Kitabı oku: «Спаситель», sayfa 3
– Жену не видел так давно. Мы никогда не разлучались на такое количество времени. Интересно, как она, – человек, коротко постриженный, что сидел справа от меня, низкого роста, часто оборачивался, когда позади никто не шёл.
– Удивительно, как тебя не забрали, – указывая в мою сторону, теперь заговорил мужик слева, пережёвывая мелко нарезанную баранину.
– Ох, заскучали мы, без барышень своих, – грубо потрепав мне плечо, незнакомец в красных спортивных штанах с оголённым торсом закричал в ухо, когда проходил мимо.
– Кто меня должен был забрать? – без задержки, вырвался вопрос из обветренных губ.
– Ну, туда, куда всех увезли.
– Он хочет сказать, что мы не совсем знаем об этом. Собственно, поэтому мы здесь, девочка.
– Она – Алиса, мужлан, – все хором засмеялись. Кто-то вступился за меня, но я не узнала его голоса.
– Если ты заметила, мы тут не на пикник выехали.
– Чем вы все занимаетесь? – подойдя сзади, спросило новое лицо.
– Очень хороший вопрос.
Кажется, мои ровесники несильно желали продолжать разговор с брутальным командиром отряда. Густая борода и массивное тело заметно выделялись на фоне костлявых прихвостней. Поэтому, возле костра остались мы вдвоём.
– Наш отряд блокирует западный вход в город от мародёров. Но, кроме них, есть ещё множество причин, чтобы собрать людей. Например, незаконное утаивание женщин и использование их в некорректных целях. Таких мало, но не единицы. Чаще всего девушки тайно сбегают, поэтому найти их несложно. Кроме того, мы ищем информацию, которую от нас тщательно скрывает государство. И не без врагов, разумеется, – большое количество звёзд на плечах, наверное, говорило мне о важности человека рядом, но я не знала, что делать с подобной информацией.
Плотная, чёрная растительность на лице почти полностью скрывает лицо собеседника. Лишь тусклые глаза, на которые падает веко, могут рассказать о тяжёлой доле мужчины напротив.
– До сих пор мы не знаем, в каком месте держат наших супруг. Нам не докладывают, хоть мы уже давно зарекомендовали себя, как неплохие наёмники. Но знаем наверняка, что корпусов много. И сделано это, чтобы избежать распространения болезни. Пока дезинсекторы убирают очаги во влажных районах.
– Значит, мужчинам ничего не угрожает?
– Настолько, насколько женщинам – нет. Поэтому, я надеюсь, что Гоша найдёт лекарство для тебя. Если ты действительно была заражена и не погибла – это чудо.
– Чудо?
– Вакцины не существует, всё, что предлагают учёные – это крио капсула на неопределённый срок. Ну и затормаживающие процесс редкие лекарства. Поэтому, на твоём месте, я бы подумал о госпитализации, тем более после того, что с тобой случилось.
– Я не могу так поступить.
– Надеюсь, у тебя на то веские причины. Мне доводилось встречаться с людьми, кто охранял те корпусы. Кроме женщин, внутри никого нет. Их постоянно проверяют на наличие болезней. О всех трепетно заботятся, чуть ли не задницу за тебя подтирают, – он засмеялся, но ненадолго. Будто смутился быстро брошенных слов и сменил тему.
– В любом случае, ты подумай. Такая молодая, жить и жить. Будет очень обидно, если ты сваришься, – наверное, сейчас ему грустно, потому что мужчина не смотрит на меня.
Не знаю, почему старик ушёл, но я тоже последовала в свободную палатку. Внутри на невысоком, коричневом комоде стояла масляная лампа, чуть дальше заправленная кровать, деревянный стол, стул и парочка пыльных книг. Вход завешивался толстой тканью и одеялом из лебяжьего пуха, видимо, чтобы ночью в щели не задувал холодный, горный ветер. Эта комната, в сердце леса, отличалась от моей старой спальни. Нет широкой кровати и окон во весь рост, но, почему-то, здесь лучше. И я должна узнать, что кардинально меняет её.
Сильно похолодало. Наружу выбрались, слегка одурманенные дешёвым зельем, певцы. Позаботившись о красоте костра, они, собравшись в маленький, плотный круг, достали из чехлов гитары, на которых давным-давно облез тонкий лак. Они пели быстрые, чёткие мелодии, будоража настроение окружения, иногда переключаясь на что-нибудь размеренное и спокойное. И чем дольше шёл вечер, тем невнятнее становились припевы.
Так, спустя несколько часов, ко мне заглянул на огонёк один одичавший зверь в красных спортивных штанах. Смуглая кожа, чёрно-каштановые волосы, брови и знакомая мне улыбка с похабным намерением. Я знала, зачем солдат пришёл в покои, потому что однажды, его рука касалась меня под одеждой.
Наступило ранее утро, а веки до сих пор не сомкнулись на равнодушном лице. Потому что всё ещё, из дальней палатки, на крае лагеря, раздаются мужские стоны. Пока возле входа спят на влажной траве пьяные солдаты. Мои гости, все, без исключения, оставляли после соития деньги на комоде, когда ожидающий уже снимал штаны. Не знаю, сколько их за ночь пришло ко мне, но последний гость не успел закончить начатое. Ведь Гоша вернулся раньше. Озверев от ярости, он закричал, разбудив всех в округе, схватил гостя за рукав и потащил за собой по грязному полу. Торчащие из-под войлока палки, плотные растения царапали незнакомцу спину, доводя его до истерики.
– Что здесь происходит, Алиса? – толкая мужиков, что спали подле палатки, Гоша разговаривал громко и чётко, чтобы я наверняка услышала. Грубыми толчками, ударами, он будил гостей, выпроваживая каждого очень тяжёлым взглядом.
– Они попросили меня помочь им.
– Помочь? Что ты несёшь? – цепляя крючок за одеяло, он напрочь закрыл вход изнутри. Теперь мы остались одни при тусклом свете масляной лампы.
– Я не понимаю, почему ты злишься.
Гоша обернул меня колючим полотенцем и посадил на комод, сделав брезгливое, унылое лицо.
– А я не понимаю, почему не злишься ты! Алиса, у тебя недавно был выкидыш, ты почти умерла из-за своей незаконной деятельности. И теперь продолжаешь, здесь! После того, как я вытащил тебя оттуда! Прекрати позволять всем без разбора трогать себя, словно игрушку. Ты не вещь, Алиса, а живой человек, у которого есть границы. Нерушимые, слышишь? – он оживлённо жестикулировал, топтался, иногда осматривал комнату и глубоко дышал, прерывая фразы.
– Да.
– Я знаю, что тебе нелегко, поэтому, пожалуйста, послушай, – Гоша встал напротив, положив, крепко сжатые, ладони на комод, недалеко от меня, но не касаясь, – если ты не захочешь себе помочь, никто этого не сделает за тебя. Я здесь, рядом. И не брошу. Только обещай мне, что справишься.
– Пожалуйста, скажи мне, что надо делать, – всматриваясь в глаза, которых, из-за тусклого света совсем не видно, я забыла о дыхании.
– Злиться. Кричи, ругайся, говори, какие они животные, но не молчи, прошу тебя. Ты не будешь держать всё в себе вечно, – теперь он схватил меня за плечи, легко, но быстро отпустил.
– Ты останешься со мной? Сейчас?
– Если я тебе нужен, конечно.
Его искренняя доброта протёрла мои вспотевшие, блёклые глаза. Наверное, те парни пользовались глупостью и равнодушием одной слабой девочки, чтобы спустить негативные эмоции. В Гоше я не вижу подобных намерений. Он заправил, насколько возможно, чистую постель, переодел меня и умыл перед сном. А когда мы уснули, ближе к утру, совсем рядом, прижавшись спинами друг к другу, я поняла, насколько Гоша большой.
Новый день встретил нас истерикой. Ливень шёл стеной, полностью уничтожая видимость. Солдаты, одетые в жёлтые дождевики, ловили блуждающие по лагерю палатки. Нам с Гошей повезло чуть больше. Основа выдержала мощный ветер, поэтому, мы доспали положенные восемь часов. А когда время перевалило во вторую половину дня, наш путь продолжился верхом на металлическом друге, который, по удачному стечению обстоятельств, стоял вблизи спальни.
Горная дорога без асфальтового покрытия усыпана крупными камнями, лужами, вследствие обильного дождя, и мусорной травой с колючками. Машина иногда тряслась, падая в низины, разгоняясь на плавных возвышенностях. Каждой частью тела я испытывала недуг, вызванный этой неблагоприятной дорогой.
– Нам ещё повезло, смогли выехать незаметно.
Да, так Гоша сказал, крепко удерживая потёртый руль. Всё его внимание сконцентрировано на пути. И несмотря на бесчисленные препятствия, водил он аккуратно, сдержано, если можно так выразиться. До встречи с ним, всегда моя чаша малейшего здравомыслия склонялась к пути наименьшего сопротивления, где проще. Сейчас перевес явный, в его сторону. Подсознательно, я доверяю ему больше, чем собственному, больному мнению. И всё же, есть в нём то, что сильно выделяется. Ни внешность, ни теплота рук, что-то ещё, о чём, мне никогда не догадаться.
Нескончаемое разбрасывание моего тела по квадратному салону закончилось спустя шесть часов. Тогда пейзажи с гладких пожелтевших лугов сменились на небольшие холмы в зоне досягаемости. За одной такой возвышенностью находился разрушенный парк развлечений. Я не сразу заметила постройку, потому что во время пути Солнце незаметно скрылось за горизонтом.
– Ты можешь держать меня за руку, если боишься, – хлюпая здоровенными походными ботинками в гуще незастывшей грязи, Гоша не отходил от меня, невзирая на сильную разницу длины наших шагов.
Неведомая сила притягивает к нему. Наверное, потому что он первый, кто рассказывает о тех искренних вещах, которых мне не хватает. Ведь не всё делится на истину и ложь. Порою люди обманывают себя, вводя в заблуждение окружающих, включая близких. И то, в каком болоте они проснутся, вина коллективная.
Поэтому, я не отказалась от помощи, прижалась к крупному, надёжному плечу. Медленным, размеренным шагом мы вышли на влажное асфальтовое покрытие, местами пробитое до неизвестной глубины. Иногда на дороге Гоша подхватывал меня, чтобы перебросить через лужу, уводил в сторону, когда в мгле костлявая нога могла споткнуться о торчащую арматуру. Ведь разбитый асфальтовый путь, с перевёрнутыми знаками и белыми крупными следами, не предвещал ничего спокойного.
– Я уже был здесь, когда моей дочери исполнилось три. Мы с женой хотели сделать ей сюрприз, а она всё верещала, что ждала пони.
Темнота сгущалась нещадно быстро. Настолько, что лица Гоши совсем уже не видно. Лишь по голосу понимаю, что ему печально, от колкого прошлого.
– Здесь стояли ларьки, детям мороженное, а взрослым глинтвейн. А возле входа страшный клоун раздавал всем цветные гелиевые шары.
Скрип ржавой калитки, что доставала по грудь. И мы внутри. В кромешной тьме трудно что-то разобрать, я вижу лишь размытые силуэты, которые ничем не помогают. Унылая фантазия и отсутствие желания не позволяют мне заметить больше положенного.
– Стой здесь, я сейчас вернусь.
Моя путеводная звезда исчезла так же быстро, как появилась. В один миг тёплый, влажный воздух замёрз, принося раздражение и сухость внутри носоглотки. Но дикий плачь в пустыне прервался молнией с небес. В один миг, блеклый пустырь засиял морем падающих звёзд. Они тлели, переливались, озаряя, кажется, весь мир праздничным настроением. И даже в моём, безжизненном взгляде, отражался их манящий свет.
Гоша вернулся тихой поступью, без слов, положив ладонь на холодное плечо. Мы не смотрели друг на друга, не обмолвились крылатыми фразами. Ведь в застывших глазах, где царило спокойствие и мрак, родилось сокрытое счастье.
Миллионы радужных огней сопровождались расслабляющей, тихой музыкой. Гордые жеребцы, кружась в вечном танце, раскачивали соседний стенд с фигурками экзотических животных из обгоревшей пластмассы. По левую сторону от входа лежало сломанное гигантское колесо, которое уже никогда не возвысится над бескрайними полями. А за ним, слегка помяв красный, ребристый козырёк, стеклянный автомат со сгнившим попкорном.
– Мы нашли это место случайно. Я совсем позабыл про него. Так давно не был здесь.
– Я не видела ничего подобного. Хотя о существовании, конечно, догадывалась, почему-то. Какие эмоции вызывает у тебя это место?
– Радость. Мой отец был всегда слишком занят, чтобы водить меня по таким местам, поэтому я наблюдал со стороны. Сейчас во мне играет взрослый ребёнок, которому всегда давали мало внимания.
– Значит, ты тоже несчастлив?
– Несчастлив? – Гоша заметно удивился и посмотрел на меня, прогуливаясь лёгким шагом, – нет, вовсе нет. Несостоявшиеся родители – лишь этап, а не вся моя жизнь. И я их не выбирал. То, что произошло, апокалипсис, заметно пошатнул мою веру в лучшее, но я – часть военной группировки, которая борется за правду, только потому что до сих пор надеюсь на мир.
– Я не хотела тебя разочаровывать, просто…
– Алиса, не оправдывай свои поступки. Мы здесь, чтобы помочь тебе, а не сделать хуже. Просто будь собой.
Гоша до сих пор верит, что во мне ещё теплится человеческая сущность. Может, я действительно способна избавить себя от страданий? Начать, хотя бы немного, чувствовать пальцами что-то, кроме холода.
Мы разбили лагерь там, где не звенела громко музыка. Имея в арсенале все навыки для выживания в диких условиях, Гоша развёл костёр, организовал спальное место и, даже, оборудовал для меня небольшую уборную с проточной, тёплой водой из старого бойлера парка аттракционов. А на ужин приготовил горячую порцию фасоли с тушёной говядиной.
К сожалению или счастью, мы не разговаривали. Миллион хаотичных, беспорядочных слов крутились вокруг моей головы, но не досягали предельно скованного рассудка. Поэтому, я заснула на плече нового союзника.
Опускаясь каждую ночь во тьму, будто умираю. Ничто не снится, никто не приходит, и всё, как в замкнутой цепи, возвращается на места. Только еле ощутимая мгла, глубже проникает в каменную сущность.
Утро началось шумно. Появившись из неоткуда, несколько грузовиков, переполненных экипажем, заправлялись бензином из ржавых, алюминиевых канистр. А солдаты, одетые в гигантские бронежилеты и тёмно-зелёные каски, отдирали забившуюся грязь под колёса.
Среди толпы невзрачных людей, я искала Гошу. Тепло человеческих рук ещё не испарилось, поэтому, он ушёл недалеко. Рыская быстро-быстро глазами, нашла энергичную, но взволнованную пропажу.
– Алиса! – закричал юный авантюрист, – ты проснулась? – звучало, кажется, риторически.
Лёгкой трусцой, огибая мелкие лужицы и дыры в старом асфальте, где местами проросла дикая трава, Гоша подбежал ко мне, согнув руки и прижав к груди. До сих пор не могу понять, что происходит вокруг.
– Я должен уйти, – он говорил быстро, пока по щеке скатывался горячий пот.
Наш рост сильно разнится. Поэтому Гоша сел на корточки, положив вспотевшие ладони мне на плечи.
– Я пойду с тобой.
– Нет, Алиса, ты останешься с моими товарищами.
– Куда ты пойдёшь?
– У меня есть незаконченное дело. Оказавшись здесь, с тобой, наконец понял, что должен сделать. Это было так близко, а я не видел, – прикусывая нижнюю губу, он отворачивался, переводил дыхание, на его лице ни капли сомнения, лишь твёрдая уверенность в лучшее, – я должен защищать то, что мне дорого, поэтому не могу всё оставить, как есть. Ребята позаботятся о тебе, только помни, о чём мы говорили. Обещание, – протянув скрюченный мизинец, Гоша улыбнулся, натянув влажную кожу на лице.
– Ты меня бросаешь? – мы переплели наши пальцы, как слабенькие узлы каната, дали обещание друг другу, стали ближе, чем к кому-либо.
– Нет, глупая, конечно, нет, – его эмоции в момент вспыхнули и погасли, – я вернусь сразу, как только поймаю…
– Кого?
– Никого. Как только всё улажу, ясно? – крепко сжимая руку, Гоша ни на мгновение не отворачивался от меня.
Почему он так разговаривает? Я ничего не сделала. Всё, чего касаются мои гнилые руки – разрушается. Почему ты до сих пор смотришь на меня, словно я жива? Что с тобой не так? Ты стараешься, изо всех сил, зажечь во мне давно потухшие благовония. Но все попытки тщетны. Разве ты не видишь? Я мертва, уже давно, только тело моё почему-то до сих пор испытывает лишь… боль. Гнилую, мерзкую, до тошноты…
– Всё будет хорошо, Алиса, – он потрепал меня по голове, как доброго, хорошо знакомого друга.
И, если бы во мне блуждал одинокий свет, он точно бы, засиял. Отпуская, будто последнюю надежду на спасение, я смотрела на отдаляющуюся широкую спину, что махала мне бледной ладонью. Наверное, ты тот, кто действительно, сможет избавить от тьмы. Хотя бы немного.
Следующие дни ничем не отличались друг от друга. Шумные ребята каждый вечер напивались и кричали невнятные песни. А ближе к утру, от ночной дремоты, просыпалась дрозды.
Рассвет, отогревая промёрзлую почву, встречал выбегающих на встречу молодых солдат. Крикливый сержант отдавал приказы так, будто желал надорвать горло. Но, иногда, его менял пожилой мужчина, который почти не разговаривал. Тогда, ехидным шёпотом, кто-то рассказывал про меня гадости. Порою, перед посещением уборной, я находила на пороге разные пожертвования: грязное нижнее бельё, туалетную бумагу, порванные деньги и другие бытовые вещи. Однако, невзирая на утренние подарки, со мной никто не разговаривал, кроме близкого друга Гоши. Ежедневно, он встречает подле палатки-столовой и сопровождает почти всегда, когда случайно находит на территории лагеря. Парень невысокий, молчаливый, с ароматной туалетной водой и шрамом на лбу, что прорезает бровь. В его компании я всегда вспоминала насколько Гоша любит разговаривать.
На днях, товарищ вручил мне скромную баночку из коричневого стекла с белой наклейкой и надписью: «Алиса». Наверное, знакомый решил позаботиться о моём здоровье. Или кто-то другой. Не знаю, насколько можно доверять содержимому, но употреблять таблетки я не стала. Из-за прошлых инцидентов.
Однажды, возвращаясь с завтрака, моих ушей коснулся странный шорох возле медицинской палатки. Будто кто-то намеренно тупым ножом пытался порвать толстую, камуфляжную ткань. И чем ближе палатка, тем отчётливее становился звук. Но я ни одна, кто отреагировала на посторонний шум. Медицинский брат, что курил в стороне и рассматривал горы, тоже направился в сторону скрежета.
Сорная трава, что касалась щиколотки, скрывала за собой колышек и натянутую верёвку, что держала ткань. Там, среди влажный, грязных ростков, под москитной сеткой, где-то на земле, царапая от удовольствия палатку, отдыхала пушистая, маленькая хищница, что кормила отпрысков. Сливаясь с тёмно-коричневой почвой, она была почти незаметна в густой, чёрной шубе. Только местами, выдавая местоположение матери, пищали громко котята. Хищница же тихо пела им, чтобы дети в непроглядной тьме, находили её.
Инстинкты, которые хранились многие миллионы лет в них, работали безотказно, пока в тесный, уютный мир не вторглись люди. Тогда, суровая, но храбрая, мать перестала напевать мелодию и затаилась, не отводя испуганного взгляда с моего пустого лица. Я знаю, что нет страшнее зверя, чем существо, загнанное в угол, тем более, с детьми. Уверена, эта кошка не желает мне зла, она просто защищает то, что ей дорого. Искренне верит, что поступает правильно, потому что по-другому не может. Делает то, до чего я могу лишь догадаться.
– Да уж, надо было тебе разлечься именно здесь, – перекусывая пополам сигарету, мужик в белом халате почесал скудную щетину и приподнял край палатки, – животные тянутся к добрым людям. Знает же, сучка, что я не оставлю её здесь.
Исчезнув быстро с поля зрения, я снова осталась наедине с ураганом, внутри прохладной спальни. На этот раз, причина бесконтрольных диких мыслей из-за инстинкта материнства. Потеряв ребёнка чуть меньше месяца назад, я ни на день не переставала думать о нём. Но какими бы не были намерения, мне никогда не вернуть того мгновения, чтобы исправить ошибок прошлого.
Каждый раз ловя на мысли, почему эта боль терзает меня сильнее, чем сам процесс, я загоняю себя в тупик, где выход очевиден. Но почему такие лёгкие вопросы рвут мою запутанную душу? Если судьба действительно существует, она заливается слезами при виде моих тщетных попыток надеть ботинки, с помощью одной руки.
Добрый доктор в белом халате забрал бедолагу к себе, обустроив внутри большой коробки уютную спальню. На дно постелил стерильную тряпку, напихав внутрь вату, снаружи оставил кружку с водой и открытую банку тушёнки. Теперь, проходя мимо палатки с красным крестом, я всегда навещала подругу по несчастью. Поначалу, она несильно жаловала навязчивые визиты, но со временем привыкла даже к моей скучной компании. Оставляя детишек в спальне, хвостатая выпрыгивала наружу, на колени, продолжая тихие песнопения, вибрируя чуть ниже живота.
Почему ты так тянешься ко мне? Разве я заслужила подобное отношение? Вы очень похожи. Добры, немного безрассудны, но излучаете такое колючее тепло. Похоже, малышка, ты, стало быть, человечнее меня. Но я не забуду. Ничего не забуду.
Визиты к новому другу участились. Молчаливый доктор не задавал вопросов, потому что я не проникала глубже в помещение, чем на несколько метров. Поначалу, не замечала наполнения медицинского кабинета. Но в один из дней, рассмотрела всё подробнее. Вдоль правой стены три зелёные кушетки с прилагающими капельницами, на левой стороне стол, накрытый голубым покрывалом, компьютеры, аппараты, которые давно не включались. В середине, ещё один агрегат с множеством датчиков, цветных проводов и хирургических инструментов, запечатанных в плотные, бумажные пакеты. Вся мебель, кажется, на металлических ножках с колёсами из крашеной резины. Наверное, такое место плохо подходит для содержания дикого животного, из-за нарушения санитарных норм и этики, но никто из посетителей никогда не упоминает мохнатого друга в разговоре.
Посещая медицинскую палатку среди дня, не только при прогулке с другом, я заметила, как сильно зависима от маленькой матери. Часто в голову приходили мысли, что всё не так плохо, наверное. Пока однажды, не возвращаясь с прогулки, я не наткнулась на проблемы.
День почти ничем не отличался от предыдущего. За исключением, что навязанного друга я не видела с утра. Вот-вот опустятся сумерки, поэтому, не подозревая, торопилась домой, пока холодный, порывистый ветер не догнал меня. Но отвернув не вовремя голову, осмотрев окрестности на наличие человека, что произнёс моё имя с явным искажением, столкнула с ног парнишку с голым торсом, бегущего из сауны в бар. В ладони он держал приоткрытую бутылку с замазанной чёрной этикеткой. При столкновении, от испуга, наверное, парень выбросил сокровище, стекляшка упала на резиновые, сапоги с металлическим носиком и разбилась. Мне неизвестна ценность жидкости, но, судя по искажению некогда довольного лица, солдат разозлился.
– Смотри куда прёшь, профурсетка, – сильный толчок в плечо выбил равновесие, из-за чего я упала на стеклянные обломки, немного поранив ладони.
– Ты сам виноват, что не обошёл меня, – рассуждая здраво, без эмоций и скептицизма, ответила ему. Мне не остаётся ничего, кроме оценивания ситуации с холодной точки. Но наблюдая за лицом собеседника, я поняла, что ошиблась. Человеческие эмоции слишком сложны и запутаны, чтобы в одиночку распознать всю подводную, глубокую их природу.
– Тебя мало пиздили что ли, девочка? – звучало риторически, – Гоша привёл бутылку для кончи и забыл надрессировать её? – на его громкий голос реагировало всё окружение. Люди перешёптывались, не понимали откровенной злости солдата, который склонился надо мной, как высший зверь.
– Ау? Я с кем разговариваю? – щёлкая пальцами перед замершим лицом, парень повысил тон и сел на корточки, – ты вообще живая?
Я не знаю. Если бы кто-то смог ответить на этот вопрос. Наверное, я оказалась здесь зря. Мне нет места среди них. Я не получу заветных ответов, что требует моё сердце. Но бездушно уйти не могу. Обещала. Знаю, что Гоша пойдёт меня искать. А если что-то случится, точно сойдёт с ума.
– Слушай, ты чего к ней пристал? Сам ходишь тут в дрова и орёшь ещё что-то? – незнакомый мне сержант, приподнимая собеседника крепким хватом за плечо, отвёл в сторону перепугавшего народ пьянчугу.
Наверное, он был прав. Слишком долго позволяла делать с телом всё, что только не убивало меня. Поэтому его выводы более логичные, чем мои. Только вот, от признания внутри не стало легче. Наоборот, песчаная яма сильнее засасывала остывшие зачатки рассудка. И только ожидание Гоши оттягивало неизбежный конец моего здравомыслия.
После столкновения я долго не выходила из палатки. Иногда товарищ посещал меня, убеждался, что таблеток стало меньше. Конечно, ежедневно, одну своими руками я сбрасывала в яму уборной. Не уверена, что такие поступки не предвещают ничего плохого. Однако, не могу упустить хотя бы малый шанс на искупление. Кто знает, какие последствия будут из-за приёма препарата?
Однажды, мне пришлось выйти. Как оказалось, повара следили за моими посещениями столовой, поэтому, из-за прогулов, пожаловались сопроводителю. Он не злился, не ругал. Но теперь, как по расписанию, я хожу с ним на завтрак, обед и ужин. Иногда, перед сном, Артём приносит тёплое молоко или чай с лимоном в комнату, желает хорошей ночи и уходит, плотно прикрыв за собой занавес. Почему-то раньше я не замечала, с каким взглядом он оставляет меня. Веки опущены, голубые глаза всегда ищут мои, а руки боятся коснуться. Наверное, в его жизни есть ещё кто-то, о ком он заботится. Но никогда не расскажет мне. Жаль.
