Kitabı oku: «Нигредо. Книга II», sayfa 3

Тоже нет. Разве что пара санитаров, которые забирали тело сумасшедшего из моего дома. Возможно, лечение происходит несколько иначе…

«Почему здесь есть только военные и вооруженная охрана? Камеры на каждом углу, и полиция на въезде в город? Почему мобильная связь работает выборочно, а доступ в интернет и вовсе закрыт?»

Забота о безопасности резидентов. Вальдеварт – курорт, а не психбольница. Да, здесь все довольно странное. Напоминает какую-то театральную постановку, и…

«Разве театральные постановки подразумевают расстрел актеров охраной и реальные смерти?»

Конечно, нет. Вальтер был опасен. Лечение ему не помогло. Но я ведь снова начал писать. Осталось совсем немного, и моя новая книга выйдет в печать. Крупным тиражом. «МолоХ», чем бы на самом деле он не занимался, помог мне вернуть вдохновение!

«Ты знаешь, о чем ты пишешь, Лоренц? Какой сюжет выстроил, каких персонажей ввел? О чем твоя книга? Поэтому ты никому не показываешь ее? Скажешь, будто не хочешь, что бы кто-то видел твой черновик? Не ври мне. Я внутри твоей головы. Мне известна каждая твоя мысль. И то, что ты вложил в свою книгу мне тоже известно»

Я не боюсь «МолоХа». Я хочу помочь Николь и закончить свою книгу. Больше ничего уже не играет роли. Только как отсюда уехать, когда мост на материк перекрыт…

«Тогда это уже тюрьма, а не курорт. Ты понимаешь, что ты можешь сделать, если докопаешься до истины? Справишься сам, или тебе подсказать?»

Мысль была внезапной и ошеломительной. И принадлежала кому-то другому. Кто-то безмолвно произнес эту фразу ему на ухо, беззвучно шепнул в оглушительной тишине. Снова этот голос, бесплотный, холодный, непереносимый – и чужой. Лоренц вслушивался в него, как в утихающие отзвуки эха, которые разносились под сводами его черепа. Голоса в голове. Разве это не верный признак психической болезни? И разве он сейчас не в том месте, которое должно защитить его?

«У тебя почти собрана полная картина. Осталось только сложить все факты в надлежащем порядке. Только нужно ли тебе на самом деле то, что получится?»

4.

Гостиничные номера всегда казались Лоренцу похожими на опустевший кокон. Одинокая гусеница, которой внезапно потребовалось стать бабочкой в определенном городе, спит на твоей кровати, чистит зубы перед твоим зеркалом, оставляет свои вещи в твоем шкафу, разговаривает по твоему телефону и рано или поздно выходит за дверь. Иногда – за окно. Зависит от того, что задумала эта гусеница, и как далеко она готова зайти, что бы стать бабочкой, в конце концов.

Странное чувство брезгливости поселилось в нем с первого взгляда на выделенные ему апартаменты. Дело было даже не в грязных отклеившихся от стены обоях, мутном окне с пыльными занавесками, сколотой раковине или сломанной крышке унитаза, а в чем-то другом. Чуть более глубоком и интимном.

Сияющий краской и благоухающий цветами, очищенный от грязи и пыли Вальдеварт казался таким только с первого взгляда. Допотопные серые декорации за основной сценой, которые не должен был видеть ни один резидент, теперь открывались ему во всей красе. Это как заглянуть в замочную скважину, в дальнюю комнату, которую родители зачем-то держат закрытой. Может, опасаются, что потолок внезапно упадет тебе на голову, или прячут там что-то такое, что ты не должен видеть. Труп сестры, тайную лабораторию, секс игрушки, в конце концов. Тонкая грань между паранойей и любопытством, которую можно легко перерезать ножницами. Мертвая гостиница в Вальдеварте, совершенно не подготовленная к приему гостей, все больше напоминающая дырявую картонную коробку, оставленную в чулане, была как раз такой замочной скважиной.

Когда Лоренц открыл ноутбук, пока Николь пыталась справиться с намокшими от дождя волосами, первое, что он увидел – три непрочитанных сообщения, висевших в закрытом чате. Новости от Варина. Больше всего Лоренцу хотелось верить, что это не новые изменения в договоре с издательством, или очередная проблема с налогами. От таких известий не приходится ждать ничего хорошего, можно и привыкнуть, но первое сообщение было совсем другим.

Кажется, литературный агент не до конца осознавал значимость всего происходящего, и ответил с недоумением. Совсем не в своем стиле.

«Не смог до тебя дозвониться. Может, как-то связано с вашими дождями в Вальдеварте или магнитными бурями. В файле найдешь все, что мне удалось собрать. Ради этого пришлось задействовать знакомых из исторического клуба в Берлине. Вышло в копеечку. Кто бы подумал, что информация о такой дыре, как Вальдеварт может стоить так дорого? Можешь гордиться – это эксклюзивный материал. Не знаю, зачем оно тебе понадобилось, но надеюсь, ты расскажешь при встрече. Буду в Вальдеварте на следующий день после Ярмарки

Красный цвет. Номера мешков пропали. Не могу найти ни в одной базе. Могу записать по памяти».

Следующее сообщение было еще короче: «Звонила Марлис. Хочет с тобой увидеться. Мне удалось уладить ваше дело с разводом через юристов. Я сказал, что передам тебе»

В третьем письме шел небольшой текстовый файл и несколько сканов. Черт побери, и все они поданы «МолоХу», на блюдечке с голубой каемочкой. Лоренц физически ощущал, как уходит время. Если «МолоХ» поймет, что он узнал правду, то ему несдобровать. Он станет всего лишь еще одной статистической единицей в сухой хронике города. Пропадет так же, как и все остальные. Все еще не осознавая всей значимости прочитанного, Лоренц щелкнул по файлам в письме, ожидая, пока редактор развернет написанное на весь экран.

Выдержка из «История Германии и тайн ее окружающих». 1968 год.

«В 1736 году, маленькое поселение Вальдеварт навеки запомнило одно удивительное событие. В этот год на поселение обрушился гигантский метеорит, который привел к возникновению загадочного черного леса Шварцвальд за одну ночь.

Вальдеварт, расположенное в горной местности и рекой Страуб, было спокойным и уютным местечком. Местные жители занимались земледелием и скотоводством, а их жизнь текла медленно и размеренно. Однако, ночь 15 июня 1736 года навсегда изменила их обычный образ жизни.

Около полуночи, яркий свет проник сквозь ночную темноту, и огромный метеорит врезался в землю неподалеку от поселения. Земля затряслась от силы удара, а световые вспышки осветили небо на десятки километров вокруг.

Удар метеорита был такой грандиозной силы, что его последствия ощущались не только в поселении, но и во всей округе. Местные жители с ужасом наблюдали, как огромный огненный шар пронзил темноту и погрузился в землю.

Утром следующего дня, жители Вальдеварта обнаружили, что вокруг места падения метеорита возник загадочный и необъяснимый густой лес. Раньше там были только поля и небольшая роща, а теперь огромные черные деревья эффектно вздымались ввысь.

Черный лес Шварцвальд произвел на всех сильное впечатление. Его деревья были необычным черного цвета, похоже, словно они поглощали свет. Листья на них были также черные и густые, а стволы выглядели так, словно инкрустированы обсидианом. Воздух вокруг леса казался пропитанным тайной и мистикой.

Никто не мог объяснить, каким образом метеорит вызвал такое странное явление. Ученые и исследователи приехали издалека, чтобы изучить этот феномен. Однако, их попытки разгадать загадку черного леса Шварцвальд так и остались безрезультатными.

С течением времени, жители Вальдеварта освоились с новым лесом. Они нашли способ использовать деревья для постройки и отопления, и в конечном итоге, черный лес Шварцвальд стал основным источником дохода для всех жителей поселения. Лес стал объектом интереса туристов и исследователей, которые устремлялись сюда, чтобы увидеть этот уникальный черный чудо-лес своими глазами.

Сегодня поселение Вальдеварт и сам Шварцвальд, остаются популярными туристическими местами. Чудесный лес продолжает привлекать людей своей загадочностью и необычным черным окрасом. Вальдеварт с гордостью сохраняет свою историю и демонстрирует миру, как маленькое событие может привести к появлению невероятных и красивых вещей, даже если вначале они кажутся загадкой»

Выдержка из книги «Черный и еще чернее. Психология в разрезе» 1901 год.

«…У людей, сосланных на лесоповал, проживавших в глухом лесу, близ Страуба, в 1820 году, можно было заметить изнурение, тяжелую депрессию и страшное истощение. Эти люди пережили одну из самых ужасных эпидемий в истории – эпидемию кошмаров.

В начале девятнадцатого века, необъяснимая эпидемия охватила Шварцвальд, и ее мрачные последствия оказались непоправимыми для жителей Вальдеварта – крохотного поселения на берегу реки.

«Die Pest des Grauens». Чума ужаса. Симптомы включали ночные кошмары, бессонницу и чудовищные видения, которые преследовали людей наяву. Люди рассказывали о том, что видели мертвых, встречали убитых родственников и друзей, слышали голоса, различали стоны, сталкивались с чудовищами, раздиравшими их близких на куски. Грань между сном и реальностью перестала существовать. Как можно отличить одно от другого?

Паника и страх, обусловленные эпидемией кошмаров, привели к дальнейшей изоляции этих людей. Они избегали контактов друг с другом, боясь передать или получить Die Pest des Grauens, которая казалась неизлечимой. В результате, они стали жить в полной самоизоляции, один на один, со своими собственными кошмарами и демонами.

Медицинское сообщество того времени было бессильным перед такой неизведанной и страшной эпидемией. Отсутствие понимания причины и лечения делало борьбу с эпидемией кошмаров еще более сложной. Были сделаны несколько попыток привлечь врачей и научных исследователей, но они показались бесперспективными. Лишь немногие медики решились пойти в лес Шварцвальд, чтобы исследовать и помочь страдающим.

Среди этих смельчаков был доктор Фридрих Шмидт – известный врач и психиатр, специализирующийся на изучении сновидений и психических расстройств. Прибыв в лес Шварцвальд, доктор Шмидт начал проводить наблюдения, изучать поведение и состояние местных жителей.

Спустя некоторое время, доктор Шмидт пришел к выводу, что эпидемия кошмаров была вызвана сильным стрессом, который в свою очередь привел к психическим расстройствам. Он считал, что это было следствием длительного ментального давления, жизни в постоянном страхе, и вынужденной изоляции, характерной для жителей Шварцвальда.

Доктор Шмидт начал предлагать различные методы лечения и поддержки для больных. Это включало в себя психотерапевтические сеансы, обработку их кошмаров и личных травм, а также медикаментозное вмешательство.

Постепенно, благодаря его терапии, состояние пациентов начало улучшаться. Люди начали разговаривать друг с другом, делиться своими страшными сновидениями и, через призму единства, сталкиваться с их собственными кошмарами. Этот коллективный подход к лечению, в сочетании с терапией доктора Шмидта, позволил им постепенно преодолеть невероятную эпидемию.

Die Pest des Grauens в Шварцвальде 1820 года, стала для нас трагическим напоминанием о значимости психического здоровья, важности поддержки и социального взаимодействия. Благодаря упорству и изобретательности доктора Шмидта, больные смогли преодолеть эпидемию и начать новую жизнь. Цена такого эксперимента составила больше полутысячи душ. Самая гигантская братская могила за всю историю существования Германии до сих пор покоится в сердце Шварцвальда в назидание потомкам.

Власти признали Вальдеварт непригодным для жизни. Город оставлен, население эвакуировано. Места, неподвластные человеку, умеют и могут долго хранить свои тайны»

Лоренц промотал документ до конца, впитывая каждое слово. То фактов слишком много, то фактов вовсе нет. И все же, он что-то упускает. Что-то жизненно важное.

Выдержка из хроник города «Да будет тень» 1835 год.

«В захолустной деревеньке, где время, кажется, остановилось сотни лет назад, находится загадочное чернильное дерево. Уже много лет оно привлекает внимание местных жителей и паломников, желающих разгадать его тайны. В регионе Древней Земли, в Южной Германии, известного своими пышными лесами, это древо стало источником множества легенд и преданий.

Как католический священник местной церкви, я слышал об этом чернильном дереве немало историй, переданных из поколения в поколение. Считается, что древо возникло на месте битвы между силами добра и зла, и его корни проникают в самые глубины подземного мира. Одна из легенд гласит, что каждый год высвобождается одна капля чернил, которая падая на землю, способна принести с собой как огромное счастье, так и чудовищные разрушения. Другая говорит, что черная смола дерева целебна, и способна излечить от любого недуга. Третья уверяет, чернила – это символ мирской боли, ибо именно в этом месте произошло что-то ужасное. Именно здесь, если верить россказням, сорвалась с неба и упала звезда Полынь.

Сколько людей – столько и мнений. Как здесь выделить одно?

Я не знаю, какое из преданий истинно, ибо все они, как я думаю, отдают ересью. Мое мнение на этот счет нерушимо: на все воля Божья, и следует относиться к данному феномену, как к настоящему чуду.

Однако, все чаще встречаются те, кто считает чернильное дерево проклятым. По легендам, некие темные силы, обитающие внутри дерева, обладают сверхъестественными способностями и пытаются проникнуть в наш мир. Они хотят дотянуться до людей, схватить их, и забрать их в свои костяные дворцы, глубоко под землей, спрятанные под Чернильным Озером.

Во время службы, я неоднократно слышал упоминания о людях, сгинувших в близости загадочного дерева. Местные жители верят в эти вымыслы, предостерегают других от прогулок и вылазок в те опасные места.

Не смотря на множество тайн, которые скрывает чернильное дерево, мне, как священнику, было важно найти более глубокий смысл, и истинную природу его существования. Я уверен, что все исходит от силы природы. Даже выше – от Создателя всего сущего! Издревле, дерево было символом жизни. Знамение, способное подарить знание и благополучие всем людям, которые придут к нему с чистым и открытым сердцем.

Мною было решено провести ритуал вокруг чернильного дерева, чтобы призвать силы добра и пролить благословение на окружающих. Сотни людей собрались на поляне Шварцвальда, чтобы стать свидетелями этого особенного мероприятия. Взрослые мужчины и женщины, дети и старики.

Под влиянием моего воззвания, дерево, казалось, заговорило со мной. Я услышал голос природы, сказавший мне, что чернила взывают к человечеству, чтобы найти в них добро и истину. Оно напомнило мне, что только через единение с природой и небесной чистотой, можно обрести свет и мир. В моих руках появилась старинная книга с предсказаниями, которые, как я понял, указывали на то, что чернила дерева смогут изменить ход истории, если будут использованы для благих целей.

Теперь, я верю, что чернильное дерево – это символ надежды и просвещения. Чернила его – священны. Кто знает, какой текст можно написать этими чернилами, и какое события это за собой повлечет. Возможно, мое стремление, как священника Вальдевартской церкви, сообщать о благословении чернильного дерева было не случайным. Я думаю, мне предназначено стать хранителем тайны и сделать все возможное, чтобы поделиться истиной. Дать моим прихожанам и всем другим, возможность причаститься к этому прекрасному источнику.

Есть, правда, кое-что, что по-прежнему беспокоит меня. И чем больше я об этом думаю, тем более важным для меня это становится. Странный, неземной черный цвет. Бог никогда не создал бы такого. Что-то здесь не так.

Немного ниже приписка, выполненная дрожащей рукой:

«Взрослые, дети и старики. Все, кто присутствовал на ритуале…

Не выжил никто. Мертвые зовут меня».

5.

– Вот, что еще мне удалось найти. «МолоХ» выкупил здесь землю в 1950, но начал работу в Вальдеварте с 1957 года, – рассказывала Николь, пытаясь согреть озябшие пальцы о горячую кружку с чаем, – Реставрация, перепланировка, застройка пустых участков – все это заняло еще четыре года. Первые резиденты медицинского комплекса прибыли на Ярмарку Чернил в 1961 году. Тридцать человек. Тогда еще «МолоХ» не сосредотачивал свое внимание на творческих людях, и учреждение куда больше напоминало психиатрическую клинику. Хайгер обещал революцию в психиатрии, и предпочитал работать с наиболее опасными пациентами, среди которых были не только безобидные аутисты, но и психопаты, маньяки, шизофреники и пироманы. То место, где сейчас располагается городской музей, в те времена было центральным комплексом лечебницы, где содержали особо буйных и потенциально опасных преступников. Многие тюрьмы не желали брать на себя ответственность, а психбольницы не могли справиться с такими пациентами. Все по классике жанра: высокие стены, надежная ограда, КПП на каждом въезде и выезде.

– Не слишком-то правила поменялись, как я погляжу.

– Так или иначе, но правительство курировало проект Хайгера, продвигало его, выделяло бюджет на закупку оборудования и аппаратуры. Удобное сотрудничество для обеих сторон, если подумать.

– Власти избавлялись от преступников, а Хайгер получал новый материал для изучения. Хорошая схема.

– Только до определенного момента. В 1990 году правительство отказалось финансировать проект, произошел раскол, и часть сотрудников «МолоХа» покинула Вальдеварт. Подробности этого дела не разглашаются. Скорее всего, Хайгер потребовал слишком много, или власти попытались внести в его планы свои коррективы. Душевнобольные, которых поставляли тюрьмы, были переведены в Берлинские клиники, а «МолоХ», временно затих.

– Ключевое здесь – это слово «временно». Я прав?

– Именно. Спустя восемь лет, правительство снова обратило внимание на Вальдеварт. Хайгер, к тому времени уже лежал в могиле, а его место перешло совету директоров, которые не придумали ничего другого, как переоборудовать психлечебницу в санаторий. Деньги, получаемые от государства, были настолько крохотными, что едва позволяли сводить концы с концами. Откуда брать новые инвестиции, если не с приезжающих богатеев?

– И тогда «МолоХ» решил сосредоточиться на помощи писателям и художникам?

– Они это называют богемной интеллигенцией. Но в остальном – все так. На данный момент, через Вальдеварт прошло около полутора тысяч человек, если брать в расчет самых первых пациентов.

Лоренц рассеяно открыл пачку сигарет, посмотрел вовнутрь, скривился.

– А этот список фамилий из музея? Сколько их там?

– Сто шесть человек. Выставка всех резидентов Вальдеварта за последние десять лет. Если подумать, то дела у «МолоХа» шли не слишком хорошо. Там десятки картин, пара-тройка стихотворных сборников, несколько статей, полсотни скульптур и фигурок. Ничего сверхъественного, что запомнилось бы, или бросилось в глаза. Я записала всех, кого увидела. Все в хронологическом порядке.

Лоренц пробежал глазами безликие фамилии, пытаясь разобраться в угловатом почерке Николь, пожал плечами.

– Мне они не знакомы. Я, быть может, и далек от светской жизни и изысканных выставок, но…

– Скажи еще раз, что именно ты хочешь найти. Я – журналистка, ты забыл? Информация как таковая, и поиск этой самой информации – моя работа.

Лоренц аккуратно передал лист бумаги, покосился на экран открытого ноутбука, шумно вздохнул.

– Мне нужно узнать, что стало с этими людьми. Со всеми, из этого списка, кто бывал в Вальдеварте и работал с «МолоХом». Можешь это устроить?

Николь настолько внимательно наблюдала за ним, что даже забыла о чае, и даже не поднесла его ко рту.

– Я найду тех, кто был здесь раньше, и соберу полный список нынешних резидентов. Я сделаю это для тебя, можешь не волноваться, – голос ее звучал ровно, но Лоренц все равно уловил в нем насмешку. Он осуждающе взглянул на нее.

– Ты снова считаешь, что у меня паранойя и мания преследования.

– Может быть, и не считаю. Если ты сможешь сформулировать свои идеи правильно, я могу тебя и поддержать.

– Мне кажется, что все дело не в Вальдеварте, а в Шварцвальде и Чернильном дереве. Возможно, что-то психотропное содержится в самих чернилах. Что-то такое, что позволяет не просто повысить свой творческий потенциал, но и вывести его на новый уровень. Знаешь, что-то вроде стимуляторов…

– Ты думаешь, «МолоХ» нас пичкает наркотой?

– Именно это я и хочу понять. Идиотские тесты, экскурсии и мероприятия не помогают вдохновению, а только сильнее отвлекают от работы. И тем не менее, прорыв очевиден. Я не мог написать ничего больше шести лет. А теперь мой новый роман почти готов. Корнелиус готовит выставку скульптур, Николас Ройтер жалуется на недостаток чистых холстов…

– …Вальтер Беккенбауэр сошел с ума.

– Возможно, он докопался до истины немного раньше нас. Или вся эта дрянь в пище и еде действовала на него иначе.

– А как же я? Я еще даже не начала писать статью. Идей много, но нет ни единого очерка.

– Резистентность организма? Зачем они берут медицинские справки с каждого резидента, как ты думаешь?

– Без понятия. Продолжай.

– Итак. Вернемся к теме идей и вдохновения. Прошло чуть больше месяца. Я хочу понять, откуда такое рвение? Творчество – спонтанно. Оно, как стихия. Как огонь, или волна, которую несет к берегу. Невозможно писать по заказу, не превращая искусство в ремесло. А здесь, творчество стало физической потребностью, такой же, как сон или прием пищи. Не помню, что бы писал так усердно со времен печати в Берлине.

– Ты так и не скажешь о чем твоя новая книга?

– Нет, – отрезал Лоренц, но тут же спохватился и добавил, – Осталось совсем немного. Всего пара глав. Но я уверен, что это произведет революцию в литературе. В таком ключе, как я, не пишет никто. Ну, или, возможно, никто не пишет. Но давай вернемся к начальной теме. Что ты думаешь по поводу моей идеи?

– Бредово, – вздохнула Николь, отхлебнув чая, – Слишком запутанная схема. И достаточно сложная. Даже если в чернилах содержатся какие-то химические соединения, они не могут постоянно находиться в организме. Люди приезжают и уезжают. Соответственно, если отталкиваться от твоей теории, творчество пойдет на спад, как только стимулятор перестанет поступать…

– Люди исчезают здесь, Николь. И я не хочу, что бы это произошло с нами.

Она нежно взяла его за руку, успокаивая.

– Милый, я тоже считаю, что с «МолоХом» не все в порядке. Я уверена, что под маской лазарета есть что-то еще. Но ты слишком сгущаешь краски. Все, что ты рассказываешь – нереально. Я думаю…

– Правильно думаешь, – подхватил Лоренц, – Именно поэтому я хочу понять, что стало с теми людьми, которые были в Вальдеварте до нас. Взгляни на этот список. Если эти люди продолжили творить, их имена должны возглавлять рейтинговые таблицы, звучать по радио и телевидению…

– Без интернета и доступа к базам данных, на поиск информации может потребоваться время. Я могу попытаться что-то найти, но…

– Еще тринадцать дней до Ярмарки, – перебил ее Лоренц, – Какое счастливое число.