Kitabı oku: «Эффект бабочки», sayfa 2

Не вслушиваясь, встаю с продавленной панцирной кровати и иду на кухню за кипятком. Узкий коридор с облупленной штукатурной и тусклой лампочкой впереди картина привычная. Недостаток освещения скорее достоинство… хотя бы тараканы в глаза не бросаются. А их здесь много, никакая отрава не спасает.

Кухонька крохотная, на ней возится сам Мацевич с дочкой, редкостно некрасивой особой с умными глазами. Несмотря на непривлекательную внешность, женихов и поклонников у Веры хватает. Или лучше сказать, поклонники не у девушки, а у заведения отца? Не сказать, что умная девушка счастлива от такого успеха, но выйти замуж исключительно по любви ей вряд ли светит.

– День добрый, – приветливо здороваюсь с ними, разгоняя ладонью клубы жирного пара перед лицом, – кипятку можно? Чаю вот решили попить.

– Да берите, – отставной капитан дёргает подбородком в сторону чайника на плите, – опять у себя?

Пожимаю плечами и ретируюсь. Сложно выдерживать дистанцию между почти приятельством и не лезь в душу.

– Травки для заварки возьми, – вдогонку кричит Мацевич. Милейший человек… если не знать про палаческое прошлое. Капитан лично пытал и убивал не только пленных красноармейцев, но и членов их семей и просто подозрительных. Среди берлинских белогвардейцев подобных типов немало.

Обедаем у себя в каморке, рассевшись на кроватях и положив еду на единственный колченогий стул. Максим травил тюремные байки, щедро делясь ненужным опытом.

– Ты слушай, молодой! Пригодится!

– Не дай бог!

Ржут вдвоём…

– Слушай, молодой, слушай! – Наставительно вещает Аркадий Валерьевич. Они с Максимом крепко недолюбливают друг друга, но против меня играют в одной команде. Ненавязчивая, но постоянная долбёжка авторитетом возраста и опыта.

Против человека менее бывалого пожалуй и сработало бы… Но делаю вид, что действует, пусть утешаются мыслью, что привязали такого полезного и лоховатого меня к своим персонам. Пусть.

– Появилась возможность сделать нормальные паспорта, – откинувшись на кровать, сообщаю компаньонам после обеда, поглаживая заметно отросшую растительность на лице.

– Нормальные-нормальные или нормальные-фальшивые? – Голосом выделят Аркадий Валерьевич, – настоящие никак?

– Да легко! Испанский знаешь? Португальский? Влёт могу латиноамериканские паспорта организовать! В консульствах ими в открытую торгуют, при желании даже историю организовать могут! Хочешь стать идальго благородного рода, что живёт на территории Венесуэлы с двенадцатого века?

– С какого двенадцатого? – Ошарашенно бормочет компаньон, – Америку же позже…

– Остынь, Аркадий, – влез Максим, – пацан дело говорит. С нашими деньгами чудо уже, что мы хотя бы нансеновские смогли получить, а тут ещё и фальшивку предлагают для прикрытия.

– Прошу прощения, – охотно виниться Валерьевич без тени раскаяния в голосе, – понесло меня. Так значит, фальшивки?

– Фальшивки в нашем случае лучше настоящих, – отвечаю устало, – каждый второй беженец подобной хренью хоть раз в жизни страдает. При глубокой проверке наши легенды всё равно не выдержат, зато с фальшивками можно будет хотя бы на работу устраиваться. Ну или по улицам ходить, не опасаясь облавы. Нормальные эмигранты… максимум – выдворят куда-нибудь во Францию или в Италию, но всё не в оборот спецслужбы возьмут. А дальше видно будет, больше чем на год в нашей ситуации планировать можно, но доверяться этим планам не стоит.

– Сколько с нас? – Интересуется Максим, как-то по особому поглядев на Валерьевича.

– Четыреста марок. Всего семьсот, но триста у меня есть.

– Ни хрена у тебя часы! – Вырывается у Максима. Кошусь нехорошо, он замолкает. Что я там продаю или чем зарабатываю на всех, касается только меня. Не хочу поднимать тему, так не стоит и лезть. Мало ли…

– Поищем, – неопределённо говорит Аркадий Валерьевич и разговор замолкает.

– Я ищу работу, – начинает бормотать Максим на немецком, – я очень сильный и много умею. А, бля!

Потрёпанный русско-немецкий разговорник с расхожими фразами, выпущенный в одной из русских типографий Берлина, летит в угол. Начинается очередная истерика с матом, перемежаемым связками ударов и отжиманиями.

Следом за мной выскальзывает из комнаты Аркадий Валерьевич.

– Александр, вы не хотели бы подработать? – Интересуется он своим тонким голосом.

Пожимаю плечами и жду конкретики. Кто из моих компаньонов опасней, сомнений не испытываю – Аркадий Валерьевич, вне всяких сомнений. Несмотря на постоянное выканье и вежливость, прорывается в нём временами что-то очень тёмное.

– Небольшая афера, – хмыкает он, – чего ещё можно сделать в нашем положении? Руками работать я могу, но не хочу и тем более не за буханку. Ну как?

Снова жму плечами, собеседник усмехается так интересно, что сразу становится ясно – вот теперь он меня зауважал! Серьёзный я человек!

– Пройдёмте… в скверик, – предлагает он, – погода сегодня дивно хороша, чего в помещении сидеть.

Неторопливая прогулка к Кайзерин-Августа аллее, во время которой Аркадий Валерьевич старательно повторяет за мной немецкие фразы, делая немалые успехи. Видно, что человек когда-то серьёзно учил язык, пусть и основательно подзабыл. Сейчас скорее вспоминает, а не учит, чем злит неимоверно Максима.

– Согласитесь, Александр, – говорит он, основательно усаживаясь на лавочку, поёрзав предварительно задом, – найти в Германии легальную работу нам будет трудно. Её и для немцев мало, а тем более для неграждан, которые ещё и не могут подтвердить свою квалификацию документами. Я, поверьте, неплохой инженер-строитель и могу потянуть руководство не самой маленькой строительной организацией. Только… сами понимаете. Да и возраст. Крепкий ещё вполне, но горбом работать не хочу. Да и вы…

– Не хочу, – соглашаюсь с ним.

– Ну вот видите! Мы многого можем добиться с нашими знаниями – да хотя бы банальные для нас даты из учебников истории! А знание, какие из предприятий будут на коне годы и десятилетия спустя? Согласитесь, нелепо работать за гроши, имея в багаже такое. Видеть, как возможности уплывают… да застрелиться лучше!

– Начальный капитал, – озвучиваю невысказанное.

– Да! – Чуточку показательно радуется компаньон, – а как его раздобыть, не суть важно. Можно продать инженерную идею, но знаете…

– Не стоит.

– Точно. Сперва пробиться к важному человеку, потом доказать что идея стоящая, да получить свои деньги… И так-то рискованно, а с учётом наших сомнительных документов и ещё более сомнительных легенд и пытаться не стоит. А вот афера… риска для нас даже меньше получается, чем при продаже изобретений. И шанс получить деньги куда как выше. План у меня есть, но без вашего знания немецкого никуда.

– Процент? – Старательно изображаю юнца, возомнившего себя матёрым авантюристом.

– Всем поровну, – решительно отрубает Аркадий Валерьевич, махнув для убедительности рукой, – даже Максу! Потому уже можем разбежаться и действовать самостоятельно, но пока нужно держаться вместе и избегать обид и разногласий.

Вместо ответа протягиваю руку и компаньон крепко её жмёт. Два лжеца, даже не думающих держать Слово…

Глава 3

– Суть аферы проста: притвориться некими эмиссарами. В среде эмигрировавших белогвардейцев группировок великое множество, и собачатся они меж собой с превеликим энтузиазмом. Одно только РомановЪ-Шоу начавшееся едва ли не сразу после революции, чего стоит.

– Самый одиозный, это конечно Царь Кирюха чего стоит – двоюродный брат Николая Второго, объявивший себя Императором Всероссийским. Этакий Жириновский от Романовых, не имеющий никаких прав на престол…

– … там вообще интересно, – увлечённо рассказывал Аркадий Валерьевич своим тенорком, срываясь время от времени едва ли не на фальцет, – родился от не православной матери – та вообще в православие перешла только в девятьсот восьмом году.

– Серьёзный косяк? – Поинтересовался Максим, повернувшись набок и подпирая голову рукой, – Я смотрю, они до Революции на тему православия серьёзно сдвинуты были.

– Косяк, – подтвердил Валерьевич, блеснув очками, – и достаточно крупный. Потом сам Царь Кирюха женился мало того, что на не православной, так ещё и на брак ни Церковь, ни сам Николай разрешения не дали. Лютеранка, двоюродная сестра, да и ещё и разведённая. Права престолонаследия, даже гипотетические, у Кирилла отобрали, даже дети его всего-навсего дворяне Романовы, а не князья, представляете? Не князья даже!

– Что-то такое читал, – нахмурился Максим, – он вроде в Революцию ещё накосячил крупно?

– Для члена Дома Романовых – очень крупно, – подтвердил Аркадий Валерьевич, – присягу нарушил, пытался в Пламенного Революционера поиграть и таким образом власть перехватить. До официального отречения Николая, между прочим! А поскольку дурак и хам редкостный, то только опозорился.

– Это вроде как самый буйный, так? – Поинтересовался Максим, поудобней устраиваясь на скрипучей кровати, – вроде как этих дуриков много насчитывалось.

– Много, – кивнул Валерьевич, хихикнув, – есть монархический совет Романовых, там регулярно какие-то перлы выходят. Есть мелкие претенденты из самих Романовых и вовсе уж левых личностей.

– Великих князей вроде немного? – Спрашиваю неуверенно, – откуда тогда претенденты?

– А вот это интересно! – Оживился рассказчик, – Есть Великие Князья – потомки императора не более чем в третьем колене, если не ошибаюсь. Остальные – просто князья Романовы, этих достаточно много. И вот время от времени лезут они наверх, за короной.

– Всерьёз лезут? – Видя, что вопрос не понят, уточняю: – Они правда на что-то надеются или просто под шумок хотят кусочек пирога урвать – финансирование от какой-нибудь спецслужбы, ещё что-то такое.

– Да хрен их маму знает! – Досадливо отмахнулся Аркадий Валерьевич, – змеятник там такой, что очешуеть! Да и вообще Романовы просто как иллюстрация. Среди белогвардейцев монархистов не так уж много. Есть сторонники Республик, Диктатур и бог весть чего. РОВС эту шоблу как-то сдерживает, но собачатся меж собой только так!

– Это мы уже поняли, – подал голос бандит, – ты к сути переходи.

– К сути, говорите… хорошо, перейду к сути. Бабки. Остатки фамильных состояний, во время Гражданской награбили, иностранными разведками подкармливаются. Суть в том, что в среде эмигрантов постоянно какие-то мутные схемы с деньгами крутят. Клады, банковские счета на предъявителя¹⁴, акции-облигации. Вовсе уж левые схемы с обязательствами на оставшуюся в Союзе собственность…

– И как мы в это вклинимся? – Вроде бы скептически, но явно воодушевившись движухой, поинтересовался Максим, – выделяемся же, как белые вороны.

– На этом и предлагаю сыграть, – криво усмехнулся Аркадий Валерьевич, – без шуток! Выделяемся? Прекрасно! Привлекли внимание немного, позже надо будет выделиться поярче, позаметней. Тут, наверное, ваши таланты будут востребованы, Максим – показать, какой-то вы крутой боец. Я мозг, ну а Александр…

– Контролёр, – вклиниваюсь в разговор, – от старших партнёров.

– Контролёр? Ну, пусть контролёр, – разрешил Валерьевич, – не суть. Главное – нам сперва засветиться нужно, а потом дать понять, мы – отвлекающий маневр. И соответственно – сдать настоящих агентов. Дескать, мы догадались, что нас слить хотят, а потому обиделись и вообще – ваше дело правое… За денюжку, естественно.

– Интересная идея, – согласился Максим после коротко раздумья, и оживившись, спрыгнул с кровати, отчего та жалобно скрипнула, – а конкретика есть? Чьих агентов будем изображать, к кому подход искать, сколько денег просить и наконец – как сваливать?

– С этим хуже, – развёл руками идеолог, – есть пока намётки, но тут поработать нужно – узнать получше политику здешней эмиграции.

– А может и не нужно, – подаю голос, не вставая с кровати, – что? Лезть в гадючий клубок, так всё равно запутаемся. Может, проще выстроить схему так, чтобы местные за нас всё придумали и продумали? Я-то понятно, не соображаю в этом. Но Макс специалист, неужели хотя бы приблизительно не предложишь?

– Ха! А это идея, малой! – Воодушевился бандит, – есть в загашнике немало интересного! Сам не особо, но наслушался всякого, пока сидел, есть интересные схемы.

* * *

В голове вертелись обрывки интересных идей, почерпнутых в тюремных университетах. Сложить их в нечто цельное никак не получалось.

– Пойду на задний двор разомнусь, – сказал Максим невольным напарникам, отрешаясь от происходящего и на ходу снимая куртку. Как у многих спортсменов, имелась у него привычка думать во время тренировок, ибо в другое время зачастую и некогда.

Задний двор заведения небольшой, застроенный всевозможными сарайчиками и заваленный штабелями разнообразного барахла. Мацевич постоянно пытался расширить сферу деятельности, хватаясь за всё подряд, а захламлённый задний дворик стал отражением его попыток.

– Доброе утро, Верочка, – приветливо улыбнулся Максим заалевшей девушке, вышедшей из крохотного птичника с корзиной яиц.

– Доброе, – смущённо ответила та, отводя глаза от начавшего разминочный комплекс бывшего спортсмена. Не слишком обращая внимания на условности, тем паче эмигрантские, ещё довоенные¹⁵, мужчина начал активно двигаться, играя мускулами на обнажённом торсе. Дочка владельца заведения некоторое время стояла молча, старательно глядя то в землю, то на постояльца, и краснея всё больше, но через некоторое время убежала.

– Гладенькая нужна схема, чистая, – напряжённо думал Максим, нанося удары по воздуху, – тут молодой прав. Чем больше накрутим разного, тем больше рискуем вляпаться. Значит, как в игре¹⁶ нужно – Да и Нет не говорите, чёрное с белым не носите… как серфер на волне, поверху скользить.

– Блять! Зарекался в такие игры играть, но деваться-то некуда! Получается… да собственно, нужно сыграть так, будто каждый из нас кусочек информации знает, да и тот неполный.

– Прокатит? В принципе можно – главное не пытаться лезть в мифологию беляков, а самим легенду придумать и от неё плясать. Главное – мы случайные люди, которых неведомые нам Игроки решили использовать как шахматные фигуры. Не изображать из себя бывших подданных Российской Империи, а показать себя этакими международными авантюристами российского происхождения.

– Судьба свела вместе, но друг друга не знаем, бла-бла-бла… Поняли, что кинуть хотят, обиделись и решили отомстить. Сами такой кусок не проглотим, так что просим капельку, дабы свалить из этой ямы. Ничё так, толково получается.

– Клад или банковская ячейка? А, не важно… молодой походит, разузнает, да и Аркаша пусть головой поработает, недаром же с контрой недобитой водится.

* * *

На грани сна слышу лежащего на соседней койке Аркадий Валерьевича, что-то бормочущего себе под нос. Он сегодня задержался в зале, обсуждая разные разности с бывшими и пришёл только сейчас, заполночь.

– Уроды, – шипит, расстёгивая рубашку и складывая на спинку стула, – меня за быдло считать…

Движения выдают заметную степень алкогольного опьянения, да и речь интересная. Судя по контексту, что-то пошло не так и белогвардейцы относятся к компаньону пренебрежительно. Не совсем понятно, зачем ему уважение бывших, ну да это его дело.

Его, но… старательно вслушиваюсь в слова, в такие минуты нередко вылетают откровения.

– Жидом считают, ополоски чёртовы… улыбаются в глаза – думают, не вижу? Как же, они гимназии оканчивали, латынь разумеют, говорят по благородному, фразы правильно строят. А вы сумеете рассчитать фундамент двадцатиэтажки? А я умею, приходилось. Мосты строил, производственные здания. Блять, чёртов ботинок… А разобраться в крючкотворстве чиновников? Нет… ко мне ходят от налогов уходить да течения подводные в контрактах высматривать. Это при том, что я немецкого языка и законодательства не знаю, а они тут лет по пять живут. Недоделки с самомнением! ЧСВ¹⁷ у них, блядей!

Чертыхаясь, он снял брюки и упал на кровать, скрипнув пружинами. Сквозь едва приоткрытые веки мельком вижу глаза Максима, проснувшегося от шума. Ах да, он же уголовник… в камере или в бараке такой вот шёпот заставляет проснуться надёжней будильника. Если жить хочется.

– А эти? – Валерьевич явно озвучил только конец фразы, – эти-то чем лучше? Быдло как есть! Уголовник да молокосос-студентик! Бля… с кем работать приходится? На равных общаться приходится, будто всерьёз… ха! Ничего, Постников ещё вынырнет из этой клоаки с кошельком зубах. Мне б только начальный капиталец, а уж там раскручусь. Даром, что ли, учебники по истории да экономике читал?

Ненадолго прервавшись, мужчина снял носки и трусы, зачем-то понюхав их перед тем, как положить на стул поверх брюк.

– … пару лет, а там и Великая Депрессия. Вот где можно деньги зарабатывать – многое ведь помню, ох и многое! К средине тридцатых у меня не один миллион будет и даже не десять, лишь бы сейчас… Княжну в жёны возьму, горничными дворянок этих грёбаных… Чистенькие они, бля! С хуя ли выёбываются, если в Париже русские проститутки из бывших демпингуют¹⁸!?

Устроившись под одеялом, Аркадий Валерьевич некоторое время возился, невнятно бурча. Через пару минут стал говорить чуть громче.

– … горничными… и нагибать буду в любое время… княгинь, графинь… Не захотят они, хе! Расписки долговые у родных, шантаж… я не брезгливый, на всё пойду! По щелчку будут подолы задирать! А дети мои… ну пусть внуки, миллиардерами станут. Мульти!

Дальнейшие его обрывочные фразы мало чем отличились от уже услышанного, но слушал старательно и пару интересных моментов уловить удалось. Оказывается, наш интеллигент, старательно Выкающий всем и каждому, в девяностые неплохо так отметился. Не просто в банде состоял, а один из организаторов, шутка ли! Это позже отошёл от дел, поумнев. И к другой банде прибился – к чиновничеству…

* * *

– Крепко спал? – Нейтральным тоном поинтересовался с утра Максим, – Аркадий Валерьевич встал с утра пораньше похмеляться, так что в комнате мы оставались одни.

– Так себе.

– Слышал, значит, – констатировал бандит, – ну и что ты о этом думаешь?

– А что-то изменилось? Макс, он чиновник! Ты порядочного чиновника, причём немалого ранга, вживую хоть раз видел!? Да чтоб не один-два года проработал, а пятнадцать лет! Да ещё о Грачёве с каким пиететом¹⁹ говорил, помнишь?

Максим усмехнулся криво и хлопнул меня по плечу.

– Соображаешь. А ко мне как относишься?

– Как к незнакомому человеку, случайно ставшего компаньоном в опасном деле, – выдаю почти чистую правду.

– Логично. Случайные попутчики, которые разбегутся после поездки. Всё правильно… А как ты к Советской России относишься?

Видя, что осторожничаю (после эпического выступления Аркадий Валерьевича, оно и неудивительно!), замял разговор.

Глава 4

– Переезжаете всё-таки? – Шмыгнул носом Сырым.

– Угу, – Настроение у меня подавленное. Как ни крути, но с рождения и до шестого класса живу в Атырау²⁰, всё знакомо и привычно. Даже местные задиристые националисты – привычная деталь пейзажа. Тем более, что и местные казаки те ещё… в общем, жить нормальному немцу можно.

– И куда?

– В Подмосковье, – ковыряю носком сандалия сухую землю, не поднимая глаз.

– Жалко, – мрачно подал голос Валерка, встав с корточек, – и скоро?

– А мне-то как… на следующей неделе. С работой здесь хреново, а с перспективами ещё хреновей – так отец говорит. Найти-то можно, но…

– У меня мать тоже ругается, – вздыхает Чокан, – на нациков местных. Лезут на все посты, локтями пихаются – знают, не знают… главное, жопу в кресло приземлить да родственников наверх тащить.

– Вот, – развожу руками, – мать уже второй год без работы. Да и до этого лет пять то учительницей в школе, то уборщицей – с её то кандидатской! Отца тоже… не выдавливают, но говорит, надоело пахать за себя и за пятерых незнаек.

– Почему в Подмосковье-то? – Угрюмо интересуется Сырым на правах лучшего друга, – может поближе куда? В гости могли бы друг к другу ездить.

– А… работа. В России с работой получше, но самое вкусное в столице, в Питере и ещё нескольких больших городах. Если уж переезжать, то не из одной дыры в другую, а туда, где нормально устроиться можно.

Видя вскинувшегося Чокана, очень патриотично настроенного по отношению к родному городу, добавляю быстро:

– Мать так говорит! Ей же обидно, что с работой так.

– А, ну да… Знаешь хоть, куда?

– Родители и сами не знают! Хотят снять квартиру где-нибудь в не слишком далёком Подмосковье и поискать работу. Я как будто рад… в новую школу… Блин! Пока со всеми перезнакомишься, передерёшься! Вот веселуха предстоит!

Друзья захмыкали сочувственно.

– Кастет свой отдам – тот, что брат делал, бронзовый, – надувшись от собственной щедрости сказал Сергей, – ты если что, так сразу лупи! Посадить не посадят, пока четырнадцати нет, а так хоть лезть меньше к отмороженному будут.

* * *

Пара свечей компенсировала тусклый свет единственной лампочки в каморке, освещение получилось более-менее естественным.

– Скорее менее, чем более, – мелькнула мысль. Морщась, окидываю взглядом разложенный на тумбочке театральный грим, позаимствованный не без риска. Но другого нет, до качества и разнообразия двадцать первого века ещё очень далеко. Ладно, учили пользоваться и таким.

Шрам на щёку… поправить, теперь старательно замаскировать – так, чтобы внимательному человеку бросалась в глаза эта маскировка. Брови гуще, добавить волосков на переносицу и несколько красных точек там же, будто дёргал эти волоски.

Поправить контур губ и слегка изменить цвет… решительно стираю краску смоченной спиртом тряпочкой. Не годится. Правлю рисунок скул, ещё… отхожу чуть подальше и придирчиво гляжу в зеркало.

– Недурно.

Из зеркала на меня пялится уже не типичный европеоид с русыми волосами, светло-серыми глазами и резкими чертами несколько вытянутого лица, а скорее европеизированный турок. Несколько дополнительных штрихов и вот уже я то ли турок, то ли еврей откуда-нибудь из Ливана. Вроде бы чистый европеоид, но при ближайшем рассмотрении внимательный человек заметит отличия.

– Пару деталей для особо внимательных? – Бормочу вслух, – перстни? Пожалуй, восточные люди любят блестящие цацки, так достоверней будет.

Несколько бронзовых перстней под золото неплохо дополняют картину.

– Настоящие нужно будет найти, да недешёвые… Грабануть кого? Не… рискованно. Но в ломбард тоже… Гальванопластикой²¹ может заняться? Собрать устройство дело нехитрое, да и проще покрыть позолотой перстни, чем искать подходящие, рискую засветиться. Решено.

Отражение в зеркале казалось незавершённым.

– Чёрные волосы напрашиваются к образу. Покрасить?

Одеваю чёрный парик и с минуту верчусь, после чего с сожалением снимаю. Образ получался несколько опереточный.

– А если корни? Хм… – Недолго думая, осторожно наношу чёрную краску на корни волос, – а недурственно вышло ведь! Будто чёрные волосы решил в русый цвет выкрасить, но чуточку сплоховал в домашних условиях.

Начесав на расчёску вату, смачиваю её в спирту и счёсываю краску с волос, потом стираю грим с лица. Образ готов и теперь, имея в памяти образец, смогу нанести грим за считанные минуты. Пока рано.

Нужно несколько деталей, бросающих тень на ближневосточных евреев. Подумать надо, тут я плоховато разбираюсь, а нужна именно тень – намёк для вдумчивого следователя. Пройдусь по еврейским кварталам, за что-нибудь да зацеплюсь глазом. Или в библиотеку? Нет, спалиться легко. Чёрт…

В памяти всплывает только хамса²², вроде бы турки её не слишком-то используют. Точнее используют, но в основном женщины. Ага, одна неправильность есть!

Смыв грим, прибираюсь за собой и выскальзываю из каморки, пряча лицо. Хозяйка помещения свято уверена, что сдаёт его в аренду двум педерастам для свиданий, отчего и цена завышенная. Темней всего под пламенем свечи… Кто свяжет грядущее дело и прячущихся голубков?

Пару часов гуляю по Берлину, ощущения самые странные. Нужно искать пути отхода, а получается какая-то экскурсия. Немецкая столица образца двадцатых годов двадцатого века для меня будто незнакома. Душа у города совсем другая.

Заскакиваю в трамвай и передаю за проезд, жадно улавливая типажи горожан. Народ всё больше потрёпанный, небогатый и изо всех сил показывающий деланное благополучие.

– … между Тельманом²³ и Георгом Штрассером²⁴ выберу последнего, – заскочившие на заднюю площадку рабочего вида мужчины чуть за тридцать продолжили спор, – Тельман хорош, слов нет, но кто он, а кто Штрассер, рассказывать нужно? Один из низов вышел, без образования толкового, чистый политик и популист, да ещё и этим чёртовым Коминтерном²⁵ заигрывает. Другой – боевой офицер, издатель газеты.

– Коминтерн? – Хмыкнул оппонент, дёрнув плохо выбритой худой шеей, торчащей из ворота застиранной рубашки, – Чем он тебя пугает?

– Тем, что в Москве!

– В Москве-то он в Москве… а куда прикажешь перевести? В Швейцарию, так дороговато будет обходится содержание, а в капиталистическую страну, так это фикция будет, а не Коминтерн.

– Пусть так, но мне не нравится, что Советы могут давить на коммунистов других стран!

– Не нравится… а социальные гарантии нравятся? Если бы не Советы с их инициативами по части социальной защиты, нам бы совсем плохо пришлось. А так капиталисты всех стран вынуждены учитывать наличие Советов и координационного центра всех коммунистов и части социалистов мира – Коминтерна.

– Не особо-то они учитывают…

Спорщиков оттеснили вглубь вагона и аж обидно стало! Немцы ныне политизированы до крайности и социалистические настроения у них очень высоки. Чёрт… вот сам же немец, но разделяю себя и этих немцев. Будто они к другому народу относятся!

Как безусловные сторонники социализма пошли не Тельманом и не Штрассером, а за бесноватым Гитлером!? Я понимаю, что Гитлера поддерживали промышленники и западные инвесторы, но… Хотя чего это я? В 90-е, при развале Союза, почти всё население высказалось на референдуме за сохранение страны. И ничего… Всё решила немногочисленная и насквозь прогнившая верхушка к своей выгоде.

С испорченным настроением сошёл с трамвая и отправился домой, в заведение Мацевича.

Аркадий Валерьевич по-прежнему сидел в зале, негромко беседуя с полудюжиной немолодых мужчин, из которых так и выпирало офицерское прошлое. Киваю компаньону, фотографируя их взглядом.

Забавно… бывшие приходят к Валерьевичу, нуждаясь в талантах бывшего чиновника уходить от налогов… ну и что-то ещё в том же духе. Мелкое сутяжничество, оформление вида на жительство, проблемы с чиновниками… При этом всячески демонстрируется, что Аркадий Валерьевич не из их круга, ниже по статусу.

Вдвойне забавно то, что подобным образом они ведут себя только с ним. В Максиме выходец из низов проскальзывает куда более отчётливо, но нет – со всем уважением разговаривают. Чуточку отстранённо, как с чужаком, но с чужаком безусловно сильным и заслуживающим уважения.

Не уверен, но кажется мне – потому, что наш бандит не пытается казаться тем, кем не является. Да и характер у него тот ещё… попробуй только неуважение прояви!

У Валерьевича же потуги на светскость проскальзывают. Выканье, попытки вставлять фразы на латыни и французском – этакая мимикрия²⁶ под бывшего из Российской Империи. Не всегда сознательная, но тем нелепей смотрится – будто лакей за барином обезьянничает.

– Александр! – Слышу оклик и поворачиваюсь. Аркадий Валерьевич, чуть привстав, делает жест рукой. К слову, опять впросак попал – не по этикету-с…

– Александр, – ещё раз повторяет компаньон, когда я подошёл поближе, – вы ведь дзюдо занимались небезуспешно? Можете разрешить наш спор…

Несколько вопросов и Валерьевич отпускает меня. Отхожу, краешком губ показывая кривоватую усмешку и ловлю понимающий взгляд одного из белогвардейцев. Компаньон снова допустил ляп, притом грандиозный – не представив нас друг другу, но при этом задавая вопросы. Это даже не хамство, а вопиющая неграмотность. Притом Аркадий Валерьевич свято уверен, что продемонстрировал себя как альфу, а меня, соответственно…

Какой же глупец! Образованный, хитрый, умный… а глупец! Незамутнённая уверенность, что понятия, оставшиеся в России с девяностых, распространяются на весь мир!

Пару минут спустя в комнату стучится Мацевич.

– Господа, с которыми вы недавно беседовали, просили передать, что ждут вас у берлинского зоопарка, – вежливо сообщает он, ухитряясь держаться подобающе как для содержателя дешёвого заведения, так и для бывшего офицера.

– Благодарю, Иван Афанасьевич, непременно буду.

* * *

Лавочка неподалёку от входа оказалась как нельзя кстати. Усевшись, поднял лицо к майскому солнцу и лакомлюсь потихонечку рожком вкуснейшего мороженного. Правда, вкус непривычный – без усилителей вкуса, красителей и консервантов будто не хватает чего-то. Вкусно, но пресновато.

Маленькая собачонка в простеньком ошейнике, виляя хвостиком, негромко гавкнула, просительно глядя в глаза.

– Что, мороженного тебе?

– Тяв! – Хвостик заходил пропеллером. Не выдержав напора милоты, отдаю морожено собачонке.

– Рекс, вот ты где, озорник, – раздался знакомый голос и к лавочке вышел один из недавних собеседников, держа в руке свёрнутый поводок, – успел уже выклянчить вкусненькое? Гм… неожиданно получилось.

Безымянный (нас так и не представили) белогвардеец чуточку фальшиво удивился, глядя на меня.

– Тимофеев Илья Алексеевич, – представился он, – в прошлом ротмистр Елисаветградского²⁷ гусарского полка.

– Сушков Александр Викторович, – представляюсь ответно, – в настоящем и прошлом гражданин совсем иной страны. Так же хочу отметить, что гражданами Российской Империи Сушковы не являются вот уже пятое поколение.

– Несколько неожиданный ответ… но спасибо за откровенность, – кивнул ротмистр, присаживаясь рядышком, одёрнув изрядно вытертые брюки, – я понял, что вы хотели этим сказать.

Слегка киваю и растекаюсь по лавочке, не глядя на собеседника. Несколько слов, и вот уже Илья Алексеевич понимает, что давить патриотизмом на меня не выйдет.

– Прекрасная сегодня погода, – начинаю разговор, – верите ли, впервые побывал в берлинском зоопарке!

– А я частенько захаживаю, – подхватил бывший.

– Так может, на правах завсегдатая проведёте экскурсию?

Ротмистр на полном серьёзе воспринял мои слова и где-то с час мы потратили на прогулку и ознакомление с питомцам зоопарка.

– Пять поколений, говорите… – снова начал он разговор подле загона с бизонами, – Я так понимаю, к патриотизму взывать бессмысленно?

– Не стоит, – отвечаю, не скрывая иронии, – чтобы расставить точки над ё…

– В России говорят над i²⁸, – поправил ротмистр.

– В России может быть, – пожимаю плечами, не позволяя вести себя, – мне больно смотреть на происходящее там, но помогать каким-то образом РОВС и прочим белогвардейским организациям нет никакого желания. Не чувствую с вами единства, не обессудьте. В своё время передки перестали быть гражданами страны Российской Империи прежде всего из-за политики властей, из-за выкупных операций²⁹ и винных откупов³⁰. Семья наша не принадлежала к элите и понять народ, возмущённый постоянными злоупотреблениями власть имущих, могу вполне.