Kitabı oku: «По небу плыли облака», sayfa 6
Подвиг 11.
«Буренки» Геры Ионова
В самый разгар осени, в начале ноября, Федюня в назначенную субботу навестил Павлика. Он не стал мудрить с подарком и презентовал другу на день рождения старинную монету и коробку шоколадных конфет, которых дома некуда было девать.
– Это мне?– удивился скрипач, не плохо разбиравшийся в нумизматике. У него, в ящике стола, скопилось много всяких чеканных знаков, от царских гривенников до монгольских тугриков.
– Это тебе на счастье, древняя денежка!– гордо сказал крепыш.– Ее дядя Нестор спер из антикварной лавки, да забыл про нее!
– Я не могу! Она ворованная…– растерянно произнес Павлик.
– Ты бери, и не боись! Их там было – завались!– в рифму настоял Федюня и сложил пальцы очкарика в кулак вместе с монетой. Скрипач, убежденный этим жестом в правоте ценного дара, наверно потому, что так этого хотел, позвал отца, похвалиться подарком.
Юрий Львович сдвинул очки на лоб, пристально всмотрелся в затертый кружок металла и веско заявил:
– Монета серебряная, времен Наполеона Бонапарта! Стоит на рынке коллекционеров не дешево! Откуда она у тебя?..
Пока Федюня соображал и мялся, чтобы такое сказать, Павлик его опередил и, не моргнув глазом, красиво соврал:
– В роду Федора был прапрадед – француз! Монета ему досталась по наследству. В его копилке еще есть… такие же…
– Да?– переспросил Юрий Львович, с сомнением вглядываясь в славянское лицо Федюни с картофельным носом и мясистыми ушами.
– Да, так и есть!– честно подтвердил юный гость, и Павлик увел его в свою комнату, где собрались приглашенные сверстники.
Все уже были в сборе: школьный друг, искушенный в математике отличник, Сергей Филиппов, тоже очкарик, два одноклассника в костюмах с бабочками, так себе приятели, и тихий мальчик из дома напротив. Девочек не было. Павлик, вступив в подростковую пору, стеснялся их и сильно робел, когда они нагло заигрывали с ним.
Праздничный стол был накрыт ровно на шесть персон, ножи справа, вилки слева. Посередине возвышался торт из арбатской "Праги", и три литровые бутыли русского кваса. Еще была огромная пицца с сыром…
Комната Павлика просто ломилась от книг, они располагались в беспорядочном нагромождении в шкафах и на полках, а на полу валялись стопы учебников.
В углу, у окна на икеевском столике светился цветным экраном новенький "Apple", а старенький "Samsung" безжизненно покоился в сторонке. Приглашенные приятели расселись за раскладной стол, и Павлик начал разливать шипучий напиток по бокалам.
Как сказал бы мировой обличитель Савелий, больные и ущербные люди нуждаются в увеселительных гуляниях и разгрузочных выходных, поскольку, не ведая себя, способны натворить черт знает что в трудовых, беспробудных буднях.
Сплоченные предвкушением праздника и сбивчивым поздравлением виновника торжества в шутливых, веселых пожеланиях, голодные ребята с аппетитом налегли на пиццу и умяли ее быстро, как стая шкодливых волчат, и стали бросаться крошками в друг друга.
Когда вошла мама Павлика, гости притихли, скорчив ангельские лица. Она спросила, все ли в порядке и не надо ли еще чего, вроде котлет и или салата. Упредительную женщину сплоченно заверили в полном довольствии и удовлетворении.
Вошел отец и тоже спросил, не пора ли зажигать на торте свечи, чтобы Павлик их задул. Павлик сконфузился, а ребята усмехнулись.
– Что, я маленький?!– возмутился скрипач. Гости деликатно промолчали, ехидно улыбаясь, кроме Сергея Филиппова, который плотно сжал губы, чтобы не рассмеяться.
– Но так положено в порядочных семьях!– поразился невежеству отроков Юрий Львович и обвел детишек невинным взглядом. Федюня не растерялся и произнес:
– Если положено, значит надо! Это даже интересно…
Отец Павлика открыл коробку, возжег уже приготовленные свечи и торжественно поставил на стол роскошный торт перед нахмуренным сыном. Под задорные восклицания юный скрипач глубоко вдохнул и изо всех сил выдохнул в пылающие свечки. К его удивлению, двенадцать огоньков колыхнулись и ни одно не погасло. Все, как будто сговоренные, дружно заржали. Громче всех смеялся Юрий Львович.
– Не огорчайся, сынок!– утешил он Павлика, утирая слезы.– Это специальные свечи, их и взрослый не потушит!
Довольный шуткой, коварный отец загасил слюнявыми пальцами прикольные светочи и, пожелав дальше веселиться, увел расстроенную мать из комнаты.
Павлик не ожидал от родителя такого подвоха в свой славный день рождения и поначалу обиделся. Но Федюня, чувствуя свою сопричастность к данному розыгрышу, умело разрядил обстановку:
– Это еще что! В пять лет, мой дед подарил мне на Новый год конфетку с красивым фантиком. И когда я попытался развернуть ее и дернул за концы, она как хлопнет! Я весь обсыпанный в конфетти, взахлеб ору во всю глотку. Конечно, это была хлопушка! Маманя набросилась на него с кулаками, а дед сказал, что хочет сделать из меня мужика, мол, пусть привыкает к военной обстановке…
– Твой дед – урод!– заявил с прямотой Павлик.– Удивляюсь, что ты не заикаешься после его дурацкой шутки…
– А я заикался целый год, но потом дед меня снова испугал и я перестал. Это случилось на даче. Однажды утром, он вручил мне палку и сказал, что это ружье, и поставил меня в наряд – охранять яблоню от соседских мальчишек. И когда я считал ворон, дед подкрался незаметно со спины и как гаркнет:– « Стой! Кто идет!» И я, с перепугу, снова нормально заговорил…
– Да он у тебя психиатр!– важно заметил Сергей Филиппов, протирая диоптрии с темными стеклами.
– А мы со Славиком в Гоа отдыхали летом!– похвалился одноклассник с бабочкой.– Скажи, здорово было?!
– Угу!– ответил друг, погладив свою бабочку в крапинку.– Меня там рисующий слон чуть не растоптал!
– Рисующий слон?! За что?– удивился Федюня.
– А я, всего лишь, сказал ему, что цветок криво нарисован…
– А он как погонится за Славиком!– продолжил его двойник-приятель, уминая кусок торта.– Дрессировщики еле усмирили бешеного слона, а нас прогнали!..
– Меня прогнали, Вадик!– напомнил другу Славик.– А ты в бунгало спрятался…
– А я был в Египте!– стеснительно заикнулся, было, тихий мальчик из дома напротив и смолк, ковыряясь вилочкой в бисквите с кремом.
– И что? За тобой мумия гонялась?– усмехнулся Сергей Филиппов.
– Иннокентий на верблюдах катался!– ответил за него Павлик.– И свалился в кактусы…
– Ха-ха-ха! Как это прозаично!– провозгласил с иронией юный математик с аналитическим умом.– Ваши деды, слоны и кактусы – всего лишь мелкие потрясения! Вот я испытал такое, что вам и не снилось!
– Тебя похитили инопланетяне?– догадливо спросил Федюня.
– Хуже! С ними хоть можно договориться и прийти к консенсусу в интеллектуальном плане! А это произошло на Алтае, в горах Беловодья! Мои родители – заядлые альпинисты, и они, по знакомству, снарядились в туристический маршрут по опасным местам, по которым редко кто ходит. И я тоже захотел романтики и упросил отца поехать с ними. Долетели мы до Барнаула, а оттуда добрались до пункта отправления экспедиции. Неделю мы лазали по перевалам и ущельям, и однажды на привале я надумал поудить рыбку в горной речке. Сижу с удочкой, ловлю тайменя и вдруг вижу, напротив меня стоит йети, снежный человек! Речка широкая и бурная, а он как кинется по камням на меня, а я как рванул к палаткам. Бегу и чувствую за собой его сопение, вот-вот был готов меня схватить этот дремучий питекантроп, да тут вовремя наш проводник выскочил навстречу и как бабахнет из ружья вверх! Снежный человек испугался и как сквозь землю провалился, исчез бесследно. Альпинисты все кругом обшарили и не нашли его… До сих пор не знаю, что он хотел от меня?
– Получить твой автограф!– осадил задавалу Федюня.
– Нет, он наверное пытался обсудить с тобой теорему Ферма!– произнес умный Павлик и все весело засмеялись, кроме рассказчика и Федюни. Как бы там ни было, в результате занимательной беседы, выяснилось, что уязвленное отцовской проделкой самолюбие Павлика, оказалось невинной шуткой по сравнению с житейскими испытаниями своих приятелей. Объевшись тортом, гости засели за игровую приставку и поочередно вдоволь накатались на болидах «Формулы-1». Скрипач и крепыш вошли в почетный список «смертников», чем, безусловно, потешили искушенных виртуальных ассов. Вскоре они разошлись по домам, а Федюня остался.
Отец с матерью готовили праздничный ужин для взрослых посиделок в честь сына,– должны были прийти родственники. Ребята прибрались в комнате, и Павлик пошел провожать друга.
Они вышли во двор и сели на лавочку покореженной беседки, подышать свежим воздухом. Было еще светло, где-то из запредельной окрестности доносились пьяные голоса с простецкими восклицаниями и перебранками. Суббота для местных пропойц проходила не зря.
Павлик, озябший от вечерней прохлады, застегнул наглухо курточку и попросил Федюню продолжить героическое повествование. Крепыш смачно икнул от выпитого кваса, подумал-подумал и неторопливо начал вещать про одиннадцатый подвиг своего упрямого отца:
– У моей мамани когда-то имелся дядя, брат бабани. Звали его Гера Ионов. Он давно уже умер, и бабаня вспоминала, что в их семье, этот самый Гера, был страшно непутевым, и даже каким-то чужим. В нем полностью отсутствовала жизненная хватка и смекалка. Другие в его возрасте устроились на прибыльные работы, поженились и обзавелись детишками, а Гера, словно умственно отсталый, рисовал красками картины и всю квартиру загадил. Бабаня вышла замуж за деда и уехала в далекий Узбекистан, сторожить границу. А братом овладело вдохновение, и он нарисовал кучу картин, что девать их некуда было в двухкомнатной квартире. Его заметил один настоящий художник, со смешной фамилией Рабин, и привлек Геру к выставке в Сокольниках. Он сказал, что Гера – самородок от природы и его… как там называется, когда неправильно рисуют?
– Примитивизм!– догадался Павлик, кое-что знавший про это неформальное течение в искусстве.
– Да-да, точно! И он сказал, что его примитивизм бесподобен и будет дорого стоить после смерти Геры. Особенно ему удавались собаки, коровы и быки. Он людей не рисовал, не знаю почему. А тогда трудно было тем, кто хотел рисовать не так, как надо. И ту выставку, по указу начальства, переехал бульдозер, а все работы Геры и других живописцев исковеркали и покромсали до неузнаваемости. Мой покойный родственник сильно переживал, поселился в бойлерной и спился. Он не мог больше написать ни одной картины из-за такого хамского отношения к себе равнодушного общества. И потом он умер. И вот, спустя время, в той самой бойлерной обнаружили картину с коровами. Гера написал ее перед смертью и запихнул куда-то за трубы. Ее почистили, опознали как шедевр застойного времени и назначили цену в миллион рублей! А про это, в вечерних новостях, прознала бабаня. Она расстроилась, что картина Геры будет висеть в чужой квартире, да и жадность взыграла в ней. Мыслимо ли, что мазня ее непутевого брата стоит такие огромные деньги, а сами они с дедом на маленькой пенсии. Как она посчитала, это было не справедливо! И тогда дед вызвал батяню и сказал, что картину надо вернуть любой ценой. Нестор загорелся сам провернуть это дельце, но дед, зная своего ушлого сыночка, не доверился ему. Батяня снарядился, как положено, и ровно в полночь отправился на аукцион. В армии их обучали всяким диверсионным штучкам, как, к примеру, сходить за языком или выкрасть секретные документы. И батяня там слыл большим мастером на эти задания. Он легко пробрался в здание через окно и сразу увидел в зале эту картину. На ней были нарисованы три коровы на водопое, а где-то на горизонте, еле заметно, стояла одинокая фигура пастуха. Должно быть Гера сам себя нарисовал напоследок. Батяня осторожно вырезал холстину из золотой рамы и незаметно вылез обратно. И как только он завернул за угол, на него напали какие-то мужики в масках. Батяня сорвал с одного чулок, а это оказался Нестор. Коварный дядя разозлился и вместе с тремя дружками навалился на батяню, чтобы отобрать шедевр Геры. Но мой родитель живо разделал злодеев под орех, так что они, и встать уже не смогли. Обхватил он Нестора крепкими руками и стал его душить, и тот заверещал и попросил пощады, как-никак, а все же родственник. Отпустил его батяня на все четыре стороны и вернулся к деду с добычей, даже про подлого сыночка ничего не рассказал. Бабаня несказанно обрадовалась, заперлась в комнате с картиной и всю ночь напролет проплакала, глядя в последнее послание брата. Потом об этом случае в новостях говорили, да что толку. Главное, что шедевр Геры Ионова «Буренки на водопое» остался в семье…
Чувствительному Павлику подвиг очень понравился и он чуть не расплакался. Ребята не заметили, как к ним присоседилась старушка с клюкой и внимательно подслушивала. Федюня и Павлик настороженно покосились на нее.
– А я все равно ни чего не слышу!– прошамкала она, твердо опершись на посох.– Бабушка старая и глухая! Слыхали, давеча, трех бритых подростков поймали! Они ломом банкомат ломали, так их и забрали с поличным! А вы, как я погляжу, ребята воспитанные, не хулиганы! Истории интересные сочиняете…
Павлик и Федюня ни чего не сказали в ответ назойливой старушке и сразу встали со скамейки, оставив ее в гордом одиночестве. Скрипач проводил крепыша до угла своего дома.
– Думаешь, это они?– спросил он.
– Какая разница! Все равно богатенькие родители их отмажут!– умудрено ответил Федюня и, не попрощавшись, побрел домой. А Павлик почему-то с печалью посмотрел в понурую спину друга и тоже побрел в свою благоустроенную квартиру, где его, виновника семейного торжества, должно быть, заждались.
Подвиг 12. Подлинный бой батяни со змеем болотным
Вскоре, после дня рождения, родителям Павлика предложили вакантные должности в Новосибирском научном городке, с предоставлением жилплощади. Не взирая на государственную программу по инновациям и организации научного городка в Сколково, их не нужные, в коммерческом мегаполисе, изыскания в области теоретической и прикладной физики заинтересовали тамошнего профессора, и они с радостью согласились на его приглашение. Сборы были не долгими…
Накануне отъезда, скрипач встретился с Федюней. Погода, в середине ноября, на удивление, была теплая. Солнце из последних сил пригревало пожелтевшие кроны деревьев, нехотя расстающихся с увядающей листвой, а народ сновал туда-сюда в своей высокомерной суете, топча их и не замечая непостоянства этой жизни. Павлик предложил съездить в центр столицы и насладиться напоследок красотой древнего Кремля и заодно посмотреть почетный караул. Они без приключений доехали до площади Революции, и вышли на Красную площадь. Ребята наконец-то дождались, с боем курантов, каждодневного военного ритуала с чеканной дробью подкованных сапогов, и всласть наглазелись на торжественный развод вооруженных солдат, вымуштрованных до безупречности. Потом они двинулись по Тверской, и равнодушно проследовали мимо «Макдональдса», но на Пушкинской площади купили блины и бутылочку очаковского кваса. На Садовой Триумфальной мальчики свернули и, перейдя Садовое кольцо, побрели по Долгоруковской улице.
– Смотри, «Союзмультфильм»!– удивился Павлик.– Знакомый отца здесь работает художником! Он говорит, что скоро их выселят из этого здания…
– За что? За неуплату долгов?– спросил Федюня.
– Да, нет! Раньше тут была церковь, и теперь священники хотят ее вернуть назад.
– Им, что церквей мало? А рисовать мультики будут где?
– Где-где, на бороде!..
– На поповских, что ли?– сострил Федюня. И друзья дружно рассмеялись удачной шутке.
– Давай, зайдем!– неожиданно предложил Павлик.
Но в обшарпанное здание их не пустили бдительные охранники, сказав, что экскурсии здесь проводят запланировано, с группой. И разочарованным мальчикам ни чего не оставалось, как продолжить путь до метро «Новослободская». Там они все же не выдержали искушения, и зашли в «Макдональдс». Взяв по гамбургеру и один стакан «кока-колы», забрели во дворы и наткнулись на знакомого замоскворецкого отшельника в изношенной и засаленной шинели. Нисколько не испугавшись его, Павлик и Федюня самоотверженно присели на лавочку рядом с ним и угостили его гамбургером. Тот деликатно отказался и тихо промолвил:
– У меня уже есть еда!– и захрустел грязной морковкой.
Они, молча, сидели втроем, пополняя свои желудки излюбленной пищей, и праздно глазели по сторонам.
– И чему вас теперь учат в школе?– вдруг уныло спросил Савелий, вспомнив свое тяжелое детство в тоталитарном обществе, существовавшем по указке сверху.
– Что надо быть самим собой!– сглотнув кусок гамбургера, бойко отчитался скрипач и поправил сползшие очки.– Только так можно добиться успеха!
– Человек остается самим собой тогда, когда досконально знает себя!– грустно заметил городской бродяга.– Это лучший урок жизни и подвиг подвигов…
– А его отец совершил двенадцать подвигов!– похвастался Павлик, кивнув на Федюню, высасывающего с протяжным хлюпом последние капли «кока-колы» из пластикового стакана.
– Можно свершить тысячи подвигов!– изрек печально Савелий.– Но ни один из них не будет стоить одного, самого главного!
– И какой же?– взбодрился Федюня.– Любить Родину, как своих любимых батяню с маманей?
– Стать достойным гражданином своей страны?– предположил, в свою очередь, юный патриот Павлик.
– Это всего лишь следствие мыслей и поступков слепцов ведомых слепыми праведниками. А главный подвиг – это познание самого себя! Исследование своего тела и ума, в процессе которого изнутри исходит глубокое понимание, что они иллюзорны и не являются надежным прибежищем мечущегося духа, привязанного к прежнему опыту чувственных удовольствий! Вот настоящий подвиг, и сам он есть безотносительное блаженство, наполненное нетленным светом всеприятия, любви и милосердия!..
Дети часто заморгали, мало, что понимая в мудреных словах странного человека с затвердевшими дредами, но, боясь показаться не вежливыми, внимательно слушали его проповедь.
– Истинно мудрый и свободный человек – это тот, кто не имеет своего пространства и не нуждается в чужом. Он всегда пуст и равнодушен, то есть, одинаково относится ко всем с равным состраданием… Ведь тот, кто не равнодушен, тот обычный маньяк, ибо то что имеется – нуждается в подпитке и пополнении своего завоеванного пространства стяжания и присвоения из-за страха Пустоты – истинной природы всех живых существ… Не из-за нее страдает человек! Убежденный больным обществом в бытии своей самосущей души и наделенный эфемерными качествами «вечного существования», глупец страдает из-за страха потерять свою искусственную сущность. Он всячески сопротивляется этому, путем насыщения себя мирскими и около духовными утешениями, ложными в своей основе и потому не приносящими ничего, кроме страдания. Можно обманывать себя слепой верой, но будет то, что будет! Всем воздастся по их мыслям, речам и деяниям! Просветление ума происходит раз и навсегда, а Воскресение господне – каждый год и бестолку!..
Казалось, городской пророк выдохся, испустив из себя остатки искрометного фонтана ни кому не нужной мудрости, но затем, как на последнем издыхании продолжил:
– Глупые и злые люди заново впали в язычество – ставят свечки святым и вымаливают у них благо. Они не понимают, что святой – это бывший глупый и злой человек, ставший добрым. Он отказался от себя и живет ради других. Он не может стать снова злым, стяжающим и присваивающим, потому что все мосты сожжены! За этот образ жизни он получает насмешки и больные тычки, но после смерти его возносят в святые. К примеру, кто из вас хочет стать святым?
Павлик и Федюня, застигнутые врасплох этим трудным вопросом, не издали ни звука: кому хочется таких сомнительных подвигов, которых и врагу не пожелаешь?
– Вот и все так молчат и вращают грешными глазками по сторонам! Бояться познавать свой ад под названием «самосушая душа»…
Савелий замер, отрешенно глядя неизвестно куда. Федюня надул губы и думал о батяне с маманей. А Павлик, в меру своего понимания, ни с того, ни с сего, простодушно ляпнул:
– Узнать все это, и попасть в сумасшедший дом!
Савелий с безобидным вздохом встал и, взглянув на мальчиков, терпеливо произнес:
– А кто в этом выдуманном мире не сумасшедший?.. Вы еще малы для подобных размышлений, но потом, не тратьте бездарно время! Когда повзрослеете, может быть, узнаете, что это так! А напоследок, послушайте стишок:
По небу плыли облака,
За ними вслед тянулись тучи,
Они уйдут с грозой гремучей
И вновь проглянет Пустота.
В круговороте отношений -
Взаимных радостей, обид,
Мы просто призрачные тени
На тленной форме пирамид.
Когда ты всуе помнишь это,
Ты ценишь хрупкость бытия.
И муравьишку-непоседу
Не отличаешь от себя…
Притихшие мальчики медленно переваривали незатейливый стишок, а Савелий неожиданно взвыл так, что Павлик и Федюня вздрогнули:
– Ау-у-у-у! Уйду я от вас всех… в Гималаи!!! Ом мани падме хум!
С последними словами, он взмахнул растянутыми рукавами потасканного свитера из-под армейской шинели и ушел через арки подворотен навсегда, даже не оглянувшись. А беззаботные ребята, придя в себя и не теряя надежды на будущее, вернулись в свой спальный район, безумно довольные своей поездкой в центр.
Павлик быстро сбегал домой, вернулся запыханный и подарил крепышу старенький ноутбук ко дню будущего рождения. Федюня на радостях сказал:
– Пойдем, я наконец-то познакомлю тебя с батяней!..
Смущенный скрипач не пошел, боясь разочароваться. Он решил оставить в своей памяти непобедимый образ отца Федора таким, каким сложился по долгим рассказам. И пусть он был далек от образа мифического Геркулеса по насыщенности испытаний, но в одном очень важном качестве превосходил его – в самоотверженном героизме ради любимой женщины!
– Лучше, дорасскажи про последний подвиг отца!
– Да что тут рассказывать! Дед сам устал от приставучего батяни, и не знал уж, как от него отделаться. Он считал, что его дочь не ровня ему, и в душе мечтал выдать ее за холостого генерала в отставке. И тут, к нему на дачу, прибежал переполошенный колхозник Прохор, бывший прапорщик, и стал слезно жаловаться. Из его сбивчивых слов, дед понял одно: с батяней можно покончить раз и навсегда. А дело было вот в чем. У колхозника стали пропадать коровы и односельчане решили выйти из общего хозяйства и перейти в собственники, то есть в кулаки. Колхозник предполагал, что виной всему – чудище болотное, о котором издавна шла молва, да только никто не верил, кроме самой старой жительницы соседней деревни – сварливой бабки Аграфены. Она рассказывала, что в древности Илюша Муромский не добил гадину, та уползла в болота и там затаилась на века. Теперь она очухалась и опять взялась за старое – пожирать скот, и даже не гнушалась полакомиться плотью праведных христиан. У бабки спросили, мол, почему же тогда никто из местных не пропадал. "Потому, что вы – нехристи, даже змей воротит от вас нос, отравиться боится!" Все только посмеялись над ней, деду тоже слегка потешился. Но нынче он поверил, потому что это был его последний шанс. И вредный старик послал Нестора за батяней, а батяня послал его подальше, куда Макар телят не гонял. Дядя насупился, поигрывая бицепсами, трицепсами и прочими накаченными мышцами, и сказал, что его папаша решил окончательно поставить точку в затянувшейся истории и дает свое согласие на женитьбу, но после еще одной услуги. И рассказал в подробности о чудище. Батяня не поверил и все-таки поехал, чтобы на месте проверить сказочную байку. На даче, дед на полном серьезе, вручил родителю кузнечный молот и серп и указал направление к гиблым болотам. Батяня позвал с собой Нестора в помощь, но его папаша не пустил, побоялся за жизнь своего любимого сыночка. Да и сам Нестор не рвался в герои. Тогда батяня плюнул на будущих родственничков и пошел совершать подвиг один. Добрался и стал ждать. День ждал, весь покусанный комарами, второй, а на третий из болота вылез змей о двенадцати головах!..
– В мифе о Геркулесе змей был с восемью головами!– подметил очкарик.
– Эх, ты, балда ученая!– сказал мягко и снисходительно Федюня. – То у твоего Геракла, а это – у батяни! Нашел с кем сравнивать! Ты слушай дальше и не мешай! Зашипели двенадцать голов, пыхнули огнем, и набросился змей на батяню. Опутало чудище ноги родителя и давай его валить, а он стоит как скала, даже не шелохнется. Взмахнул молотом и сшиб одну голову, серпом другую и так все их и посносил, кроме одной. Завыл лютый змей и шмыгнул в болото и больше никогда даже носа не высовывал. Вернулся батяня, а дед заскрипел протезами зубов от злости и дал свое отцовское согласие на женитьбу. Потом была свадьба, гуляли тридцать дней и три дня, а через три месяца и я родился, хоть я сам водку с вином не пил, а до сих пор чувствую их вкус, аж, противно!.. Сроду в рот не возьму эту гадость…
– Ну, ты совсем заврался!– усмехнулся Павлик.– Твой змей – полная фигня! Такого быть не может!
– А это может?!– воскликнул Федюня и выудил из рюкзачка огромную закаменевшую штуковину, отдаленно напоминавший клык динозавра. Ошеломленный Павлик взял в руку тяжелую улику, снял очки и, поднеся ее к близоруким глазам, тщательно осмотрел.
– И где ты стянул этот экспонат?– прищурено спросил он крепыша.
– Не стянул, а батяня дал, Фома неверующий!– обиделся Федюня и забрал обратно весомый аргумент.
– Ладно!– успокоил его скрипач.– Кому-кому, а тебе поверю! Ты же мой друг, а друзья должны доверять друг другу!
На этой высокой ноте они тепло распрощались и Павлик ушел. А на утро и вовсе уехал из Москвы…
Может быть потом, по прошествии многих лет, они и встретятся. Но с полной уверенностью можно сказать одно, что это будут другие люди, настороженные и битые жизнью, и уже не такие непосредственные и веселые, какие были прежде. Увязшие в личных заботах, они пройдут мимо в снующей толпе и не узнают друг друга. А может, все-таки, приметят и вспомнят, что маловероятно, или, на худой конец, сведутся на сайте «Одноклассников». Кто его знает, как все сложится, если, конечно, возникнет в этой встрече обоюдная нужда…
