Kitabı oku: «Ратибор. Капель первого круга», sayfa 2
Такое нововведение, потребовалось из-за того, что ослабленная в западных владениях Тартария, была вынуждена оставить, исконные земли в Антском Царьграде и Малой Тартарии. После чего, приморская Тмутаракань к стыду детей Тарха Перуновича, также перешла под покровительство Константинополя и была переименована в Византийскую Тамтарху. Потеря портового города, важного для оживлённой, международной торговли, вынудила Совет Тартарии, пойти на такой унизительный, но упреждающий негативные последствия, неизбежный шаг…
Вот почему Мирослав, в сопровождении отца Ратибора и матери Глаи, во главе родни и друзей, общим числом о сорока душ, вышел из Тамтархи и направился вдоль скалистого побережья, к известной рыбацкой бухте, пригодной для строительства нового, Посольского поселения, державной Тартарии. Между прочим, бережно прижимая к груди, припрятанный за пазухой Посольский ярлык , державную печать и мешочек с казной, как новоявленный поселковый староста и бессменный казённый муж. Который отныне, как никогда прежде, стал первостепенно необходим, своей многострадальной Родине, для ведения приграничных дел и отправки важных донесений.
Таким образом в лето шесть тысяч шестьсот тридцать четвёртое, на берегу Рысьего моря, было основано наше родовое, Посольское поселение Тары, которое с привлечением вольного люда, спешно расстраивалось и благоустраивалось. Поскольку Державный Совет, ожидал череды новых потрясений, на западных рубежах Великой Тартарии. Ввиду того, что олонесь на престол мятежного Киева, сел заморский ставленник Ромеев – Гарольд Говидсон, сын Гиты Уэссекской и внук Англо-саксонского короля, Гарольда Второго, крещёный христианскими чернцами, в услужение богу Ягве. Известный в дальнейшем, как Мстислав Владимирович Великий, правление которого, обещало быть разрушительным, для державных основ, в землях Рысичей.
Начиная с тех, памятных пор, наше поселение Тары на морском побережье, стало прирастать численно, народились родичи и мой отец Казимир. При том, что среди пришлого, испросившего разрешение на поселение, разного люда, были греки из Тамтархи, недовольные гнётом, из-за возросших Византийских податей, а также беглые половцы, вырвавшиеся из агарянского рабства. Помимо державных дел, в Таре процветало рыбацкое дело и что особенно не понравилось, новоявленным правителям Тамтархи – начала успешно процветать, приграничная с Византией, беспошлинная торговля!
Поскольку через поселение Тары, купцы в чине послов Тартарии, беспошлинно сбывали в Византию изделия металлургической промышленности, драгоценности и пушнину, а на обратном пути, проживая в посёлковом кремле, набирали молодёжь рысичей и греков, для работ в копях и металлургических плавильнях, на рудниках и железоделательных заводах Тартарии. Коих всегда, было великое множество за Репейскими горами и Яиком.
В лета отрочества, мой отец Казимир, трудился в поселковой кузнице, осваивая приёмы ковки, под началом пришлого половца, по имени Котян. Который после трапезы, по своему обыкновению, зачитывал отрывки, из обветшалой книги Антской летописи, повествующей о первопредках Славяно-Арийской Расы, напутственно приговаривая: «Запомни, родич Козя! В пречистой Сварге, что Половец, что Великий Тартарин, ако Рысич, по крови единородные и единокровные братья, начиная от Славских первопредков, прибывших из чертогов Свастики!».
Вот почему Котян, вопреки крепчающей Византийской унии, во главе, господствующих Агарян и своевольных каганатов Колхиды, Киевской Руси, Половцев и Московитов, принимающих христианство и вероломно действующих, супротив Велико-Тартарского Державного Единства, по своему разумению, рода Славян не делил! Что по достоинству оценил, мой дед Мирослав и когда подошло время, охотно сочетал дочь Котяна – Милаву и Казимира, добросердечно и полюбовно!
Правда сперва, всем поселковым скопом, они выстроили добротное, сосновое капище Тары – нашей Даарийский богини. В котором довольные родичи, скрепили Небесный, Православный Союз, моих родителей и вскоре родился Азъ.
Впоследствии, после череды горьких событий, мое счастливое детство в приморской Таре, сменилось на юношеское взросление в северо-западных землях Галатских родовичей. В которые мы бежали. Вот когда, прабабка Глая, прекратила окликать меня челом и стала величать Ратином! Так что, желая соответствовать, звучному имени прадеда, я стал проявлять упорство и начал выполнять, ряд обязательных, ежедневные упражнения, для усиления мышц и развития ловкости. Твёрдо решив стать, потомственным богатуром, чтобы в случае опасности, защитить от нежданной тати, свой новый дом, будущую семью и родовичей…я
Глава 2. Лельные дары
В настин, ночной час, перед восходом Ярилы, тёплый воздух остыл и укутал лес, белесым туманом. В котором глохли лесные шорохи, мои шаги и скрипучие голоса, невозмутимых леших.
Поначалу, Азъ двигался тихо вперёд. Не обращая внимания на влажные, прилипшие к разгорячённой душе, льняные одёжи. За что в награду, Святобор дозволил мне, расслышать плёс озёрных русалок и краем глаза увидеть, как в придорожных кустах, шевелятся строптивые мавки. Принимая лесной порядок, я хоронил взгляд в ноги, если замечал, что из-за мшистых стволов, на меня начинают зыркать, недовольные деревянницы. Не сомневаясь в том, что навьи создания, прознали о моей провинности, перед Велесом и строго глазея, молчаливо винят…
Вначале пути Семаргл уверенно бежал впереди, выбирая торну, однако в плотном тумане, растерял нюх и недовольно пофыркивая, затерялся в тыл, уступив мне право, самостоятельно находить, верный путь. Засим, присматривавший за псом и ехавший поверх заплечного короба, невозмутимый кот, нырнул ко мне за пазуху и пригревшись, затих. Таковы мои помощники, постоянные спутники и благодарные слушатели. Которым в дороге, как повелось между нами, я начал выговаривать…
– Други мои! Ведь неспроста, в нынешний сороковник, я не могу стрелить дичи, за ради нашего пропитания, а всё потому, что Велес осерчал и посылает навет! Наказывает за то, что нежданно-негаданно, столкнувшись в непримиримой брани с оком янным – Горным василиском, Азъ уготованную планиду принял, но нечаянно победил! Так пошто бог доныне, за своего навьего соглядатая, сиречь сердится?! Ведь тот, напал первым!
В ответ, послышалось тихое мурчание Питина: «Веррр-но, сердится незачем». Вскоре глухой лес, сменился редеющим полесьем, а затем пошли насаждения шиповника, ограждающего круг Перуновой поляны. Впрочем, которые быстро закончились и под ногами зашелестела, молоденькая мурава. Туман рассеялся и мне открылся вид Навьего капища, с круглой крышей, покоящейся на шестнадцати дубовых столпах и центральной, возвышающейся опорой, в виде рублёного искусными мастерами, Четырёхликого и семиглазого истукана!
Возле каждого лика, возвышались вросшие в землю, алатырные камни. Выглаженные по верхам, до зернистого блеска, великим множеством выставляемых даров, подносимых богам в соответствии с широко известным, неписанным правилом. Которое гласит, что перед ликом Велеса, волоти укладывают утром, на алатырный камень с восточной стороны, а одноглазой Марене, дары преподносят вечером, после заката Ярилы-солнца и складывают на западный алатырь. При том, что особый порядок кровной жертвы, надобно соблюдать для благосклонности Зверя Скипера и Чернобога! Коим убиенные дары, выкладывают на алатырные камни Полуденного зноя и Полуночного холода.
Под крышей капища, на кружных вешалах, я разглядел пушные дары и сыромятные кожи, промысловым людом привязанные. Коих превеликое множество, как еженедельный прибыток, ближники Четырёх богов, во строгости прибирают, а затем кудесникам, для благих дел и прочих житейских надобностей, во град Листвень отвозят.
Ступив под навес, как положено с востока и приблизившись к многоликому истукану, Азъ сдержанно поклонился, а затем облегчённо скинул, тяготивший заплечный короб. Из которого достал, семейные подношения. Кожаный мешок с прибытком особым, супротив малых паразитов, бесцветным зельем натёртый. Три берёзовых туеска, загустевшего Микулиного мёда и кувшин с лечебной, Глаиной медовухой, а после того, как я подстелил расшитый рушник, то добавил на алатырь ковригу хлеба, жмень сухого гороха и кус солонины.
Теперь настал черёд, показа важного подношения. Посему робея, я развязал горлышко кожаного мешка и вытащил на пересуд божий, пушистую шкуру, карачунистого рыса! Которую расправил в руках и медленно обнёс, вокруг допотопного жертвенника, показав Навьим богам. Искренне полагая, что для примирения с Велесом, подарка достойней и краше, мне не сыскать. Поёлику в нынешний, студёный месяц гейлетъ, я выследил и справедливо стрелил, сего известного родовича, повадившегося Глаиных кур промышлять!
Однако в прочих обстоятельствах, лишать жизни вольного рыса, иначе называемого пардусом, во Славских землях, не принято. Поскольку он, вместе со степным леопардом, Чавинским ягуаром и хиндустанской пантерой, является потомком Снежного барса, которого в доантичные времена, привезли на Мидгард-землю, из лесов Деи и Орея.
Хотя издревле, сей вселенский зверь, проживал на Ингард-земле, во владениях Даждьбог-солнца. Что доподлинно известно, из Трёхуглой книги антов, вместе с тем, что Родина белого человечества, находится в Небесных чертогах Коровы Зимун, Финиста Ясного Сокола, Лебедя и Рыси.
При сём знании, после гибели луны Лели и затопления Даарии, возникло античное поверье о том, что атмы Первопредков Небесной Расы, в облике Белоснежного барса, начали помогать богам, оберегать Вселенский порядок. После чего из Высоких гор священного Вырия, на равнины Мидгард-земли, стали ниспадать Девять священных рек, а образ Белого пардуса, в самоназвании Славских народов, стал необычайно почётен и распространён.
Поэтому из поколения в поколение, в мировосприятии Славских родов, крепло понимание того, что животное Ингард-земли, связанное древним родством, с человечеством Мидгард-земли, имеет полное право, на неприкосновенное существование.
Вглядываясь в грозный лик, бородатого Велеса, мне захотелось узнать, а за какие проделки, он покарал рыса земного, лишив хвоста?! Конечно, задать сей вопрос, я не осмелился, прекрасно понимая, что праздно вопрошающих, бог не терпит. Так что, бережно прибрав шкуру в надёжный мешок, я крепко его подвязал, к капищным вешалам.
Между прочим, обратив внимание, на принюхивающегося Питина и облизывающегося Семаргла, я нахмурился, а затем махнув рукой, в сторону одинокой сосны, попенял обоим: «Не для вас, мои лохматые други, оные заедки выложены. Ступайте в полесье и покуда надобно, меня там обождите». Более не мешкая, я преклонил левое колено и взирая на резную ипостась Скотьего бога, начал изрекать…
– Исполать тебе, древний и мудрый бог! Азъ вопрошаю со смирением, отведи гнев свой и позабудь великодушно, нечаянную погибель Горнего василиска. Поёлику в тот безмятежный час, заслышав раскатистое биение, невидимых крыльев, я лишь недоумённо встревожился, а в следующий миг, вельми спужался! Глазея на вылетевшего из-за дуба, огнедышащего аспида, который без обиняков, харкнул в меня, испепеляющим огнем! Вот почему защищаясь, я выстрелил в него и сразил, попав в синее око…
– Мне хорошо известно, что крылатых аспидов, ласкающих твой взор, со времён Древнего мира, теперь на Мидгард-земле не сыскать, но ведь содеянного не вернёшь?! Засим, ты прими по совести, мои дары и волоти, которые пущай зрят, видоки твои. Твари явные, како навьи лешие и водяные… Коих во множестве, Азъ созываю во свидетели!
Завершая побранное прошение, я трижды поклонился Владетелю горных змиев и трепетно попросил: «Только не отмалчивайся, Родович грозный! Подай знак, ведь мне не ведомо, простил ли ты – мя?». Потянуло прохладой. Ветер зашумел в вешалах и сорвался вниз, как будто некто, здесь незримо присутствующий, вдруг примирительно вздохнул. Насыщая капищный воздух, терпким ароматом хвои, с примесью цветочного разнотравья, от которого моя голова, пошла кругом! После чего, медленно приходя в себя и теряясь в догадках, я изумлённо подумал: «Неужели Скотий бог, знак подаёт?!».
Азъ вышел из капища и направился в полесье, подспудно тревожась о том, пришлись ли, суровому богу по нраву, наши заедки и подношения. На подходе к лежанке друзей, коротавшим время, подле раскидистой сосны, меня вдруг озарило, как оное вызнать! Радостно улыбнувшись и указав пальцем, на макушку дерева, я просительно молвил: «Известное дело, что вы заждались меня, но обождите ещё немного, пока я погляжу свысока, явился ли зверь лесной, али прилетела птица небесная, отведать лакомств божьих?!». Засим, я поспешно скинул заплечный короб и векшей взвился на сосну. Где выбрал надёжную ветку и затаился, осматривая Перунову поляну и Навье капище.
В лучах алой зари, огненная мурава вспыхивала разноцветными красками, отражаясь во множестве капель, луговой росы. Родная ширь, открылась мне в утреннем великолепии, а лесные птицы, встречая Ярило-солнце, защебетали наперебой, громкой многоголосицей. Восторгаясь окружающей лепотой, я с неослабевающим вниманием, ожидал божьего знамения.
Азъ тревожился: «Примет ли скотий бог, моё подношение? Ну а ежели примет, то в каком обличье? Пришлёт к заедкам могучего бера, али Священного волка, а может наперёд, скормит волоти птаху небесному?». Вскоре, из окаймлявших поляну кустов, высунулся чей-то, принюхивающийся носишко, а затем показались любопытные глазки, на плутоватой мордашке… Приглядевшись внимательнее, я благодарно помыслил: «Ага! Скотий бог Елизавету Патрикеевну отправил, дюже рыжую, ако Жарушко!».
Посунувшись вперёд, гостья задирала нос и ловила запахи, после чего, попятившись назад, пряталась в спасительный кустарник. Проделав несколько раз, похожее действие и убедившись в своей безопасности, лиска ринулась вперёд, стелясь по мокрой мураве! Посему её пышная шкурка намокла и потемнела, а шикарный хвост превратился в ошмёток ветоши, который волочился следом, мелькая белесым кончиком.
Когда она забралась под навес, то поднимаясь на задние лапы, проворно осмотрела алатырные камни и обнюхала расставленные заедки, а подле жертвенника Зверя-Скипера, испуганно навострила уши и настороженно облизала, свой чувствительный нос. Почуяв неладное, осторожная лиса, вскочила на алатырь Скотьего бога и выхватив кус солонины, подалась вон! Мелькнув кратким сполохом, в огненной мураве.
Получив хорошее предзнаменование, я воспрял духом и спокойно слез вниз, по раскидистым веткам, тенистого дерева. Возле узловатых корней которого, лежали мои ушастые други и выжидательно глазели на меня. Вернее сказать, Семаргл лежал на ковре из рыжей хвои и добродушно повиливал, своим неутомимым хвостом, а поверх его длинной и густой шерсти загривка, разлёгся привередливый Питин.
Беспардонный кот, заглянул мне в глаза и нетерпеливо профырчал: «Теперь фсё?». На что в ответ, утвердительно закивав головой, я радостно ответил: «Велес принял дары, теперь поспешим домой! Пойдём напрямки, сперва как обычно, вдоль Перунова дуба, а вот далее, минуя кружную дорогу, двинемся по торне, через средний холм. Поёлику в сей час, меня Глая Монионовна, за важной заботой, в горнице дожидается».
По пути домой, мне вспомнилась Вторая быль, рассказанная дедом Мирославом, о моём прадеде Ратиборе и его побратиме Микуле. Из которой, мне доподлинно известно, что они оба, выходцы из Древнего рода Рысичей, который почитает Даарийскую богиню Тару и прибыли в Тмутараканьский каганат, на державную службу из престольного Красного Яра, со священных берегов Гилисси, олицетворяющей просторы Туранского Ханства.
По прибытии в Тмутаракань, на место службы, крепким и видным молодцам, исполнилось по двадцать четыре лета, что подразумевало наступление полной, возрастной самостоятельности. Посему Сколотский князь Борислав, охотно взял парубков, в своё державное войско и двинулся пограничным ходом, в отдалённые земли. Которые раскинулись за морями, на юго-западе от нашей Азиатской Родины, а в прошлые времена, были вотчинами Великой Тартарии.
На чайках лёгких, поплыли они, вдоль берега Рысьего моря, которое эллины именуют Эвксинским, а некоторые Тартарские рода – Чёрным и минув скифскую Тавриду, подошли к устью реки Истр. В верховьях которой, проплыв земли Даков и Фракийцев, они оставили лодки. После чего, пешим переходом, дружины вышли к берегам Срединного моря и одолжив ладьи Мезийских родовичей, пересекли его, в южном направлении.
Благополучно вступив на берега, нашей разграбленной Варварейской вотчины, которую теперь, многие народы называют Айфиопией, дружины отправились в жаркие земли, родовичей Кметов, но минуя оные, двинулись ещё дальше, желая достичь богатых земель Офира. Как они в том походе, своих немногочисленных коней сохранили, я до сих пор не ведаю?! Однако сберегли, а на обратном пути, помогли гостеприимным Мезам, от Ромейских менял и ростовщиков, закабалявших жителей в прибрежных городах, избавиться.
Долгие лета, воевал князь с Ромейскими захватчиками, помогая дружественным странам, а с приходом седьмой лели, при богатой добыче, вместе с поредевшими дружинами, вернулся в родные пенаты. Воротились по домам, возмужавшие и ставшие побратимами, земляки Туранские, да не одни!
Вместе с ними, верхом на белом и тонконогом коне, по Тмутаракани гарцевала, чужеземная дива! Варварейские предки которой, во времена Карфагенского могущества, сроднились с Сабейским племенем Халдеев и взаимно разбогатели, на разработке и продаже золота и алмазов. После чего, в согласно Славяно-Арийского Права, проистекающего из кровного родства Варварейцев с домом Тутмосов, в царстве Та-Кмет, во времена правления царицы Хатшепсут, на берегах Тростникового моря, в приграничных землях Офира, они создали Государство Пунт.
Необычная гостья, приехала во Греко-Славские земли из Офирского царства, по приглашению бера Ратибора, сопровождая в почётной страже, вельми разбогатевшего Сколотского князя. Жители во граде, изумлённо шептались, разглядывая заморскую красавицу и одобрительно ахали, а Тартарские дружинники, при нечаянной встрече, приветственно восклицали: «Слава Родам Наша, долгие лета!». Поскольку осанистая Гелика, не была мирянкой, а Пурпурной всадницей, облачённой в заморские латы, при коротком мече!
Во время галопа, волосы прекрасной наездницы, развивались иссиня-чёрным вихрем, а необычные тёмно-синие глаза, излучали умудрённую твёрдость и спокойствие. Посему по надобности, Микула обращался к девушке почтительно, называя «сестрицей Геликой», а Мирослав, как принято у наречённых, нежно величал «Глаюшкой синеокой».
В наши дни, по прошествии сорока четырёх лет, после похода князя Борислава в Варварейские и Кметские земли, стало достоверно известно, что далёкие царства Пунт и Офир, канули в небытие. Поёлику ещё в посольской Таре, в лета жизни моего отца Казимира, на расспросы Глаи, об успехах в торговле с Офирским царством, новоиспечённые купцы, недоумённо отвечали: «Мы не слыхали о Вашей родине – Пунт и не ведаем, где Офир! Хотя ведём прибыльные торги, в землях Айфиопии и Айгюптоса».
Из державного похода, мой прадед Ратибор и земляк Микула, вернулись в почине державных беров. После чего, их стали уважать, не только Тартарские родовичи, но также большинство Скифских и Сарматских племён, признающих общее для Славян, античное прошлое.
Парой медных алей, почётно закреплённых на груди и выпиской Державных ярлыков, Сколотский воевода Борислав, по достоинству отблагодарил Туранских друзей, за многолетнюю защиту, союзного Великой Тартарии – Офирского царства, от пограничных набегов Аксумских завоевателей. В те лета, заматеревшего и непобедимого парубка Микулу, во Славских дружинах, стали величать Громославом! Поскольку он, превзошёл в силе, ловкости и воинском искусстве, могучих дружинников и наречённого брата Ратибора! После чего, в войсках неприятеля, опережая жестокие столкновения, стал разносится слух, о бесстрашном и непобедимом Рысиче!
Вот когда, в столичном городе Ом, друзьям встретилась и приглянулась небогатая, но мудрая не по летам, знатная Сабейская девушка Гелика, состоявшая в особом отряде Та-Неджерских воинов, сопровождающих своих знатных родичей, послов Пунтского государства, в царстве Офира. Которая вопреки уверенности Громослава, отдала сердечное предпочтение, ухаживаниям богатура Ратибора и став его суженой, приехала в Тамтарху.
Неравнодушный к пунтской девушке Громослав, не стал завидовать счастью, наречённого брата и отгуляв дружкой на свадьбе, подался в дальние земли. Где скитался и чем занимался, свыше четырёх десятков лет, найденный в недавние времена, седовласый Микула, рассказывать не любил. Хотя известно, что долгое время, он служил у Афинского тирана и на беспощадных ристалищах, заслужил прозвище – Всегда Побеждающий Никейон!
Путешественники сказывают, что в тех негодных краях, по сей день, Микулу помнят под чужеземным именем и рассказывают, о его бойцовских победах. В связи с чем, любопытно заметить, что греческое имя Никейон, означает тоже самое, что имя Микула на Родном, рунически-образном Славяно-Арийском Языке!
