Kitabı oku: «Путь к Свету», sayfa 2
– Мама умерла, сынок… – сказал он, и слёзы блеснули в глазах его.
– Нет, этого не может быть! – завопил я, вырвался из его объятий и подбежал к матери. Я прикоснулся к её руке, и холод пробежал по моему телу. Я испугался и отпрянул в сторону; с криком выбежал в коридор, пронёсся мимо трюмо с зеркалом, на которое кто-то наспех накинул полотенце, во дворе столкнулся с санитарами, что несли носилки, мельком взглянул на курящего милиционера и метнулся к лесопосадке. Долго бежал я среди сосен и елей, пока в бессилии не опустился наземь, прислонившись к стволу дерева. Я зарыдал, закрыв лицо руками, и… незаметно заснул. Очнулся в сумерках… Моего отсутствия, кажется, никто не заметил. Я искоса взглянул на незнакомого пожилого господина, который обнял меня и назвал своим внуком…
На третий день прошли похороны. Я видел гроб с телом матери, который несли папины знакомые; слёзы ручьями текли из глаз моих. Мне кто-то сделал замечание:
– Ты мужчина, а мужчины не плачут!
Эти слова глубоко врезались в мою память.
После поминок я заперся в своей комнате и, не смыкая глаз, пролежал на кровати до позднего вечера, когда отец постучал в дверь мою. Я открыл ему и снова лёг, отвернувшись к стене. Он сел подле меня и долго молчал, словно собираясь с мыслями.
– Андрей, – вздохнул отец, – ты ничего не ел сегодня.
– Не хочу.
– Мы с тобой вдвоём остались… Я знаю, что тебе плохо. Мне тоже… Я любил её! Она хотела, чтобы мы с тобой жили. Она верила в тебя, в твоё будущее. И теперь она глядит на тебя с неба и грустит при виде твоей печали…
– Неужели, папа, ты поверил в Бога? – вспылил я, приподнявшись на кровати. – Где Он? Я не чувствую Его присутствия!
Смерть матери стала первым душевным надломом в моей жизни. Я был зол на весь мир, и свою боль выплеснул на отца. Общее горе нас отнюдь не сблизило. Отец пропадал на работе, а я старался всё забыть. С тех пор стена непонимания выросла между нами; со временем мы отдалились друг от друга ещё больше…
Каникулы кончились, и я заставил себя пойти в школу… Помню, как увлёкся футболом и после уроков гонял с ребятами мяч по полю. Вскоре потерял интерес к учёбе, всё чаще приходил в класс неподготовленным и прогуливал занятия. Однажды я вернулся с улицы поздно вечером и наткнулся на суровый полный решимости взгляд отца (перед этим у него был разговор с директором школы). Тогда он влепил мне оплеуху и снял ремень… Это был первый и последний раз, когда он поднял на меня руку. С тех пор я перестал прогуливать уроки. Но зубрить неинтересные учебники насильно не заставишь…
Школьные годы чудесные летели словно птицы, и подступала пора, через которую проходит каждый в своей жизни. Пора взросления! В раннем детстве я испытал боль утраты, что заставила меня взглянуть на мир другими глазами. Духовное взросление в моей жизни началось гораздо раньше физического. Я вспоминаю о войне и несчастной судьбе детей фронтовиков. Под тяжестью бремени, что падала на их хрупкие плечи, они рано взрослели. Но мой переходный возраст пришёлся на первые годы нового столетия, когда сюжеты о войне показывали в выпусках новостей и мимо слуха проходили сообщения о терактах, а дети приобщались к взрослой жизни подчас с самых юных лет. Они сгорали от нетерпения вкусить запретные плоды совершеннолетия. В школах курить начинали едва ли не с первого класса. Бывали случаи, в возрасте одиннадцати лет (а то и раньше) рожали детей. Даже в Средние века девушек выдавали замуж с двенадцати лет!
***
Во времена провозглашаемой свободы, когда всё разрешено, невозможно детей оградить от того, что им знать ещё рано; они всё впитывают словно губка: фильмы, где актёры не стесняются откровенных сцен, музыку, воспевающую обнажённую любовь, слова и поведение взрослых, которые далеки от совершенства. Организм взрослеет, и этот процесс не остановить, но его искусственное ускорение приводит к необратимым пагубным последствиям. Статистика по подростковой преступности в те годы зашкаливала!
Когда тёплое искреннее сердце ребёнка покрывается льдом равнодушия, а на лице его появляется маска лицемерия, это значит, что человек вступил в пору совершеннолетия и сформировался как личность…
В тринадцать лет я почувствовал себя столь свободно, что в отсутствие отца, который был в командировке, привёл в дом девушку. Её звали Света. Она была моей одноклассницей, и я часто ненароком поглядывал на её грудь второго размера. Однажды она, сияя игривой улыбкой на лице, попросила меня помочь ей с алгеброй, и я согласился в предвкушении исполнения своего тайного желания. По пути мы зашли в кинотеатр, где шёл фильм о проблемах взросления молодёжи в США – «Американский пирог». Света громко смеялась, а я украдкой бросал на неё взгляды и думал о своём, не замечая происходящего на экране.
Но дома в последний миг испугался. Она улыбнулась и расстегнула свою кофточку. Страстью распалилось сердце моё; я осыпал поцелуями её пленительное тело и делал всё точь-в-точь как в фильмах, что подсматривал тайком от отца поздно ночью…
Наутро она одарила меня похвалой, но мне отчего-то стало неловко. Я понял, что мне нужна совсем другая девушка…
Глава вторая. Первая любовь
Вскоре отец получил назначение на должность заместителя губернатора области, мы переехали в Оренбург и поначалу жили в служебной квартире, но со временем купили собственный дом. Морозным февральским утром отец отвёз меня в гимназию, в которой мне отныне предстояло учиться.
– Удачи, Андрей, – холодно сказал он на прощание, и автомобиль скрылся из виду. Я шёл по коридору, и прозвенел звонок. Тогда я поспешил на урок.
Учительница представила меня…
Я окинул взглядом класс и встретился глазами с девушкой дивной красоты, добродушная улыбка играла на губах её, казалось, будто сияние исходит от лица её, из лучистых изумрудных глаз, от золотистых волос с завитками. Она светилась словно солнышко, которое одаривает всё живое своим теплом и нежностью. На мгновение я забыл, где я и что со мной.
– Присаживайся, Андрей, – повторила учительница, но я не слышал её; лишь смех, раздавшийся в классе, заставил меня прийти в себя.
Любовь ворвалась в мою жизнь, чтобы остаться со мной навсегда. Я сел за парту, украдкой поглядывая на девушку с золотистыми локонами.
– Машка, да он никак влюбился в тебя, а ещё говорят, что не бывает любви с первого взгляда, – донёсся задиристый голос с задней парты. Краска бросилась в лицо моё. Девушка, пленившая сердце моё, обернулась и посмотрела на меня с любопытством.
– Тихо, – прикрикнула учительница. – Вижу, Григорий, тебе не терпится выступить у доски. Прошу, похвастайся своими знаниями, расскажи нам о Новой экономической политике большевиков…
Пока Гриша Алексеев у доски с усилием извлекал из недр памяти всё, что успел на перемене прочитать в учебнике о НЭПе, я был погружён в свои мысли; боль, страх, приятная истома, – всё смешалось в сердце моём; хотелось то ли плакать, то ли кричать от переполнявшего душу чувства. Девушки в классе переглядывались с улыбками на губах. Сорок пять минут урока пролетели незаметно, прозвенел звонок, несколько ребят повскакали со своих мест и бросились к дверям, будто играя взапуски.
– Спасибо, удружил! – усмехнулся Гриша Алексеев.
Я очнулся от своего забытья и непонимающе уставился на него:
– Что?
– Куришь? – спросил он.
Я отрицательно качнул головой.
– Какой ты скучный! – скривил гримасу Гриша и скрылся за дверью. Только теперь я понял, что урок закончился. Всякий раз, встречаясь взглядом с Машей, я стыдливо опускал глаза. Детская застенчивость вцепилась в мою душу мёртвой хваткой, от прежней уверенности не осталось и следа…
Ребята в классе подсмеивались надо мной, а больше всех – Гришка Алексеев:
– У тебя нет шансов!
– Это не твое дело, – возражал я.
– Девушки не любят нерешительных…
– Вижу, у тебя большой опыт, может, поделишься?
– Охотно. Бабам подавай внимание, комплименты и щедрые подарки… – с видом знатока проговорил Гришка.
– Кто тебе это сказал – старший брат? – усмехнулся я.
– Да иди ты! – обиделся Гришка и отошёл от меня.
– Вот и поговорили, – сквозь зубы пробормотал я.
Я приветствовал Машу по утрам, но подойти и заговорить – не решался. Всякий раз, как я думал об этом, мною овладевало непонятное волнение, быть может, страх быть отвергнутым…
Время шло… Пролетали дни и недели. Жгучая первая любовь не угасала, терзая душу мою. Я старательно занимался и тянул руку на уроках, быть может, хотел понравиться – она была прилежной ученицей и, конечно, догадывалась о моей любви; тем более что ни для кого в классе это не было тайной. Случай подвигнул меня сделать первый шаг. На перемене я проходил рядом с нею, по парте покатилась шариковая ручка и упала на пол; я нагнулся, чтобы поднять её, и ощутил нежное прикосновение. Маша взволнованно глядела в мои глаза. Я положил ручку на парту и оглянулся. В классе, кроме нас, никого… Лучшего момента для объяснения не придумать.
– Ты – чудо, о котором я мечтал, – горячо говорил я, – то, что я чувствую к тебе, словами не передать! Машенька…
Она коснулась моих губ рукою и ласково прошептала:
– И не надо слов! Я верю тебе, Андрей…
Вдруг в глазах её блеснули слёзы.
– Что с тобой? Отчего ты плачешь, Машенька? – удивился я.
Она попыталась улыбнуться.
– Ты необыкновенная, – прошептал я и обнял её. – Обещаю, ты будешь счастлива, девочка моя.
В этот миг вошли одноклассники, и я отпрянул в сторону…
На другой день я пересел за парту Маши. Эта подростковая любовь поначалу пошла мне на пользу. Я вновь выбился в отличники и радовался жизни. Дни мои озарились ярким светом. После уроков я провожал Машу до дома. Однажды её родители на неделю улетели в Таиланд, и она пригласила меня в гости…
Маша хлопотала на кухне.
– Какое варенье будешь: малиновое или вишнёвое? – спросила она и, не дождавшись ответа, поставила на стол две банки с вареньем.
– Постой, Машенька… – я коснулся руки её. – Ничего не надо. Мне нужна только ты!
– Не понимаю, – смущённо молвила она, опустив глаза.
– Я люблю тебя! И я мужчина. Мне хочется близости… – страстно говорил я, не сводя с неё взора своего.
– А если я скажу – нет, ты меня разлюбишь? – тихо прошептала она.
Я взял и поцеловал её руку:
– Что ты, девочка моя?! Прости.
Мне стало стыдно за себя. Я пил чай с вареньем, не смея поднять на неё глаза.
Отец Маши был бизнесменом и меценатом. Он собрал богатую коллекцию картин местных авторов. Я шёл в гостиную и остановился в коридоре, разглядывая полотна с видами города
– Оренбург – наш дом родной! – усмехнулся я. – Эта фраза приобретает новое звучание…
– Тебе нравится город? – спросила она.
– Город как город… – отвечал я, пожав плечами. – Впрочем, неправда. Это особенное место, потому что здесь я встретил тебя. Кругом много красивых девушек, но таких, как ты, в моей жизни не будет! – я взглянул и заметил бледность на лице её. – По-моему, я говорю совсем не то… О жизни в городе А. остались не самые лучшие воспоминания. Там я потерял маму… Небо на долгое время затянуло тучами, но теперь выглянуло солнце, и в сердце моём зажглась надежда на новую жизнь.
– Прости, что напомнила тебе о твоём горе, – вздохнула она.
– Ничего, Машенька, ты – моё солнце! – я готов был поцеловать её, но внезапно чёрный кот пробежал между нами и юркнул в одну из комнат этого дома.
– Это что ещё за нечисть? – усмехнулся я.
– Пойдём, – она провела меня в комнату, где стояла двуспальная кровать, на которой устроился чёрный упитанный кот.
– Это Васька. Я подобрала во дворе котёнка… – начала она, но остановилась, заметив, что моё внимание привлекла картина на стене, изображающая рождение Венеры.
– Ты прекрасна как эта богиня, – восхищённо молвил я. Кот Васька вдруг бросился мне под ноги, я споткнулся и рухнул на кровать, ухватив её за краешек платья. Она упала в мои объятья. Мы в один миг засмеялись. Её чуть приоткрытые губы манили меня, и я нежно поцеловал её.
Мы провели ту ночь в спальне её родителей, а наутро проспали и не пошли в гимназию…
Дома отец встречал меня расспросами, но я не слушал его, поглощённый мыслями о прошедшей ночи: «Я причинял ей боль, но мне было хорошо. Жалко её! Она ещё совсем ребёнок, добрый и непосредственный ребёнок… Что же я натворил?» Муки совести терзали меня, и я устало отвечал отцу: «Эту ночь я провёл у друзей…»
Я встречался с Машей, но и он даром времени не терял, устраивая свою личную жизнь.
Однажды я застал его с молодой женщиной. Увидев меня, она отскочила в сторону.
– Мог бы и постучаться, – с досадой обронил отец и представил свою пассию. – Это Анна Николаевна. Она будет приходить к нам в гости…
– Здрасте, – сказал я, состроив гримасу, и вышел из его кабинета.
«Предатель! – негодовал я про себя. – Недолго же ты о матери помнил!»
Анна Николаевна за ужином без умолку говорила о своей работе. Её болтовня меня раздражала, и я не выдержал:
– Я не завидую вашим пациентам, если в больнице лишь чепуху молоть горазды!
– Андрей! – гневно прикрикнул на меня отец.
– Что? – с вызовом бросил я.
– Володя, это пройдёт. Возраст… – неуверенно заступилась за меня Анна Николаевна.
– Возраст? – подхватил я. – Да, может, вы и правы, у меня возраст… переходный, но я не забываю тех, кого любил…
Я бросил с шумом нож и вилку и встал из-за стола.
Вскоре Анна Николаевна переехала в наш дом. Я в упор не замечал её, но однажды столкнулся с ней в коридоре.
– Андрей, – сказала она, – мы с твоим отцом любим друг друга и будем вместе. На твоём месте я бы радовалась за него…
– На моём месте? – в негодовании проговорил я. – Вы знаете, что значит потерять самого родного человека?
Она укоризненно покачала головой:
– Не думай, что ты один во всём свете пережил горькую утрату. Моя мама, слава Богу, жива, но я росла без отца, что бросил её, когда она была беременна мной. Андрей, нельзя жить одним прошлым…
«Он привёл в наш дом женщину… А я чем хуже него?» – подумал я и решил Машу познакомить с отцом. Помню, мы сидели в гостиной перед включённым телевизором. Отец вошёл, и она вскочила с дивана.
– Это девушка моя, я люблю её и намерен на ней жениться, – сказал я, пряча улыбку в уголках губ.
– Что? – переспросил отец от удивления.
– Не сейчас, конечно… со временем, – добавил я, сдерживая приступ смеха.
Маша чувствовала себя неловко. Это было жестоко с моей стороны использовать её в своём противостоянии с отцом. Он недоумённо качнул головой и исчез в своём кабинете.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала Маша, и слёзы блеснули в глазах её.
– Останься, прошу тебя, и прости, – я, наконец, понял, что поступил нехорошо, обнял её и прошептал. – А сказал я правду! Я люблю тебя и хочу жениться на тебе, но нам, конечно, придётся подождать…
Маша вызвалась помочь Анне Николаевне на кухне, и вскоре они подружились. За столом отец украдкой поглядывал на юную гостью; она смущённо опускала глаза. После ужина я пошёл провожать Машу, а, когда вернулся, Анна Николаевна молвила с улыбкой на губах:
– Девочка хорошая. А с отцом помирись. Он тебе зла не желает!
– Обойдусь и без ваших советов, – буркнул я и юркнул в свою комнату, где громко включил музыку.
Я строил планы на жизнь, в которых неизменно была она – моя милая Машенька. Девятый год учёбы подходил к концу, нам предстояли экзамены. Мы решили через два года вместе поступать в юридическую академию, а потом пожениться… Но пьяный водитель иномарки в один миг вдребезги разбил все наши мечты о счастье…
9 мая 2002 года.
В тот день отец был на праздничных мероприятиях, посвящённых Дню победы, Анна Николаевна накануне уехала к родным в Орск. Мы с Машей остались вдвоём, разговаривали и смотрели телевизор. Я не подозревал, что вскоре моя жизнь даст трещину. За ужином появился отец, окинул её мрачным взглядом и обратился ко мне:
– Нам надо поговорить…
Я вошёл в его кабинет, оставив чуть приоткрытой дверь.
– Я сегодня видел директора гимназии… На тебя опять учителя жалуются! Андрей, когда это кончится? Ты давал мне слово! – он отчитывал меня, и гневом пылали глаза его.
– Отец, это было только один раз… – пытался оправдаться я. – Мы не пошли на труды. Кому вообще нужен этот предмет?
– Да какая разница, что вы пропустили? – вспылил отец. – Из-за этой девчонки ты совсем потерял голову! В твоей жизни таких немало ещё будет. Благо, природа ни внешностью, ни умом не обделила тебя. Плохо она на тебя влияет… Плохо! Не пара она тебе…
– Она тут ни при чём. Это была моя инициатива! И не смей так говорить о ней! – вскричал я и выбежал из его кабинета. В этот миг хлопнула входная дверь.
– Маша?
Я понял, что она слышала наш разговор.
– Что ты встал? Беги, догоняй её! – усмехнулся отец. Этих слов я долго не мог простить ему, как и того, что случилось после…
Я вышел во двор. Калитка была распахнута настежь, но вдогонку за ней я не бросился, а наперекор отцу пошёл неспешным шагом.
На перекрёстке, за которым начинался жилой массив, горел зелёный сигнал светофора, но люди не торопились переходить дорогу и о чём-то оживлённо переговаривались. Высокий юноша в очках не выпускал из руки телефон:
– А жаль. Девчонка-то была красивая!
Седовласая женщина в преклонных летах сокрушённо причитала:
– Мы старики живём, а молодые помирают… И всегда так было!
– Что случилось? – спросил я у юноши в очках.
– Машиной девушку сбило, – прямо на моих глазах! – отвечал тот и ткнул куда-то пальцем. Я увидел, что у края дороги под белым покрывалом, сплошь покрытым красными пятнами, лежит мёртвое тело… Поодаль стоял автомобиль ДПС, и в сторонке курили сотрудники милиции. «Бедная девушка», – подумал я и продолжил свой путь. Внезапно в глаза мне бросился луч света, – я зажмурился и пригляделся: золотом горел браслетик в виде змейки, что был на руке, не прикрытой белой материей. «Как у Маши, – подумал я, сделал еще два шага и остановился поражённый догадкой. – Этот браслет ей подарила мать…»
– Боже мой! – вскричал я и, всё ещё лелея надежду на ошибку, бросился к телу погибшей девушки. Сдёрнув покрывало, я увидел золотистые кудри и незабываемые глаза моей возлюбленной, которые теперь безжизненно устремились в небо…
Ко мне тотчас подошёл сотрудник милиции:
– Вы знали её? Вы родственник?
Я не отвечал на его вопросы и глядел вдаль ничего невидящим взором. В этот миг жизнь потеряла для меня всяческий смысл. И отчаянная мысль пронзила мой разум чудовищной болью…
– Молодой человек, покиньте место происшествия! – потребовал милиционер, схватив меня за плечо. Я рванулся и выбежал на дорогу навстречу несущейся машине, – водитель, кажется, сигналил и пытался затормозить…
«Мы снова будем вместе», – думал я, вспоминая её улыбки, слова и слёзы. Но в последний миг неведомая сила дёрнула меня с проезжей части, и я покатился по земле… Автомобиль проехал мимо и остановился за моей спиной.
Я растерянно оглядывался по сторонам и слишком поздно заметил приближение руки, сжатой в кулак…
***
Я очнулся в автомобиле; подле меня за рулём сидел милиционер, который пытался оттащить меня от тела Машеньки.
– Парень, – сказал он, – прости, у меня не было выбора.
– Это вы меня ударили? – спросил я, потирая шишку на лбу.
– Да, я… Это была твоя девушка?
– Зачем вы мне помешали? – злобно прошипел я.
– Поверь мне, так было лучше для тебя. Я знаю, что ты чувствуешь! Я сам недавно потерял жену… Мне было плохо, но я нашёл в себе силы, чтобы жить дальше.
– Да чего ради? – вскричал я. – Я жил для неё, а теперь её нет… А откуда вы знаете, где я живу?
– Старушка сказала, что ты сын Владимира Романова, – отвечал он на мой вопрос.
– Ах, вот вы почему так стараетесь! – усмехнулся я и вновь помрачнел. – Это я виноват в её смерти…
– О чём это ты? – нахмурился милиционер. – Она попала под машину.
Остаток пути ехали молча.
– Спасибо, что подвезли, и до свиданья, – сказал я, вылезая из машины, потом нажал на кнопку звонка: вышел отец и накинулся на меня с руганью:
– Ты где был?
Но я, ни слова не говоря, проскочил в дом, заперся в своей комнате и лёг на кровать. Слёзы наворачивались на глаза мои, но я повторял про себя где-то услышанные слова: «Мужчины не плачут».
– Андрей, открой, пожалуйста, – донёсся тревожный голос отца. – Сын, не дури, прошу тебя.
Я не двинулся с места. Он постоял под дверью и ушёл, но ещё несколько раз подходил и прислушивался. Едва сон сморил меня, я увидел бледное мёртвое лицо, потускневший взгляд неподвижных зелёных глаз и с криком проснулся…
Утром отец снова попробовал достучаться до меня:
– Андрей, впусти меня. Нам надо поговорить…
Тогда я поднялся, открыл дверь и снова лёг, отвернувшись к стене.
– Сынок, – сказал он, и голос его дрогнул, – прости меня, дурака… Разве мог я подумать, что так все обернется?!
Я оглянулся и впервые увидел своего отца плачущим; он выглядел измождённым, будто не спал всю ночь, но более всего меня поразила седая прядь волос, которой прежде не было на голове его.
– Никогда себе этого не прощу! Я хотел отомстить тебе за Аню. Прости…
– Папа, не вини себя, – сухо молвил я. – Никто не виноват. Это был несчастный случай…
– Обещай, что не будешь делать глупостей.
– Хорошо. Обещаю. А теперь оставь меня одного!
– Андрей, если тебе… – начал он, но я перебил его:
– Спасибо, папа, если мне понадобится твоя помощь, я непременно скажу.
Неделю я лежал на кровати в своей комнате и потускневшим взором глядел в потолок, изредка выходя из своего добровольного заточения… Отец не сказал мне, что мама Маши скоропостижно скончалась, узнав о гибели единственной дочери. Я не был на похоронах и, к счастью, не видел убитого горем человека, потерявшего семью свою…
Из Орска вернулась Анна Николаевна. Она постучала в мою дверь, и я нехотя впустил её. Помню, она пыталась отвлечь меня и рассказывала какие-то смешные байки из своей студенческой жизни. По вечерам она приходила и садилась подле меня. От неё я узнавал новости о мире, от которого отгородился стенами своей комнаты. Однажды между нами завязалась тёплая беседа, и мы проговорили до самой ночи.
– Андрей, – сказала она, – ты должен выйти, чтобы жить. Тебе надо сдать экзамены! Маша хотела бы…
– Не поминай её имени! – вспылил я. – Кто ты такая, чтобы лезть в мою жизнь?
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила она с обидою в голосе.
Я отвернулся в сторону: всплыли воспоминания, тоска нахлынула на душу мою, из глаз сами собой полились слёзы.
– Ну что ты, Андрей, не убивайся! У тебя ещё вся жизнь впереди… – сочувственно сказала Аня.
Я обнял её, словно мать родную, и зарыдал.
– Аня, почему Он отнимает у меня тех, кого я люблю? Сначала мама, теперь Маша…
– Поплачь, мальчик мой, – приговаривала Аня, ласково гладя меня по голове, – я никому не скажу об этом…
Своей заботой и вниманием она вернула меня к жизни!
