Живого металла и дать жизнь новому дракону.
Закончив, Люк поклонился еще раз, и Мэй поклонилась вслед за ним.
На какое-то время воцарилась тишина. Никто не возражал, не говорил – никто вообще не делал ничего. Суровые воины молчали, рассматривая Люка.
Мэй растерялась. Почему они молчат? Решили отказать? Им не понравилась учтивая речь?
Молчание длилось минут пять, наверное, но Мэй эти минуты показались вечностью. Она стала ощущать, как медленно и лениво дует едва заметный ветер, как шевелится песок под ногами, сдуваемый этими легкими порывами. Как еле заметно выдыхают дым драконы где-то за спиной.
Наконец один из отцов клана заговорил. Сложив ладони перед лицом, он поклонился, и голос его зазвучал низко и тихо. Был он наполнен каким-то напряжением, силой, что готова была вот-вот вырваться наружу. И Мэй при его звуках еле сдержала дрожь в ногах.
– Пусть Настоящая Мать даст нам всем мудрости. Мы охраняем священный источник, что доверила нам Мать, и нас должно быть много. Мы должны сохранить наши правила и наши традиции. Сохранить наши семьи и наших воинов. Мы принимаем верное решение, и да поможет нам всем Настоящая Мать.
Остальные тихо выдохнули звук, похожий на «Га!», только более мягко.
Тогда воин заговорил снова. Он опустил руки, и кожаные браслеты на запястьях тоже опустились.
– Кто будет владеть драконом, пока твои братья подрастают? Машина не может стоять просто так, а братья твои еще слишком малы. Только один вопрос.
Мэй вдруг поняла, что наступил главный момент. Что сейчас все и решится. И Люк напряжен, но тверд. Он знает, что будет говорить, и надеется выйти из затруднения с честью.
– Настоящая Мать благоволит к своему народу, – начал Люк, – и всегда заботится о нем. Если только ее народ, племя Инимайтов, с честью выполняет свой долг, свои обязательства. Семья моего отца Гайена-Ким-Лагена-Дюка всегда была верна Настоящей Матери, и никто не упрекал мужчин этой семьи в трусости. И братья мои не струсили, но принесли плату дракона в целости и сохранности, хотя по их следам шли коварные Вурноги, вооруженные до зубов. Но меч Вурногов не достиг моих братьев, хотя те и надеялись, что мертвые мальчики не расскажут ничего и никому. Настоящая Мать послала защитника братьям, который разделил с ними трапезу. Это был Городской. Через правило трапезы он стал нашим другом. Правила, что оставил нам посланник Настоящей Матери Ким-Киган, священны. Разве не так?
Воины согласно закивали.
– Правила священны, и я подчинился им. Потому Городской стал нашим другом. Я привез его и дал приют, а когда Городской заболел, его дочь сказала, что не оставит отца в беде. И попросила полететь на моем драконе и раздобыть лекарств. Она сказала, что знает, где хранятся лекарства. И дракон мой ей подчинился. Он стал послушным ее рукам, он признал в ней Всадника. И я подумал, отцы, что души Городских были душами Всадников и потому они решили покинуть свои Города, ибо Городских я встретил на ничьей земле, в лесах. Мой дракон подчинился Мэй, и она добыла лекарства. И если у кого-то близкие страдают лихорадкой, мы можем помочь. Лекарства подняли ее отца за одну ночь. И теперь, отцы клана, я хочу взять в жены Мэй, у которой душа Всадника. Мы выведем дракона на Празднике Посвящения, и Мэй станет им владеть.
Люк еще раз поклонился.
Взоры отцов клана обратились к Мэй. Они рассматривали ее пристально, сурово, подозрительно. Поначалу никто ничего не говорил, и тишина нарушалась лишь треском пылающего костра. Но чуть позже один из отцов сказал:
– Дракон ей подчиняется, так?
Люк повернулся к Мэй и попросил:
– Подойди к Енси и положи ладонь ему между глаз.
Мэй уже проделывала такое сегодня утром, когда отец осматривал Енси. Ей показалось, что это успокоит машину, потому она поглаживала его морду и почесывала лоб. Просьба не показалась странной или непонятной. Она направилась к машине, и отцы двинулись за ней.
Это пугало – то, что суровые, строгие, свирепые мужчины следуют по стопам лохматой девчонки, уставшей от жары, беспокоящейся о будущем и абсолютно бестолковой во всем, что касалось войны и боя.
Мэй приблизилась к Енси, тот открыл глаза и приветливо хрюкнул. Мэй поднялась на цыпочки и погладила черную морду, после провела рукой между глаз, и дракон покорно прикрыл веки.
– Га! – громко и энергично выдали отцы клана.
После они повернулись и удалились к костру и стене.
Люк последовал за ними, и Мэй направилась туда же. Ну что? Они поверили?
Отцы клана молчали какое-то время, словно обдумывали увиденное, после один из них уточнил:
– Ты женишься на Мэй с душой Всадника?
– Я беру ее в жены. Она моя невеста. Разве я не старший мужчина своей семьи? И разве не пришла пора мне позаботиться о будущих детях?
– Га! – тут же отозвались остальные.
– Что же, братья и отцы, – произнес тот самый воин, что начал говорить первым и на груди которого скалился в злобной усмешке темно-синий дракон, – мы видели небывалое. Но разве Настоящая Мать не вправе творить небывалое? Люк – сильный мужчина, и он ни разу не подводил нас. Коварные Вурноги пытались завладеть его платой, но мальчики семьи сумели ее отстоять, двое против нескольких. Разве это не говорит о том, что мать Люка производит на свет храбрых мужчин? И разве мы должны потерять семью Гайенов? Если мы не дозволим Люку оставить у себя плату и взять жену, кто будет участвовать в будущих охотах? Кто оставит после себя потомство?
Остальные воины молчали, наклонив головы в знак почтения говорившему.
– Я вижу храброго воина и храбрую воительницу. Это делает честь и Люку, и его семье, – продолжал воин с драконом на груди.
– Но женщины не летают на драконах, – вдруг подал голос другой воин, и его хриплый низкий голос был полон звенящей ярости.
– Ты прав, отец Зик, женщины не летают на драконах. Женщины Всадников не летают. Но женщины Городских более сильные и более храбрые. Они не боятся высоты. И вы сами это знаете.
– Но сумеет ли женщина-воин произвести потомство? Оставит ли она после себя детей?
– Мы дадим им шанс. Будет ребенок – Люк останется с девушкой из Городских. Не будет ребенка – возьмет новую жену.
– Но плата останется у них! – сердито рявкнул тот, кого называли Зик.
– Плата останется в семье. Разве дед Люка не был моим наставником? Разве не добыл он плату в честном бою с Вурногами? Разве он не был храбрым и сильным воином? Плата останется в семье, и в день Посвящения Люк выведет дракона. У него есть Всадник, которого выбрала Настоящая Мать, которому подчиняются все драконы. Разве вы не поняли?
И вдруг воин с драконом на груди резко направился к Мэй, схватил за руку и потянул за собой. Он шагал быстро, и приходилось приноравливаться к его шагам. Приблизившись к еще одному громадному, черному дракону, чья чешуя вспыхивала фиолетовыми отсветами, он велел:
– Протяни руку к его голове.
И Мэй протянула. Фиолетовым вспыхнули глаза чужого дракона, большая машина вздрогнула, раскрыла пасть и приготовилась издать резкий рык. Мэй отпрянула, но тут же с удивлением увидела, что дракон успокоился, наклонил голову и потянулся к руке. С огромным удивлением и странным спокойствием Мэй поняла, что машина подчиняется ей. Положив ладонь между фиолетовых глаз дракона, Мэй посмотрела на отцов клана.
Те стояли, замерев, и сильнейшие воины взирали на Мэй, как на великое чудо.
– Она избрана Настоящей Матерью, – тихо сказал воин с татуировкой, – и мы принимаем ее.
Глава 3
Люк. Как призывает Настоящая Мать
1
– Я сошла с ума, назвавшись твоей невестой, – пробормотала Мэй, сбрасывая на землю охапку сухих веток.
Она посмотрела на Люка, и в чертах ее лица проступила неприкрытая тревога. Мэй словно бы говорила сама с собой и не ждала ответа. Как будто пыталась разобраться в том, что творилось в ее душе.
Робкие языки костра освещали ее тоненькую фигурку, светлую кожу и непослушные кудряшки, выбивающиеся из прически.
Почему-то именно эти прядки, спускающиеся на уши Мэй, казались Люку трогательными и милыми. Он поймал себя на мысли, что хочет прикоснуться к ним, убрать за ухо, а после поцеловать мягкую белую кожу щеки. И почувствовать вкус и запах светловолосой…
Люк тряхнул головой, скидывая наваждение, и произнес с некоторой долей удивления:
– Мы ведь все обсудили. Это только на время. Зато теперь отцы клана не заберут у меня плату. Ты – избранная, которой подчиняются все драконы. Знаешь, что это?
Мэй нахмурилась и мотнула головой.
– Это значит, что тебе подчиняется Живой металл. Сама Настоящая Мать признала тебя своей избранницей. И отцы клана будут относиться с почтением к избраннице Эльси. Вот увидишь. И к тому же ты действительно здорово чувствуешь машину.
Люк улыбнулся и занялся костром.
Нгака, которая топталась рядом и устраивала себе местечко поудобнее, проговорила, не оборачиваясь:
– Не могу себе представить, как можно управлять драконом. Вот скажи, Мэй, сейчас, когда мы летели, ты сидела впереди, и Енси подчинялся тебе. Разве не так?
– Я всегда сижу впереди на драконе, – ответила ей Мэй.
И это было чистой и святой правдой. Люк не припоминал такого, чтобы Мэй оказывалась в грузовом седле, вот как сейчас Нгака. Ради купания в островной реке старшие сестры иногда летали с Люком, но крайне неохотно. Нгака была более смелой, потому чаще оказывалась на острове. И то – она привязывала себя веревкой, когда устраивалась на Енси, накрывала голову капюшоном, ложилась и всю дорогу не смотрела по сторонам. Ей было страшно.
А о том, чтобы сесть впереди с Люком – и речи не велось. Этого просто не могло быть.
Мэй не улыбнулась ни Люку, ни Нгаке. Устроилась на подходящем камне, вытянула ноги. Уточнила:
– Мы сначала ужинаем, после купаемся или лучше наоборот?
– Сначала едим, потом купаемся, потом опять едим, – чавкая, пробубнил Ник.
Он нашел какие-то фрукты здесь, на острове, и лопал их. Младший братец любил поесть и жевал бы постоянно, будь на то его воля.
– Да, перекусим и пойдем купаться. А после попьем кинеля с лепешками и устроимся спать, – согласился Люк. – Только подыщем себе местечко для ночлега поудобнее. Мне не очень нравится тут, в траве. Лучше пристроиться на скалах, вон в той стороне. – Он ткнул пальцем по направлению плоской горы, занимавшей середину острова.
– Почему бы тогда нам сразу не перебраться на это подходящее местечко? – поинтересовалась Мэй.
– Там слишком далеко будет до реки. Долго ходить. – Люк вернулся к дракону, взял сверток с соленым мясом мьёка, большой кувшин с кинелем и мешочек с приправами.
– Мясо запечем в углях, – сказал он, усаживаясь у костра на корточки. – Давайте, помогайте мне. Нечего просто так глазеть.
Нгака тут же взялась за дело. Что надо делать с мясом, она знала точно. Люк только подавал ей листья травы сурри, в избытке растущей на острове. А сестренка ловко промывала мясо в воде, посыпала его приправой и заворачивала в листья. Сурри вберет лишнюю соль в себя и сохранит от пересушивания.
Готовые сероватые свертки сестра укладывала на камне, рядом с костром. Ник тоже малость помогал – подсовывал в огонь ветки. Лишь Мэй сидела неподвижно, смотрела на огонь и молчала.
Люк не приставал с вопросами. Сейчас всем есть о чем подумать. Только никто пока не высказал этих мыслей вслух. Самый главный вопрос буквально висел над пламенем костерка.
Зачем Эльси выбрала Мэй? Для чего? Для какой миссии? Ничего не бывает случайно, ничего не происходит просто так. Все закономерно, все имеет свою причину и свое следствие. Это еще одно правило Настоящей Матери, оно начертано на стенах Храма, выбито на Живом металле, мерцает синим цветом на черных стенах.
Может, Ник и Нгака не слишком хорошо это понимают, но Мэй, кажется, угадывает внутренним чутьем. Вот она подняла глаза – зеленоватые, чуть раскосые, серьезные, – и Люку захотелось дотронуться до ее руки и сказать, что все будет хорошо. Он отвезет ее и отца к заветным Плавающим домам. Отвезет и отпустит, как бы это ни было тяжело.
А будет на самом деле нелегко. Мэй казалась близкой и родной. И не только общие тайны связывали Люка с этой боевой девчонкой. Не только Енси, которым теперь владели оба. Было и еще что-то, чему Люк пока не мог найти подходящего названия.
Ему нравилась Мэй – и с этим ничего нельзя было поделать. Нравились ее зеленые глаза, ее светлые кудри, ее привычка пощипывать нижнюю губу и удивленно поднимать брови. Даже ее сдержанность и рассудительность нравились.
Люк не представлял себе, как отпустит Мэй. Это не укладывалось в голове, что однажды она уйдет, и боковая палатка опустеет, и никто уже не будет сидеть впереди и похлопывать Енси по шее.
– Люк, угли прогорели, пора закладывать мясо. Люк, ты слышишь? – прозвенел над ухом голос Нгаки.
Да, он задумался. Пропал в своих мыслях.
Проведя рукой по лбу, Люк убрал волосы, показал сестре пятерню и занялся ужином. Все серьезные мысли после, сейчас надо приготовить мясо.
За спиной шумел лес, и издалека долетал еле слышный плеск реки. Его почти нельзя было уловить, он скорее угадывался, еле заметными, слабыми нотами дополняя щелканье членогов, шелест ветвей и похрапывание дракона.
– Я жрать хочу – страсть как! Сейчас слопаю кусков пять, – заявил братец и, зыркнув хитрыми глазюками на Мэй, поинтересовался: – Тебе нравится наша пища? Вы же обычно варите что-то жидкое, называется… Как-то на «су», шо ли…
– Мы варим суп, – тут же пояснила светловолосая, отрываясь от своих не очень веселых дум.
– Мясо гораздо лучше супа, – заявил Ник.
– Ты просто привык. А я бы сейчас не отказалась от мисочки горяченького бульона с овощами. И с хлебом. С настоящим хлебом, а не вашими лепешками.
– Скучаешь по дому? – догадалась Нгака.
– Нет, – Мэй немного удивленно подняла брови, – по дому не скучаю. У нас с отцом никого не осталось. Только я и он. Братьев убили ваши Всадники. Мать ушла из семьи. Мне не по кому скучать.
– Как это мать ушла? – Ник аж подпрыгнул от удивления. – Разве мать может покинуть своих детей и своего мужа? Это же ее семья…
– Не осталось семьи. У матери с отцом вышли разногласия, отец желал немедленно уходить в Плавающие дома, а она хотела остаться в Городах. После ей предложили хорошую работу в соседнем Городе, и она ушла. А отец отказался следовать за ней.
– Как же ты без мамы? – тихо спросила Нгака.
А действительно, как она без матери? Люк вдруг с удивлением понял, осознал, представил до четкой ясности, до пронзительной верности, что Мэй действительно одна. Одна с отцом. И больше никого. Эти двое держатся друг за друга, и жестокий, враждующий мир подступает к ним со всех сторон. И чтобы сохранить свою семью, сохранить единственного продолжателя рода, Гайнош (так звали отца Мэй) решил уйти из Города.
Теперь его поступок был понятен Люку. Он и сам мог сделать точно так же. Семья должна выжить любой ценой – это было главным правилом. Самым главным, если не считать охраны источника Живого металла.
– Привыкла, – спокойно ответила Мэй. – Мы привыкли с отцом.
– У нас так не бывает, – решительно заверил Ник. – У нас мать всегда остается со своим мужем и с детьми. Нельзя бросать своих родных. Что толку уметь читать, если не выполняешь самых важных правил?
Мэй скорчила рожу, резко поднялась и ушла от костра.
– Болтай меньше, – велел Люк и легонько пихнул братца. Треплет языком что зря. – У них свои правила, они же Городские.
Мясо пропеклось быстро, и тогда сели ужинать. Все четверо были голодными, потому еда исчезла мгновенно.
– Запить бы чем-то, – пробормотала Мэй, вытирая пальцы о траву.
– Кинель оставим, еще захочется выпить перед сном. Пошли купаться, на водопаде и водички попьем, – распорядился Люк и принялся расшвыривать остатки костра.
2
Слишком знакомые лесные тропинки проступили в фиолетовом сумраке юркими змейками, скрывающимися среди кустов. Ник первый понесся в уютную, шумную чащу, хватаясь за ветки, подпрыгивая и выкрикивая какую-то чушь.
Следом за ним торопилась Нгака. Она несла полотняный мешочек с чистой одеждой, купальной тканью для вытирания и мылом. Вид у сестры был довольный и веселый – не каждый день удается выбраться с братьями на остров. И хоть полеты на драконах ее пугали, зато ночевка у костра и купание в реке всегда радовали до беспамятства. Того и гляди, поскачет вприпрыжку за Ником.
Мэй следовала за Нгакой, время от времени оглядываясь на Люка. Ей что-то хотелось спросить, и она не выдержала. Только выбрались на открытую и широкую тропу, ведущую напрямую к реке, светловолосая заговорила:
– Купаетесь вы голяком, да? Может, тогда я буду где-нибудь отдельно?
– Конечно отдельно. Мальчики не купаются вместе с девочками. – Нгака аж остановилась от удивления.
– Еще как купаются. Мне уже пришлось разглядывать голые задницы Люка и близнецов…
– Мы просто пошутили, – ухмыльнулся Люк, вспомнив, как ввел Мэй в краску в прошлый раз.
Да, тогда хотелось подразнить гордую Городскую девчонку, посмотреть на ее смущение, причинить неловкость. Но сейчас шутить таким образом было бы верхом глупости. Да и Нгака наверняка все рассказала бы матери, а та глянула бы удивленно и строго и спросила, не забыл ли Люк о чести старшего мужчины в семье.
Потому Люк заверил, что девушки всегда купаются отдельно от юношей.
– Все-таки отдельно? – уточнила Мэй, и Люк понял, что она улыбается.
– Так и есть, – кивнул он.
– О! Река! – послышался возглас Ника.
Они действительно пришли – воздух стал чуток прохладнее, послышался шум воды, и запахло свежо и приятно.
– Вот теперь девочки к водопаду, а мальчики чуть ниже. Смотрите не нахлебайтесь воды, – предупредил Люк.
А после, глядя на удаляющиеся фигуры сестры и Мэй, ставшие четкими, серыми и тонкими, он подумал, что точно так же будет стоять и смотреть, как отец и светловолосая уйдут в Плавающие дома. Он их отвезет и отпустит. И только фигуры, размывающиеся в сумраке, останутся на память.
Стало вдруг горько и странно. Пропала радость от долгожданного купания, от спокойной ночи в безопасном лесу. И одолевшее разочарование показалось слишком сильным. Непреодолимым.
Он не хочет, чтобы Мэй уходила. Потому что влюбился в нее как последний дурак.
Это нормально, мужчина должен любить свою невесту. Но в том-то и вся горькая шутка: Мэй никогда не станет его женой…
– Вошей вашей матери… – пробормотал Люк, сам не понимая, кого имеет в виду.
Ругательство про «вошей» было сильным, его говорили только заклятым врагам. Но ведь Мэй и ее отец теперь не враги. Теперь они свои, друзья. Почти родные, почти члены семьи.
Кто же сейчас враг? Кто препятствует счастью? Почему Мэй не может остаться?
Может, потому, что она не любит Люка?
Ерунда, Люк нравится ей, это точно. Это без сомнений. Достаточно прикоснуться к ее рукам, услышать ее голос, когда она произносит имя «Люк», посмотреть в ее глаза – и все становится ясно.
Они нравятся друг другу, они понимают друг друга, им хорошо рядом друг с другом. И у них есть Енси, который слушается обоих. Так почему они должны расстаться?
Люк сдержит обещание и отпустит. По-другому быть не может. Но как же это глупо и бестолково!
Прохладная вода немного остудила голову. И, яростно натирая тело мылом, Люк решил, что сейчас слишком рано что-то решать окончательно. Может, Мэй еще поменяет свое решение. Ей просто надо увидеть, как рождается дракон. Надо первой положить ладонь ему на голову и произнести имя, надо назвать свою собственную машину.
И тогда, когда малыш-дракончик засеменит рядом – послушный, любознательный, ласковый, – тогда Мэй сама пожелает остаться. И Люк совсем не будет возражать.
Нет, возражать он не будет вовсе!
3
Плоский выступ скалы скрывался за рядами узкоствольных, высоких деревьев, чьи воздушные корни спускались с веток до земли и цеплялись за почву с завидной настойчивостью. Справа скала становилась отвесной и неприступной, впереди ее закрывали деревья, а слева резкий обрыв уходил к самой реке.
Внизу бушевала вода, сдавленная еще одной скалой, и ее шум отдавался эхом от неприступных утесов. Места для дракона тут было сколько угодно. Устроив его недалеко от деревьев, Люк занялся костром у стены и заверил, что всю ночь тут будет тепло и удобно.
– Скала нагреется от огня и будет отдавать свое тепло.
И она же защитит нас от ветра. Главное – это не свалиться с обрыва. Так что, когда будете искать место для того, чтобы пописать – будьте внимательны.
– Я прямо в костер поссу, – заверил Ник.
– И получишь по башке! – пихнула его Нгака. – Нечего тут в костры ссать. Топай к деревьям, понял? – Она вздохнула и добавила: – Глаз да глаз за этими братьями…
– Это точно, – согласился Люк и достал из своего рюкзака стопку остывших лепешек.
Накинулись на еду так, словно и не лопали пару часов назад мясо. Хлюпая кинелем, Ник хвастался, что мог бы спокойно прыгнуть с обрыва и поплыть по реке и что это может любой дурак. Нгака поддразнивала его, Мэй молчала, наблюдая за этими двумя слегка прищуренными глазами.
Когда же лепешки закончились, а кинеля осталось на донышке кувшина, Люк потянулся и, почувствовав тяжелую сытость и легкую усталость, распорядился:
– Все, теперь всем спать. Найдите себе подходящее место и устраивайтесь. Шкуры на драконе. Ник, притащи и для сестры. А я устроюсь рядом с Енси.
Люк всегда предпочитал спать рядом с драконом. Он и сам не знал почему. Просто нравилось, и все. Словно близость любимой машины утешала и успокаивала. Потому он устроился под навесом крыла, расправил шкуру, завернулся в шерстяную ткань – вернее, только завернул ноги, потому что прохлада, царившая на скалах, была скорее приятной.
– Я с тобой, – проговорила Мэй и кинула вниз свой спальный мешок.
– Давай. Ты ведь тоже теперь Всадник. – Люк хитро улыбнулся и глянул на нее снизу вверх.
Мэй только дернула плечом и отшутилась:
– Все никак не могу привыкнуть, что ты мой жених. Жених и невеста ведь могут спать рядом, правильно?
– Если по традиции, то жених видится с невестой только в присутствии родителей. Наедине их не оставляют. Так принято, вроде как. Потому что вдруг жених передумает и поменяет невесту? И тогда семья не получит от него подарков и останется в убытке.
– Да-да, я помню. Правила продажи невесты. У вас столько самых разных правил, что немудрено растеряться…
– У вас тоже немало странностей. Ваши матери оставляют детей, кидают семьи. Скажешь – это не страшно?
– Страшно. Я своих детей не оставлю никогда.
– Правильно. Как Настоящая Мать никогда и никого не оставляет.
Мэй нахмурилась с таким видом, что стало ясно: слушать про Настоящую Мать она явно не настроена. Потому Люк лишь коротко произнес слова благодарения и улегся, подстроив под голову правую руку. И тут же понял, что очень хочет спать. Потому закрыл глаза и провалился в сон.
4
Разбудили его сильные толчки в бок. Сквозь дремоту ворвались запахи длинных древесных корней и драконьей чешуи, а после темнота разошлась, и появилось серьезное лицо Мэй.
– Горазд ты спать… Ничего себе. Еле разбудила, – проговорила светловолосая.
– Что? Ник убежал? – Люк уставился на Мэй, бестолково мигнул и убрал с лица надоедливые волосы.
– При чем тут Ник? Он спит себе, и Нгака тоже. Просто хотела поговорить… Знаешь что…
Мэй запнулась, посмотрела Люку в глаза, и того пробрала дрожь. Он сел и коротко ответил:
– Я слушаю. Я тебя слушаю.
Мэй вздохнула, отвела взгляд, принялась наматывать на палец прядь волос. После заговорила приглушенно и медленно:
– Мне просто хочется поговорить с кем-то. И не с кем. Видишь ли… То есть как бы сказать…
Она еще раз вздохнула и выдала:
– Мне снятся сны с того самого момента, как мы с отцом покинули наш Третий Город. Почти каждую ночь. И они… В общем, они странные и непростые. Все слишком настоящее в этих снах. Реальное и близкое. И они всегда одни и те же. То есть сны разные, но все они про Эльси. Про Настоящую Землю.
– Что тебе снится? – спросил Люк.
– Поначалу снилось, что Земля хочет проглотить меня. Деревья-Гиганты снились. Но это только в первые ночи, когда мы ушли из Города и я страшно боялась Настоящую Землю. А после приснился росток, который вышел из земли, и он был красивым. И я протягивала к нему ладошки и прятала его от ветра. А сейчас мне приснилось, что из земли вышел росток, и я защитила его от ветра, от больших ящеров. Росток вырос и стал большим деревом. А дерево превратилось в женщину. Такую высокую и красивую. И женщина смотрела на меня, будто хотела что-то сказать. Но она ничего не сказала, не успела. И вот я проснулась…
Люк, понизив голос, заговорил:
– Это была Настоящая Мать. Сама Настоящая Мать. Она призывает тебя. Только не ясно – для чего и зачем.
– И что мне делать?
– Я тебе сейчас кое-что покажу. – Люк поднялся и забрался в седло Енси. Дотянулся до рюкзака Мэй, снял его бережно и ловко. После спустился и открыл нижний, просторный карман рюкзака. В его ладонях оказался полупрозрачный голубой шар, искрящийся заключенной в нем жизнью.
– Вот оно, яйцо дракона, – тихо проговорил Люк. – Ты возила его все это время в своем рюкзаке. Ты была его хранительницей и отлично справилась. Этот шар очень похож на нашу Эльси, на нашу планету. Планета наша живая, у нее есть душа. Как плата находится внутри яйца, так душа Эльси находится внутри планеты. И эта душа желает нам донести свое послание. Что-то сказать нам. Потому избрала тебя, чтобы говорить через тебя. Понимаешь?
Мэй осторожно взяла плату, и прикосновение ее ладоней было теплым и ласковым. Всмотрелась внутрь шара, тихо сказала:
– Это – будущий дракон.
– Из маленького вырастает большое. Это принцип Настоящей Земли. Все начинается с маленького, с семени, с точки во Вселенной. И мы тоже точки, и с нас тоже может начаться что-то большое.
– Так что же мне делать? – снова спросила Мэй, не отрывая взгляда от шара.
Люк с трудом подавил в себе желание ее поцеловать, улыбнулся и ответил:
– Прислушиваться к себе. Просто прислушиваться к себе. Что тебе хочется на самом деле? Где твое место? Ты знаешь?
– Уже нет. Уже не знаю, – ответила ему Мэй.
