Kitabı oku: «Монтана. Уровни. Начало», sayfa 3
Глава 3
– Я… я не так всё это себе представляла!
Одно дело поехать с кем-то одним, другое дело вдруг увидеть на обочине стоящий огромный джип незнакомой марки, к тому же полный людей.
Она даже дернула Дэна за локоть, остановилась сама, остановила его.
– В чём дело?
– Машина… – Лика смотрела на неё с ужасом, только теперь начиная осознавать, что действительно на что-то согласилась. – Ты хочешь, чтобы я села в машину, битком набитую незнакомыми мужчинами? Это ведь не одно… и то же…
– Что – не «одно и то же?
Он был терпелив, но Анжела чувствовала колыхнувшееся раздражение.
– Не одно и то же, если бы мы ехали… вдвоем.
На водительском месте сидел бородатый человек, через приоткрытую заднюю дверцу ей виднелись ещё двое. Свободное место только для Дэна, а ей быть сзади зажатой незнакомцами? Пусть даже авто огромно даже по нынешним меркам, пусть сзади, как на палубе океанского лайнера, хватает места для троих.
– А ты хотела, чтобы здесь сидели твои подружки? Улыбались тебе, пили шампанское и щёлками камерами? Или, может, Санта-Клаус?
– При чем здесь Санта-Клаус?
– Ну, его бы ты не боялась?
Кого-то переодетого в Санта-Клауса? Да она боялась бы этого маньяка больше, чем клоуна из «Оно» – фильма, который, к слову, так и не сумела досмотреть до конца.
Лика всё понимала, наверное. Но всё же уперлась, как мул – ещё не поздно повернуть. Дэн обещал не применять силу, и её в джип вроде бы никто не запихивал. Ещё есть шанс уйти.
– Я… боюсь. – Выдохнула она честно, призналась.
– Я знаю. – Перед ней не псих, перед ней всё тот же адекватный Дэн, которому она поверила в номере. – Пересечение границы миров не такой простой процесс, как тебе может показаться, и потому за рулём профессиональный водитель. Сертифицированный. Знающий, где располагаются невидимые дороги, умеющий разогнать транспорт до чёткой, выверенной математически скорости. Я так не сумею, потому что я «анализатор». Это слово хоть и не совсем точное, оно будет тебе понятно. На заднем сидении нейрограф, по-вашему – «доктор», который будет следить за твои здоровьем в процессе перехода. Справа – его ассистент.
– Два… доктора?
– А ты хотела, чтобы мы пустили всё на самотек?
«Я говорил тебе, нам не нужен на той стороне труп».
Анжела смотрела на джип во все глаза. Ей снова предстоит принять решение – в который раз за эти сутки. Бандиты, похищающие девиц, так терпеливо себя не ведут. Или ведут?
Дэн посмотрел на часы.
О чём он думает? О некоем «портале», открытом лишь определённое время или же о самолёте, который отбудет в ОАЭ через час?
– Поклянись! – прошипела она, как ведьма, держащая перед ним чашу с кровью, – Поклянись здоровьем своей матери! Скажи, что не обманываешь меня!
– Не обманываю. Клянусь.
Никакой натуги в его голосе. Сплошная усталость.
Он развернулся и шагнул к машине.
Она шагнула за ним.
Наверное, она дура. Сидит теперь между двумя незнакомыми мужиками; авто мчит в неизвестном направлении. Ей почти плохо от страха, ей хочется пить, она только сейчас поняла, что у неё с собой никаких вещей. Никаких от слова совсем – даже плавок запасных нет. Незнакомцев слишком много, чтобы ощущать хоть какое-то подобие уюта; руки на руке водителя в кожаных полуперчатках. На неё в зеркало заднего вида не брошено ни взгляда.
– Давай, ложись, – мягкий голос слева, – познакомимся поближе…
И эти люди, двое на заднем сидении, синхронно уложили её между собой – Лика не успела даже взбрыкнуть, настолько сильно опешила. Её затылок теперь покоился на коленях одного мужчины, полусогнутые ноги, с которых ловко скинули ботинки, – на другом. И на шею, как запирающий хомут, как ошейник, легла чья-то тёплая ладонь.
– Нет! – бессильно засипела Лика, как только шок позволил вновь двигаться. – Мы так… не договаривались!
Она попыталась дёрнуться, подняться, но ладонь на шее ей не дала.
– Т-с-с-с, тихо, тихо…
– Подчиняйся ему, – полуобернувшись бросил Дэн.
– Я… нет!
– Успокойся. – Чужой голос проникал ей в подкорку, ладонь грела. – Я положил тебя таким образом, потому что так мне удобней будет контролировать твое психофизиологическое состояние. Да и ехать долго. Просто лежи.
Её сердце грохотало так, что глушило окружающие звуки, пульс зашкаливал.
– Я, – тем временем говорил доктор, чей голос она прекрасно слышала – ещё один красивый голос, – тот, кому ты сейчас будешь доверять больше, чем кому-либо. Потому что так надо.
Наверное, так отчаянно не чувствует себя даже птица, посаженная в клетку. Так безнадёжно, с залитой паникой ушами, глазами.
– И не надо так нагружать нервную систему. Сейчас я успокою твой пульс. Наблюдай.
Наверное, это не страшно – лежать, распластавшись между чужих мужиков. Не страшно, когда держат за шею, не страшно ехать в неизвестность, но ей было как никогда страшно. Пульс, однако, подчиняясь чужому воздействию, вдруг принялся замедлять удары. Уже не «бух-бух-бух» три раза в секунду, но «бух» дважды, затем – один раз в секунду. Внутри неё затихал шторм.
По какой-то причине она не пыталась встать именно сейчас, но наблюдала то, чего никогда не испытывала раньше – кто-то другой рулил внутри неё процессами. Невозможно. Такое ведь невозможно?
Прошло с полминуты, может, чуть больше. Сердцебиение в норме, на висках высыхает испарина; рука всё ещё лежит на её шее. Почему она не трепыхается? Напряжение не исчезло, оцепенение внутри колоссальное.
– Молодец. Так лучше, – констатировал нейрограф. – Давай знакомиться, Ангел?
Вот тут она дёрнулась.
– Почему вы все… называете меня Ангелом?
– Таким образом зашито твое имя на энергии. Именно так желала называть тебя мама. А не так, как записано в паспорте. Мы читаем напрямую.
– Отпустите меня!
– Да поздно уже бежать. И некуда. – Ассистент похлопал её по ноге.
– Я тебя сейчас из машины выкину, – огрызнулся док, на чьих коленях Лика лежала головой. – Не напрягай мне девушку.
Дэн обернулся на секунду, бросил взгляд на «пленницу», после принялся о чём-то тихо переговариваться с водителем.
Рука на шее. Согревающие пальцы. Тепло ног через ткань джинсов; мягкая аура. Почему-то теперь она хорошо слышала только дока, остальные будто потерялись. Отдалились.
– Чтобы нам с тобой наладить взаимодействие, давай, почувствуй меня, – произнес он тихо.
– Я не умею. – Ей, наверное, нужно бороться. Пытаться бежать – ну и что, что согласилась по своей воле? Но борьба отчего-то происходила внутри неё самой, и это сражение уже обессилило.
– Ты раньше не пробовала. А теперь умеешь. Я хочу, чтобы ты посмотрела на мои намерения в отношении тебя.
– Как?
– Ты поймёшь.
И она попробовала. Потянулась в сторону незнакомца, чью руку теперь чувствовала кожей, как горячее клеймо, коснулась его мысленно. Разрешила ему дотронуться до себя. И сделала длинный выдох… Её окутало нефизически чем-то очень ощутимым, невидимым, но реальным. Теплотой, добротой, мягкостью. Как будто взяли на руки ласковые ладони, укутали одеялом, прижали к груди. Как будто этот кто-то никогда не допустит беды, как будто ценнее неё в этих руках никого никогда не было. Больше того, она ощутила чужой отклик удовольствия от контакта, взволнованную дрожь, рябь. Удивление незнакомца, не ожидавшего получить от их слияния наслаждение. Его аккуратность, тактичность, бережное к ней отношение.
Анжела открыла глаза. Думала, иллюзия пропадет, отступит, но док, чьё лицо тонуло во мраке, смотрел прямо на неё. И глаза его отражали то же самое – желание её защитить. Больше – желание быть для неё всем.
Она опять зажмурилась. Нет, никогда во время касаний мужчин, их ласк и тому подобного она не ощущала чувства партнера. А теперь – да. Хотя безымянный нейрограф ей даже не партнёр. Но его внутренние касания дарили ей наслаждение, постепенное сближение заволокло разум дымкой. Теперь ей было всё равно, что она лежит в незнакомой машине на заднем сидении, в эту минуту стало безразлично, куда именно держит путь авто. Всё потерялось, кроме него. Ей думалось: «Это как обнимать кого-то, только не наяву. И чувства испытывать настоящие». Аура незнакомого человека, вдруг показавшегося ей совсем не чужим, дала ей столько, сколько не давало ни одно другое прикосновение. Наверное, только мать её обнимала вот так, сердцем. Да и как сравнивать с матерью? А другие мужчины – никогда. С ними она постоянно вопрошала себя о мыслях в их голове, о том, взаимны ли чувства? Кто ощущает больше – он или она? А тут…
Она не хотела, не могла от него отлипнуть. Его невидимые пальцы, ладони, мягкость, его способность укрывать её целиком… И Лика вжалась в него с полным доверием, с желанием погрузиться в него целиком. И наградой ей стала волна обожания. Не как триумф или довольство, но как настоящий оргазм, как экстаз от полного проникновения. Нутро дока отреагировало настолько мощно, что Анжела вдруг поняла – именно так влюбляются. Именно так, как сейчас, а не так, как в книжках – по словам, взглядам или внешности. Совершенно неуместная и совершенно правдивая мысль. Она открылась целиком сразу такой, какая есть, без масок – он бережно принял ей такой. И теперь она желала обнимать в ответ его…
– Я вижу, вы поладили, – раздался с переднего сиденья голос Дэна. – Аж салон трещит искрами.
– Не завидуй.
Док чуть заметно улыбался. И он впервые сместил руку и погладил Лику по щеке. Жест этот показался ей куда интимнее, нежели прямое касание языком клитора.
Она отчаянно боялась, что то невидимое, что случилось между ней и нейрографом уйдёт, что это была лишь необходимая процедура расслабления, но связь осталась. Незримая и такая же мощная. Это странное единение пропитало их обоих. Казалось, двинься один – и ощутит другой; полное отзеркаливание. Он смотрел в её душу, она – в его, закрыты её глаза или открыты. А ещё думала, что Дэн проник глубоко. Дэн по сравнению с тем, что сделал с ней этот человек, вообще в неё не проникал.
И ни за что теперь она не отказалась бы от лежащей на её шее руки.
(Daniel Di Angelo – Drive you insane)
Десять минут, пятнадцать, двадцать? Машина куда-то рулила. Сворачивала, изредка тормозила на светофорах, а после, покинув городскую полосу, перестала. Набрала скорость. Анжела балдела. Она уже перестала себя спрашивать о том, что до́лжно было бы делать в подобной ситуации, ей никогда не было так хорошо, как теперь. Просто с ним вдвоём.
В какой-то момент док отнял руку, посмотрел на часы на запястье, и в тусклом свете она успела различить тату на фаланге его большого пальца – змейку.
Змеи ведь во все времена являлись символами врачевания. Наверное, поэтому. Змея сворачивалась кольцом, почти восьмёркой, и рисовала своим телом фигуру «недобесконечности».
Рука вернулась «на место».
Её «жарило» от его касаний. Лика никогда не думала, что просто лежащая на тебе ладонь может давать так много, может в прямом смысле затуманивать весь остальной мир и собственный разум, заставляя фокусироваться только на ней. На мужских пальцах, на каждой точке кожи, которой они касались.
Качка убаюкала всех. Водитель и так не смотрел никуда, кроме дороги; голова Дэна лежала на подголовнике. Видимо, зона начала перехода не так уж близко. Ассистент, отвернувшись в сторону окна, тоже дремал.
Только она. Только док. И их собственный мир.
Лика хотела, чтобы рука сдвинулась, – отчаянное, жадное желание. Почему-то ей до дрожи хотелось ощутить эту руку где-нибудь ещё, где угодно. На плече, например, на груди, на животе. Уже глупо себя спрашивать, откуда эти желания, бесполезно. Логика, наверное, осталась в отеле, в том номере, от которого она вернула ключи, – дальше наитие, чувства, интуиция.
Может, он почувствовал, а может, хотел этого сам (ей показалось второе), но док вдруг исполнил Ликину мечту – погладил её лицо пальцами. Очень осторожно, очень нежно, почти по-отечески. И ей вдруг стало ясно, что отнюдь не она ведёт эту партию, что любую партию всегда будет вести он. Что он сильнее, чем ей казалось, «выдержаннее», надежнее. Хотя куда уж больше положительных качеств? Она и в имеющиеся, кажется, влюбилась, как пятиклассница.
Её погладили по щеке как фарфоровую статуэтку – осторожно, бережно, и, если бы не горячая волна со стороны дока, Лике бы казалось, что у него и есть те самые «почти отеческие чувства». Просто «докторские» – позаботиться, защитить. Но нет. Что-то в переплетении их энергий заводило его сильно, и она физически ощущала, как надежно он держит себя, как тестирует за последние минуты самоконтроль.
И всё же рука…
Когда он коснулся её губ, будто проверяя их мягкость, желая уловить жар её дыхания, по Анжеле впервые прошла волной дрожь. По груди, по всем мышцам спины, даже по мозгу. И док улыбнулся, приложил палец к своим губам, глазами сообщил – «мы будем играть в это тихо».
Он гладил её – она молчала, хотя очень хотелось застонать. Хотя бы замычать. Ласкал её шею, перешёл к ямочке между ключицами, и Лика ощутила, что её дыхание становится всё тяжелее, а низ живота – всё требовательнее. Боже, это всего лишь палец, но в этом пальце был сосредоточен секс в чистом виде. Док излучал наслаждение – она напитывалась им как губка. Зачем она позволяет это? Хуже – зачем она мечтает об этом? Но ей никогда не было так хорошо, как теперь. Один-единственный момент во Вселенной – другие попросту не существуют.
Когда мужская ладонь, сдвинувшись, невесомо накрыла её грудь, сосок тут же поднялся, как часовой, ему не помешала даже чашка лифа. Губы пришлось прикусить. Док, конечно, поиграет, он не позволит себе слишком много; Анжела была в этом уверена, и уверенность эта перемешивалась с досадой. Ему, наверное, не позволено, не положено должностью; может быть, это тоже карается, как ранее говорил Дэн…
Дэн спал; машину всё больше трясло на неровных дорогах. Поворочался ассистент. Лика не могла унять желание соединиться с тем, на чьих коленях лежала. Сама не знала каким образом, как. Казалось, она пьёт его энергию, дышит ей, и чем больше дышит, тем больше ей хочется. Глубже, сильнее и плотнее.
Рука переместилась на живот, погладила вокруг пупка.
«Здесь он остановится, – думала она. – потому что это игра». Потому что субординация. Она могла трассу прорисовать там, где её касался чужой палец. Чувствовала себя топографическим полотном с отметинами. Если прочертить линию от «старта» до «финиша», то можно будет кидать кубики…
Она шумно выдохнула, когда ладонь дока легла ей на лобок. Лика вжалась затылком в его ноги. Ей нельзя дёргаться, ей нельзя говорить, нельзя стонать. Всё должно быть тихо. И держал в своих глазах взгляд напротив – незнакомец только что переступил черту, которую – она была уверена – не переступит.
Ладно, это всего лишь джинсы… Пальцы сквозь джинсы – не считается.
Анжела закрыла глаза. Знала – взгляд выдаст её с потрохами, в нём док прочитает призыв продолжать. Нет, она хотела посмотреть, что именно он сделает сам, на что решится. Она не будет его подбадривать, подыгрывать ему, указывать дорогу. Пусть проявит себя таким, каким является – либо просто врачом с субординацией, либо тем, кого она ощутила внутри. Кем-то очень жарким, огненным и безудержным, несмотря на самоконтроль.
Его ладонь без движения – её промежность как вулкан, готовый взорваться. Конечно, сейчас безымянный нейрограф сообщит ей взглядом: «Окей, поиграли – и будет». Отнимет руку, вернёт её на шею или куда там ещё. И остаток пути ей придётся бороться с пустотой внутри. Не привыкать, но так не хотелось, отчаянно не хотелось…
И вдруг он сделал то, чего она не ожидала – вытянул край блузки из-под ремня её штанов. Чтобы освободить щель. Анжела не верила, не могла поверить. Он же… Доктор спокоен, он тих и уверен в том, что делает.
Зрачки её глаз расширились, когда его ладонь аккуратно втиснулась под джинсы. Под плавки. И да, спасибо её плоскому животу, места для неё хватило, не пришлось расстёгивать ремень, греметь пряжкой.
Она попала на небо, когда пальцы коснулись её клитора. Так, наверное, было нельзя, так, возможно, было запрещено. Законами – теми или этими, – этикой, моралью, принципами… Ей было всё равно. Она только резко повернула голову на бок и прикусила губу, когда скользкую промежность начали поглаживать. Очень нежно. Именно там, именно так, как нужно. Вторая его рука на её лбу – мол «тихо, девочка, тихо». И, кажется, доку очень хочется сжать в пучок её волосы. Его пальцы ласковые, очень неспешные, но жар такой, что у неё мозг расплавился, у неё голова давно уже упирается во внушительный бугор.
Она молила саму себя не кончать. Но с ним это был заведомо проигрышный вариант – он трогал «слишком правильно». Нельзя кричать, нельзя стонать, даже дышать нужно тихо. Как она будет, когда придёт финал? Лика же оглушит криком весь салон, она разбудит ассистента, когда задёргается. Ей бы не рисковать, но уже поздно – внутреннюю дрожь нейрографа она чувствовала как свою. И это двойное наслаждение, двойное удовольствие.
Когда настала финишная прямая, Анжела смотрела на него прямо, молила глазами – нет-нет-нет… Зная, что это «Да. Да. Да». Он что-то хотел почувствовать тоже, некую последнюю грань их слияния, и её оргазм вел напрямую к этому.
Когда её взорвало, она как раз успела упереться ногами не в ассистента, а переложить стопы на ручку двери, постаралась не выгнуться аркой.
В самый момент пика и электрических искр, Док накрыл её рот ладонью.
Очень-очень плотно накрыл.
И в момент безумия, посреди полного сладкого хаоса, Лика успела уловить, как его мозг прошибло запредельным разрядом наслаждения.
Она запомнила то, как он под ней вздрогнул. Как выдохнул. Как, тяжело дыша, склонился над её лицом близко-близко.
Наверное, никто не заметил. Возможно. А может, все тактично сделали вид, что спят – ей было слишком хорошо, чтобы думать о других, об осуждении, о собственном стыде. Кажется, она впервые вышла туда, где всегда по-настоящему мечтала быть – в безмятежное спокойствие. Зная, что находится рядом с тем, с кем хочет быть. Этот «кто-то» был так же безмятежен, как и она сама. Сейчас его голова лежала затылком на спинке сиденья, глаза закрыты, а внутри мерцающие искры, оседающие после потрясающего фейерверка – его? Её? Их – хотя половыми органами они не соприкасались.
Док поглаживал её волосы почти незаметно, а Анжела думала о том, что обязательно узнает его имя, они приедут на место, обменяются телефонами. Ведь в другом мире есть телефоны? Она уже поверила в существовании другого мира; сейчас, рядом с ним, она приняла бы любую «правду» – о существовании фей, эльфов, драконов, вампиров. Хорошо бы, впрочем, без последних. А поцелуй Дэна не в счёт… То, что случилось с этим мужчиной, с нейрографом, бывает раз в жизни – она была в этом уверена.
И не заметила, как под мерную тряску авто с этой мыслью уснула.
(Biometrix – 28 Days Later)
Её пробуждение было куда менее комфортным, нежели погружение в сон. Машина на огромной скорости почти взлетала над ухабами; теперь не спал никто. Подняться ей, впрочем, не дали, но Лика и отсюда видела, как напряжены челюсти Дэна. Ассистент теперь держал её ноги так крепко, будто от тряски они могли у неё отвалиться.
Основная проблема заключалась не в этом – ей почему-то было плохо. Всё воспринималось размытым как в дымке. Прозвучал напряжённый голос водителя:
– До входа в межмировую зону десять секунд. Скорость максимальная.
Лика дышала с трудом, сама не знала почему. Ей вдруг, как в самом начале, стало страшно. Она словно на космическом корабле, собирающемся преодолевать межгалактический барьер. Внутри перегрузки, «недогрузки», и все органы перемешались между собой.
– Шесть, – считал тем временем бородатый, – пять, четыре, три…
Пристегнулся со звонким щелчком ремнём безопасности Дэн.
А после толчок.
Она даже не сумела идентифицировать, на что он был похож – на волну? Тугую волну, начавшуюся почему-то не спереди или сбоку, а пришедшую изнутри. И стало ещё хуже, поплыла голова, загрохотало в висках. Её сознание оторвалось от происходящего, поплыло над всем отдельно, будто во сне. И почему-то отдалёнными слышались голоса.
Дока:
– У неё не выдерживает сердце!
«Почему?» – думала Лика – «Всё выдерживает». Хотя она почему-то не ощущала его. Ни собственного тела, ни чужих рук.
– Выброс гормонов? – вопросил Дэн, и она впервые услышала его голос таким. Металлическим.
– Сделан. Но помогает слабо. Пульс уходит.
– До окончания межмирового пространства километр, – снова водитель.
– Держи её.
«Держу» – нейрограф ответил мысленно, но она услышала его мысли, так же как и речь до этого. А ей хорошо – невесомость, удушья больше нет, она парит в этом самом межмировом пространстве, и ей комфортно. Только почему-то одиноко, будто она от всех очень далеко. Или все от неё.
Но неожиданно вернулись плотные ощущения. Это случилось, когда док вдруг влился в неё собой, занял пространство внутри её полей, присвоил её ауру. Нащупал невидимую руку Анжелы, сжал её, а после спросил:
«Далеко собралась?»
Собралась? Она никуда не собиралась… Она…
И только сейчас поняла, что почти переступила порог. Что сердце вот уже какое-то время не бьётся, что она почти ушла. Кома. Вот где она пребывала.
А доктор стал жёстким – таким она его прежде не ощущала, – собранным, работающим на полную и в то же время бетонным. Он с разгона завел её сердце искрой, толчком, невообразимой силой намерения. А после, чтобы пульс вновь не ушёл, он стал всем внутри неё – каждым электрическим импульсом, проходящим по нервным окончаниям.
Только теперь она по-настоящему увидела, насколько ему «не всё равно». Что он готов сражаться за неё до победного, до последнего вздоха – своего или её, – что теперь он точно не отпустит, пока не доставит живой. Он закрыл Лику собой, он сделал её собой, в эту секунду стал для неё всем.
И она какое-то время висела, удивлённая, наблюдая в работе стальные поршни того, чьего имени не знала. Чувствуя его злое в этот момент и горячее сердце. Злое – потому что он не собирался её отдавать.
«Гони!» – хотелось приказать он водителю, хотя тот и так гнал так, что чёртова посудина едва не разваливалась. Но даже для этого не разомкнул губ, чтобы не терять концентрацию, ни микрон её. Она чувствовала пот на его висках и как едва не взрываются от напряжения внутри чужого тела вены.
– Семь секунд до входа до входа в Уровневую Зону, – послышалось спереди.
– Лок?
«Я держу» – мог бы ответить нейрограф, но не ответил.
– Три, – считал бородач, – две, одна…
И новая тугая волна смыла Лику из ставшего привычным пространства куда-то ещё.
– Если бы ни её феноменальная проницаемость, хер бы я что сделал.
Машину больше не трясло, машина стояла.
А фразу эту произнес док, процедил с примесью злой горечи. Адресована она была Дэну.
«На то ты и профи».
Пробуждаясь в очередной раз, Анжела почему-то всё ещё чувствовала чужие мысли.
Она снова была собой. Своим телом, своим сознанием. И ещё ровно бьющимся сердцем. Открыв глаза, упёрлась взглядом в подбородок, к абрису которого успела привыкнуть.
В салоне всё так же темно, хотя снаружи теперь откуда-то лился свет.
– Привет, – прошептала одними губами.
Док вздохнул. Погладил её по волосам.
*****
Он спас ей жизнь. Он сделал для неё больше, чем кто-либо другой.
И да, она в другом мире.
Теперь, шагая за Дэном по дорожке от машины к серебристому зданию в сумеречном пространстве, Анжела ясно ощущала это. Ей бы рассматривать «приуровневую территорию», как они её называли, ей бы дивиться странной конструкции дома, в котором находился Портал в Монтану, как объяснил ей провожатый. Но Лика думала о докторе.
Лок. Так его звали? Как «замок»?
Он и стал тем замком, который защёлкнулся, не дал её пульсу выскользнуть. Лок…
Она почему-то была уверена, что остальные выйдут следом, что вся команда войдет «на базу». Но обернувшись, поняла, что, кроме Дэна и неё самой, никто из авто не вышел.
Насквозь пронзила досада.
Ей нужно его увидеть, ей нужно с ним поговорить. Потому что он всего лишь спросил: «Как ты себя чувствуешь? Можешь идти?» Конечно же, она полагала, что он пойдёт вместе с ней.
Но док остался в машине.
Так не может быть, так не должно быть. Так не расстаются.
– Дэн…
– Да?
Мужчина в чёрной футболке шагал быстро.
– А… – она не успела даже задать вопрос, как её, остановившуюся на пороге, втолкнули внутрь.
– Входи. Здесь воздух изменен, здесь небезопасно. Остальное внутри.
Для неё всё смешалось – слишком много впечатлений. Яркая комната, она посреди неё, огромный незнакомый мужик вводит данные в наклонную сенсорную панель. Её попросили просто постоять, после – назвать имя. Почему-то не хотелось рассматривать убранство и, вместо того, чтобы глазеть на то, что находится снаружи – хотя бы на того же «голиафа» в пару метров ростом, – Лика залипала во внутреннем мире, в своих тревогах.
Сейчас их окончательно разделят, её отправят через некий Портал куда-то далеко, в город. Эта пустошь останется здесь; команда, скорее всего, уедет обратно. Как потом связываться, как найтись снова? Нельзя расстаться, не поговорив.
Даже Дэн назло куда-то исчез.
Тело Лики сканировали лучи, начинающиеся в потолке и заканчивающиеся в полу. Они бороздили её одежду, лицо, иногда посылали «зайчики» в глаза.
– Расставьте руки в стороны. Теперь верните на место.
Она ощущала себя новобранцем, прибывшим служить в армии на чужой планете.
А спустя минуту из раскрытой двери, из смежной комнаты, вдруг услышала знакомые голоса. И его, Лока, в том числе.
– Я хочу с ним поговорить, я должна. Слышите? Можно?
Она сошла с некоего невысокого постамента, вращающейся платформы.
– Кто вам разрешал двигаться?
Ей и запретить никто не мог.
– С нейрографом! – сказала она очень громко, так, чтобы до громилы дошло. Но он вдруг рявкнул на неё.
– Стоять! На колени. Взгляд в пол!
Анжела не собиралась ничего подобного исполнять, но её будто ударили под дых. Слова высокорослого незнакомца прошили её разрядами, и тяжёлое тело рухнуло вниз. Подкосились ноги. Опустилась голова. Теперь Лика находилась в позе раба – ах, вот как, оказывается, здесь себя ведут с новичками? У неё не двигаются ни руки, ни ноги, голова не поднимается, пошевелиться не удаётся.
– Мне нужно поговорить с нейрографом! – заверещала она что было мочи. Но ей приказали «молчать».
– Зачем ты так жёстко обращаешься с нашей гостьей?
Она узнала бы его голос из тысячи.
Перед ней, стоящей на коленях, показались коричневые ботинки, попали точно в фокус застывшего взгляда. Док опустился на корточки; теперь Лика при ярком освещении отлично видела его руку с тату-змеёй на фаланге большого пальца. От бессилия – этот маньяк приказом поставил её на колени! – хотелось не то рыдать, не то орать. Но перехлестнуло облегчение, когда нейрограф мягко попросил:
– Урин, отмени свои приказы.
– Ей запрещено видеть твое лицо.
– Значит, этот не отменяй.
Здоровяк что-то недружелюбно пробубнил, внутренние оковы спали.
– Пойдём, – док протянул руку, – поговорим.
И она бы радовалась на полную, если бы могла поднять на него глаза. Тело двигалось, язык тоже. А вот взгляд – взгляд только в пол.
Хорошо, что в помещении, куда он её привел, судя по звукам, – никого. Хорошо, что они одни.
Он поставил Лику у стены; сам так близко, что почти прижат. Погладил её по щеке, вдохнул глубоко.
– Ты зачем так кричала?
Анжела видела пуговицы на стильной куртке. И размыто подбородок – трудно смотреть всё время вниз. Давила обида.
– Зачем он со мной так? Сразу… на колени.
– Он обязан действовать по уставу. Здесь у некоторых случается истерика. Приступ. Всякое бывает.
Ей в эту минуту хватало знакомого голоса; бушующее нутро успокаивалось, когда он звучал.
– Я просто… хотела… с тобой поговорить.
– Я здесь.
Док улыбался. Ей пришлось закрыть глаза – так было проще. Не напрягались окологлазные мышцы, хотя бы удалось поднять голову.
Что-то нужно было сказать, что-то правильное, очень важное.
– Спасибо, что помог мне… в машине.
Прозвучало странно, двояко. И больше всего Анжела боялась услышать фразу «Это моя работа», хотя именно это предложение должно было венчать конец диалога. Но не услышала ничего. Только почувствовала отголосок напряжения в стоящем напротив человеке – ему помнилось, что это было непросто.
– Всё хорошо теперь. Скоро ты отправишься дальше.
– Мы увидимся ещё?
Она не могла не спросить.
– Возможно. Жизнь длинная.
Очень ровная фраза, ни о чём не говорящая.
– Тебя зовут Лок?
– Тебе не положено знать мое имя. Мы – просто проводники.
– Для меня… не просто. – И только потому, что нейрограф молчал, добавила. – Ведь и для тебя это было… «не просто»?
«Ведь ты не с каждой…». Не с каждой делаешь «это».
Ужасно, но она боялась знать. В конце концов, в салоне звучали слова «гормональный выплеск» – может, её оргазм тоже был частью его работы?
– Ангел, – док говорил мягко, и её будто гладили изнутри. – Не впадай в иллюзии. Я перевожу двух-трёх человек в день – это моя работа. Слежу за их состоянием.
– Я хочу увидеть тебя ещё раз…
– Для чего? Ты теперь здесь, и тебе встретятся на пути очень красивые, очень сильные, достойные мужчины.
«Я хочу тебя» – она не должна была сообщать об этом так прямо, но, кажется, всё её тело излучало в данный момент флюидами схожий смысл. Попыталась снова открыть глаза, посмотреть на него – поняла, что при попытке поднять взгляд блокируются мышцы шеи и происходит расфокусировка, опять закрыла их. От досады почти стукнулась затылком о стену.
И в этот момент док поцеловал её. Не смог удержаться – она почувствовала. Лика впервые почувствовала его по-настоящему – не только руку, не только иллюзию о том, как это было, если бы они слились, но и первое настоящее касание. И поплыла голова. Она бы позволяла ему целовать себя вечно, она бы не сумела отлепиться от него. И в поцелуе этом не было ничего целомудренного, он был жадным, жарким. Док наградил им не её – себя. Анжела это чувствовала. Он хотел ощутить её ещё раз, он, как и она, жаждал контакта, но в какой-то момент прервал блаженство, прервал поцелуй. Только губы его остались очень близко, дыхания сплелись.
– Нам запрещён контакт с «новичками».
– Но ты… касался меня.
– В машине я мог – нейтральная зона, другие полномочия.
– И поцеловал только что.
– Потому что здесь ещё не Монтана. Это для меня последняя возможность дать себе волю, объяснить это в рапорте «необходимостью».
Анжеле эта «необходимость» после будет нужна пожизненно.
– А дальше?
– А дальше… у тебя будет прекрасное будущее.
– Ты уходишь, потому что я… «новенькая?»
«Чёрт». Он не сказал это вслух, но окутался раздражённой дымкой. Коснулся её губ снова, прикусил нижнюю, поцеловал в уголок рта.
– Ты делаешь это снова…
– Да. Но это не одно и то же, что войти в тебя на полную.
