Не по совести

Глава IV. Признание

Закончив «вечернюю смену» в восемнадцать часов, Азмира быстрым шагом направилась к дому, чтобы по-быстрому переодеться в вечернее платье и подготовиться к назначенному свиданию. Она изрядно спешила, не желая в особенном, если не исключительном случае вдруг опоздать и прекрасно понимая, что добродетельная судьба предоставляет ей долгожданный шанс (он выражался в образе молодого человека, подающего большие надежды и её безраздельно любящего). Юная проститутка, на недолгом веку она повидала столько всяческой мерзости, что смогла себе отчетливо уяснить – оставаться всю жизнь доходной путаной (даже если и сильно захочет) просто-напросто не получиться. Значит, непременно нужно устроить личную жизнь, обеспечив ее постоянным достатком и будущим процветанием. Для осуществления далеко идущих замыслов, если что и требовалось (при отсутствии достаточных навыков и хоть какого образования), просто удачно выскочить замуж, притом непременно за перспективного, а вкупе и обаятельного мужчину. Моложавой проститутке невероятно свезло: ещё со школьной скамьи на неё обращал внимание Холод Андрей Вячеславович, учившийся на год старше. Говоря про приличного парня, следует отметить, что он являлся единственным сыном состоятельных личностей, то есть всегда выделялся и модными шмотками, и дорогими аксессуарами. С девятого класса он бросал на миловидную девушку томные взгляды, когда та, собственно, училась в восьмом. Как теперь известно, привлекательной ученице в то тяжелое время оказалось не до юношеской любви, так как из-за тяжелых материальных условий тогда уже приходилось втихаря «подрабатывать» проституцией (необеспеченной девчушке хоть как-то нужно было закончить девятый класс и получить первое свидетельство «о неполном среднем образовании»). Наверное, именно по значимой, весомой причине она и не уделяла личного внимания ненастойчивому юнцу, не попытавшемуся с ней даже заговорить, а только безнадёжно грезившему о платонических отношениях.

Вместе с тем от Азмиры, набравшейся горького опыта не просто в мечтательных грезах, но и в грязных вопросах интимной близости, не ускользнул тот пристальный интерес, какой проявлялся к ней стеснительным старшеклассником. Впрочем, не видя действенных шагов к настойчивому сближению, она на мечтательных вздохах особенно не зацикливалась (по сути, её заботило только единственное – это как ей прокормить и себя самую, и опустившихся предков). Нерасторопного парня она про себя называла: «Недостойный молокосос и отчаянный трус, не посмевший «разорвать» презренную разницу в общественном статусе». Да, именно так она тогда и считала. С другой стороны, рано созревшая красавица вовсе не понимала, что робкий, застенчивый юноша, охваченный страшным смущением (а еще и воочию видя, как возле любимой девушки вьются самые красивые и состоятельные мальчики школы), не смел к ней даже приблизиться, а разве сокрушенно переживал, наивно себе представляя, будто бы она на него и не взглянет. Так и тянулись унылые дни старших классов, пока после девятилетнего выпуска Азмира окончательно не забросила среднюю школу и пока одиннадцатый год среднего обучения Холоду не пришлось заканчивать при полном отсутствии объекта любовного вожделения (на долгое-долгое время он утратил потерявшийся след, погрязший в пучине плотского греха и полового разврата).

Встретились они спустя чуть более года, когда Андрей поступил в Нижегородскую академию МВД, где обучался на первом курсе и где осваивал оперативную специальность. Тагиева тогда уже слыла профессиональной шалавой, так и не овладев пока никакими другими навыками, позволявшими честно зарабатывать насущные деньги. Повстречались они случайно, прямо на улице, причем она его не узнала и совсем уж хотела проследовать мимо, как будто и не заметила… Но! Влюблённый парень, к тому времени достаточно осмелев, сам окрикнул прошагавшую мимо милую девушку:

– Азмира, постой! Я давно пытаюсь тебя разыскать: мне нужно сказать тебе что-то очень и очень важное, – сказал отчетливо, ясно, а затем, после небольшой паузы и потупив книзу глаза, смущенно добавил: – а главное, личное.

«Купленная» проститутка спешила на встречу к очередному клиенту, немного запаздывала, а потому (по понятным причинам!) не могла терять наличного времени; но… она, ошарашенная невиданной смелостью, вдруг образовавшейся у недавнего застенчивого юнца, заинтригованная, поневоле остановилась.

– Чего тебе надо? – произнесла недоброжелательная брюнетка, запыхаясь от быстрого шага. – Давай говори… только, пожалуйста, покороче и, если можно, быстрее: я очень спешу.

– Как бы нам с тобой встретиться в другой обстановке, более спокойной и располагающей к длительному общению? – спросил в тот раз юноша, пытаясь завязать с ней хотя бы простую дружбу. – Может, оставишь мне телефончик?

– Записывай, – брякнула недовольно Тагиева и продиктовала молодому курсанту (одетому, кстати, в полицейскую форму) сотовый номер.

В тот день Холод уехал учиться, вернулся же в родное Иваново лишь через месяц. Когда в один прекрасный момент у Азмиры зазвонил новёхонький телефон (как по закону подлости, почему-то именно в тот самый момент, пока она ублажала следующего клиента) незадачливая брюнетка сначала даже не поняла, кто с ней сейчас разговаривает.

– Мира, – так ее звали исключительно друзья и знакомые, – привет! Это я.

– Кто такой – я? – недовольно пробурчала она в мобильник.

– Холод Андрей, – промолвил звонивший парень, немного смутившийся от грубого тона, – помнишь такого?

– Чего тебе надо? – не меняя неприветливых интонаций, дерзила Азмира. – Я сейчас занята.

– Ты обещала, что позволишь пригласить тебя в респектабельный ресторан, – настойчиво продолжал влюбленный поклонник.

– Что-то я такого не помню… – задумчиво усмехнулась молодая путана, но вдруг, словно почувствовав, что случилось именно то (самое!), о чем она беспрестанно мечтала, в момент ухватилась за представленную возможность, как рыбак подсекает пойманную рыбёшку: – Хотя, ладно, давай приглашай.

В тот день они сговорились на первую встречу, и с тех пор между ними установилась прочная (если и не любовная, то во всяком случае не менее близкая) связь, в которой практичная девушка не слишком спешила переходить от платонических отношений к интимным и искренне чувственным. А ещё! Она вовсе не торопилась посвящать новоявленного избранника в теневую сто́рону распущенной жизни и раскрывать перед ним сразу все «грязные карты» (интуитивно, на фоне глубокого подсознания, она понимала, что нужная «рыба» закинутый «крючок» хотя и заглотила, но всё же неокончательно).

С тех самых пор, едва появляясь в Иваново, Андрей сразу же назначал безумно любимой брюнетке очередное свидание и вел ее в полюбившийся ресторан, располагавшийся на центральной площади Пушкина. Вот и сейчас, Тагиева согласилась на обычную вечернюю встречу, обозначив молодому человеку время в девятнадцать часов и ненавязчиво заставив пригласить на старое место. Воодушевленная немаловажной причиной, подразумевавшей некое таинственное признание, красавица очень спешила: ей (поскольку ванну после последнего клиента она уже приняла) нужно было успеть «намарафетить» невыразительный макияж, а затем и принарядиться соответственно особого случая. Заскочив в попутный продуктовый магазин, чтобы купить пропойце родителю водки, Тагиева ненадолго забежала в квартиру, где, одарив «любимого папочку», проследовала в собственный будуар. Уединившись, принялась активно украшать и без того непревзойденную внешность. Она слегка подвела естественные ресницы, нанесла на веки легкие тени, набросала на румяные щеки тональной пудры, после чего облачилась в красивое тёмно-синее платье, укороченное чуть выше колен и сплошь покрытое яркими блестками (она купила его на днях, намереваясь использовать специально для аналогичного случая, и еще ни разу до наступившего времени не примерила). Приобретенный наряд оказался ей «как тому подлецу» (которому всегда всё к лицу), да так удивительно складно, что Азмира на несколько минут замерла, не веря, что именно она смотрит на себя с той стороны зеркального отражения; да, можно не сомневаться – она непременно сразит любого, чего уж там говорить про какого-то наивного полицейского паренька, и так пребывавшего в ее безграничной власти, и не смевшего ей хоть чем-нибудь воспротивиться. Поскольку вовсю наступил июнь месяц, колготок она одевать не стала, облачив прекрасные ноги в остроносые чёрные туфельки, оказавшиеся на слегка завышенном каблуке. Оставалось взять с собой неизменную дамскую сумочку – и всё, ее сегодняшний туалет может считаться полностью состоявшимся! Как окончательный итог, быстро бежать на запланированное свидание, столь длительный срок неприкаянной красавицей ожидаемое… так, впрочем, она и сделала.

Когда преобразившаяся дочь выходила из уютной каморки, отгороженной от основных помещений едва ощутимой стенкой, непутёвый отец уже изрядно «принял на грудь» и чувствовал себя превосходно, наслаждаясь, как он считал, вполне удавшейся жизнью.

– Куда расфуфырилась, грязная шлюха? – не сумел он сдержать зловредного замечания, но и невольно поразился бесподобной красотой повзрослевшей дочери. – Опять пошла позорить почитаемого родителя?

– Позорить?! – с негодованием воскликнула обалдевшая девушка, никак не желавшая привыкнуть к незаслуженно хамскому обращению. – Интересно спросить, а где Вы, отнюдь не любезный папенька, были, когда мне в шестнадцать лет пришлось идти на блудливую, безнравственную панель – водочку кушали? Так вот и жрите, а не то договоритесь и больше ее никогда не увидите. Обижусь, «…вашу мамашу», уйду – а вот тогда поглядите… самому придется идти зарабатывать.

Так сложилось, что язвительная дочка обращалась к отцу на высокопарное «Вы», но не потому, что чересчур его уважала либо любила, а напротив, хотела лишний раз показать, до какой он степени безразличен. Мужчину (с его-то потерянной гордостью?) поначалу предвзятое отношение несколько раздражало, но потом, совершенно утратив чувство человеческого достоинства, он стал воспринимать выказываемый негатив нормально, всецело естественно.

Еще раз подарив безответственному родителю взгляд, полный нескрываемого, ледяного презрения, Азмира нарочито фыркнула и словно легкий ветерок выпорхнула на улицу. На дворе было еще светло, оделась она прилично, поэтому такси вызывать не стала, а отправилась на площадь Пушкина, следуя в обычной маршрутке. Как и полагается любой, уважающей себя, девушке, она опоздала на пятнадцать минут.

Преданный кавалер давно находился на месте и в томном ожидании ёрзал на ресторанном стуле; он собирался сказать нечто самое важное, однако никак не мог собраться с правильными мысля́ми, с чего же все-таки стоит начать судьбоносное, совсем не деловое, признание. Что же невероятного, необычного могло так сильно тяготить неспокойную юную душу? Подходил к концу второй семестр первого курса его высшего обучения, а готовясь к экзаменам, он имел свободное время и уникальную возможность ненадолго покидать учебное заведение. Небольшую отсрочку влюблённый парень решил использовать, чтобы съездить в родное Иваново, а оказавшись дома, сделать Тагиевой серьёзное предложение. Какое? Конечно же, попросить её выйти замуж и стать его обожаемой, дражайшей супругой. Вдохновлённый великой целью (разумеется, тайком от обоих родителей) молодой курсант долго экономил выдаваемые ему учебные капиталы, и умудрился приобрести для милой избранницы дорогое кольцо, украшенное драгоценным бриллиантом. И вот именно его он собирался преподнести сегодня возлюбленной девушке, причем вместе с мужественной рукой и пламенным сердцем. Оно и неудивительно, что значимое, едва ли не сенсационное обстоятельство явилось причиной крайнего возбуждения. Когда прекраснейшая из девушек легкой походкой вошла в пристойное помещение, плывя по полированному паркету так грациозно, словно бы сказочный лебедь передвигался по игравшей глади спокойного озера, ей сразу же бросилось то крайне волнительное состояние, что захватило любимого человека. Нежно поцеловав его в гладкую щёку (дальше у них покамест не заходило), она уселась на стуле, оказавшись прямо напротив смущённого кавалера, выглядевшего очень и очень неловко. Наблюдая, как лицевая мимика меняется в разных красках, становясь то бледной, то красной, а то бело-красной одновременно, отменная актриса изобразила нескончаемую заинтересованность; она уставилась несмелому кавалеру прямо в глаза, как бы обозначая, что поскорее желает узнать, чего же конкретно явилось поводом необычайного поведения. Буквально поедая молчаливого собеседника томящимся взором, Тагиева (может, о чём и догадывалась?) только еще сильнее его смутила, заставив отвести взволнованный взгляд и виновато потупить изумленные, максимально восхищенные, очи.

– У нас что-то случилось? – не желая более оставаться в блаженном неведении, настойчивым тоном спросила Азмира. – Что именно, Андрюша, тебя беспокоит? Расскажи, я послушаю, и если существующая проблема находится в моих скромных силах, то, нисколько не сомневайся, я обязательно помогу.

От убедительных слов Холод засмущался гораздо сильнее. Брючный карман «обжигала» красивая малиновая коробочка, где, с его точки зрения, находился самый бесценный бриллиант; с его помощью застенчивый парень собирался от самоуверенной девушки, бесподобной и восхитительной, добиться сегодня согласия на совместную жизнь. Однако его горло словно сковало каким-то неожиданным спазмом, и юный воздыхатель никак не мог выдавить из себя те самые несколько слов, какими и принято решать судьбы двух влюбленных горячих сердец. Видя его тягучую нерешительность, молодая особа, нисколечко не смущённая, решила взять инициативу в прожжённые руки, запачканные в развратной грязи, и рачительно помочь порядочному поклоннику.

– Ты собираешься поведать мне что-то важное? – пронзая нерешительного юношу кокетливым взглядом, беззастенчиво поинтересовалась распущенная деви́ца, отличавшаяся лёгким, ничуть не закомплексованным, поведением. – Это как-то касается наших с тобой отношений?

– Определенно, – скрипучим, а где-то срывавшимся голосом ответил неуверенный кавалер, – от того, что я собираюсь сейчас сказать, действительно зависит дальнейшая жизнь как моя, так в точности и твоя.

– Интересно, чем бы это могло оказаться? – игриво состроив прекрасные глазки, Азмира подталкивала возлюбленного к отважному шагу. – Я прям истомилась вся в волнительных ожиданиях?

Не имея в прошлом похожего опыта, неискушённый парень не знал, с чего следует начинать искренние признания, боясь сказать или сделать что-нибудь несуразное, от чего ему непременно ответят непоправимым отказом. В то же время не следует думать, что он не репетировал сей ответственный миг, многократно демонстрируя его перед зеркалом в ванной. Что именно? Как он смело будет вести себя в важной для всех ситуации; как уверенно станет признаваться в любви и произносить ту самую фразу, после которой восхищённые девушки, в сентиментальных романах, непременно бросаются любимым героям в трепетные объятья; как, привстав на колено левой ноги, протянет ей таинственный сувенир; как медленно приоткроет красивую крышку; как покажет ей дорогое кольцо, хранящееся внутри; как загорятся ее бездонные глаза от огромного счастья, долгожданного, душевного, искреннего – все это он отчетливо видел, но разве в наполнявших взволнованный разум несмелых фантазиях. На деле он никак не мог собрать воедино разбежавшиеся в лихорадочной спешке сумбурные мысли и не был способен подобрать всего-навсего нескольких слов, после каких уже ничто не сможет разлучить его с прекраснейшей на всём белом свете милой возлюбленной.

От тягостных размышлений его оторвал подошедший официант, заученной фразой осведоми́вшийся о готовности сделать необходимый заказ. Его непроизвольное появление, в том безумном волнении, охватившим взбудораженный мозг чистого, невинного юноши, явилось желаемой передышкой.

Десять минут ушло на целевое удержание возле себя услужливого сотрудника. Наконец все основные блюда посчитались заказанными, а значит, и задерживать дольше постороннего человека оказалось бы глупо, да и просто смешно. Азмира, не перестававшая сверлить небойкого собеседника любящим взглядом (ничуть не наигранным, ведь в глубине извращённого сердца она его, несомненно, любила), решила сама предоставить ему лёгкую переменку, чтобы позволить собрать воедино разрозненные, бессвязные мысли, а в непринужденном общении заручиться хоть какой-то маломальской решимостью. Поменяв, прежде всего, выражение распрекрасного личика на веселое, беззастенчивое, уже через секунду она мастерски увела разговор на отвлеченную тему.

– Если еще не «созрел», то пока и не надо, – сказала она, кокетливо хлопая якобы смущёнными глазками, – скажешь потом… ты надолго приехал?

– Нет, – ответил Андрей; радостный, он облегченно вздохнул и мысленно поблагодарил сообразительную подругу за проявленное участие, – на пару дней… а затем обратно, в Нижегородскую академию… экзамены нужно сдавать.

– Дело хорошее, – начиная уплетать принесенные яства, с восторгом заметила беззаботная девушка, – ты парень умный – сдашь обязательно; а там, глядишь, не заметишь, как лейтенанта получишь.

Застольная беседа перешла в непринужденное русло и текла в произвольных темах до окончания праздного вечера, оказавшегося не таким уж и напряженным. Но вот! Наступил кульминационный момент, когда был съеден последний десерт, – и тут молодой человек, разгоряченный лёгким алкогольным напитком, употребленным ими во время совместного ужина, более чем достаточно осмелел, уверенным движением достал красивую упаковку, поверху украшенную блестевшим орнаментом, встал перед обожаемой девушкой на колено и, склонив пониже повинную голову, протянул ей последнее доказательство безграничной влюбленности.

– Прошу тебя, Мира, – промолвил он срывавшимся голосом, – стань моей любимой супругой.

Совестливая девушка (ну, вот зачем?!), буквально сраженная долгожданным поступком, не нашла в тот знаменательный миг ничего другого, более лучшего, как, не удержавшись, разразиться безудержным плачем. Обливаясь непрошенными слезами и не принимая дорогого подарка, она призналась в ужасной правде, неотвратимой и горькой, суровой и неприглядной:

– Ты ничего про меня не знаешь!.. Я обыкновенная развратная проститутка!

Глава V. Жуткое положение

Теперь стоит вернуться к рассаднику декоративных растений и попытаться выяснить, что же (примерно тем же самым временем) происходило в безлюдной местности, где оказалась несговорчивая «сменщица», недальновидная коллега по совместному опасному бизнесу? Как уже говорилось, Слон понес бесчувственную путану в ветхое сарайное помещение, его же злобный подельник остался дожидаться приближавшегося пожилого охранника, дежурившего в загородном питомнике.

Мужчина пятидесятичетырехлетнего возраста, он являлся отставным милиционером и, чтобы не сидеть в непривычном бездействии, устроился работать в частное охранное предприятие; в дальнейшем его закрепили за отдалённым, в основном всегда пустынным, объектом. Отдав государственной службе лучшие годы жизни, где постоянно терпел волнительные лишения и подвергался неимоверным нагрузкам, усердный труженик оставил на охране ивановского правопорядка большую часть здоровья, отмеренного благодатной природой; в результате он заработал многочисленные хронические недуги. О неприятном положении дел свидетельствовали основные, характерные признаки: высокий рост, худощавый и сгорбленный, выдавал человека с явным заболеванием желудочно-кишечного тракта; вытянутое лицо, болезненно осунувшееся и испещренное въевшимися морщинами, нисколько не умаляло первого впечатления; серо-голубые глаза, потухшие и безжизненные, лишний раз оказывались тому косвенным подтверждением. Отправляясь на суточное дежурство, одинокий охранник оделся, как и принято, в камуфлированную военную форму, подкреплённую прочными чёрными берцами.

Так получилось, в тот злополучный день он заступил на смену совершенно один и в ближайшем окружении не имел ни единого человека, способного оказать хоть маленькое содействие. Около часа ночи, совершая очередной обход, он явственно различил, как мимо растениеводческого питомника проезжает подозрительная машина, ярким светом освещавшая близ расположенную окрестность. Почему ему напросился безошибочный вывод? В обозначенном направлении и днём-то мало кто ездит, но – чтобы еще и ночью?! – такое ему встречалось видеть впервые. Оставаясь верным сложившейся многолетней привычке, бывший служитель закона, не позабыв в душе чертыхнуться, решительным шагом направился посмотреть, что именно послужило причиной необычайной активности, какая развернулась сегодня возле всегда спокойного места. Может показаться непростительной глупостью, но точно еще не зная, представляют ли странные передвижения хоть какую-нибудь опасность, он не стал о них никому докладывать, решивши действовать на собственный страх и риск. Буквально через пару минут ответственный мужчина услышал женские призывы о помощи и, даже не подозревая, что может его поджидать (хотя и не позабыл извлечь наружу травматическое оружие и привести его в боевую готовность), ускоренным шагом двинулся по направлению пронзительных криков.

Именно тусклый свет, излучаемый от карманного фонаря, и привлек настороженное внимание преступного Константина. Являясь начинающим бандитом и не успев ещё обзавестись огнестрельным вооружением, он не имел при себе ничего, кроме острозаточенного ножа. Говоря его же словами: «Во всех случаях я привык полагаться на личную безграничную ярость, какая охватывает меня в сложные моменты экстренных ситуаций и какая помогает внушать поганым недругам и обыкновенный человеческий страх, и почтительный, едва ли не сверхъестественный трепет». Да! Яростный гнев его представлялся просто ужасным. Вот и сейчас, скрестив перед собою обе ру́ки и накапливая безумную, лютую злость, обеспокоенно выжидал, когда к нему приблизится потенциальный покойник, неразумно решивший расстроить их грандиозные планы. Электрический свет неминуемо приближался, и через пару мгновений, сквозь его мерцавшие отблески, стал вырисовываться невыразительный силуэт худого мужчины.

– Тебе чего?! – упреждающе крикнул Беркутов, добавив грубому голосу металлических ноток. – Мотай-ка подобру-поздорову отсюда, «по на хер» – не создавай себе лишних проблем!

Невзирая на однозначное изречение, немолодой человек медленно продолжал сближаться. Когда между разносторонними оппонентами оставалось не более полутора метров, он наставил личное оружие на отмороженного преступника и уверенным голосом озадачил:

– Вы кто такие и чего здесь творите? Я слышал жалобный женский голос, кричавший о помощи.

– Убери свою «пушку» – это тебе не Чечня, – злобно отрезал грозный бандит, смачно сплюнув в сторону отважного собеседника, – да и-и… я тебя не боюсь. Ты лучше сам отвечай: кто такой, раз набрался безмерной наглости со мною связаться?!

– Я охранник с питомника декоративных растений, – безбоязненно отвечал отставной служитель правопорядка, – Арсентьев Сергей Сергеевич, а потому еще раз требую, чтобы Вы себя назвали, а заодно разъяснили: что именно сейчас происходит?

– Тебе того, «пень старый», предпочтительнее не знать, – моложавый «беспредельщик» продолжал вести себя чересчур вызывающе, – будешь целее! Короче, могу разъяснить, кто я такой… ты, правда, очень желаешь выяснить? Ну, так слушай: я Костя-киллер, и этим, надеюсь, все сказано! Как я уже посоветовал, «вали» давай по-хорошему, а то неровно́ появится мой огромный приятель… И вот тогда! Увидев тебя с «беспантовой» игрушкой в руке, он чудовищно обозлится – а, уж что случится в последующем?.. Тут я ручаться не буду.

– Я позвоню в милицию, – деловито сказал непугливый охранник, а в подтверждение достал из нагрудного кармана простенький телефончик.

В тот же самый момент из покосившегося сарая вышел звероподобный детина, а придав себе выражение рассвирепевшей гориллы, всей массой бросился на худого мужчину, выказывая очевидное намерение сделать ему как можно больнее. Завидев приближавшуюся махину, Арсентьев (когда между ними оставалось метра четыре) принялся стрелять из травматического оружия, каждый раз попадая по несравненно объёмной «мишени»; оно и неудивительно, промазать в настоящем случае сталось бы попросту невозможно – настолько велик был ярый противник и близко́ до него расстояние. Однако разъяренный Михайлов словно и не чувствовал причиняемой боли и не замечал нещадно попадавших в него резиновых пуль – он продолжал уверенно приближаться. Едва озверелый парень достиг невзрачного неприятеля, как в ту же секунду, размахнувшись большущей рукой, сжатой в массивный кулак (напоминал стальную кувалду), и помогая внушительным корпусом, резко съездил тщедушному обидчику по лицу.

– Не сильно!.. – успел лишь воскликнуть громким голосом Константин.

Но было уже достаточно поздно: сокрушительная затрещина достигла назначенной цели. Воздействие случилось настолько мощным, что бывший служитель закона, непроизвольно хрюкнув, безжизненно завалился на спину и, мгновенно лишившись чувств, остался лежать без признаков жизни. Не успев отойти от при́нятых, как минимум, четырех болезненных попаданий, Слон, для пущей убедительности, пнул по безжизненной голове – двинул по ней нехи́лой ногой, обутой в жесткий армейский ботинок. Он бы ударил ещё разок, но тут к нему подскочил Костя-киллер и, оттолкнув необъятного товарища, пожёстче воскликнул:

– Ты убьешь его?! Хватит!

Но большому преступнику, видимо, было мало: он никак не мог простить (пусть и бесчувственному противнику) того наглого нападения, какому он минутой назад бесцеремонно подвергся. Вопреки настойчивому тону беспрекословного (вроде бы?) лидера, Михайлов еще несколько раз порывался прорваться к безвольному телу Арсентьева, чтобы продолжить жестоко его тиранить; он бешено перебегал из стороны в сторону, а каждый раз, завидя на пути мелкорослого соучастника, резко менял приоритетное направление, пытаясь прорваться с другого маршрута. Ему потребовалось никак не меньше пяти минут, чтобы окончательно избавиться от негативных эмоций (как не говори, но время всё-таки лечит). Потихонечку успокоившись, Алёха остановился и, восстанавливая естественное дыхание, энергично водил массивными желваками.

– «Старый ублюдок»! Он что, разве не знает: стрелять из позорного «травмата» в живых людей – значит делать им больно… он что, ничего такого не представлял?

Зная о недалеком уме гориллообразного компаньона, Беркутов не придал его словам никакого значения, а напряжённо стал осматривать лежащего на земле избитого человека – тот не подавал ни маленьких признаков жизни. Приложив (как видел в фильмах) два пальца на шею поверженного противника, он прислонил их напрямую к сонной артерии. Ничего не почувствовав, наполнился наигранной скорбью, предательски усмехнулся и сокрушенно промолвил:

– Во ты, Слоняра, даёшь?! Походу, ты все же его убил… – он лукаво, печальный, вздохнул, – говорил же я ему «будешь тише – станешь дольше». Так нет! Не поверил он мне – и что из всего этого вышло? Теперь вот лежит… тихо так, ну! прям как «рыба об лёд» – недаром меня славят безжалостным Костей-киллером.

– Но ведь я вроде его… того… – попытался возразить огромный детина, недоверчиво вглядевшись в самовлюблённого предводителя.

– Вот именно, – жёстко отрезал беспечный преступник, привставая от мертвого тела, – вот именно! Ты лучше скажи: чего мы будем делать с убитым? Может, как и обычно, окажем последние почести да где-нибудь захороним.

– Не знаю?.. – ответил Михайлов, пожимая неимоверно большими плечами. – Можно оставить и здесь – чего зря с «жидким ушлёпком» таскаться?

– Так я и думал, что ничего более умного – как, впрочем, и всегда – ты сейчас не предложишь, – с недовольством сплюнув на неподвижное тело, озадачился Беркутов, – бери его за руки и помогай снести до машины.

Дважды повторять не пришлось, послушный бандит, хотя и обладавший массивным ростом, но отлично осведомленный о вздорном характере отмороженного приятеля, приподнял человеческий труп за обозначенные конечности, а дождавшись, когда второй «работяга» как следует схватится, направился в сторону стоявшего неподалеку таксомоторного транспорта (Константин умышлено выбрал себе нижнюю телесную часть, так как нести за нее представлялось намного легче). Пройдя те пять метров, что отделяли их от захлопнутого багажника изрядно потрёпанной «Волги», они открыли заднюю крышку, а затем забросили туда отставного офицера Арсентьева, безвременно ушедшего из жизни, точнее беззастенчиво ими убитого.

– Смотри-ка, и «сетка-рабица» есть – глядишь, как удачно! – машинально заметил разумный преступник, моментально предположив, что с ее помощью станет делать. – Предусмотрительный водила как знал, что она пригодиться, – и злобно рассмеялся пришедшейся мысли.

Закончив с несложной погрузкой, оба отпетых негодяя облегченно вздохнули: они наполнились осознанием исполненного жуткого долга, а главное, чёткой уверенностью, что им наконец-то можно заняться насущным делом, ради которого, собственно, все ужасное лиходейство и было затеяно. Не сговариваясь, рьяные подельники проследовали в ветхий сарай, где, прижавшись к дощатой стене, сидела дрожавшая девушка (она пришла в себя) и где в полуметре, рядом, лежал бесчувственный водитель такси [его пришлось оглушить гораздо сильнее, чтобы избежать ненужных телодвижений (по-видимому, не обошлось и без закрытых черепно-мозговых повреждений)].

Зажигаясь безжалостным гневом, Костя присел перед пленённой жрицей-любви, а глядя ей прямо в заплаканные глаза, грубо, но и настойчиво произнес:

– Ты ведь не будешь кричать и брыкаться?

Красивая проститутка была крепко связана клейкой лентой, выделявшейся серебристым оттенком; с ее же помощью заклеивался и миленький, но голосистый рото́к. Трясясь от бессознательного страха и непроизвольно обливаясь слезами, она помотала головой то кверху, то книзу, давая понять, что впредь окажется гораздо покладистей. Не без причинения чувствительной боли, одним резким движением сорвавши тот липкий «скотч», молодой «беспредельщик» предоставил ей отвечать. Скосив зарёванные глазёнки и посмотрев на лежавшее поблизости безвольное тело, Анжелика с дрожью в голосе попыталась себе прояснить:

– Что вы с ним сделали?

Перехватив напуганный взгляд, а соответственно сразу определив, что конкретно она имеет в виду (опасаясь такой же нелепой участи в том числе для себя), Беркутов обернулся к стоявшему сзади редкостному верзиле. Сделавшись удивленным, с наигранным интересом спросил: